Старый дом встретил меня хмурым молчанием. Второй час пополудни. Желтое такси остановилось прямо перед подъездом. Я здесь живу? Не знаю. Но наверное, здесь, раз уж меня сюда доставили.
– Осторожно, не ударьтесь головой.
Какой внимательный кавалер, милейший Виталий Петрович! Вызвался сопровождать меня домой. Ему, видите ли, так спокойнее. Знать бы наверняка, что ему от меня нужно на самом деле! А все же лучше он, чем кто-то совсем незнакомый. Стоило мне представить себе, что рядом будет человек, которого я впервые в жизни вижу, который знает обо мне больше, чем я сама, мне надо будет поддерживать светскую беседу, все время болезненно напрягаясь от своего полного бессилия хоть что-то вспомнить, от неловких пауз и неискренних извинений… Нет! Я не хочу. Мне надо побыть одной. Поэтому я решила взять такси. Таксист не будет мешать мне. Но тут вмешался этот… эта жертва профессионального долга. Спешите видеть: привез мне одежду и поехал со мной. Черт с ним, пускай! Я к нему уже немного привыкла.
– Спасибо, не тревожьтесь. Все в порядке.
Машина уехала, а мы остались. Я хочу зайти и не хочу. Слишком уж красиво цветут клены, а их запах… что-то мне напоминает. Я помню этот запах – такой свежий, терпкий и сладкий одновременно. Где я могла его слышать? Хотя – конечно, если я здесь живу, то… Да только нет, не так… Я уверена, что со светло-зелеными соцветиями кленов у меня связано что-то… Нет. Не могу вспомнить.
– Вам что-то вспомнилось?
– Нет. Идемте.
Мы поднимаемся по лестнице. Наши шаги гулко отдаются под потолком – там, вверху, где заканчиваются ступеньки. Просторная лестничная клетка и две двери друг напротив друга. Доктор подает мне ключи:
– Ваша квартира – номер сорок четыре. Открывайте.
– Сделайте это сами.
Это хорошо, что он ничему уже не удивляется. Он столько всего видел в своей – и чужой – жизни, что его сложно чем-нибудь удивить. И это хорошо. Бронированная дверь, обитая деревом, мягко открывается, и я захожу в прихожую. Просто коридор, стены покрыты панелями под дуб, паркет виден там, где кончаются узоры ковровой дорожки. В углу – тумбочка какого-то темного дерева, просто в размер – треугольником. На ней – искусственные розы и красный телефонный аппарат. На стене какая-то невыразительная картина, которая удивительно подходит к этому помещению. Потолок из белого пластика, на нем – красивая стеклянная люстра: белые стеклянные цветы и прозрачные подвески. Очень удачно, даже стильно.
– Может, вам стоит переодеться и отдохнуть?
Как бы это ему намекнуть, чтобы он оставил меня в покое?
Я снимаю обувь и плащ, оставляю их в шкафу у двери. Прохожу дальше и открываю темные деревянные двери с цветными стеклянными вставками. Очевидно, это спальня. Розовые шторы, бледно-розовые обои, широкая красивая кровать, застеленная пушистым бордовым покрывалом, полированный гарнитур. Картины на стенах. Книги на полках, которые закрывают часть стены. Красиво. Если я тут живу, то мне уже нравится. Я открываю дверцы шкафа. Платья, блузки, костюмы. В ящиках – белье. Несколько красивых халатиков. Но мне хочется надеть что-то другое. А впрочем, какая теперь разница? Мне бы только спровадить как-нибудь повежливее прекрасного в своем служебном рвении эскулапа. А потом… Я решу, что мне делать.
– Светлана тут подсуетилась и наготовила для вас всякой всячины. Поэтому отдыхайте. Я могу вам позже позвонить?
– Да, конечно. У вас есть номер моего сотового. Скажите, вы обо всех пациентах проявляете такую заботу?
Это, наверное, звучит резковато, но мне сейчас не до церемоний. Я должна знать. Потому что все это… Такое ощущение, что все ненастоящее. Ощущение какой-то временности и неопределенности событий. Как во сне.
– Нет, вы же сами это понимаете. Ваш случай особенный.
– Позвольте спросить, что в нем такого особенного? Ну, была авария, стукнулась я башкой, вы поковырялись в моих мозгах, теперь я себя саму позабыла. Ну, и что здесь особенного? Вы же сами сказали – такое иногда случается.
