Просыпаюсь только к полудню. Мышцы приятно ломит, а вот правое бедро, кажется, потянула. Оглядываю себя в зеркале. Волосы стильно взлохмачены, улыбка мечтательная – сегодня мне нравится, как я выгляжу.
Вот только Сина нет, и оценить этот факт некому. Ладно. Не страшно. В душе я напеваю, а на кухне включаю радио и пританцовываю, даже не опасаясь, что Син увидит это, как в прошлый раз. Боги милостивые, спасибо вам за «Психушку»!
Набрав фруктового печенья и сырных гренок, заваливаюсь на кровать в спальне и включаю кино. Наслаждаюсь покоем, сегодня текущим в крови.
Однако вот уже и вечер, голод вытаскивает меня на кухню, а Сина всё ещё нет. Странно. И непривычно скучно.
Схожу к Джанки, он уже должен проснуться.
***
В прошлый раз мы с Сином лезли в окно только для того, чтобы избежать уличных камер, а вообще-то у меня есть и допуск, и ключ от входной двери. С годами сложилось так, что я имею право приходить в любое время. Раньше звонила и предупреждала, но Джанки сказал, что у друзей подобные церемонии не приняты. Друзья просто приходят.
Однако чуть я делаю шаг в прихожую, как из глубины квартиры доносится кокетливое женское щебетание: «Джанки, ты такой шаристый…». Ой, вот это неловко! В панике отступаю назад, взмахиваю рукой, чтобы нащупать дверь, – и задеваю декоративную корзинку на тумбочке.
Тяну руки в надежде поймать зашатавшуюся корзинку, но куда там, не с моей ловкостью!
Мгновение – и она грохается, рассыпав по полу содержимое. Женский голос тут же смолкает. Проклятье!
Не придумав варианта получше, захлопываю входную дверь со всей силы, громко откашливаюсь и повышаю голос:
– Дэ-э… – Слишком поздно соображаю, что нельзя озвучивать настоящее имя. – …Э-эй, ты дома?
Присев, торопливо собираю с пола пыльную мелочёвку. Всё это осталось от прежних хозяев, более того, корзинка стояла на этой самой тумбочке, когда я пришла сюда в первый раз, по объявлению о продаже.
Тишина. Что они там делают, одеваются? Может, уйти?
Шорох шагов. Дэн непривычно смурной: руки в карманах, взгляд исподлобья.
– Хэй.
– Привет. Я не вовремя?
Вслед за ним из коридора показывается девушка, оглядывает меня с явной неприязнью. Короткие ярко-рыжие волосы, веснушки, хищные «стрелки». Хотя в квартире не так уж жарко, на ней короткие чёрные шорты, чёрные же гольфы и белая майка, завязанная над пупком. Взгляд непроизвольно цепляется за просвечивающие сквозь ткань ареолы и дерзко торчащие соски, хотя почему-то мне кажется, что торчат они от холода. Аж самой хочется поёжиться.
Наконец-то собрав всё, поднимаюсь и ставлю корзинку на место.
– Я лучше зайду в другой раз.
Девушка с ожиданием смотрит на Джанки, но тот бурчит:
– Не, мы всё.
Поджав губы, она злобно зыркает на меня и снимает с вешалки куртку. А я, наоборот, торопливо скидываю ботинки и делаю шаг к Дэну. Он, избегая моего взгляда, кивает в направлении кухни, куда я и уношусь, захлопнув за собой дверь.
От растерянности даже не могу сообразить, куда сесть. Первым делом смотрю на чёрное полукресло у двери – оно мне тоже нравится, потому что в углу, – но это вообще-то место Джанки, он сейчас придёт. Табуретка посередине отодвинута, словно у Дэна были гости. Не хочу, она жёсткая, без спинки, неудобно. Остаётся второе полукресло, серое без подлокотников. Обычно я именно его и занимаю, хотя не люблю: обивка грубо-синтетическая, а за спиной небезопасное окно.
