Зритель любит детективные фильмы. Приятно смотреть картину, заранее зная, чем она кончится. Вообще, лестно чувствовать себя умнее авторов…
Жители столицы утверждают, что эта невероятная история произошла в Москве. Одесситы настаивают, что она случилась именно в их прекрасном городе. Ленинград и Ростов-на-Дону с этим не согласны. Семь городов хвастают этим, точно так же как семь городов называют себя родиной Гомера. Надо сказать по секрету, что неизвестно, где происходила эта история и происходила ли она вообще…
Итак, стояла темная ночь. Накрапывал дождь. Тускло светили редкие фонари – зачем освещать город, когда все равно темно?
По обе стороны улицы молча высились дома-близнецы с черными провалами окон. Но одинокий прохожий с портфелем в руках шагал уверенно. Было совершенно очевидно, что он знал, куда и на что идет! Около ворот одного из домов прохожий остановился и огляделся по сторонам. Глаза его, как водится, горели лихорадочным блеском. Он прижался к стене, стараясь остаться незамеченным. Это ему удалось. Затем он вошел во двор. Огромная тень скользнула по белой плоскости дома. Неизвестный подкрался к стоящему в самой глубине двора типовому гаражу и снова огляделся. Здесь было так темно, тихо и пустынно, что невольно хотелось совершить преступление.
Первым делом злоумышленник достал из портфеля бутылку с подсолнечным маслом и, аккуратно открыв пробку, полил им замок и петли ворот гаража. Потом он надел перчатки и, вынув из того же портфеля отмычку, вскрыл замок. Подсолнечное масло было высшего сорта, и ворота гаража распахнулись бесшумно. Неизвестный перевел дух…
В это время на шестом этаже беспокойно ворочался в постели Филипп Картузов – неправдоподобно толстый человек. Ему снилось, что у него угоняют машину. Это был тот редкий случай, когда сон в руку!
Услышав звук заведенного мотора, Филипп проснулся и, вскочив с кровати, подбежал к раскрытому окну.
Из его собственного гаража выезжала его собственная «Волга»!
– Угоняют машину! – беспомощно закричал Филипп. Как был, в одних трусах, он скатился вниз по лестнице и выбежал под дождь. Машина приветливо подмигнула своему бывшему хозяину красным огоньком и скрылась. В этот момент у места происшествия, конечно совершенно случайно, не оказалось ни одного милиционера. Зашлепав босыми ногами по лужам, потерпевший припустился к перекрестку.
На углу в стеклянном стакане дежурил регулировщик. Не подозревая ничего дурного, он только что дал зеленый свет украденной машине. Увидев голого человека, милиционер с нескрываемым любопытством высунулся из своего стакана и сочувственно спросил:
– Вас раздели?
– У меня угнали машину!
– И раздели?
– Нет, я сам!..
В настоящем детективе регулировщик, как Тарзан, выпрыгнул бы из стеклянной будки и, с размаху угодив в седло мотоцикла, устремился в погоню.
– А ну дыхните! – привычно приказал милиционер.
Картузов покорно дыхнул. Он не в первый раз дышал в лицо милиции. Не учуяв алкоголя, регулировщик стал звонить куда надо… На милицейские посты всех шоссе, убегающих из Москвы, был сообщен номер украденной «Волги».
А виновница торжества мчалась в южном направлении. Фары редких встречных машин на мгновения освещали мужчину, прильнувшего к рулю. Эти мгновения были столь коротки, что разглядеть лицо похитителя не представлялось возможным. Стрелка спидометра замерла на отметке «130». Машина глотала километры. Погони еще не было, но преступник не сомневался – погоня будет! И вот коварный, крутой поворот…
Уважаемый зритель! Когда ты угоняешь машину, соблюдай правила уличного движения!
Не снижая скорости, «Волга» пошла на поворот! Визг тормозов, но… поздно! Машина перевернулась! Задранные кверху колеса продолжали стремительно вращаться, но сейчас машина обходилась без них! Царапая крышей асфальт, «Волга» продолжала нестись по шоссе с угрожающей быстротой! И это ее спасло. Машина снова перевернулась и, приняв нормальную стойку, как бешеная поскакала дальше…
Каждый, у кого нет автомобиля, мечтает его купить. Но зато каждый, у кого есть автомобиль, мечтает его продать. Удерживает от этого только то, что, продав, останешься без автомобиля.
Видя эти колебания автовладельцев, можно подумать, что сделано еще не все, чтоб отравить радость собственника. А между тем и в этой области достигнуты немалые успехи.
Гаражей нет и не будет. Помыть машину негде, а ездить на грязной машине дорого.
– Скажите, – вежливо осведомляется сержант милиции у автовладельца, рискнувшего выехать утром на неумытой машине, – вы сами по утрам умываетесь?
– Я опаздываю на работу! – Голос у любителя умоляющий, он действительно опаздывает.
– И зубы вы чистите? – спокойно расспрашивает сержант, он-то никуда не торопится.
– Мне некогда…
– Да, вам некогда помыть машину. Ваши права!
– Ну оштрафуйте меня, я же опаздываю! – канючит нарушитель. Противно просить, чтобы тебя штрафовали. Но сержант милиции сделает одолжение и удовлетворит просьбу!
Шофер, а любитель тоже шофер, всегда виноват, даже тогда, когда он прав. На любом перекрестке можно наблюдать, как регулировщик отчитывает водителя, но никто никогда не видел обратной картины.
У владельца нет свободного времени. Когда он не чинит машину, не полирует ее, не заправляется бензином, не накачивает шины, не рыскает по городу в поисках запасных деталей, не развозит по домам знакомых, он испытывает страх. Обыкновенный животный страх, что машину уведут. Каждый собственник убежден, что вору приглянулось именно его движимое имущество. Поразительное самомнение!