Проклятая пустота в голове никак не исчезнет. Я понимаю, что начинаю выходить из себя. Стоп. Он не должен это заметить. Не знаю, почему, но не должен.
– Видите ли, Юлечка, сейчас, вот прямо сию минуту, я не смогу вам всего объяснить. Мне еще надо поработать, понаблюдать, кое-что обобщить. Сейчас могу только сказать: вы – абсолютно здоровая женщина. Физически. А вот ваша амнезия… Здесь есть нечто странное. Со временем, когда я сделаю какие-то выводы, я все объясню, обещаю вам это.
– И когда это произойдет?
– Трудно сказать. Я предлагаю такой вариант: мы с вами будем встречаться ежедневно. Я проведу несколько дополнительных тестов, параллельно мы обратимся к вашему прошлому – при помощи ваших друзей, знакомых, коллег. И только тогда можно будет выносить вердикт, и то не окончательный. Что вы на это скажете?
– Зачем это вам?
– Я пишу научную работу. В ней идет речь именно о лечении некоторых посттравматических разладов памяти. Это, естественно, только часть моей работы, предлагаемые мной методики абсолютно новые, вот поэтому…
– Дальше можете не объяснять. Я согласна быть вашим подопытным кроликом.
– Вот и прекрасно. Вы практичная женщина, мне это нравится. Я думаю, у нас все получится. А сейчас мне пора, вы отдыхайте. Позже я вам перезвоню. Напрасно вы отказались от предложения Светланы. Лучше бы она была сейчас здесь, с вами. А впрочем… это ваш выбор. Мне пора. Всего хорошего.
– До свидания.
Наконец, наконец он догадался уйти! Я иду на кухню. Бело-розовые кафельные плитки радостно улыбаются мне. Или счастливы своей чистотой. Микроволновая печь, плита, мебель светлого дерева. Очень уютно. Мне, наверное, нравилось сидеть здесь и пить с подругами чай. А может, и нет. Но теперь мне это наверняка будет нравиться. Да, у меня же нет подруг… Ну ладно, не страшно.
В холодильнике салаты, жаркое, суп, сыр – много чего. Вот только я совсем не голодна. Я лучше осмотрю две другие комнаты. Гостиная в голубых тонах и золотисто-белый кабинет. Ничего лишнего, ничего, что могло бы сообщить мне о моих привязанностях и предпочтениях. Так, словно этот уголок старого дома мне… чужой? Да. Чужой. Что со мной такое?
Я ужасно устала. Мне хочется прилечь и поспать. А почему бы и нет? Это же мой дом. Я здесь живу. Жила. Не знаю. Или мне все это снится. Так нет! Не может быть.
Я снова направляюсь на кухню. Что я здесь ищу? Ага, вот – набор ножей. Моя рука берет нож. Рукоять мне привычна. Зачем я это сделала? Зачем мне сейчас нож? Я не знаю. Нет, я знаю, но не могу вспомнить. А это одно и то же. Я кладу нож на место.
Не знаю, сколько я спала. Разбудил меня телефонный звонок, настойчиво зудящий в прихожей. Я проснулась. Нет, я вынырнула из отвратительной пустоты и какое-то время не могу понять, где нахожусь. Что это за комната? Почему-то в памяти всплывает кирпичный домик посреди веселых газонов, обсаженный кленами. На крыше вращается флюгер. Стеклянные террасы… Я знаю, что это – мой собственный дом.
Но воспоминание мелькнуло и погасло. Я помню, что именно вспомнила, но этого так мало! Возможно, это просто мое воображение. Телефон никак не заткнется. Ну, неужели так трудно сделать элементарную вещь – оставить человека в покое? Наверное, трудно, потому что телефон скоро потечет на пол ручейком расплавленной пластмассы.
– Слушаю вас.
– Юлька, ты чего трубку не берешь? Сотовый отключен почему-то, а домашний не отвечает, а я же точно знаю, что ты дома. Уже волноваться стала. Я привезу сейчас Макса, хочешь? Юлька, чего ты молчишь? Тебе что, плохо? Может, позвонить доктору? Юлька!..
– Простите, с кем я говорю?
От судьбы не уйдешь. Я все-таки должна по новой знакомиться со всеми своими знакомыми. На другом конце провода стало тихо. Словно одним движением перекрыли кран, из которого щедро лилась вода.
