Откусываю буррито и наконец поднимаю взгляд на Мака, который все это время ждет моего внимания – и не упускает своего шанса.
– Буррито холодный? – дразнит он с набитым ртом.
Я смеюсь.
– Отвали. Эта штука – то что надо, даже в девять утра. Спрашивай, что хочешь спросить, придурок.
Широко улыбаясь, он принимается за картошку фри.
– Что такого натворил Бас Бишоп, если ты решил проделать немаленький путь и навестить его сестренку?
– Этот ублюдок забыл свое место и пересек черту. – Я пожимаю плечами. – Мы наняли Баса, чтобы он строил по струнке засранцев из школы, приводил перспективных ребят на склады для участия в поединках и организовывал ставки. Он не имел права вмешиваться во все остальные семейные дела Брейшо.
– В смысле, в то, что касается Рэйвен? – спрашивает Мак.
Рэйвен… Единственный человек, ради которого я отдал бы что угодно, если б она попросила, жена моего брата и последняя из настоящих Брейшо, Брейшо по крови. Все знают, что мы с братьями были усыновлены правящей семьей нашего города еще во младенчестве. Мой отец и отец Кэптена незадолго до этого погибли, остался только отец Мэддока. Рэйвен оказалась большим куском пазла, и мы об этом даже не подозревали.
Я киваю.
– Когда в общаге появилась Рэйвен, мы знали о ней столько же, сколько и обо всех остальных, – почти ничего, но этого было достаточно. Она еще не была частью нашей семьи, и нам было плевать на ее дружбу с Бишопом, но, когда все изменилось, мы велели ему держаться подальше. А этот мудак не послушался. Он привел ее драться на склады, помог ей сбежать от нас, а когда она решила, что обязана нас защитить, позволил ей ввязаться в проблемы и опять же ничего нам не сказал. Мы могли ее потерять… Если бы это случилось, Бас ответил бы головой.
– Такому парню, как он, было чем рисковать, – смягчает разговор Мак. – Он пришел с пустыми руками, не имел ничего и заработал все под вашим именем.
Я понимаю, что он пытается сказать.
Бас Бишоп показал свою преданность Рэйвен, как, собственно, и нам, и за это я должен бы его уважать. За то, что он помог одной из нас, когда ей было хреново, за то, что прикрыл ее спину, когда нас не было рядом, – прикрыл без лишних вопросов.
Но я не могу.
По правде говоря, я не то чтобы ненавижу этого придурка. Не стану врать, что считаю, будто он не смог бы защитить жену моего брата, – смог бы, и доказал это. Но это было не его дело, а мое.
Мэддок тогда облажался, Кэпа вывели из строя, и остался только я.
Но снова вмешался Бас, взбесил меня, и теперь я хочу его взбесить. А что может быть лучше, чем поиграть с его сестренкой, которая, как он думает, вне досягаемости?
Вне досягаемости – но не для меня.
Я проявляю сволочизм? Не знаю, да мне и по хрен.
Сестра за сестру – для меня в этом есть смысл.
Может, это и безумие, может, я безумен, но я никогда и не претендовал на роль здравомыслящего – это у нас Кэптен такой.
Мэддок – злой альфа-самец, а я – псих.
Бомба с часовым механизмом.
Непредсказуемый, и по всеобщему признанию – безбашенный.
На многие вещи я смотрю немного иначе – сквозь дымку ярости, и да, я чемпион по затаенной злобе.
Хотелось бы, чтобы кто-нибудь пришел и рассказал мне, какого хрена я должен уважать парня, который рискует собой вот так ради девчонки, едва ему знакомой, но при этом, не задумываясь, забивает на собственную сестру?
Я отлично знаю, что кровь не имеет значения, ведь у нас с братьями нет общей крови, но Бас любит сестру. Ведь поэтому он и отправил ее сюда, чтобы защитить от волков, разве нет? От тьмы, в которую, как он сказал, она погрузится и которая, как он заявил, не для нее?
Этому тупице даже не хватило яиц сказать ей прямо, что это он сделал такой выбор. Что это он решил – так будет лучше для нее.