Каких только замков не увидишь на личной машине! В этой области техническая мысль находится на уровне нашего кибернетического века. Тут и тайные реле, и прерыватели, и замки с алгебраическим шифром, и фантастические запоры на руле, похожие на ракетные установки. И только некоторые любители-консерваторы ставят на дверцы машин дедовские амбарные замки.
Существует и такое приспособление: от машины на четвертый этаж, прямо в окно, тянется электрический провод. Когда вор лезет в автомобиль, в квартире хозяина пронзительно воет сирена. Хозяин просыпается, высовывается в окно и лично наблюдает, как угоняют его машину…
Ровно в девять утра невыспавшийся, мятый Картузов волочил свое измученное тело по коридору следственного отдела районной прокуратуры. У двери с табличкой «Подберезовиков М. П.» костлявый субъект, выбросив, как шлагбаум, длинную руку, преградил Картузову путь.
– …ините, мне…оже…обходимо в этот…бинет! – загадочно и нежно проблеял Пеночкин, ибо фамилия костлявого шлагбаума была такова.
Филипп оторопел. Ему почудилось, что Пеночкин говорит по-заграничному, а по-заграничному Филипп не понимал.
– …идется…отерпеть! – в своей экономной манере предложил Пеночкин. Он проглатывал начала слов и крепко поднаторел в этом деле.
– Но у меня угнали машину! – выпалил Картузов и изумился, что понимает не по-русски.
– …оразительное…впадение! – ехидно заметил Пеночкин. – У меня…оже угнали! Я вас…ошу….аймите…ередь!
Картузов только сейчас увидел, что на стуле, прижатом к стене, понуро сидит еще один тип и неодобрительно смотрит на новичка.
– Но у него ведь не угнали машину! – вскричал Филипп.
– …али! – эхом отозвался Пеночкин.
– Этого не может быть!
– …очему это у вас…ожет, а у…ругих нет? – обиделся Пеночкин.
– У меня угнали сегодня ночью!
Шлагбаум снисходительно погладил Картузова по голове:
– Вот у него…крали…осемь…есяцев…азад, а у…еня…етыре…есяца. Так что у вас…асса…ремени…ереди!..алуйста!
И Пеночкин указал Филиппу на стул. Картузов послушно сел.
А по ту сторону двери за письменным столом возвышался изможденный шатен с пронзительными, как у следователя, глазами.
Совсем недавно Максим Подберезовиков отправил на небезызвестную скамью группу матерых валютчиков… И вчера, как молодого и подающего надежды, его бросили на безнадежный участок работы вместо несправившегося Чуланова. Дело об угоне двух машин было непопулярным в следственном отделе, как всякое дело, которое не удается раскрыть. Теперь, словно в честь назначения Подберезовикова, ночью была украдена еще одна «Волга», по счету третья.
Подберезовиков резво взял старт. На рассвете он примчался на место преступления, нагнал страху на управдома и допросил потерпевшего Картузова. Тщательно собрав с петель ворот гаража остатки подсолнечного масла, Подберезовиков отправил их на срочное исследование.
Помощница Максима Таня сняла отпечатки пальцев преступника. К сожалению, не удалось сфотографировать отпечатки следов его ног – они были затоптаны босыми ступнями Филиппа.
В девять часов утра следователь снова был в своем кабинете.
Только что доставили результаты исследований. Масло оказалось рафинированным. Удалось установить, что вор действовал в хлопчатобумажных перчатках. Эти перчатки производит фабрика № 7 Мосгоршвейпотребсоюза, и они безуспешно продаются во всех галантерейных магазинах.
Следователь усиленно размышлял над обстоятельствами ночной кражи. Ему было ясно, что здесь, как и в предыдущих случаях, орудует одна и та же рука, опытная и умелая.
– Таня, сведений с шоссе не поступало? – спросил Максим.
– Пока ничего нет, – ответила его помощница.
В детективном жанре у следователя непременно должен быть друг, помощник или подчиненный. У Шерлока Холмса им состоял доктор Уотсон. Такой человек необходим следователю. Не для помощи – следователь и сам найдет преступника в последних кадрах фильма. Но перед кем он раскроет свой выдающийся талант криминалиста? Вряд ли его олимпийским спокойствием и несравненной храбростью станет восхищаться сам преступник!
В последние годы на роли ближайших друзей следователя стали претендовать юные девушки. У современных Холмсов – прехорошенькие помощницы. Это удобнее, чем держать в доверенных лицах мужчин. Ведь совместное раскрытие преступления как нельзя больше способствует зарождению чувства, именуемого любовью. Чем тяжелее преступление, тем сильнее и ярче любовь! Было бы грубым нарушением традиции, если бы Таня не любила Подберезовикова. Поэтому она и любила его молчаливой любовью. О чем он, естественно, не догадывался.
– Я верю в вас! – нарушила молчание Таня. – Вы найдете преступника!
Подберезовиков, в который раз, не заметил сквозившего в словах девушки всепоглощающего чувства.
– Вы обратили внимание, Таня, – сказал ушедший в себя следователь, – что во дворе, где произошла кража, и рядом на улице ночует много безгаражных машин?
– Да, – с недоумением произнесла Таня.
Помощник следователя должен быть немного глуповат.
– А ведь украсть машину, стоящую на улице, было легче, нежели из гаража…
– Верно, – радостно сказала Таня, пораженная тонким ходом мысли любимого начальника.
Тут следователь посмотрел на огромный портрет Станиславского, который почему-то висел в его кабинете.
– Если здесь применить учение Константина Сергеевича о сверхзадаче, возникает любопытная мысль: преступник идет по пути наибольшего сопротивления. А почему? Вот раскрыв его сверхзадачу, мы поймаем преступника!
