Пролог

Сон – это мир реальности, принадлежащий нам лишь до того момента, пока мы не найдём в себе силы проснуться…


«Каньди-Роуд» (Бельгия) – детская психиатрическая лечебница.

Пятнадцатью годами ранее


Двое санитаров в тёмно-синей больничной форме вышагивали вдоль мало-освещённого коридора лечебницы, насвистывая себе под нос ненавязчивую мелодию. Эта ночная прогулка явно не доставляла им особого удовольствия. Длинные флуоресцентные лампочки судорожно мигали, и в некоторых углах коридора на мгновение становилось темно. Лишь их треск нарушал тишину. Он напоминал о дровах, что тлели в печи старого камина. В воздухе стоял запах спирта и резиновых перчаток. За редкими окнами, расположенными вдоль коридора, виднелись мириады звёзд, сверкающих в иссиня-чёрной небесной пелене, и яркий обруч серебристой луны, скрытой в кроне деревьев, сияющий непривычно холодно и как-то тоскливо. Свет от фонарей санитаров, как мышь, бегал по полу, оседая на старых деревянных дверях палат, складских помещений, ординаторских и процедурных.

– Почему именно мы должны искать этого психопата Азера?! – с возмущением произнёс один из санитаров, недовольно покручивая в руках фонарик.

– Ну, мы не единственные, кто его ищет, – спокойно ответил второй, заглядывая в очередную палату. – Лейден вон тоже, всё отделение поднял на уши, кроме буйного.

– А мне кажется, это как раз по их части. Да и вообще, что он к нему так прицепился… Ну, делся куда-то, и пусть. Что шум-то поднимать?

– Лейден не любит, когда что-то происходит без его ведома. Азер не просто ушёл, а пропал. Думаю, в этом и состоит причина.

Они проходили мимо одной из палат, как вдруг неожиданно за её дверью послышался дикий вой. Будто плач и завывание страдающих душ, доносящиеся из пучин обители грешников. Санитары замерли. Крики и молящие вопли стихли, а на смену им пришла тревожная тишина. Веяло каким-то холодом, который расстилался по полу, как туман, касаясь кожи своими бледными, ледяными руками. Один из санитаров вплотную подошёл к двери и обхватил её ручку дрожащей ладонью. Его сердце колотилось в груди с бешеной скоростью. По лицу стекали капельки пота. Всё тело сковывал страх, проникающий в сознание.

Серебристая ручка двери жалобно скрипнула. Ещё чуть-чуть, и дверь откроется. Санитар вздрогнул, когда его плечо сжала чья-то сильная рука. Второй санитар, стоявший в стороне, видимо, напрягся; его брови взлетели вверх, а глаза были распахнуты от удивления.

– Что тут такое?! – раздался накалённый от раздражения голос Рика Лейдена, и его рука легко отстранила от двери замешкавшегося санитара.

– Вы что тут бездельничаете?! Я вас обоих сейчас же уволю, если вы не приметесь за работу!

– Простите, сэр, но мы не бездельничаем! Мы проходили мимо палат и услышали жуткие крики… доносившиеся оттуда, – сказал санитар, стоявший в стороне, и указал на дверь.

– Крики?

Голос доктора Лейдена стал мягким, но лицо оставалось таким же суровым. Санитары синхронно кивнули. Лейден подошёл к двери и без всякого опасения взялся за прохладную, как лёд, ручку. Теперь и его сердце забилось чаще. Рукоять со скрипом повернулась, и дверь отворилась.

Увиденное заставило Рика застыть на месте, как мраморное изваяние, бездумно вглядываясь в пустоту. Эта палата ничем не отличалась от других, разве что пустотой: небольшая квадратная комнатка с окном напротив двери, открытым нараспашку. В её середине, спиной к Рику, стоял человек, по его рукам медленными ручейками стекала густая, как смола, багровая кровь. У его ног, на полу, белым мелом были нарисованы два круга, словно бы заточающие человека внутри себя. По бокам круга пристроились ярко-синие символы, значения которых Рик не знал. От ног безумца по полу разлетался прозрачный пепельно-красный дым, запах которого ударял в нос серой. По обе стороны от круга стояли два деревянных стула, на которых без движения сидели люди. Их глаза были закрыты, а на коже играли лунные блики. Трудно было понять, живы они или нет – в комнате стоял полумрак. Вместо крови в жилах у Рика теперь пульсировал лёд. Он знал людей, сидящих на стульях, и человека, стоявшего в центре комнаты. Знал их, и всё равно не верил своим глазам.

– Даниэль… – еле слышно прошептал Рик. – Азер, что происходит?