Уф, какая неловкая сцена получилась! Я иногда натыкалась здесь на заказчиков, но это всегда были мужчины. А, нет, как-то раз была женщина, но обычная, не порно-звезда. А сейчас – очень неожиданно. Я и не думала, что к Дэну такие красотки ходят. Даже неприятно: я, без макияжа и в обычной одежде, на её фоне выгляжу замухрышкой. Неудивительно, что Джанки никогда ко мне не подкатывал.
Через некоторое время Дэн появляется на кухне, раздражённо падает на своё кресло и, по-прежнему не глядя на меня, закуривает. А цепи-то на руке нет! Точно я прервала их на чём-то интересном.
Так что я жизнерадостно начинаю:
– Фига ты звезда! Когда свадьба?
– Она по шлыге.
– Ты прекрасно знаешь, что такой ответ меня не устраивает.
– По. Шлыге, – Джанки щурится предупреждающе.
– Что, серьёзно?.. – тяну я разочарованно.
– Аха, – он сосредоточенно ковыряет ноготь.
– Да ладно!.. «По шлыге» так не одеваются, я что, твоих клиентов не видела? Из самого Порта видно, что она тебя хочет. И что тебе не так?
Он угрюмо бурчит:
– Я детей не трахаю.
– Да какие она «дети»! – я возмущённо закатываю глаза. – Точно совершеннолетняя.
– А по мозгам…
– Ага, ну ты хватил – по мозгам! По мозгам некоторые и в пятьдесят «дети». Она же красотка! Грудь классная. Ноги… Живот вообще офигенный! Что тебе ещё надо?
Но Дэн только морщится в ответ.
– Так, посмотри на меня, – я тяну его за рукав рубашки. – Не, в глаза. Скажи, что ты её не хочешь.
Аккуратно отцепив мои пальцы от своего рукава, он снова отводит взгляд и тяжело вздыхает.
– Бля, хочу, ясен хрен. Я ж не железный.
– Так и в чём проблема? Ладно я с кучей тараканов, но ты-то?
Он насмешливо хмыкает.
– А, ну у меня-то мозгов вообще нет? Штаны скинул и попёр?
– Ну так и попёр бы. По-моему, она именно этого и хочет.
Наконец-то развернувшись ко мне, Дэн кладёт локти на стол, затягивается и смотрит снисходительно.
– Она, мож, хочет, а я должен башкой думать, а не чем.
Блин, в нашей паре Джанки, конечно, более рассудительный, но сейчас я совершенно не понимаю, чего он шкоты дёргает. В романтических делах нужна доля непосредственности!
– Да о чём тут думать?! – Я раздражённо стукаю кулаком по столешнице. – Если она тебе нравится. А уж ты точно ей нравишься. Ну так и вот!
Внимание Дэна переключается на пепельницу, которую он пододвигает к себе, некоторое время изучает и, наконец, сильно вжимает в неё окурок.
– Она уже битый год мне в кильватере ходит. Спервой одетая была, а щас – вот…
– И что?.. – я непонимающе хмурюсь.
– А то, што она глубоко в энто впёрлась. Тут просто няшкать не выйдет, швартовать надо.
– Ну и швартуй. Глядишь, она бы тебя подкормила. Ты вот когда в последний раз ел?
Джанки молчит, вращая пепельницу большим пальцем – туда-сюда, туда-сюда.
Я несколько мгновений слежу за этим движением.
– Нет, ну серьёзно. Ты, типа, хочешь быть крутым и независимым? Или что?
Не выдержав, сжимаю его пальцы, останавливая движение пепельницы, но Дэн так и не поднимает головы. Говорит обыденно:
– Я не могу ломать ей жизнь.
От неожиданно резанувшей по сердцу боли даже замираю. Заглядываю ему в лицо, пытаясь поймать взгляд, заикаюсь неуверенно:
– Чего это сразу «ломать»? Ты уж не хуже многих других, которые женятся и живут… Что такого?..