– Как я сама не догадалась! – восхитилась Таня.
Однако Подберезовиков не клюнул на лесть.
– Между прочим, – продолжала девушка, – потерпевшие собрались у нас в коридоре.
– Все? – спросил следователь.
– Там и серая «Волга», и та, у которой помят бампер, и последняя.
Мысль о встрече с клиентами не привела Подберезовикова в восторг, но уклоняться от опасности было не в его обычаях.
– Зовите их всех сразу! Как говорится, одним махом!
Потерпевшая тройка цугом вбежала в кабинет. Следователь встал.
– Давайте знакомиться!
– Мы очень рады, что назначили именно вас, – поклонился ветеран, который ждал уже восемь месяцев.
– Мы…адеемся, что вы…авдаете…аше…оверие!
Максим посмотрел на Пеночкина и, скрыв улыбку, заверил:
– Я…уду…тараться!
Потерпевшие дружно сели, располагаясь для долгой беседы.
– У вас есть какие-нибудь новости? – поинтересовался Максим.
– Нет! – хором ответили потерпевшие.
– Я думаю, будет полезнее, – жестко отчеканил следователь, – если вы с утра станете приходить на работу к себе, а не ко мне. Когда вы понадобитесь, я вас вызову!
– …нятно. – Пеночкин поднялся первым. – До…идания!
– До свидания, – подхватил дуэт, и расстроенные потерпевшие гуськом потянулись к выходу. Таня плотно прикрыла за ними дверь, но в кабинет тотчас постучали.
– Войдите! – крикнул Максим.
Это вернулся Картузов.
– Ночью я позабыл вам сообщить деталь. Может, она поможет…
– Слушаю вас.
Филипп стыдливо покосился на Таню.
– У меня на левом заднем крыле гвоздем процарапано неприличное слово!
– Какое? – строго спросил следователь.
Прошла неделя. Человек, как известно, ко всему привыкает. Картузов привык к тому, что у него угнали машину. Больше того, это горестное происшествие по-своему украсило его жизнь. Он стал ощущать себя невинной жертвой произвола, и это возвысило его в собственных глазах. Он начал рассказывать своим сослуживцам о событиях знаменательной ночи. Постепенно рассказ обрастал новыми деталями. Когда появилась сцена, в которой Картузов стрелял из ружья в преступника, но промахнулся, у сослуживцев сдали нервы и они начали избегать страдальца. Тогда Картузов стал делиться своей бедой с людьми незнакомыми. За отсутствием машины он ездил теперь на работу автобусом. За шесть остановок можно было поведать эффектную историю со всеми подробностями. Кроме того, у Картузова появилась уважительная причина, чтобы ежедневно уходить со службы в прокуратуру. Запрет следователя не подействовал, и потерпевшие упрямо торчали в его коридоре. Но Подберезовиков не мог сообщить ничего утешительного.
Прошла неделя…
Пассажирский лайнер «Ту-104» приближался к Москве.
– Наш самолет, следующий по маршруту Тбилиси–Москва, прибывает на Внуковский аэродром, – профессионально сияя от счастья, объявила стюардесса. – Пассажиров просят пристегнуться!
И пассажиры стали послушно пристегиваться, словно это поможет им в случае катастрофы.
Худой человек с простодушным лицом старательно привязал себя к креслу. Потом он достал из портфеля бухгалтерскую ведомость на выплату командировочных и в графе «фамилия» аккуратно вывел: «Деточкин Ю. И.». В рубрике «количество дней» он поставил цифру «7». Его сосед, пожилой южанин, повернул к нему бритую голову.
– Из командировки едешь?
– Да, домой, – застенчиво улыбнулся Деточкин, расписываясь в ведомости и скрепкой подкалывая к ней авиабилет.
Самолет крепко тряхнуло. Южанин болезненно поморщился – он плохо переносил полет.
– Вы читали в «Вечернем Тбилиси», – Деточкин счел долгом вежливости продолжить беседу, – при заходе на посадку разбился самолет «Боинг-707»?
– Слушай, не надо! – Голос с легким кавказским выговором дрогнул. – Не люблю я этих разговоров!
– А я воспитываю себя так, – кротко разъяснил Деточкин, – чтобы смотреть опасности прямо в глаза! Тем более от нас ничего не зависит, все в руках летчика. Вы застраховали свою жизнь?
– Слушай, зачем пугаешь? Зачем нервы мотаешь? – простонал попутчик, изнемогая от воздушной болезни.
– Страхование – прекрасная вещь, – вдохновенно продолжал Деточкин, вынимая из портфеля гербовую бумагу. – Вот ты гибнешь при катастрофе, а твоя семья получает денежную компенсацию!
Побледневший южанин ничего не ответил.
– Может быть, застрахуемся от несчастного случая? – предложил Деточкин. – Можно оформить здесь, пока мы еще в воздухе!
– Слушай, – догадался южанин, – ты страховой агент, что ли?
– Да. – Улыбка осветила лицо Деточкина, и он похорошел.
– Я так скажу, дорогой, – сосед рассердился, – ты не страховой агент, ты, дорогой, хулиган! Если мы разобьемся, кто ее найдет, эту бумагу? А если мы не разобьемся, я буду зря деньги платить?!
– Но вы же не в последний раз летите. – Деточкин ободряюще глядел на него наивными и грустными глазами.
Тут самолет провалился в воздушную яму. Южанин вцепился в подлокотник.
– Зачем я лечу? Зачем – я спрашиваю.
– В самом деле – зачем? – Деточкин был не чужд любопытства.
Южанин мечтательно улыбнулся:
– Сын в институт поступает!
– В какой? – спросил вежливый Деточкин.
– Я подберу самый лучший!
Деточкин улыбнулся:
– Вы что же, летите за него сдавать экзамены?