– Прости, пожалуйста. Так это все-таки правда? Господи… доктор говорил мне, что у тебя… Что ты… Но я как-то не думала, что… Я и представить себе не могла… Прости, я совсем спятила. Юльчик, это я, Светка. А Макс – твой кот. Он все время жил у меня, пока ты… Мне приехать?
– Как хочешь, дорогая.
– Я выезжаю.
Я не хочу, чтобы она приезжала. Но я не могу сказать ей об этом, ее бы это обидело, а она так заботилась обо мне. Присматривала за котом, приготовила обед. Но я не хочу никого видеть. По крайней мере сейчас. Может, стоило ей сказать? Но уже поздно.
Мне ужасно хочется… я знаю чего. Я хочу снять свою одежду и почувствовать теплые струйки воды. Чистой воды. А еще – аромат хорошего мыла. Классная штука – душ! Так я и сделаю. Розовое мыло пахнет розами и еще чем-то. Голубые оттенки ванной как нельзя лучше подходят к моему настроению. Как мало нужно человеку для счастья… По крайней мере мне в данную минуту.
Я снова заглядываю в зеркало. Что сказать, картина известная. Волосы начали отрастать, но рубец еще виден. Надо купить какой-нибудь парик. Подрихтую вывеску и вообще – сделаю что-нибудь, чтобы не чувствовать такого глубокого отвращения к самой себе. И не чувствовать себя такой… обманутой. На фоне чужих совершенных лиц и фигур.
Тренькнул звонок – быстро она добралась! Очень спешила? А если это вообще не она? Я набрасываю на себя халат и тихонько иду к двери. Сначала загляну в глазок. Ведь у нее есть ключ, почему же она звонит? Нет, это, конечно, она. Наверное, не хотела застать меня врасплох. Или мы договорились: если я дома, то открываю сама. Скоро я все узнаю.
– Юль, я так скучала без тебя, если б ты только знала! Я принесла газеты, только что бросили в ящик. Какая ты странная с этой прической! Макс пусть немного побудет у меня, ты еще не сможешь о нем как следует позаботиться. А он же такой избалованный и требовательный! Ты молчишь?
Я молчу? Ах да, действительно. Я молчу. Я не знаю, что говорить этой кругленькой живой девушке с веселыми карими глазами и симпатичными ямочками на щеках. Я молчу – это единственное, что я, по-моему, могу сделать в этой ситуации. Я слушаю ее. Ведь говорят, что она – моя близкая подруга. Вернее, единственная. Была. А вот будет ли теперь – не знаю. Может, во мне самой что-то изменилось.
– Извини.
– Юль, неужели такое может быть? Ты все забыла? Совсем?
– Да.
Она долго вглядывается в мое лицо. Что она там хочет увидеть? Мне становится немного неуютно. Не такая уж я красотка, чтобы меня рассматривать. Что же теперь делать? Я хочу, чтобы она ушла. Но она об этом не догадывается.
– Ты очень изменилась, знаешь? – Конечно, как никто другой, знаю. Что толку об этом спрашивать и так все ясно!
– Нет. Я не знаю, какой я была.
– Ты была жесткой. На работе тебя все боялись, как черт ладана. У тебя не было друзей – только я.
– Почему?
– Ты не стремилась к этому. Для тебя главное – карьера и деньги, чтобы обрести независимость. Я помню, как ты рассказывала мне о той кошмарной, унизительной бедности, которую ты познала в детстве. Пенсия у твоей бабушки была крохотная, тебе как сироте выплачивали какую-то помощь, которой даже на хлеб не хватало. А твои одноклассницы щеголяли в модных нарядах. Многие смеялись над тобой. Это когда ты уже подросла, то стала шить себе такие вещи, каких не было ни на одном рынке, но унижение, которое пришло из детства, оставило след на всю жизнь. Наверное, потому ты иногда бывала жестокой к людям – ведь люди тоже были жестоки с тобой именно тогда, когда ты была абсолютно беззащитной.
– Я не об этом… Но все равно: почему ты дружила со мной, если я такая, как ты говоришь?
– Потому что вижу тебя по-другому. Ведь никто из твоих коллег не знает, что именно ты организовала в пригороде приют для сирот. Никто не знает, что ты перечисляла деньги на операции нескольким детям, и только благодаря этому они выжили и получили второй шанс. А ты даже не позволила раскрыть свое инкогнито, чтоб их родители поблагодарили тебя. Я дружу с тобой и люблю тебя, потому что знаю тебя настоящую.