Да пошел он.
Бас хочет вступить в мою семью, влезть туда, где его не хотят видеть. Туше, мудак.
Считай, что я влез в твою семью.
Бриэль узнает меня, и узнает чертовски хорошо.
– Мы же не будем ждать тут на улице весь день, так ведь? – ухмыляется Мак.
– Нет, чувак. – Скольжу взглядом по двойным красным дверям, за которыми скрылась Бриэль. – Не будем.
С бутылкой воды в руке выхожу вслед за потоком учеников на школьный двор, и пару мгновений спустя мои ноги застывают, будто увязнув в цементе.
Можно ли видеть ночной кошмар днем… когда не спишь? И еще один вопрос: это что – День сурка?
Открывшаяся передо мной картина кричит: да, можно. И да – он снова тут.
В центре баскетбольной площадки стоит Ройс Брейшо, собственной персоной. Широко расставив ноги, с легкостью перекидывает мяч. Бицепсы играют, голова слегка отклонена назад и набок – дерзко и самоуверенно.
Неоспоримый альфа-самец.
Прослеживаю за его взглядом – слева от кольца вижу пять парней. На лицах у них написаны самые разные вопросы. Внутри у меня все сжимается.
Эти парни пришли сюда не просто так мячик побросать. Это – ведущая пятерка школьной команды, и Ройс, похоже, вклинился прямо в разгар игры. Выскочил на площадку, отнял мяч, и они явно этому не рады.
Я снова перевожу взгляд на Ройса.
Если так рассудить, он вышел на площадку подразнить парней, которые понятия не имеют, кто он такой, где никому не ведомо о последствиях одного лишь косого взгляда на Брейшо, не говоря уж о том, чтобы перейти кому-то из них дорогу. Но наши школьные парни тоже не промах, и все же Ройс не показывает ни намека на беспокойство.
Надеваю солнечные очки, так как толпа подталкивает меня ближе. По воняющему навозом воздуху разносится шепот. Со всех сторон: «Кто это?», «Он новенький?», «Смотрите, какие татуировки».
– Черт, до чего же он горяч, – произносит девушка рядом со мной, толкая локтем подружку. – Смотри, какие губы.
Я тоже в курсе, о’кей?
Волк в теле бога.
Бог, по его собственному мнению.
А по-моему – аномалия.
Какой же это, наверное, отстой, быть таким вот загадочным и притягательным. Но, поговорив с ним, я знаю, что в нем и правда есть что-то. Такой, как он, не способен затеряться в толпе. Подобно Полярной звезде в темном ночном небе, он горит слишком ярко, чтобы его не заметить.
Полагаю, что это изматывает. Вот я, например, могу смешаться с толпой, а он – нет. Ладно, буду критичной к себе – я могу смешаться только с худшими, с серой массой, ведь красивые и разбитные все равно будут заметны.
Мой взгляд скользит по старому асфальтовому покрытию площадки. На другой стороне замечаю Мака, протискивающегося сквозь толпу. Он едва заметно приподнимает подбородок, и хотя Ройс даже не смотрит в ту сторону, не сомневаюсь, что он видит приятеля.
Ройс наклоняет голову, и парни напротив него клюют на приманку, наконец проснувшись.
– Отдай мяч, – требует Мика, парень, с которым я вместе хожу на английский последние несколько лет. Возможно, Мика единственный приличный человек во всей школе. Хоть он и говорит со мной, только когда это необходимо на уроке, у меня есть ощущение, что он не так уж и плох под всей этой своей броней.
Мика делает шаг вперед, подавая пример другим парням.
Сердце грохочет у меня в груди, когда я бросаю взгляд на Ройса, и то, что я вижу, заставляет его колотиться еще быстрее.
Ройс ничем не выдает ни единого признака осознания перемены на площадке, хотя все мы здесь являемся свидетелями тому, что Мика сделал первый шаг.
В смысле, первый после того, как Ройс перехватил у них мяч, чем вопиюще унизил хозяев площадки.