– Не будь наивным! Экзамены – это случайность. А в важном деле нельзя полагаться на случай!
В проходе между сиденьями появилась стюардесса с подносом в руках. На подносе лежали мятные конфетки. Деточкин потянулся к конфетке, но сосед схватил его за руку и отослал стюардессу.
– Понимаешь, девушка, не нуждаемся!
Он изловчился, снял с полки чемодан и раскрыл.
– Бери, страховой агент, это лучше будет!
Чемодан был заполнен черешней.
– Своя? – спросил Деточкин, отправляя ягоду в рот.
– У нас в стране все свое… – уклончиво ответил хозяин черешни.
Самолет накренился, и южанин опять застонал:
– Ненавижу летать – и круглый год летаю…
– Бывает… – Деточкин уплетал черешню.
– Это потому, что каждому овощу свое время. Мимоза – одно время, помидор – другое, а мандарины – они вообще сами по себе!
– Вы бы на поезде ездили, – посоветовал Деточкин.
Видя, что аппетит у него отменный, сосед захлопнул чемодан.
– Я-то могу на поезде, черешня не может!
В иллюминаторе показался аэродром.
– Ну как, – спросил Деточкин, – все-таки будем страховаться? Самый последний момент – самый опасный!
– Опоздал, дорогой! – усмехнулся южанин. Самолет уже катился по бетонной дорожке. – Я подумаю. Ты ко мне заходи.
– На Центральный рынок? – лукаво спросил Деточкин.
– Зачем на Центральный? Я всегда на Тишинском работаю!
Через пятьдесят минут Деточкин прибыл в центр города. Тысячи москвичей в хорошем московском темпе бежали по улицам, скрывались в тоннеле подземного перехода, выбегали из-под земли и вновь исчезали в кратере метро. К остановке подъезжали троллейбусы. Сквозь их стеклянные стены, как товары в витрине, были видны пассажиры.
Деточкин терпеливо стоял на остановке и чего-то ждал. Прошло около часа. За означенное время от остановки отъехало двадцать три троллейбуса. Ни в один из них Деточкин не сел. Когда подошел троллейбус, двадцать четвертый по счету, Деточкин засуетился. Он сошел с тротуара, обежал машину спереди и заглянул в окошко водителя.
– Люба! – сказал Деточкин ненатуральным голосом. – Здравствуй, Люба! Я вернулся!
Водитель, воспетый современным поэтом – «она в спецовочке такой промасленной, берет немыслимый такой на ней», – не обратила на Деточкина никакого внимания. Она нагнулась к микрофону и объявила:
– Товарищи, побыстрей заполняйте машину! Не скапливайтесь в хвосте! – А потом, позабыв отодвинуться от микрофона, продолжала в той же интонации: – Юрий Иванович, вход в троллейбус с другой стороны!
Деточкин просветлел лицом и обрадованно кинулся к входу. За его пробегом следил весь троллейбус. Когда Юрий Иванович финишировал возле двери, створки плавно захлопнулись. Пассажиры захохотали.
Троллейбус медленно отошел от остановки. Глядя в зеркальце, Люба наблюдала за тем, как уменьшалась сутулая фигура Деточкина.
Смотря вслед троллейбусу, Юрий Иванович был полон неправильных, пессимистических мыслей по поводу своей личной жизни. Понимая, что Люба появится здесь не раньше чем через полтора часа и поэтому примирение надо отложить на вечер, Деточкин побрел к себе на службу. Известно, что работа – лучшее лекарство от душевных невзгод. Если тревожно на сердце, легче всего забыться при встрече с начальником.
Когда Юрий Иванович вошел в комнату, где сидели его коллеги по районной инспекции Госстраха, арифмометры перестали трещать, все сотрудники оборвали разговоры на посторонние темы и начали, как по команде, с соболезнованием глядеть на Деточкина. Наступившая тишина ему не понравилась. Желая избегнуть расспросов, он быстро проследовал через комнату и толкнул дверь в кабинет начальника.
Руководитель инспекции, Яков Михайлович Квочкин, встретил Деточкина репликой, полной сарказма:
– Ну? Как ваш тбилисский дядя?
– Дядя плох! – сокрушенно ответил Деточкин.
– В прошлый раз была тетя?
– Двоюродная сестра. Она скончалась…
– Все мы смертны, – вздохнул начальник. – Если бы люди не умирали, мы бы не страховали их на случай смерти! Вы не станете отрицать, Деточкин, что я проявляю к вам чуткость. Каждый раз, когда заболевают или помирают ваши родственники, я предоставляю вам отпуск за ваш собственный счет.
– Да, – согласился Деточкин, – вы на редкость чуткий руководитель!
– Но родственников у вас много, а штатных единиц у меня мало. Ваши отъезды срывают нам план.
– Яков Михайлович, – пообещал Деточкин, – я нагоню!
– Идите и нагоняйте! – Начальник отпустил подчиненного, ограничившись поучением общего характера: – Помните, я не позволю ставить родственные интересы выше общественных!
Выйдя на улицу, Деточкин с облегчением подумал, что в жизни все компенсируется. Вот встреча с Любой – она оказалась хуже, чем он предполагал. Зато встреча с начальником не принесла ожидаемых неприятностей. Одним словом, ничья – 1:1. Но оставалось главное – надо было позвонить домой. Деточкин вошел в телефонную будку, набрал номер и, взяв себя в руки, беспечно сказал:
– Мама, это я! Я приехал из командировки! За мной… я хотел сказать – ко мне никто не приходил?
– Кому ты нужен? – последовал энергичный ответ.
И никому не нужный Деточкин, сразу успокоившись, отправился нагонять свой производственный план.