– Все это так странно. Слышать о себе такое – а я же ничего этого даже вспомнить не могу. Что мне делать? И надо же как-то работать, а я не в состоянии ничего… Со мной раньше никогда подобного не случалось?
– Нет, никогда. Во всяком случае, с тех пор, как я тебя знаю – а это почти четыре года.
Четыре года. Именно столько прошло со дня смерти моей бабушки – туда-сюда полгода, судя по документам. Где-то в то же время я переехала в эту квартиру – согласно договору о купле-продаже. Я видела его в папке, которую дал мне док. Четыре года я знакома со Светланой. А что было до этого? Кто знал меня раньше? Откуда у меня средства, чтобы открыть собственный дом моды? Где-то должны быть более давние документы. Должны быть люди, которые помнят меня дольше. Четыре года… Странно.
– О чем ты думаешь?
– Так, ерунда. А как мы с тобой познакомились? – почему-то это важно для меня. Может, у меня паранойя? Кто знает…
– Я психолог. Ты пришла ко мне на прием. Сначала ты заинтересовала меня как пациентка, а уже потом мы по-настоящему подружились.
– Я нуждалась в помощи психолога? Почему?
– Ты вернулась из Парижа, с Недели высокой моды. Что-то там случилось, ты никогда не рассказывала подробностей. И это что-то тебя просто подкосило. Ты даже лежала в тамошней больнице с тяжелым неврозом. Возможно, просто стечение обстоятельств: ты очень хотела показать там свою коллекцию, много работала, а ладить с людьми тебе всегда было непросто… Как бы там ни было, произошел нервный срыв, ты некоторое время лечилась за границей, потом вернулась домой, но все как-то не могло вернуться на круги своя. И ты обратилась ко мне.
– Как ты могла помочь мне, если я ничего тебе не рассказала?
– Мы подошли к проблеме с другой стороны. Тебе следовало научиться общаться с людьми без конфликтов. Вследствие тяжелых детских переживаний ты всегда ждала от людей самого худшего – предательства, лжи, унижения. И сама поступала с людьми так, часто – безосновательно.
– Что-то изменилось?
– Да, мы были… скажем так, на пути к успеху. Ты оказалась слишком впечатлительной. И слишком хорошо помнила свое детство. Но это и неудивительно, ведь по гороскопу ты Рак. А для людей этого знака детство – самый важный период в жизни.
– Ты веришь гороскопам?
– Тем, что печатают газеты, – нет. Я отлично понимаю, что невозможно миллионам людей предсказать что-то одно. Но астрология – одна из самых древних наук, а думать, что древние были дураками, неверно.
– Может быть. Поедим? Я проголодалась.
– Так ты до сих пор ничего не ела? – Светлана срывается с дивана и мчится на кухню. – Ах ты, негодяйка! Я старалась, готовила, а она проигнорировала! Иди сюда, бродяга, буду тебя кормить. Нет, это же надо! Какая наглость! Решила подохнуть с голоду именно тогда, когда… Да идешь ты или нет?!
Я иду. Мне как-то… приятно, наверное, слышать ее стенания и обеспокоенный голос. Я чувствую, что ее забота абсолютно искренняя. Ей ничего от меня не надо. Или она тоже пишет какую-то научную работу? Нет. К чертям собачьим такие мысли, потому что от них может и крыша поехать! Я подумаю об этом потом.
Впервые за долгое время я ощущаю вкус еды. Наверное, я уже не так расстроена. Хорошо, что она приехала. Она мне нравится. Бог знает, сколько времени я бы приходила в себя без нее.
– Кстати, у тебя весьма привлекательный лечащий врач, мне очень понравился. Ты обратила внимание? – Ее глаза смеются, а я от неожиданности едва не подавилась. Господи, ну и тема для разговора!
– Нашла о чем говорить! – Я проглотила кусок пирога с яблоками. – Ничего особенного. Пристал как банный лист – пишет какую-то научную работу, а я нужна ему для опытов.
– Он сам тебе это сказал?
– Ну, да, так и сказал, а что?
– А ты ему что?
– Сама-то как думаешь? Естественно, я согласилась. Чего там разводить церемонии? Это обычный контракт: он использует меня для своих опытов, а тем временем его методика, возможно, даст нужный результат. Вот и все.
– Или окажется безрезультатной.
– Риск есть всегда. Но попробовать стоит.