Дэн наконец-то смотрит на меня – с укором.
– Нахера ей алкаш?
– Ой, да какой ты алкаш?!
– Похуже тя, – он усмехается уголком рта. – Хотя те б самой бухать поменьше.
Так, Лета, пришло время собрать в кулак всю свою убедительность! Так что я авторитетно заявляю:
– Тебе всего двадцать один. В таком возрасте все отрываются, а потом ничего, завязывают. Всегда можно бросить. А так – ты вполне нормальный.
– Я-то?..
Вот тут Дэн уже откровенно смеётся, и я улыбаюсь в ответ – поддерживаем позитив! Полностью беру его за руку – привычное ощущение кусаче-шерстяного тепла шнуды – и подтягиваю ближе к себе. Говорю как можно увереннее:
– Очень даже нормальный! И муж из тебя был бы вполне! Работа есть, жильё…
Усмехнувшись, он как-то многозначительно кивает, и я переспрашиваю:
– Что?
– Ништо. Харадская нора – энто аргумент.
– Ой, ладно прибедняться! Ты и сам по себе очень даже. Ответственный. Умный. Симпатичный.
– Аха, – Дэн фыркает. – Тот ещё милуш.
– Да правда симпатичный. Глаза красивые.
– Хэй! – тянет он с показным возмущением. – Попридержи свойные намёки для вашенских бахатых шлёндров!
Я было улыбаюсь, но вскоре возвращаюсь к серьёзному тону:
– Почему бы тебе не убрать шрам? Конечно, на это нужно прилично органики, но разок уж можно потратиться. Если денег сейчас нет, так я займу. Мм? Все окрестные дамочки будут твои.
– Да, мисса, ахуенная мысль, – Дэн щурится недовольно. – Пойдём вместе, а? У тя тож энтой дряни полно. А мы пойдём и уберём – типа, и не было. А помойку в башке они тож чинят?
Смутившись от его агрессивного напора, я отвожу взгляд, пытаюсь убрать руку, но теперь уже он сжимает мои пальцы, не пуская. Выплёвывает зло:
– Или ты не хошь?
Я виновато прячу глаза и не могу придумать, что ответить. Горло наполняет горечью. Почему всё так? Ведь Дэн на самом деле хороший. Если бы только его жизнь сложилась по-другому. Или если бы у меня получилось ему помочь. Но нет, прошлое нельзя изменить, как ни старайся. А теперь из-за этого какая-то херня.
Запал Джанки тает, и он накрывает мою руку второй ладонью, уже мягко. Я спешу и свою вторую руку добавить сверху, показывая, что не обижаюсь на его вспышки эмоций.
– Ты же знаешь, если я могу что-то сделать – говори.
– Я шну, мисса. И я те должен. – Кажется, что он сосредоточенно изучает наши переплетённые руки. – Мож, по шаслу?
– Давай. Только я настаиваю купить шамки. Ты, вообще, сегодня ел?
Дэн стандартно игнорирует вопрос, касающийся еды, и, поднявшись, достаёт из шкафчика бутылку вина, при виде которой я оживлённо восклицаю:
– Ну-ка, покажи! – Выхватив, кручу в руках, изучая этикетку. – Это же настоящий фрамбуаз! С каких пор ты такое пьёшь?
– Клиент дал, – Джанки прислоняется к кухонному шкафу и складывает руки на груди.
– Классные у тебя клиенты! Я обожаю эту штуку. На выпускном мы с девчонками так усвинячились…
Я злорадно хихикаю, вспомнив, как в тот вечер фрамбуаз дал мне смелость оттаскать за волосы гордость нашего класса – отличницу и, несомненно, одну из самых стервозных девиц, какую я только знала. На следующий день я невинно хлопала глазами и говорила, что ничего не помню, не осознавала и не контролировала себя – хотя всё я контролировала, ха-ха.
– О, кстати!