Огромные масштабы жилищного строительства сильно удлиняли ежедневный рабочий пробег страховых агентов. Деточкин трудился, не жалея ног.
Новосела страховать особенно трудно. Получив новую квартиру, счастливец не желает думать о пожаре, землетрясении или наводнении. Тем более противно думать о собственной кончине.
Войдя в дом № 17 по Тополиной улице, Юрий Иванович поднялся лифтом на самый последний этаж. Как почтальоны и разносчики молока, Деточкин всегда совершал обходы сверху вниз.
Он начал с квартиры № 398.
– Здравствуйте, товарищ Ерохин! – У Деточкина была уникальная память на фамилии тех, кого он намеревался заполучить в клиенты.
– Здравствуйте, – ответил Ерохин, тоже обладавший неплохой памятью, – только я страховаться не буду!
Ерохин был человек заводской, откровенный и не любил подтекста.
– Во время пожара все сгорит! – уже без всякой надежды сказал Деточкин.
– Новое купим! – оптимистически парировал Ерохин.
– Человек может умереть, – напомнил Деточкин.
– А я еще поживу, – не сдавался упрямец, – мне всего пятьдесят два…
– Прекрасная мысль, – подхватил Юрий Иванович, – вы отлично выглядите. На вид вам меньше. Можно застраховаться на дожитие!
– На что? – первый раз с интересом спросил Ерохин.
– Ну, например, доживете до семидесяти лет, получите страховое вознаграждение. А не дотянете – ну… – Тут Деточкин развел руками.
– Это что же, вроде пари?
– Ну вроде…
– Значит, если я помру до срока, – рассуждал вслух Ерохин, – выиграете вы! А если я доживу до семидесяти, выиграл я, так?
– Так, – согласился Деточкин и хлопнул в ладоши, – будем оформляться! Установим размер взносов, направим на медицинскую комиссию…
– До свиданья, – ласково сказал Ерохин и повернулся к Деточкину спиной.
После квартиры № 398 следовала квартира № 397. В ней жили застрахованные люди. В свое время Деточкин победил их с первого захода. Супруги Семицветовы, Инна и Дима, владели неплохим имуществом, и им не хотелось, чтобы оно сгорело безвозмездно.
Супруги были молоды и хороши собой, так же как их новая однокомнатная квартира. Инну украшали синие модные глаза удлиненной формы. Именно потому она носила синие ресницы, синие серьги, синие кофточки и синие чулки. Чтобы не потеряться рядом с эффектной женой, Дима употреблял ярко-красные галстуки и очки в квадратной золотой оправе.
Выписывая Семицветову квитанцию на очередной платеж, Деточкин думал о Любе. Ему все нравилось в ней, даже троллейбус. «С прошлым надо кончать, пора жениться!» – Деточкин принимал такое решение после каждой командировки. Занятый мыслями об устройстве личного счастья, он не замечал странного поведения своей клиентуры. Супруги то и дело по пояс высовывались в окно.
Наконец Дима не выдержал. Если у человека есть возможность похвастаться, он ею воспользуется, не заботясь о последствиях.
– Товарищ агент!.. – Дима поманил Деточкина.
Деточкин подошел и покорно выглянул в окно. Внизу у подъезда стояла свеженькая «Волга».
Инна и Дима, жмурясь от удовольствия, следили за впечатлением, какое произведет «Волга» на Деточкина. И действительно, она произвела на него впечатление. Деточкин тупо смотрел на машину. Он не ожидал подвоха от Семицветова, и особенно в день своего приезда.
– Я смотрю, ваше благосостояние растет! – мрачно изрек Юрий Иванович, не сводя глаз с проклятого автомобиля.
– Как и всего народа! – радостно откликнулся Дима. – Иду вперед семимильными шагами!
Вопреки желанию мозг Деточкина начал лихорадочно трудиться в нежелательном направлении.
– Бежевая… – задумчиво произнес Деточкин, – цвет неброский… Вы все время держите ее под окном?
– Скоро поставлю гараж, – пообещал Дима.
– Может, застраховать нашу машину на случай угона? – озабоченно спросила его жена.
– Страхование индивидуальных автомобилей, – автоматически затараторил Деточкин, думая о другом, – производится только на случай гибели или аварии в результате столкновений или стихийных бедствий.
Дима усмехнулся:
– Я не настолько богат, чтобы оплачивать стихийные бедствия!
Он не без гордости продемонстрировал посетителю замок невиданной сложности.
– Достал для гаража. Японский! К нему ключей не подберешь!
– Трудно подобрать! – грустно согласился Деточкин, со знанием дела изучая замок. – И отмычка его не возьмет. Тут автоген нужен! А автогеном резать – это такая возня… – Деточкин безнадежно махнул рукой и, попрощавшись, ушел в подавленном состоянии.
– Наша машина его доконала! – удовлетворенно констатировала Инна.
– Чему ты удивляешься? – Диме было пора на работу, и он начал переодеваться. – Это рядовой труженик. Для него «Волга» – несбыточная мечта. Где ему взять пять с половиной тысяч?
Дима надел белую рубаху и, завязывая галстук, отдал распоряжение:
– Тебе, Инночка, есть боевое задание. Заедешь в книжный к Ангелине Петровне и возьмешь Экзюпери про принца. Запиши фамилию, забудешь!
– Милый, не остри. Фамилию Экзюпери я знаю наизусть!
Дима завершил свой туалет итальянским плащом болонья с золотыми пряжками на погонах. Сейчас Семицветов походил на респектабельного молодого карьериста международного отдела той организации, где имеется такой отдел. Поцеловав жену, Дима ушел.
На улице он увидел Деточкина. Страховой агент как зачарованный стоял возле машины и не мог отвести от нее взгляда.
– Вас подбросить? – предложил Семицветов, пряча снисходительную улыбку.
