Карьерный рост
Первый день, как и предполагала Глафира, стал комом. Причем большим. Профессор ее стеснялся, она боялась, что покажет себя неумехой, в общем, устали оба.
Хотя профессор ей понравился сразу. Не только интеллигентностью, спокойным, приятным обхождением, но и еще двумя очень важными, на ее взгляд, качествами: умением терпеть боль и чувством юмора.
Вернувшись домой после первого рабочего дня, Глафира проделала над собой необходимую работу. Заключалась она в том, что весь вечер они с Мотей молились Пантелеймону Целителю, чтобы помог обрести твердость в помощи страждущим.
Видимо, профессор сделал то же самое, потому что дело с новоявленной сиделкой сразу пошло веселей.
Конечно, Бартенев угадал все ее страхи, и это было странно, потому что Глафира была уверена: по ее непроницаемому виду ничего понять нельзя. Подбадривать привычными словами он не стал, а рассказал забавную историю о том, как Александр Сергеевич Пушкин приехал в свое имение в Михайловском и обнаружил, что его няня в свои семьдесят выучила новую молитву «об умилении сердца владыки и укрощении духа его свирепости». Пушкин нашел это уморительным: Арина Родионовна растила его с колыбели и в детстве не раз прикладывала руку к его шаловливой попе.
– А у вас в загашнике что-нибудь подобное есть? Ну… про умиление моего сердца и укрощение духа свирепости?
Глафире стало смешно. В самом деле, чего она тушуется? Никто ее не съест.
Она принялась за привычное дело и быстро позабыла, что надо бояться.
Помог, видать, Пантелеймон.
К тому же Моте, явившейся в профессорский дом с ревизией, Бартенев тоже понравился. Она, правда, виду не подавала, старательно хмурила брови и навела на профессора такого страху, что он поклялся на иконе Матроны Московской: будет приглядывать за Глафирой «пуще самого Ангела-Хранителя». Бартенев так впечатлился, что, кажется, забыл, кто из них кому сиделка, а довольная собой Мотя отбыла восвояси, пообещав наведываться «в случае чего».
С той поры профессор в самом деле стал, как он говорил, «курировать» Глафиру, и это ему даже нравилось. Словно они уравнялись в правах.
Довольно быстро Глафира обустроила их совместную с профессором жизнь. Незаметно для себя Олег Петрович перестал сжиматься, когда она надевала на тонкие руки перчатки, готовясь к неприятным и очень грязным процедурам, забыл, что надо стесняться своих тощих волосатых ног, когда она делала массаж, и с готовностью снимал штаны, подставляя задницу под шприц.
Он полюбил с ней разговаривать. Обо всем: о жизни, о погоде, о книгах. Оказалось, это очень интересно – просто общаться.
Почему с женой они делали это так мало и редко? Желания не имелось? Были слишком заняты собой и своими делами?
Девушка Глафира заставила его размышлять о том, что в человеческой жизни на самом деле важно, и профессор был ей благодарен.
А через некоторое время он обнаружил, что сиделка с удовольствием слушает его рассказы о литературе девятнадцатого века, периода царствования Александра Первого, его самого любимого времени. На эту тему Бартенев мог говорить бесконечно, было бы с кем! И тут такая удача! Слушательница не просто внимательная, а заинтересованная!
Выходит, не ошибся он с выбором! Олег Петрович похвалил себя за провидческий дар и задумал один интересный ход. Нетривиальный, нестандартный и довольно новаторский.
Глафира о задумке профессора узнала не сразу. Она была занята более важными вещами. Например, выстроить отношения со Стасом, родственником профессора и ее ночным сменщиком.
Сложность заключалась в том, что первая роль Стасика вполне устраивала, а вторая – абсолютно нет.
Мать Стасика приходилась профессору родной сестрой, но ее жизнь была далека от той, которую вел Бартенев. Неизвестно, каким манером, но судьба занесла ее из Петербурга в маленький поселок в Костромской области с непоэтичным названием Гравийный Карьер. Подробностей не знал и сам Олег Петрович, хотя по некоторым признакам предположил, что в этот Карьер его сестра приехала вслед за очередным сожителем, который освободился из мест лишения свободы и решил обосноваться подальше от цивилизации, а заодно и от греха.
