Я сижу, свесив ноги. Подо мной расстелена белая бумага. Я голый по пояс. Молодой врач прослушивает меня стетоскопом. Стена сплошь увешана дипломами и сертификатами в рамочках.
– Дышите.
Я принялся добросовестно дышать.
– Еще.
Я снова послушно выполняю его требование.
– Еще разок.
Положив руку мне на грудь, он стал постукивать по ней другой рукой. Потом проделал то же самое и со спиной.
– Последнее время вы страдаете одышкой?
– Немного.
– Немного или все-таки ее ощущаете?
– Я живу на высоте трех с половиной тысяч футов над морем.
– Эти ощущения у вас уже были, когда вы там поселились?
– Нет.
– Как давно вы там живете?
– Десять лет или даже больше.
– Как давно у вас появились такие ощущения?
– Пару лет.
Он указал на антациды на столе.
– Как давно вы их принимаете?
– Очень давно.
Он нахмурился.
– И вы только сейчас обратились ко мне?
– Не хотел беспокоить по пустякам.
Он скрестил на груди руки.
– Когда-то вы были сильным, как бык, верно я говорю?
Я медленно покачал головой.
– Я и сейчас могу поднять свой собственный вес.
– Только не в последнее время.
Он повесил стетоскоп на шею.
– Вы страдаете вовсе не от несварения.
– А от чего?
– Вам, по-видимому, придется поставить несколько стентов. Но, пока я не завершу обследование, я не смогу сказать наверняка.
– Срочно?
Похоже, мой вопрос его удивил.
– Это от многого зависит.
– От чего?
– Ну, например, от того, хотите ли вы жить.
Я кивнул.
– Вы производите впечатление образованного человека, – заметил он, явно забрасывая удочку.
Я скептически хмыкнул.
– Я даже не закончил средней школы.
Он скрестил руки на груди и смерил меня критическим взглядом. Я внимательно рассматривал его дипломы на стене.
– Я прошел хорошую школу… но не в традиционном смысле этого слова.
Он вновь перевел взгляд на свой блокнот.
– Вам шестьдесят…
– …Два, – закончил я за него.
Он кивнул.
– У вас уплотнение в сосудах. Возможно, даже закупорка. Причиной может быть диабет. Но что это, точно я смогу сказать лишь после того, как получу данные эндоскопического исследования.
– И сколько это будет стоить?
Похоже, мой вопрос оставил его равнодушным.
– Это имеет для вас значение?
Я пожал плечами. Он заглянул в мою историю болезни.
– Вам могли бы все сделать бесплатно в ветеранской клинике. Хотя вы и сами, должно быть, это знаете.
– Я бы не позволил им оперировать даже мой труп.
– Прекрасно вас понимаю. – Он положил руку мне на плечо. – Почему вы не хотите, чтобы я назначил вас на следующую неделю? Процедура совершенно безболезненная. Вы тотчас почувствуете себя гораздо лучше.
– А если я не соглашусь?
– Ну… произойдет одно из двух. Вы либо внезапно умрете, либо, если не умрете, нам придется вскрыть вам грудную клетку, сломать большую часть ребер и попытаться сделать операцию на сердце.
– Не уверен, что медицина способна на такое, – пробормотал я.
Он наклонился ко мне.
– Это как понимать?
Я натянул рубашку.
– Хорошо, пусть будет на следующей неделе.
Он бросил взгляд на карман моей рубашки с пачкой «Кэмел».
– Придется отказаться от сигарет.
– Я их не курю.
Он рассмеялся.
– И готов поклясться, вы даже случайно не вдыхаете их дым.
Я встал и заправил рубашку. Врач был на пару дюймов ниже меня. Я взглянул на него сверху вниз.
– Док, ваше умение общаться с больными оставляет желать лучшего.
Он напрягся.
– Это почему же?
– Прежде чем обвинять человека, неплохо бы выслушать его историю.
Он был вдвое моложе меня. Годился мне в сыновья. Наверное, мой тон убедил его в моей правоте. Он попытался исправить положение.
– И зачем же в таком случае вы носите их с собой?
– Чтобы помнить.
– Помнить что?
– Что затвердевшее сердце, в которое вы тычете, когда-то было нежным и умело смеяться, любить и испытывать глубокие чувства. Никакое количество стентов этого не вернет.