– Нам не по пути! – поспешно ретировался Деточкин.
Бежевая «Волга» № 49–04 МОТ с плюшевым тигром, прильнувшим к заднему стеклу, плавно покатила по столице.
Дима проезжал знакомыми местами…
Вот родильный дом имени Грауэрмана. Здесь двадцать семь лет назад акушерка шлепнула по заду новорожденного Семицветова…
Вот памятный угол. Здесь маленький Димочка впервые сам купил мороженое и сделал свой первый практический вывод: мороженое не отпускают задаром. А Дима очень любил крем-брюле…
Остановив машину у светофора, Дима с умилением вспоминал, как он похитил деньги из маминой сумочки, чтобы купить пломбир, и его снова шлепнули по заду, только значительно больнее…
Дали зеленый свет, и Семицветов поехал дальше. Вот букинистический магазин. Дима сбывал сюда книги, подаренные ему ко дню рождения, и книги из отцовской библиотеки, которые стояли во втором ряду и никогда не вынимались. Это осталось незамеченным, и Дима сделал второй практический вывод: не пойман – не вор!
А вот палатка «Утиль». Дима сдавал сюда вторичное сырье.
И здесь он сделал свой третий практический вывод: деньги не пахнут!
Через несколько минут бежевая «Волга» приблизилась к зданию Института связи. Дима притормозил. Да, прошло уже четыре года, как он закончил этот институт. Дима отлично помнил тот по-весеннему солнечный день, когда председатель комиссии, вручая ему назначение, дружески улыбнулся:
– Вы, Семицветов, – в Семипалатинск. Но это совпадение – чисто случайное…
И тогда Дима сделал свой четвертый практический вывод: человек – сам кузнец своего счастья…
Поглядев на часы, Семицветов заторопился – было без десяти одиннадцать. Миновав комиссионный магазин, «Волга» № 49–04 МОТ свернула в переулок, проехала целый квартал и только затем остановилась.
Тщательно заперев машину, Семицветов повернул обратно и направился в комиссионный магазин. Он миновал отдел готового платья, не взглянул на витрину в отделе фарфора и фаянса, ничем не поинтересовался в секции мехов и скрылся в служебном помещении.
Минуту спустя с Димой Семицветовым произошла удивительная метаморфоза. Он перестал походить на дипломата. Теперь на нем висел штапельный тускло-голубой форменный халат с эмблемой магазина. С лица исчезло выражение самонадеянности, появилось выражение услужливости. Дима зашел за прилавок отдела магнитофонов, радиоприемников, телевизоров и занял свое рабочее место. Все-таки Дима не зря закончил Институт связи. Уже четыре года он применял за этим прилавком высокие технические познания.
Начался беспокойный день. Дима то и дело выбегал на угол смотреть, цела ли машина. Мысль о том, что пять с половиной тысяч попросту брошены на мостовой и к тому же снабжены колесами, не давала ему покоя. Бросаться деньгами было не в его привычках. И вместе с тем, как человек скромный, Дима не хотел ставить свою машину возле магазина.
В пятом часу, когда Дима показывал покупателю узкопленочную кинокамеру, объявился Димин тесть – Семен Васильевич Сокол-Кружкин.
– Прост-таки бездельничаешь среди бела дня! – зычно и безапелляционно, на весь магазин объявил тесть.
Дима не нашелся что ответить. В душе он презирал ближайшего родственника, но при встречах с ним тушевался от его командных замашек.
Семен Васильевич решительно отнял у покупателя камеру и так же громко вынес приговор:
– Барахло! Не советую!
Обратив в бегство кинолюбителя, Сокол-Кружкин дружески заорал:
– Семицветов, гони полсотни!
– Пожалуйста, потише, – зябко сказал Дима. – Кроме того, Семен Васильевич, я вам уже давал деньги!
Сокол-Кружкин так поглядел на зятя, что прения были прекращены.
– А вы достали? – тихо спросил Дима.
– Допустим, бой стекла! – расправил плечи Сокол-Кружкин. Он был горд, что добыл для дачи дефицитный строительный материал.
– А зачем нам битое стекло? – позеленел Дима.
– Ты, Семицветов, прост-таки болван! – не стесняясь, как и всякий громкоговоритель, подытожил тесть. Продавцы и покупатели с интересом поглядели на Диму. – Попался бы ты ко мне в батальон, я бы, допустим, сделал из тебя человека!
– На осколки я деньги не выдам! – со злостью прошипел Дима.
– А я уже отобрал осколки побольше! – захохотал Сокол-Кружкин.
– А теперь такое время, – ехидно напомнил ему Дима, – что на каждое стеклышко нужен оправдательный документ!
– Документов, допустим, будет больше, чем стекла! – И Семен Васильевич протянул здоровенную ладонь, в которую могло поместиться значительно больше, нежели пятьдесят рублей.
– Я бы просил вас, – шепотом сказал Дима, вручая требуемую сумму, – по делам приходить домой, а не в магазин!
– Кру-гом, за прилавок шагом марш! – гаркнул тесть, спрятал деньги в карман и ушел, стуча подкованными каблуками.
Дима, чтобы успокоиться, сбегал на угол, поглядел на машину и купил мороженое. Он съел любимое с детства крем-брюле и с некоторым опозданием сделал свой пятый практический вывод: жениться надо на сироте!
Юрий Иванович Деточкин заканчивал работу. В последней квартире долго не открывали. Потом на пороге появился сам хозяин, С. И. Стулов, с недовольным лицом человека, которого оторвали от дел неслыханной важности.
– Я из Госстраха! – представился усталый Деточкин, привыкший к любому хамству жильцов.
– Молодец! – послышалось в ответ.
Деточкин вздрогнул и уставился на хозяина квартиры.