У этой веселой пары было двое детей, которые проживали с родителями и к звездам не рвались. А вот один из внуков, юный Станислав, окончив школу, неожиданно решил обосноваться в Северной столице. Ольга Петровна, души в нем не чаявшая, вспомнила о брате, с которым не общалась несколько лет, и напрягла его по полной. Тот «поступил» внучатого племянника в приличный вуз и поселил у себя.
Стасик был порождением своего времени и среды, в которой вырос. Он хотел всего и сразу, но только не работать. Живя у Бартенева на полном обеспечении, он ничем особенно не утруждался и никогда не печалился. Дядя, как он звал Олега Петровича, его кормил-поил, мать с бабкой присылали денежки, которых не всегда хватало, но в этом случае можно было немного поклянчить у профессора или даже незаметно стырить. Немного, разумеется. Так, по мелочи.
И тут вдруг оказалось, что ему придется работать ночной сиделкой, да еще и в воскресенье, как выразился дядя, «страховать от несчастного случая». Стасик был оскорблен в лучших чувствах, даже негодовал, но недолго. Старик пообещал за такой жуткий напряг неплохие денежки, и Стас согласился. К тому же выяснилось, что ему не придется ночевать на стуле у кровати инвалида. Если понадобится, дядя нажмет на специальную кнопочку.
На Глафиру, из-за которой ему придется ночами безвылазно сидеть дома, Стасик злился гораздо дольше. Тоже мне сиделка, называется! Больно хорошо устроилась за его счет! Ночью работать она, видите ли, не может! На хрена тогда сиделкой нанималась? Шла бы в магазин. Те по ночам не работают.
Глафира все понимала и тоже первое время негодовала на первобытный махровый эгоизм Стасика, а потом решила, что не родился еще тот богатырь, с которым она не нашла бы общего языка. Понаблюдав за повадками оболтуса, она смекнула, что ключ к нему лежит в двух плоскостях: еде и уважении.
С первым она разобралась довольно быстро. Нигде не умеют так вкусно и сытно готовить, как в монастырях. И этой наукой она владела совсем неплохо.
На уважение времени ушло гораздо больше, но Глафира справилась. Свою непритязательную сущность по младости или глупости Стасик не умел скрывать совершенно, поэтому даже в кругу сверстников уважением не пользовался. К тому же он был из деревни, а это в разы усложняло ситуацию. Глафира сразу стала относиться к молодому человеку серьезно и с уважением. Не как прислуга к хозяину, разумеется, а просто как к взрослому, умному человеку, достойному родственнику почтенного профессора. Стас заметил это не сразу – привык к пренебрежению, – но потом оценил и сбавил обороты. Начал здороваться, после обеда говорить «спасибо», а однажды даже помог Глафире вымыть инвалидное кресло, на котором она вывозила профессора на прогулку.
Итак, Стасика она худо-бедно причесала. Теперь можно успокоиться и просто делать свое дело.
Глафира окончательно перестала нервничать и постепенно стала получать от работы удовольствие. Она была уверена, что так будет продолжаться и дальше.
Но однажды Бартенев зазвал ее к себе в кабинет и, усадив, объявил, что собирается предложить ей новую работу. Глафира напряглась. Уволить ее хочет, что ли?
– Академия наук обратилась ко мне с предложением, от которого невозможно отказаться, – начал Бартенев, глядя на нее торжественно и загадочно. – В Россию прибыл архив одного очень известного человека, и мне предложили им заняться. Хочу, чтобы вы стали моей помощницей.
Господи, о чем это он? Ерунда какая-то!
Видимо, мысли отразились на ее лице.
– Вижу, что вы, уважаемая Глафира, поражены, но, умоляю, не торопитесь отказываться. Подумайте, ведь это может быть интересно.
– Олег Петрович, помилуйте! Я соцработник по образованию. К архивам отношения никогда не имела. Ничего об этом не знаю.
– Я вас научу, тем более работа помощницы не столь тяжела, как кажется. Возможно, вам понравится.
– С чего вы взяли?
– Вижу в вас живой ум и стремление к познанию! Считайте, что я предлагаю вам научный эксперимент!
– Какой?
– Перейти из сиделок в ассистентки ученого!
Ничего себе! Вот это карьерный рост! Разве такое бывает?