Он даже не моргает в ответ на их приближение – продолжает стоять в нахальной позе, совершенно невозмутимый, в то время как на него надвигаются местные качки.
Бросаю быстрый взгляд на Мака, который, кажется, нашел меня в толпе, и красноречиво, как мне кажется, показываю глазами на Ройса.
Ты собираешься ему помочь или как?
Чертов парень улыбается, скрещивает руки на груди и смотрит на возмутителя спокойствия, у которого, очевидно, вообще нет чувства самосохранения.
Ройс вдруг перестает перекидывать мяч из руки в руку и теперь вертит его между указательными пальцами, затем обхватывает мяч ладонями и широко расставляет локти в стороны.
– Подойди и возьми, красавчик, – бросает он вызов Мике. – Я даже буду с тобой помягче.
– Иди на хрен, – парень рядом с Микой плюет на асфальт. – Мы чемпионы округа.
– Круто, – усмехается Ройс, но они не понимают насмешки.
Они не знают, что «Волки Брейшо» удерживают первенство на чемпионатах штата. На самом-то деле они, может, и в курсе, вот только они не знают, что один из «волков» стоит перед ними.
Губы Ройса медленно расплываются в усмешке, потом он слегка наклоняется вперед и перебрасывает мяч справа налево. Так, понятно, он приглашает их поиграть.
Парни занимают позиции, и Ройс кивает. Ведя мяч, он бросается вперед, делает обманное движение, подпрыгивает, с легкостью забрасывает мяч в корзину и издает короткий смешок.
Один из парней ловит мяч и оглядывается на Мику – тот стоит, сжав кулаки и нахмурив брови.
Ройс Брейшо, черт его дери, так и лезет на рожон:
– Ну, кто первый забросит трехочковый?
Поначалу кажется, Мика не собирается в этом участвовать, но потом он бросает взгляд на своего приятеля, и тот пасует ему мяч.
– Один на один? – кричит Мика.
– Видишь, как быстро все разворачивается? – улыбается Ройс. – Я забил тебе и твоей пятерке слабаков на вашей территории, так что факел у меня в руке.
– Следи за словами, придурок. Мы тебе фору дали.
Ройс смеется, а я задерживаю дыхание. Шепотки вокруг становятся все громче и громче. Чужаки тоже их слышат. Мак скользит вперед, но Ройс едва заметно дергает подбородком, и «шкафчик» останавливается – его нога застывает у края белой линии, что обводит площадку. Предусмотрительно, думаю я, он достаточно близко, чтобы при необходимости быстро принять меры, но не так близко, чтобы выдать свое присутствие.
Как раз в этот момент из толпы выходит он – Фрэнки Бриггс, чемпион в двух видах спорта, сын начальника полиции и худший из всех людей. Фрэнки парень моей кузины, но он и меня не прочь ущипнуть за задницу.
Ройс, словно почувствовав что-то, оглядывается через плечо.
Мика издает смешок, готовясь к тому, что выскочка-чужак сейчас съежится от страха и даст деру при виде бугая ростом шесть футов и два дюйма. Фрэнки Бриггс – звезда нашей школы. Но они не знают, что перед ним стоит король старшей школы Брейшо, мастер находить себе проблемы, но и решать их. У одного шесть футов и два дюйма, у второго шесть футов и один дюйм, но они не на равных – Ройс возвышается над всеми, как гора.
К сожалению, Фрэнки не замечает беззаботности Ройса. Наша местная звезда останавливается в нескольких футах позади чужака и хлопает в ладоши. Мика усмехается и подбрасывает мяч, намереваясь перекинуть его по красивой дуге над головой Ройса прямиком в руки Фрэнки, но Ройс подпрыгивает с легкостью профи и перехватывает мяч в воздухе.
Мяч снова летит. И в ту же секунду, как Ройс бросает его, я понимаю, куда именно, и пытаюсь нырнуть в толпу. Но мне это не удается – толпа слишком плотная, и, пару-тройку раз подпрыгнув, мяч подкатывается к моим ногам.