– Ты сейчас совсем такая, как раньше. Тебя никогда ничего не шокировало. Все могли страшно возмущаться по тому или иному поводу, но не ты. Мне всегда было жаль тебя из-за этого. Я все думала: что же ты должна была увидеть в жизни, чтобы вот так… успокоиться, что ли?
– Теперь мы этого уже не узнаем.
– Возможно, – она снова улыбается. – А он все-таки красавчик, правда?
– Да.
– Ну, наконец! Я даже хотела немного поприставать к нему, но он не обратил на меня внимания. Как ты считаешь, он больше любит худеньких?
– Я могу спросить у него, хочешь? Он должен мне позвонить сегодня.
– Ты что, спятила? Не смей!
– Почему? – Мне немного смешно. – Вот возьму и спрошу. Ради тебя. Он ведь нравится тебе? Ну вот.
– А тебе разве не нравится? Ну, чего так смотришь? Пей, пей компот. Вот, еще кусочек пирога съешь. Так как?
– Даже если и нравится, что с того? Это выглядело бы просто смешно. Он ведь и вправду очень красивый мужчина, и умный, и вообще… А я – чучело и уродина. Поэтому меня не посещают подобные мысли. По одежке протягивай ножки.
Я вижу, что говорю что-то не то, что-то, что удивляет ее до крайности. Но я говорю, что думаю, то, что есть. Что же ее так удивляет? Разве раньше я по-другому выглядела? Так ведь нет, я видела фотографии. Я была в точности такая же, только с волосами и не такая бледная.
– Юлька, что ты несешь?
Она выглядит очень удивленной. С чего бы это?
– Не понимаю?
– У тебя что, развился комплекс неполноценности? Вот это номер! Неужели это из-за того, что… Да, здорово ты головой приложилась, если тебя стали посещать подобные мысли!
– Я не знаю, чего ты хочешь от меня. Я сказала то, что есть. Разве нет? Я, конечно, еще немного не в себе, но ведь не слепая же!
– Раньше у тебя не возникало никаких сомнений насчет твоей внешности. Даже наоборот… Я просто ушам своим не верю. Ерунда какая-то! Это надо додуматься! Ты такая же, как и раньше. Очень красивая беленькая Снегурочка.
Нет, не похоже, что она смеется надо мной. Может, это я чего-то не понимаю? Или как-то не так вижу? Вот: я ожидала увидеть какое-то другое лицо, когда заглянула в зеркало. Что я хотела там увидеть? И почему?
– Ну, что с тобой? – Ее глаза смотрят на меня с таким искренним сочувствием, что я просто не знаю, что ей сказать.
– Сама не знаю. У меня были… отношения с мужчинами?
– Я не знаю. Но за то время, что мы знакомы, думаю, никого у тебя не было. Ты никому не доверяла настолько, чтобы так близко к себе подпустить. Хотя знаю нескольких мужчин, которые были влюблены в тебя.
– Были?
– Да. До того, как случилось это несчастье. Ты теперь другая. Я чувствую, что ты во многом изменилась. И я не могу это себе объяснить. Разве так бывает?
– Док тоже говорил, что в моей амнезии есть некоторые особенности. Как все произошло? Тогда, на дороге. Ты подробности знаешь?
– А ты уверена, что хочешь услышать?
– Абсолютно. Я должна кое-что понять, потом скажу.
– Ладно. Я и вправду знаю о том, что случилось, все, до мельчайших подробностей, потому что мой бывший муж работает в милиции. Поэтому я читала все отчеты, протоколы допросов свидетелей и прочее. У меня даже ксерокопия есть – но об этом молчок, это абсолютно незаконно.
– Когда я смогу увидеть эти документы?
– В ближайшее время. Они в банке, в моем сейфе. А я пока расскажу то, что помню. Так, случилось это второго марта, около двенадцати. Мы с тобой были в кафешке, пили кофе, ты почему-то сильно нервничала. Вы тогда готовили к показу новую летнюю коллекцию, поэтому я не расспрашивала. Ты рассказывала сама, если хотела, а если я начинала расспрашивать, тебя это иногда раздражало. Поэтому мы просто сидели и пили кофе. А потом ты сказала, что тебе пора, и подозвала официанта. В это время в помещение вошел какой-то мужчина, и ты сказала: «Я его в последнее время слишком часто вижу. Такое ощущение, что он за мной следит». Я тогда рассмеялась и сказала: «Значит, возле твоего вигвама есть новый скальп?» Но ты даже не улыбнулась. Я тогда решила, что ты переутомилась. Ты всегда была такая перед ответственными показами, тебе всегда казалось, что кто-то опередит тебя, сделает лучше. А тот мужчина купил пачку сигарет и вышел. Я видела, как он сел в синий джип и уехал. Ты в это время рассчитывалась с официантом и не видела то, что видела я. А потом ты еще раз взглянула на часы и сказала, что тебе пора, что у тебя назначена важная встреча. Я осталась доедать пирожные, а ты пошла на стоянку. Я видела, как ты отъехала.