Бросаюсь в прихожую и, порывшись по карманам куртки, возвращаюсь на кухню, пряча подарочный сертификат за спиной. С серьёзным лицом подступаю к Джанки.
– Я могу рассчитывать на тебя в одном очень важном деле?
Дэн, конечно, щурится с подозрением и пытается заглянуть мне за спину, но я не поддаюсь.
– Нет, пообещай! Мне очень нужно!
– Не возьму.
– Ах так! – Моя жалобная физиономия тут же превращается в разъярённую. – Сам говорил, что я могу на тебя положиться, а сам! Хочешь, чтобы я выбросила деньги на ветер?!
– Нехер было бросать.
– Ну ты и… – Попялившись на него с самым злобным видом, какой могу изобразить, выдаю: – Если не возьмёшь, я с тобой разговаривать не буду!
– А приходить бушь? – Дэн насмешливо поднимает бровь.
Задумчиво покривив губы, в конце концов изрекаю:
– Приходить буду. А разговаривать – нет.
– Уговор, – он кивает.
– Так! – я шмякаю сертификат на стол. – Поскольку меня это не устраивает, ты его всё-таки возьмёшь.
– Не-а. Так што все шкнулись, – Джанки бухается на кресло, вытаскивает из пачки папиросу и ухмыляется в ответ на выражение моего лица. – Сама так уговорилась.
Посверлив его взглядом ещё немного, я недовольно фыркаю и хватаю с кухонной тумбы дисплей – заказать рыбный пирог. Такое Дэн хотя бы ест.
Вскоре пищит доставка, и, пока Джанки включает любимый нами первый альбом «Горбатого менестреля», я мстительно подсовываю ему тарелку с самым большим куском.
Под музыку мы погружаемся каждый в свои мысли. «Горбатый менестрель» лишь на первый взгляд звучит весело. Да, гитары и пианино периодически скатываются в развязно-разухабистые мелодии, под которые только в кабаре пьяных девиц тискать. Но если прислушаться к текстам – тот ещё саундтрек для суицида. В первой же песне, тошнотворной серенаде, вокалист стонет, будто на пороге оргазма: «Меня тошнит от тебя, детка. Я вырежу своё имя на твоей коже, я вырежу твоё имя на своём сердце. Сломаю себе все кости, выверну лёгкие наизнанку, ты только прикажи». Вступает пианино – поначалу чётко и размеренно, обманывает классическими гармониями. Однако бег клавиш ускоряется, мелодия скатывается в судорожную вакханалию, а там уже присоединяется и дрожащая в электрической лихорадке гитара. Вокалист то сладострастно мурлычет в спокойной гамме, то разгоняется до предела своего диапазона, без видимых усилий тянет и тянет вызывающие нервную дрожь ноты, а когда у любого нормального человека должен закончиться воздух – умудряется добавить ещё пару нот на прощание. Идеальный саундтрек, чтобы резать себя – хотя, конечно, в «Психушку» я эту музыку не потащу, она слишком личная. То, что мы слушаем вдвоём с Дэном. Наше общее.
Мы пьём, курим и молчим.
Фрамбуаз прекрасен, однако даже ему не удаётся избавить меня от грустных мыслей. И ещё от стыда. Я ведь скрыла от Дэна, что уже два раза ходила на обновление кожи, на груди и на животе. Конечно, он знает, где я работаю, но одно дело – знать, а другое – видеть конкретные последствия. К нынешнему моменту рубцов снова более чем достаточно. Накоплю ещё немного – денег, конечно, а не порезов – и сделаю сразу бёдра и живот. Иронично, что оплата за работу как раз и уходит на избавление от шрамов.