Если Ройс и успел заметить меня раньше, то не подал виду, а теперь он точно меня видит. Как и Фрэнки.
Вот отстой.
Красавчик Брейшо поворачивается ко мне, и на губах у него играет лукавая усмешка.
– Эй, подкинь мне мяч, малышка.
По шее волной поднимается жар, мне ужасно хочется двинуть ему кулаком, но, чтобы избежать еще больших неприятностей, я наклоняюсь за мячом. И конечно же, прежде чем успеваю его схватить, Фрэнки пинает мяч в сторону.
Звезда делает шаг ко мне, полностью загораживая от Ройса, и злобно смотрит с высоты своего роста.
– Малышка? – с отвращением шипит он. – Что за отребье привела с собой эта шавка?
– А что ты так возбудился?
Как только эти слова слетают с моих губ, я почти жалею, что не могу взять их назад.
Почти.
Взгляд Фрэнки еще больше ожесточается, но я не собираюсь стоять тут и наблюдать, как он изображает из себя гиппопотама, готового меня растоптать. Ничего у него не выйдет, он знает, и именно поэтому бесится. Ни одного шанса, но он все равно не перестает загонять меня в угол, когда мы оказываемся наедине и нас никто не видит.
Я поворачиваюсь, готовая свинтить отсюда, но Фрэнки хватает меня за руку и тянет к себе. Дергаюсь назад, готовясь пнуть его по яйцам, но меня опережают – колени звезды с громким хрустом ударяются о землю.
– Какого хрена! – вопит он, низко рыча.
Все вокруг охают, толпа становится еще больше.
Фрэнки вскидывает голову, и в ту же секунду крепкие руки обхватывают меня за талию и мягко оттягивают назад.
– Эй, что…
– Моли бога, девочка, чтобы все обошлось, – шепчет мне кто-то в ухо, и, оглянувшись, я вижу Мака, но он не смотрит на меня – его взгляд устремлен на Ройса, на лбу образуются напряженные складки.
Я тоже смотрю на Ройса и, когда наши с ним взгляды встречаются, набираю полные легкие воздуха.
Глаза у него черные, как зимняя ночь. Холодные и бесстрастные, без тени жизни в них.
Чудовище в свете дня.
Вот это и есть тот Ройс Брейшо, о котором мне говорили.
Тот, кто способен измениться в мгновение ока.
Нахального плейбоя больше нет – вот-вот разразится что-то ужасное, и это что-то уже не остановить.
Ройс позволяет Фрэнки встать и даже отодвигается, чтобы освободить для него место. Это он зря – наша звезда перегруппировывается, и Ройс принимает удар прямо в челюсть.
Он не пошатнулся, но голова слегка дергается.
Фрэнки хохочет, готовый снова атаковать, но я слышу мрачный смешок Ройса, и они оба слегка наклоняются.
Ройс сплевывает кровь из уголка рта, а потом разворачивается всем телом, и его правая рука замахивается с такой скоростью, что к удару просто невозможно подготовиться.
Кулак прилетает прямо в висок Фрэнки.
Фрэнки отшатывается, но быстро приходит в себя и начинает наступать.
Ройс уворачивается от ударов, словно хорошо натренированный боксер, и в какой-то момент, выпрямившись, поднимает Фрэнки (двести тридцать фунтов, не меньше) и швыряет на землю.
Голова ударяется об асфальт с громким треском, всех, кто это видит, охватывает паника, а мои мышцы превращаются в камень.
У Фрэнки закатываются глаза, у меня начинает пульсировать в висках.
Несколько человек пытаются броситься вперед – то ли права покачать, то ли на помощь звезде, но один взгляд Ройса – и они застывают на месте.
Ройс совершенно спокоен. Поднимает большой палец и прикладывает к разбитой губе, взгляд его снова прикован ко мне. Саданув Фрэнки ботинком по ребрам, он спрашивает:
– Это твой парень?
Его резкий тон словно перекручен лентой с надписью «Только попробуй мне солгать» – эту ленту, точнее, веревку, он накинет мне на шею и задушит, если я хотя бы попытаюсь.