С. И. Стулов не обладал представительным экстерьером, но вид имел вполне достойный.
– Так вот и ходишь из квартиры в квартиру? – спросил Стулов.
– Так и хожу! – недоуменно ответил Деточкин.
– Молодец! – тихо одобрил Стулов.
Тут Деточкин понял, что имеет дело с лицом значительным. И не ошибся. Стулов всегда говорил, не повышая голоса. Он знал, что подчиненные его услышат. Стулов регулярно возглавлял какое-либо ведомство и, активно трудясь, доводил его до состояния краха и разгона. Он был незаменим при реорганизации, преобразовании и перестройке. Сейчас он находился в состоянии невесомости. Одно ведомство разогнали, другое еще не создали. Стулов сидел дома и привычно ждал назначения. Он еще не знал, чем будет руководить, но знал, что будет!
– Так вот и привлекаешь народные средства? – спросил Стулов, демократично пригласив Деточкина в комнату.
– Пытаюсь.
– Молодец! И давно работаешь?
– Два года.
– Молодец! Ты и меня будешь страховать?
– Постараюсь!
– Молодец!
Уже застраховавшись и провожая Деточкина к выходу, Стулов оценил свою сознательность:
– Так вот, не подкачал я!
– Молодец! – не сдержался Деточкин и быстро ушел.
Стулов опешил. Его самого еще ни разу не награждали этим словом.
Деточкин добирался домой на метро. Под грохот поезда он думал о маме. Он любил маму. Конфликта поколений в их семье не существовало.
Мама ждала Деточкина. Когда он отпер дверь, мама вышла в коридор и, приподнявшись на цыпочки, поцеловала сына в щеку.
– Все-таки я не могу понять, какие у страхового агента могут быть командировки в Тбилиси? Обед на столе. Что ты стоишь, иди мой руки!
Во время обеда мама продолжала говорить без умолку. Деточкин и не пытался вставить слово. Он знал, что мама все равно не слушает собеседника, довольствуясь собственным мнением. Было странно, что при таком качестве характера мама не сделала карьеры. Всю свою жизнь она работала плановиком в Министерстве нелегкой промышленности и лишь недавно вышла на пенсию. Теперь чуть ли не всю свою пенсию она тратила на печатные издания. Она боялась отстать от быстротекущей жизни.
– Ешь, – говорила мама, – не сутулься! Твои командировки кажутся мне подозрительными… Керес выиграл международный турнир. Я болела за Таля. Он отстал на пол-очка… И эти командировки кажутся подозрительными не только мне…
– Кому еще? – испугался Деточкин.
Но мама уже поехала дальше:
– Последняя книга Дюма была кулинарной. Ты ешь луковый суп по рецепту великого писателя Дюма-отца.
– Очень вкусно, – отозвался Деточкин-сын.
– Командировки кажутся подозрительными Любе. Она права, что не желает идти замуж за недотепу.
– Она это тебе говорила? – печально спросил Юрий Иванович.
В дверь позвонили. Деточкин вздрогнул и перестал есть исторический суп.
Пришла соседка из квартиры сверху:
– Антонина Яковлевна, у вас не найдется щепотки соли?
Соседка целый день моталась по квартирам, выпрашивая одну луковицу, таблетку пирамидона, чаю на заварку, две морковки, ложечку сахарного песку или ломтик хлеба. У нее всегда не хватало только необходимых вещей. Остальное имелось в изобилии. Для нее переезд из коммунальной квартиры в отдельную обернулся трагедией.
– Спасибо, я отдам, – поблагодарила соседка, которая почему-то всегда забывала отдавать.
Хлопнула дверь. Деточкин снова вздрогнул.
– Это ты всегда такой после твоих командировок! – Мама гневно потрясла седой мальчишеской стрижкой. – Я говорила с Любой, она не хочет идти за тебя замуж: ты ненадежный человек!
– Но почему? – вскричал Деточкин.
– Ешь второе! Перестань горбиться! Енисей перекрыли, а я не видела… Я пойду к твоему начальнику и скажу, чтоб тебя не гоняли в разные города, ты потом нервный!
Деточкин поперхнулся. Он верил, что мама может пойти к начальнику.
– Ты поставишь меня в неловкое положение… – сказал он, умоляюще глядя на маму.
– Вот, я купила на рынке черешню! Дерут, спекулянты!
Ягода показалась Деточкину знакомой.
– Мне кажется, я уже ел эту черешню. Спасибо. – Он встал.
– Куда ты идешь? – требовательно спросила мать.
– Мама, мне уже тридцать шесть!
– Спасибо, что ты мне сообщил это, – поблагодарила мама, блеснув озорными глазами.
– Я всегда рад сообщить тебе что-нибудь новенькое, – немедленно включился Деточкин. – Я ведь беру пример с тебя.
– Тебе до меня далеко! – сказала мама. И они расстались, довольные друг другом…
Смеркалось. Деточкин вышел из дома и огляделся по сторонам. Приняв меры предосторожности, он поднял воротник пальто. Шляпы на нем не было, иначе он бы надвинул ее на лоб. Слившись с толпой, Юрий Деточкин зашагал в неизвестном направлении. Из другого конца большого города в еще более неизвестном направлении шел Максим Подберезовиков. Они двигались навстречу судьбе. Они сближались.
В киоске у входа в метро продавали «Вечернюю Москву». Деточкин встал в очередь. Подберезовиков встал за ним. Им дали два экземпляра газеты, сложенные вместе. Деточкин разнял их и одну газету отдал Подберезовикову. Они ехали рядом на эскалаторе. Оба читали. Они вошли в один и тот же вагон. Сели напротив друг друга. На следующей остановке в вагон вошла женщина с ребенком. Деточкин и Подберезовиков вскочили одновременно, уступая женщине место. Хорошее воспитание подвело Юрия Ивановича. Подберезовиков мельком взглянул на него. Через несколько секунд он вторично поглядел на своего соседа, теперь внимательней. Деточкин ощутил на себе взгляд. И как бы невзначай подвинулся к двери. Подберезовиков уже не выпускал его из поля зрения.