Голос-в-голове шипит: Но это ведь не ради денег… Ты бы даже сама доплачивала…
Размышления об обновлении кожи переходят в мысли о пластике вообще. Мои приятельницы из Золотого района постоянно обсуждали наилучшие варианты. Это была извечная война: одни считали, что нужно следовать моде и подправлять внешность каждый сезон, другие ратовали за единожды сделанный идеал, обычно по античному образцу. И те, и другие регулярно интересовались, когда я уже наконец что-нибудь сделаю с собой, а то выгляжу, мягко говоря, «простенько». «Простенько» – это такой популярный в Особняках эвфемизм.
Одно время я думала об этом. Даже ходила в клинику за компанию с Эрикой. Листала каталоги. Однако так и не нашла подходящего, всё казалось «не то». Вариант, предложенный проектировщиком, оказался слишком похож на мою мать, а копировать её я не хотела. Повторять известных красоток тоже было скучно, хотелось чего-то оригинального. В общем, мы с Эрикой записались на операцию, но я не пошла. Ещё и телефон выключила. Стыдно, конечно: нужно было прямо отказать, а я фактически сбежала. Струсила.
В итоге так ничего и не сделала. А теперь даже придумала оправдание: потому что мне это не поможет. Если внутри человек – полная херня, то никакая внешность не сделает его нормальным.
Голос-в-голове насмешливо подсказывает: Да уж, вспомним твоё замечательное свидание в горах.
Фрамбуаз сладко-малиновый, но я кривлю губы, словно от кислятины. В «знакомствах» на меня наконец-то обратил внимание интересный парень. Тем, кто мне действительно нравился, я писать стеснялась, а те, кто писал мне, в основном не вызывали положительных чувств. И вот – ура! Симпатичный парень с хорошей фигурой и чувством юмора. Любит музыку! Хотя по факту оказалось, что слушает он исключительно подборки для «качалки», а шутит не особенно смешно – чтоб не сказать за гранью хорошего вкуса, – но он хотя бы пытался. Личная встреча прошла гладко, он сказал пару комплиментов и даже не спросил, почему я выгляжу настолько «простенько», так что, когда он предложил поехать на выходные в горы, я согласилась. Честно готовилась. Записалась на кучу косметических процедур, включая модную тогда завивку. В принципе, если не считать дурацких кудряшек, я даже сама себе понравилась – вот только в постели мне это ни разу не помогло. Несмотря на бицепсы и кубики пресса моего кавалера, секса не хотелось. Бедняга полчаса применял все известные ему способы возбудить девушку – некоторые показались мне глупыми, другие были откровенно неприятными, – но я так и осталась фригидной ледышкой.
Голос-в-голове хихикает: Только вспомни его лицо, когда он потыкался-потыкался и понял, что ничего не выйдет. То есть не войдёт. Вот это была умора! Только ты так можешь!
Я уныло вздыхаю. Да уж, та ещё умора. Как я ни пыталась расслабиться… Хотя… Если признать честно, не так уж я и старалась, на самом деле мне вовсе не хотелось, чтобы он что-либо в меня совал. В итоге он психанул, наорал и уехал, судя по фоткам на его странице, к двум улыбчивым сестричкам-близняшкам. Я осталась в шале – осушать запасы текилы и звонить Дэну с обещаниями выкинуться из орлиного гнезда. А теперь вопрос: как античная внешность помогла бы мне в той ситуации? Ответ: вообще никак. И какой тогда смысл во всех этих операциях?
В общем, после этого я дала себе обещание завязать с поисками парня. В первой попавшейся парикмахерской coстригла чёртовы кудряшки. Засунула глубже в шкаф обувь на каблуках. Окончательно перешла на джинсы и футболки.