Кручу головой – «нет», не сводя глаз с вены у него на шее, пульсирующей под бронзовой кожей, вижу дразнящую татуировку, и с каждым ударом его пульса мой собственный тоже ускоряется.
От страха? Нет.
Братец постоянно напоминает мне, что я должна бояться всех, кто носит имя Брейшо, но, глядя в темные глаза одного из них, я не испытываю никакого страха.
Даже намека на него.
По правде говоря, я чувствую противоположное, и стук у меня в висках как будто сходит на нет.
Это делает меня дурой?
Мои мышцы расслабляются, и хватка Мака на мне тоже.
Снова кручу головой, говоря «нет», и на этот раз уже увереннее.
Фрэнки подает признаки жизни.
– Парень Бриэль? – с издевкой произносит он – намеренно громко, чтобы его услышали все. – Да ты, должно быть, с луны свалился. Никто и не подумает дотронуться до этой шавки.
Он начинает подниматься, но мощная рука Ройса опускается ему на плечо, и Фрэнки снова падает.
Головы поворачиваются от Ройса ко мне и обратно, и я догадываюсь, какой вопрос вертится у этих придурков на уме.
Как я, убогая, всеми презираемая, могу быть знакома с ним, богом во плоти?
Ройс не обращает на любопытные взгляды никакого внимания. Он изучает меня, размышляя о моем ответе и о том, что сказал Фрэнки. И ему как-то удается найти во всем этом правду. Причем не только мою правду, но и правду Фрэнки тоже.
А она такова: у меня нет парня, но Фрэнки хочет от меня того, что мог бы получить парень. Он намерен добиться своего. И при этом мы оба знаем, что я никогда не дам ему то, чего он хочет, – то, что он получает от Сиары. Печально, но факт.
Ройс коленом ударяет в позвоночник Фрэнки, и тот хрипит. Потом красавчик с беззаботным видом обходит нашу местную звезду, которую только что спустил с небосклона, выставив полным идиотом. А чего ему волноваться – друг подстрахует, если что.
Он останавливается прямо передо мной и пронизывает меня взглядом, кричащим «поиграй со мной», но я не настолько глупа, чтобы обольщаться. Я точно знаю – Ройс тут не задержится, и вскоре мне придется ответить за все это перед Фрэнки, пока что лежащим на земле.
Видимо, я стою неподвижно слишком долго. Мак стоит позади меня
Ройс просовывает пальцы левой руки под мой ремень, в то время как его правая рука поднимается к моей шее.
Я понятия не имею, почему позволяю ему все это делать.
Не бью его под дых, не втыкаю палец между ребер… ничего.
Я ничего не делаю.
А еще я не дышу – я просто кусок дерьма в его игре на унижение.
– Все верно, чувак. Я с луны свалился, – передразнивает он Фрэнки, слегка наклоняя голову и не сводя с меня глаз. – Но это ненадолго, я освоюсь, верно, малышка?
Он проводит костяшками пальцев по моей ключице – и я сбрасываю оцепенение.
Отклоняюсь от него так далеко, как это возможно, и он хмурится, стиснув зубы.
Прежде чем он успевает сделать еще что-то, откуда-то справа от меня доносится раздраженный голос.
– Серьезно?!
Проклятие…
Из моей груди вырывается тяжелый вздох.
Сиара… Расталкивая толпу, она пробивается в первые ряды.
Когда она видит Фрэнки, у нее отвисает челюсть. Полагая, что это как-то связано с бурным началом дня, сестрица оглядывается вокруг, пока не находит взглядом меня.
Она проталкивается ко мне, и с каждым ее шагом Ройс тоже делает шаг, но не навстречу ей. Он сдвигается в сторону, прикрывая меня своим телом, словно громила-охранник, защищающий своего маленького слабого босса. Но мне защита не нужна, я выступаю вперед и оказываюсь прямо перед Сиарой.