– В какую сторону я поехала?
– В центр. Ты не сказала, с кем назначила встречу, а я доела пирожные и пошла к себе – у меня на час был записан пациент. Я решила позже перезвонить тебе. Но сколько я ни звонила, телефон молчал. Тогда я поехала к тебе домой, накормила Макса, приготовила ужин и стала ждать. А тебя все не было. Я беспокоилась, – голос ее начинает дрожать.
– Разве я никогда не задерживалась?
– Задерживалась, конечно. И не раз. Но ты заботилась о Максе, поэтому всегда предупреждала меня, и я приезжала и хозяйничала здесь. А в тот день ты ничего не сказала, а уехала такая… на взводе… Я страшно волновалась. А где-то уже ближе к одиннадцати вечера мой бывший наконец додумался позвонить мне на сотовый. Как он потом объяснял, ему попался на глаза какой-то облезлый котище на мусорнике, и он тут же вспомнил Макса – ничего себе ассоциативное мышление? – и вспомнил, что я часто ухаживаю за ним. Я чуть в обморок не грохнулась, когда услышала о несчастье, поехала в больницу, но тебя там уже не было, тебя забрали в тот институт. Дежурный врач позвонил туда, а ему сказали, что тебя только что привезли из операционной и дело плохо. Юрка повез меня к тебе домой, я была страшно расстроена. Он рассказал, что его вызвали на место аварии где-то около часа дня, это буквально минут через двадцать после того, как мы расстались. Все сходились на том, что твою машину просто занесло – гололед был страшный, но какая-то женщина утверждала, что тебя специально толкнула большая синяя машина. Мол, она обратила внимание на странные маневры автомобилей: один, большой и тяжелый, бьет маленький, красного цвета. Эта женщина не разбирается в марках машин, но упрямо доказывала, что именно большая синяя спихнула с дороги твою. А потом быстро уехала. Но ее слова никто больше не подтвердил. Как всегда у нас: никто ничего не видел и не слышал. На неудобную свидетельницу закрыли глаза и вынесли вердикт: несчастный случай. И все. Дальше ты знаешь.
– Тот мужчина, о котором я говорила, уехал на синем джипе?
– Я сама видела. Он поставил его прямо за окном, ты сидела к нему спиной. Он же просто забежал купить сигарет.
– И женщина-свидетель утверждает, что меня преследовала большая синяя машина? Ты не замечаешь странности?
– Господи, боже… Конечно же! Я и не подумала… наверное, потому, что даже мысли допустить не могла, что… А может, это быть просто совпадением?
– Я не верю в совпадения.
– Да, конечно… Но ведь эта женщина действительно могла все придумать?
– И зачем ей это понадобилось?
– Ну, не знаю. Чтобы обратить на себя внимание. Это возможно.
– Возможно. Поэтому я сама увижусь с ней и обо всем расспрошу.
– Зачем? Может, лучше будет обо всем забыть и жить дальше? Ой, прости… Я ляпнула глупость.
Конечно, дорогая, еще какую глупость. Забыть обо всем! Да я саму себя забыла! Как мне жить с этим?
– Ну и как ты себе представляешь? Если кто-то за мной следил, а поскольку паранойей я не страдаю, примем это как рабочую версию. Так вот, у этого кого-то были причины меня убить. Я еще жива – значит, эти причины у него есть до сих пор. Ты считаешь, я должна смирненько сесть и изобразить мишень? Как, по-твоему?
– Но можно обратиться в милицию…
– Это смешно! Они там скажут: «Приходите тогда, когда вас уже убьют. А пока сходите-ка, долечите голову». Ты сама это понимаешь. Дело о дорожно-транспортном происшествии закрыли, успешно отрапортовали, доказательств нет. Я сама должна позаботиться о себе.