А вскоре наткнулась на объявление о работе для девушек – в «специфическом заведении». Подумав, решила, что это может быть интересно, к тому же подходит «специфической» мне. Отец всё детство гонял меня на занятия гимнастикой и классическими танцами «для развития гибкости», но у меня, как обычно, получалось так себе. А в «Психушке» можно танцевать как хочешь, под любую музыку, выдумывать собственную хореографию, и никто не предъявит, что ты недостаточно тянешь носок. После нескольких позорных конкурсов, которые доказали отцу, что мне не стоит связывать жизнь с этой областью, я уже никогда не осмелюсь танцевать в присутствии зрителей. А тут – перед зеркалом и в маске. Не видишь ни людей, ни их оценивающих взглядов. И они не видят твоего лица, не знают, кто ты, никаких громогласных «Двадцатое место – Алетейя Александэр». Никто не может к тебе прикоснуться. Безопасно. Сексуально, но никакого секса, раздеваться до конца не нужно. Одним словом, идеальная работа. Даже не считая главного бонуса – избавления от тяжести вины. С такой стороны шрамы – тоже бонус, напоминание и о пьянящем чувстве свободы, и о том, что некоторым очень даже нравятся мои танцы. Я бы их и не убирала, если бы не желание начать всё заново, с чистой кожи.
Когда бутылка вина заканчивается, Дэн вздыхает и привычно ерошит шевелюру – одна прядь остаётся торчать. Делает музыку тише, смотрит на меня.
– Што там робаат?
Не выдержав, наклоняюсь через стол и приглаживаю его волосы.
– Его зовут Син.
– Энто ты сочинила? – Джанки удивлённо поднимает брови.
– Не. В армии у него был номер Си-Эн-четыреста-что-то, а сокращённо – Син.
Как же мне хочется поговорить о нём! Взахлёб рассказывать, что мы смотрели кино, и какое забавное лицо он сделал при виде брюк с розовыми блёстками, и как он обнимал меня на улице – прям по-настоящему… Возможно, даже спросить, не кажется ли Дэну, что я похожа на эльфа, и может ли подобное сравнение быть комплиментом. Ведь эльфы считаются красивыми? Или Син имел в виду, что я тощая и что лучше бы мне закрыть лицо вуалью?
Голос-в-голове тянет: Ну да, высыпь ему ворох этой чуши, и сразу будет ясно, что ты по уши втрескалась в робота. Будешь выглядеть отменной тупицей.
Так что я пожимаю плечами и максимально равнодушно говорю:
– Ну… Он полезный. Вот на днях в подземке голова закружилась. Представь, он прибежал по туннелю – вместо поезда, которого все ждали. Какая-то тётка начала орать, что он наркоман и напал на меня. Тут же прискакал мужик из подземки, хотел вести его объясняться.
– И што?
– Ну… – я кривлюсь. – Он сказал, что он телохранитель.
– Всё пашет? – в глазах Дэна вспыхивает радостное предвкушение.
А, точно, его ведь не занимает проблема прав Сина и того, как к нему относятся окружающие. Так что я всем лицом изображаю воодушевление и благодарность:
– Да, отлично! Мы ещё и кроме этого провели полный тест: в Зелёном выловили патруль, они проверили и паспорт, и чип, и даже по базе КомРоба – всё чисто. Я и не сомневалась в твоих талантах!
От избытка чувств дотягиваюсь через стол и сжимаю плечо Дэна, на что он улыбается. После минуты триумфа расслабленно откидывается на спинку кресла, закуривает. Тянет с игривым намёком:
– Лады. И как вы там?
Но я вновь напускаю на себя серьёзно-равнодушный вид, словно не заметила его тона.
– Всё нормально. С ним можно поговорить. Правда, он решил, что должен постоянно заботиться обо мне, и это несколько утомляет… Но мило. И ещё он вкусно готовит.
Иронично ухмыльнувшись, Дэн переходит на столь махровый речной говор, что несколько лет назад я не поняла бы ни слова:
– «Хаатовит»? Мисса, энтот робаат – такенный предел науки, што просто шик, а ты по правде хришь ему ваарить компоты? Энто ж как бить хвости микрааскопом.
Всё-таки, если вот так сравнить, за последние годы его произношение сильно изменилось в лучшую сторону. Хотя и я лучше научилась понимать эту тягуче-шипящую кашу. Во всяком случае, сразу понимаю, что «хво-ости» – это не какие-то там хвосты, а гвозди.