– Какого черта, Бриэль? – кричит она, злобно уставившись на Ройса, а тот усмехается, глядя на наконец-то поднявшегося Фрэнки.
– Ты что, привела его сюда, чтобы повыделываться?
– Ага, это же так в моем стиле.
– Дура ненормальная!
– Сиара, остынь…
– Ага, остыну. Скажи своему дружку, чтоб убирался отсюда! – кричит она.
– Сама скажи, ты ведь знаешь его лучше меня, верно?
Сиара прищуривается, потом пихает меня в грудь.
– Ты у меня получишь, Бриэль.
– Отвали, – спокойно произношу я.
– А если не отвалю, что ты сделаешь? – с издевкой произносит она.
Я молчу, и в глазах у нее появляется слабый блеск удовлетворения. Сестрица знает, что я на коротком поводке – на том, который я сама прицепила к своему ошейнику, потому что у меня не было выхода.
Она глумливо смеется, потом срывает с моего лица очки и бросает на землю.
Я ударяю ее в ответ. У Сиары округляются глаза – она этого не ожидала.
Прежде чем она успевает снова до меня дотянуться, Мак хватает ее за запястье.
Все вокруг оторопело таращатся на нас – никогда прежде они такого не видели. Я почти слышу непроизнесенные охи и ахи: маленькая Бриэль выбралась из своей скорлупы?
Сиара вся красная от досады, но одного пристального взгляда на меня, на мои опухшие глаза оказывается достаточно, чтобы она почувствовала себя победительницей.
– Ты себя в зеркале видела? – Она притворно надувает губы. – У тебя глаза, как у кролика. Что, опять рыдала перед сном, да? – Сестрица ухмыляется, изо всех сил стараясь выставить меня слабой и никчемной, хотя знает: я не поведусь на ее дурацкие издевки.
Она также знает, что я не стану давать отпор, позволив окружающим поверить в то, во что они хотят верить.
Стерва.
Наклоняюсь, чтобы поднять очки, но обнаруживаю, что они в руках у Мики – он протягивает их мне. Мои губы дергаются, произнося «спасибо».
Пожимаю плечами и, глядя на Сиару, заставляю себя опуститься до ее уровня, хоть это и весьма фиговое место.
– Тебе-то откуда знать, рыдала я или нет, ты ведь прошлую ночь провела в постели с Грегом.
По школьному двору раскатывается тихий смех, а у Сиары глаза округляются. Чувствую себя подлой, но мне нужно, чтобы это прекратилось.
Фрэнки на долю секунду встречается со мной взглядом, прежде чем отвести глаза в сторону.
– Пошли, – говорит он, не обращаясь ни к никому, но в то же время ко всем, кто готов откликнуться.
Сиара качает головой и пытается выдернуть руку из хватки Мака. Когда он понимает, что она всего-навсего пытается уйти, он ее отпускает.
Кузина толкает Фрэнки в грудь, и, к счастью, раздается звонок, заканчивая этот кошмар.
Толпа начинает рассасываться, все еще глядя на нас, главных участников кошмара, чтобы не пропустить ничего интересного, но я не собираюсь продлевать спектакль. Разворачиваюсь и удираю так быстро, как позволяет моя ноющая лодыжка.
Мне удается преодолеть целых три фута, прежде чем рядом со мной возникает Ройс.
– Охрана школы или директор появятся тут в любую секунду, – говорю я. – Даже и не знаю, как им удалось не вмешаться.
– Да похрен.
Он перегораживает мне дорогу, и я останавливаюсь.
– Тебе легко говорить, ты здесь не учишься.
Отворачиваю голову, но он хватает меня за подбородок и всматривается в мое лицо. Представляю, что он видит…
Ройс изучает меня несколько долгих, нервирующих мгновений, потом моргает, и его губы медленно растягиваются в улыбке.
– Я ставил на карие.
Несмотря на легкое смущение (и сильное раздражение), у меня вырывается тихий смешок. Снова надеваю очки, но он быстро поднимает их мне на лоб.
– Ага, ну, – игриво закатываю глаза. – У меня неплохо получается разочаровывать людей.