– Детектив какой-то. Похоже на дурацкий американский триллер. Но этого не может быть, ведь… У тебя не было таких врагов. Тебя нельзя было назвать приятной в общении, но убивать из-за этого… Невероятно. Ты понимаешь?
– Я потеряла память, но не спятила.
Какое-то время мы сидим молча. Я даже не заметила, что стемнело. В доме напротив уютно светятся окна. Как хорошо иметь свое жилище в этом большом холодном городе, где цветут клены, где гудит поток машин и снуют люди! Разные люди, которых я не знаю. У них свои дела, они кого-то любят, им есть что вспомнить в жизни. Но наши дороги не пересекаются. Каждый – словно остров в океане. Один. Нет, скорее как архипелаг: у каждого есть родня, друзья, с которыми связана их жизнь. Но все они чужие мне. Я сама себе чужая.
– Что ты говоришь? – Это Светлана. Только она сейчас связывает меня со мной.
– О чем ты?
– Ты что-то говорила сейчас, но я не поняла. Я даже не знала, что ты так говоришь по-английски.
По-английски? Так это… вот что крутится у меня в голове, а мой язык пытается произнести! Но как?.. Я не знаю.
– А какие языки я знаю?
– Ты говоришь по-французски и по-итальянски. Но я не знала, что ты выучила английский… Да нет, ты говорила так, будто это твой родной язык. Этого не может быть. Я не считаю себя таким уж знатоком английского, поэтому, конечно, не могу судить… Но ты только что говорила по-английски, точно.
– Может, я и раньше могла?
– Все может быть. Ты была все-таки очень скрытной. А твой педантизм… Если ты что-нибудь делала, то всегда безупречно. Я даже думала иногда: как только не надоест? Вот и объяснение, очень простое, как же я сразу не подумала! Ты же страшно педантичная, значит если уж взялась изучать язык, то… Вот видишь, ты уже начала что-то припоминать!
Действительно, простое объяснение. Но что-то говорит мне, что надо искать не простоту, а истину. Только как ее искать? И стоит ли? Может, док прав: некоторые вещи лучше вообще забыть… Нет. Нет! Я должна знать. Если не вспомнить, то хотя бы знать, знать наверняка.
Зазвонил телефон. Я пошла в прихожую. Кто бы это мог быть?.. А-а, ну как же!
– Добрый вечер, Юля. Я не слишком поздно?
– Нет, мы еще не спим. Вы что-то хотели?
– Приехала Светлана?
– Да.
– Это хорошо. Тогда давайте договоримся: я завтра более-менее свободен, с утра только заеду в стационар, у меня есть несколько пациентов. А потом приеду к вам. Вы будете дома где-то в двенадцать?
– Я думаю, еще несколько дней буду дома.
– Отлично, договорились. Теперь отдыхайте, доброй ночи.
– До свидания.
Я кладу трубку и иду на кухню. Светлана моет посуду.
– Это Виталий звонил?
– Точно. Сказал, что завтра начнет свои опыты. Я тебе расскажу.
– Попробуй только не рассказать, улитка несчастная! Я тебя голодом заморю.
Мне становится так смешно, что я просто взрываюсь хохотом. Почему улитка? Ах да, я же не слишком контактный человек. Нет, это надо придумать? Улитка!
– Почему ты так смотришь на меня?
Действительно, уставилась на меня, глазенки круглые и растерянные. Что же я опять отколола?
– Ты… смеешься?
– А что? Нет, просто ты так смешно сказала, а я себе представила…
Нет, я просто не в силах удержаться, до чего смешно!
– Я никогда не видела, как ты смеешься! Иногда ты улыбалась, но так хохотать… Впервые вижу.
Последнее перышко сломало спину верблюда. Хорошенькая история. И я не знаю, как объяснить… Мы пришли туда, откуда и начинали. Господи, ну хоть маленький лучик пошли в мою башку! Нет. Не могу. Вот кажется: еще немного – и я все вспомню. Что-то очень важное. Но – нет. Чем сильнее я напрягаюсь, тем дальше уходит краешек таких нужных мне воспоминаний… Это меня бесит. Как дешевый латиноамериканский сериал.
Рукоять ножа привычно ложится в мою ладонь. Секунда – и, серебристо блеснув, лезвие вошло в деревянную дверь. Именно туда, куда я и целилась. Даже не взглянув на побледневшее личико Светланы, я молча направляюсь в спальню. Я хочу спать. Я взвинчена, сбита с толку и страшно устала.
Темная вода сомкнулась над моей головой.