– А что такого, если он забьёт пару гвоздей? Обычные повседневные дела. Что за дискриминация гвоздей и компотов?
Впечатав ладонь в лицо, Дэн рычит с таким разочарованием, что даже обидно, так что я саркастически повышаю тон:
– Ну извини! Куда уж тупой мне понять твои мысли, глубокие, как речное дно!
– Ой ладн, мисса-не-с-реки, – Джанки смеряет меня снисходительным взглядом, – ты ж сама вечно строишь, что умнее лоцмана. Ну так пошарь мозгами и дотумкай, што делать с энтим робаатом по… – он ехидно выговаривает почти чистое: – Прямому насначению.
Честно подумав, но ничего не придумав, вопрошаю:
– Это какому? Убить кого-нибудь? Так он сказал, что не хочет.
Наклонившись ко мне через стол, Дэн шёпотом подсказывает:
– Не, другое. – Однако поняв, что я всё равно не соображаю, смотрит укоризненно и говорит сам: – Няшкать даамочек до потери пульса.
– Да блин, – я закатываю глаза. – Как же, новейшая военная разработка – робот, который заняшкивает всех до смерти.
– Точно! Всякие, – Джанки многозначительно крутит пальцем, – модификации. И энто щастье сидит прямо у твойной плиты.
– И что? – поджав губы, я откидываюсь на спинку стула и принимаюсь изучать коричневые цветочки обоев на стене напротив. – Я не собираюсь… ничего подобного.
На кухне повисает тишина. Долгая. Не выдержав, всё же кошусь на Дэна – он опускает взгляд с моего лица на папиросу в пальцах.
– Что за таинственное молчание?
Вздохнув, он произносит устало, уже без шуток:
– Слуш, Летаа, хорош дёргать шкоты. Ты ж его хошь – ну так иди, отшвартуй его от готовки и покажь, кто самая ахуенная мисса в энтом городе.
Джанки редко называет меня по имени – значит, подразумевает что-то серьёзное, – но от внезапного финала я прыскаю со смеху. Дэн лишь слегка улыбается. Накрывает мою руку своей.
– Я по правде. Бушь сидеть тянуть, а потом опа – уже старая и в морщинах, станешь плакаться, а уже поздно. Ну-ка, глянь, што тут? – Он переворачивает мою руку вверх ладонью, проводит шершавым пальцем по одной из линий и делает большие глаза: – Звёзды грят те рвануть домой и отняшкать энтова робаата три раза подряд, для надёжности. – Вскочив, Джанки тянет меня за рукав, рискуя порвать. – Всё, харэ штаны протирать, пошли.
Он и в самом деле накидывает куртку, чтобы проводить. Повезло мне, что в ноябре рано темнеет, а то последние пару лет Дэн не выходит из дома в светлое время суток. Привычно спрыгивает из окна гостиной – из рюкзака доносится глухой стук бутылок, обёрнутых шарфом, – и подаёт руку мне. Раньше мы много гуляли вместе – я, он и рюкзак с алкоголем, – и сейчас кажется, будто всё вернулось на круги своя. Привычно и уютно. Как всегда, пробираемся мелкими улочками и тёмными проулками позади домов. Джанки ориентируется здесь с той же уверенностью, что и у себя дома, но я, уже отвыкнув, то и дело спотыкаюсь. Приходится схватиться за руку Дэна – колюче-шершавый оплот надёжности, всегда уверенный и направляющий в правильную сторону.
Дэн останавливается возле чёрного силуэта урны – а я и не заметила её в слабом свете отдалённого фонаря – и предлагает пошмалять. И вдруг, глядя, как он привычно сминает гильзу папиросы, я вспоминаю слова Сина.