– А кто сказал, что я разочарован?
Скрещиваю руки на груди, пытаясь побороть улыбку, и качаю головой.
– Ты не думаешь, что вам с Маком уже пора свалить отсюда, или пока еще недостаточно проблем, чтобы накормить твою мятежную душу?
– Малышка, – он придвигается ближе. – Ты ничего не знаешь о моей душе, и, если ты называешь это проблемами, мирок, в котором ты живешь, должно быть, так же жалок, как и выглядит.
– А что тебя здесь держит? – Я слегка пожимаю плечами. – Возвращайся в свой.
Ройс молча смотрит на меня, и в его темных глазах плещется вопрос – тот, что он отказывается задать.
– Серьезно, вам пора уходить, хотя бы с территории школы, – добавляю я.
– Подгоняешь, маленькая Бишоп? – усмехается он. – Я не фанат быстрых встреч, учти.
– Если девушки, с которыми ты проводишь время, считают твои остроты милыми или хотя бы немного притягательными, мне тебя жаль, – хмурюсь я.
– Да? И почему же?
– Это значит, что ты и понятия не имеешь о настоящих усилиях, – какая досада. Как по мне, человек, у которого в распоряжении весь мир, должен представлять собой нечто большее, чем мешок с шутками и тяжелыми кулаками.
Он пронизывает меня напряженным взглядом, словно пытается заглянуть мне в мозги, но, что еще хуже, он как будто и вправду может сделать это. Будто он понимает все то, что мне не хотелось бы высвечивать
То, о чем я не говорю, чем не делюсь.
Не то чтобы перед мной выстраивалась очередь людей, желающих узнать о моем внутреннем мире, но…
Не то чтобы я подпустила кого-то достаточно близко.
Ройс еще больше прищуривает глаза, и я делаю шаг, чтобы его обойти, но он не дает мне исчезнуть.
Качаю головой и тяжело вздыхаю.
– Мне нужно идти. У меня урок.
Зная цену – в буквальном смысле – моего опоздания, начинаю нервничать. Мне нужно бежать от него. И быстро.
Его взгляд теперь тяжел и расчетлив. Неотрывно глядя на меня, он достает из кармана скрученную пачку двадцаток и протягивает мне.
Перевожу взгляд с бабок на него.
– Это еще зачем?
Он хватает меня за руку, шлепком вкладывает деньги и шагает прочь.
– Ройс…
– Тебе это пригодится, – бросает он тоном, лишенным всяких эмоций, оглядываясь через плечо. – Иди к учительской. И поторопись – ради твоего же блага.
К учительской?
– Зачем?!
Ройс скрывается из виду, оставив мой вопрос без ответа.
Любопытство – единственная причина, по которой я разворачиваюсь и иду в школу, но только не туда, где у меня должен быть урок.
Ой, сегодня лучшим другом моей ноги был бы ибупрофен.
Вхожу в холл рядом с учительской и вижу Джорджа. Он торопливо подходит ко мне, и у меня опускаются плечи. Он что, решил добавить мне проблем?
– Джордж, я…
Я – что?
Что мне сказать нашему охраннику?
Что парень, который пробрался на территорию школы и повел себя, как Деймон Сальваторе [3], мне совершенно не знаком?
Но я даже не успеваю рта раскрыть – Джордж меня опережает.
– Мисс Бишоп, – его взгляд падает на деньги у меня в руке, он улыбается. – Это мне?
Опускаю глаза на пачку баксов.
– Эм-м…
Со стороны учительской раздается громкий бу-бух. Кто-то дубасит по металлической двери.
Джордж тянется к бабкам, я отдаю ему пачку, и он быстро сует ее в карман. Сняв с пояса ключи, сует один из них в замок учительской и улыбается во весь рот.
– Вам пора уходить отсюда, мисс Бишоп. Там у них что-то пошло не так, как планировалось, – он издает смешок.
Я киваю и отхожу за угол. Слышу щелканье замка, и из учительской один за другим начинают выходить преподаватели, возмущенно переговариваясь.