Деточкин чувствовал это спиной, обернуться он не смел. Выйдя на перрон, Деточкин все-таки не удержался и посмотрел назад. Подберезовиков шел следом. Стараясь не бежать, Деточкин покинул станцию метро. На улице было почти темно. Толпы не было, и на этот раз смешаться было не с кем. Деточкин повернул налево. Подберезовиков повторил его тактический маневр. Деточкин поддал жару. Подберезовиков не отставал. Деточкин свернул за угол и перешел на примитивный бег. Невдалеке показалось спасительное здание районного Дворца культуры. Оно было построено в эпоху архитектурных излишеств.
Деточкин спрятался за одно из них. Он стоял за колонной, не выглядывал и не дышал. Выждав несколько минут, он крадучись вошел во Дворец. Первым, кого он увидел, был Подберезовиков.
У каждого следователя обязательно есть увлечение, которому он посвящает время, свободное от розыска преступников. Шерлок Холмс, например, играл на скрипке, Максим Подберезовиков – в самодеятельности.
Чтобы сохранить равновесие, испуганный Деточкин оперся на Доску почета активистов-аккордеонистов. Подберезовиков молча смотрел на Деточкина. Он продолжал мучительно вспоминать, где он видел этого человека. С ним происходило то же, что часто бывает с каждым. Навязчивое желание восстановить в памяти дурацкий мотив, название скверной книги или фамилию гражданина, с которым тебя ничто не связывает, нередко портит в общем счастливую жизнь. Пока не вспомнишь то, что тебе не нужно, не можешь делать то, что тебе необходимо. Подберезовиков напрягся. Его усилие не пропало даром.
– Я узнал вас! – издал торжествующий клич Максим.
Лицо Деточкина стало серым, как фотография на Доске почета.
– А это не я!
– Не отпирайтесь… Это вы говорили: «А судьи кто?»
Обмякший Деточкин неудержимо сползал вниз.
– Я про судей ничего такого не говорил!
– Говорили, говорили. – Подберезовиков подхватил Деточкина. – Это ж вы играли Чацкого?!
– Ах, Чацкого! – До Деточкина дошел наконец смысл слов Подберезовикова. – Я совсем забыл.
И Деточкин захохотал. Глядя на него, засмеялся и Подберезовиков. Они дружно ржали, испытывая взаимную симпатию.
– Так вы на репетицию… – заливался Деточкин.
– Ага! – покатывался Подберезовиков.
– Значит, будем играть вместе… – корчился Деточкин.
– В одном спектакле, – умирал от смеха Подберезовиков.
Веяния времени коснулись и коллективов самодеятельности. Их стали укрупнять. Создавались Народные театры.
Самодеятельный коллектив милиции, где выступал Подберезовиков, слили с самодеятельностью таксомоторного парка, где подвизался Деточкин. Все вместе стало называться Народный Большой театр. И сегодня милиционеры впервые встречались с таксистами.
Главный режиссер собрал энтузиастов сцены в пустом зале.
– Товарищи! – заявил режиссер. – Есть мнение, что Народные театры вытеснят наконец театры профессиональные! И это правильно!.. Естественно, что актер, не получающий зарплаты, будет играть с большим вдохновением. Кроме того, артисты должны где-то работать. Неправильно, нехорошо, если они весь день болтаются в театре, как это было с Ермоловой и Станиславским. Насколько бы лучше играла Ермолова вечером, если бы днем стояла у шлифовального станка…
Деточкин и Подберезовиков, которые сидели рядом, рассмеялись.
– Товарищи! – продолжал режиссер. – Звание Народного театра ко многому обязывает. Кого вы только не играли в своих коллективах, лучше не перечислять! Не пришла ли пора, друзья мои, замахнуться нам на Шекспира?
– И замахнемся! – поддержал зал.
Создание Народного театра прошло безболезненно. Когда «народные артисты» дружной гурьбой высыпали из Дворца, совершенно нельзя было разобрать, кто из них милиционер, а кто таксист.
– Я люблю сцену! – возбужденно рассказывал Деточкин своему новому приятелю Максиму Подберезовикову. – Выходишь под луч софита в другом костюме, в гриме и парике – никто тебя не узнаёт!
Максим охотно с ним согласился.
– Я рад с вами познакомиться! – искренне сказал Юрий Иванович.
– Мы еще встретимся! – пообещал Подберезовиков.
Они разошлись, помахав друг другу рукой.
Пятнадцать минут спустя Деточкин, достав из кармана ключ, успешно отпирал дверь чужой квартиры. Он вошел в прихожую, беззвучно закрыл дверь и замер. Он не услышал ничего, кроме аритмии собственного сердца. Потом он поглядел на вешалку. На ней одиноко висело женское пальто. Деточкин не взял его. Даже наоборот. Он снял свой плащ и повесил рядом. Затем скинул ботинки и сунул ноги в шлепанцы. Вдоль стены Деточкин подкрался к комнате и… боязливо постучал. Никто не отозвался. Он отважился постучать вторично. И опять никакого ответа. Тогда Деточкин расхрабрился. Он слегка приотворил дверь и, извиваясь, протиснул в щель свое худосочное тело.
В комнате пахло чем-то яблочным, сдобным и семейным. Втянув носом воздух, Деточкин решил остаться здесь навсегда…
Люба, упакованная в уютный домашний халат, сидела за столом и с аппетитом уплетала пирог собственного производства. Деточкину нравилось смотреть, как вкусно ест Люба.