– Слуш, а ты, вообще, что куришь? – ох, выпили вроде немного, а язык неожиданно заплетается и отдельные буквы не выговариваются. – А то робот скзал, что «шмаль» – эт, типа, эти… Препараты кнопли…
Джанки расплывается в ухмылке:
– Аха! А я грил, робаат шарит! – но он сразу становится серьёзным: – Хэй, стопэ-стопэ… Не, мисса, те не нужен ширик. Так я против.
– Да вы дстали! – я широко взмахиваю сигаретой. – Никакой он не ширик.
– А што он шарит? – Дэн прищуривается с выражением крайней подозрительности.
– Прост слышал, – я закатываю глаза. – Да ладно тебе! Я вот шарю, так я ж не ширик…
– Ты не шаришь, – он снисходительно кривится.
Подумав несколько секунд, в итоге всё же покорно киваю.
– Ну да. Но я знаю, что есть всякие там препраты, но не употребляю… – подняв брови, смотрю на него и тяну подчёркнуто вопросительно: – А ты-ы?
Огонёк папиросы ярко вспыхивает в сумраке и покачивается из стороны в сторону.
– Не.
– По правде? А чё тогда ты шаришь?
Не глядя на меня, Джанки легко пожимает плечами, но меня подобный ответ не устраивает. Быстренько затянувшись напоследок, выбрасываю окурок, хватаю Дэна за полы расстёгнутой куртки и пытаюсь встряхнуть.
– Нет уж, двай говори. Я серьёзно.
Он вздыхает и щелчком отправляет папиросу в урну.
– В Порту пачка твойной шмали по шамре идёт как пакет шалы – то бишь дохуя. А шала дешёвая, и её на всяком углу дают. И шанку, и пош, и всё дерьмо. Ну вот и шарю. – В ответ на подозрительный взгляд, которым я смеряю урну, Дэн качает головой: – Энто не то. Все ж по-свойному грят. У нас «шала» – энто шала, а «шмаль» – просто махра.
– Час от часу не легче! А ты не можшь прост сказать, без каких-то «махров»?!
– Просто: я чистый. Веришь?
Дэн с ожиданием заглядывает мне в глаза, и мы несколько мгновений разглядываем друг друга.
– Верю. А что это ты так – всё дают, а ты прям не?
После паузы он ухмыляется легкомысленно.
– Я и так шалый. Сам по себе.
Я испытующе смотрю в его насмешливые глаза и говорю так веско, как только позволяет заплетающийся язык:
– Я не хчу, чтобы ты… Ну, ты пнимаешь, – мотаю головой. – Не надо.
Дэн накрывает своими ладонями мои, по-прежнему держащие его за отвороты куртки.
– Не шухерись, мисса.
Притянув ближе, упираюсь своим лбом в его, попутно смазав и своим носом по его, холодному.
– Смотри у меня.
Хотя смотреть с такого расстояния как раз трудно: глаза Джанки слишком близко, и моё зрение норовит расфокусироваться.
Он усмехается:
– Пива хоть можно?
Отодвинувшись, я с пьяным энтузиазмом киваю:
– Давай!
Джанки, нырнув в рюкзак и повозившись там с шарфом – всегда заматывает бутылки, чтобы стекло не звенело на всю округу, – извлекает два пива. Шипение открываемых бутылок, аккуратный звяк горлышек, и мы продолжаем путь.
Прерываемся на пиво, смеёмся, то и дело пьяно виснем друг на друге – больше я на нём, конечно, – однако продвигаемся. Хотя до ниндзя Джанки мне далеко, но вообще-то я тоже стараюсь не шуметь. Получается неплохо – до тех пор, пока я не роняю пустую бутылку под ноги. Эффектный звон, разнёсшийся по сумрачному переулку, приводит в такой восторг, что я выхватываю пиво у Дэна, залпом допиваю остатки и изо всех сил обрушиваю бутылку на асфальт. Она разлетается на острые блестяшки, а я торжествующе ору:
– Хэй! Я – госпожа битого стекла и самая ахуенная мисса в этом городе!