Тот медленно обернулся и взглянул на него через плечо. Его глаза были пустыми и казались стеклянными на фоне чёрных полукругов под ними. Песочные волосы перепачкались в крови, падая на лицо густым водопадом. Лицо его озаряла еле заметная ухмылка, пробирающая до дрожи. Он произнёс хриплым, дрожащим голосом лишь несколько слов:

– Я… создаю себе… новую жизнь.

И, тихими шагами пересекая комнату, направился к открытому окну, вокруг которого, поддаваясь морозному ветру, колыхались бирюзовые шторы.

Сон Джерри был похож на чёрно-белую киноплёнку, обрывавшуюся серой пеленой на моментах одних и тех же воспоминаний. Повторяющихся снова и снова, словно идущих по замкнутому кругу, не прерывая ни единого момента, не упуская ни одного звена, составляющего эту цепочку.

Вокруг был холод – холод в пустой и бесконечной тьме, которая давила со всех сторон. Вокруг не было ни капли света, лишь руки светились, напоминая о ярком сиянии луны, отражающемся на тёмно-синем небосводе. Можно было провести ладонью перед собой, в старании смахнуть надвигающуюся темноту. Но этот свет оставлял лишь лёгкую рябь и исчезал так же быстро, как появлялся. Это не свет. Свет – внутри, у сердца. Его слишком мало. Он слишком далеко, чтобы до него дотянуться.

Мгновения, проводимые в этой тьме, казались вечностью. Не той вечностью, в которой хотелось бы оказаться. Она вроде бы манила своей красотой, как изысканная леди – какого-нибудь богатенького старичка. Завлекала его, не давая отвести глаз. Но стоило довериться ей, ощутить тот желанный, пылкий и переменчивый нрав, как она забирала сердце, а душу беспощадно разрывала на кусочки. Она всегда получала то, чего так желала. Она выигрывала в этой игре.

В ушах отдавалось биение сердца. Оно было будто чужим, словно ты прижал ухо к чьей-то груди, вслушиваясь в ритмичные удары, но не ощущая их.

Перед глазами у Джерри постепенно появлялся образ: женщина с огненно-рыжими волосами, струящимися по плечам. Она держит на руках младенца, закутанного в белую ткань. Этот младенец молчит – белый, как полотно, сверкающий, как руки. У него нет лица – ни носа, ни глаз, ни рта с привычной детской улыбкой, от которой и самому хотелось бы улыбнуться. Мать его не плачет, она держит дитя, улыбаясь безумно, взирает недвижимым взглядом куда-то в пустоту, во тьму. Белая ткань, в которую закутано дитя, окрашивается в буро-красный цвет. Ребёнок исчезает. Раздаётся женский крик боли, поселяющий страх в уголках души. Женщина тоже исчезла. Всё вокруг опять окутал мрак.

Снова образы, и все они казались Джерри до боли знакомыми; появился мужчина в длинном чёрном плаще. Его голова была слегка наклонена вниз, а лицо прикрывала шляпа. Тьма вдруг окрасилась в белое, и теперь мужчина на фоне этого был единственным чёрным пятном. Он стоял в луже багровой крови, слегка подёргиваясь всем телом. Внезапно в уши ударил шум, напоминающий визг затравленного животного, забившегося в угол. Звук барабанил по перепонкам, проникая в мозг. Гудел, как паровоз, несущийся по рельсам. Джерри сжался, опустил голову, зажмурился, приложив руки к ушам. На мгновение всё снова окутала тьма. К ней так легко привыкнуть…

Шум прекратился, и Джерри усилием воли заставил себя поднять голову и приоткрыть веки. Холодный страх преобладал в теле, пульсировал в крови, окутывал сознание. Мужчина – тот, что секунду назад стоял далеко, – теперь возвышался над Джерри холодной, безликой Тенью. Незнакомец наклонился и прошипел – каждое его слово вызывало дрожь.

– Я найду тебя… Джерри… Я найду тебя…

Не договорив, он резко схватил Джерри за горло, холодными пальцами оставляя ожоги на шее. Чувствовалось всё: гнев, растущий в его жилах, пустота, заполняющая его душу, и тьма, поселившаяся в его сердце. Джерри почувствовал, как земля уходит из-под ног. Воздух стал раскалённым и витал в мучительной близости, не проникая в лёгкие. Всё тело покрыла боль, будто тысячи мелких иголок разом вонзились в плоть. Незнакомец приблизился к Джерри вплотную и прошептал ему на ухо (голос его обжигал разум):

– И убью…

Сознание окутала тьма.

Джерри проснулся в холодном поту. Он сел в кровати, судорожно глотая воздух. Сердце бешено колотилось в груди, словно птица в клетке. Разум выдавал мучительные отрывки сна, которые разъедали разум. Джерри в панике огляделся. Его комната была такой же, как и прежде: низкий стол у окна прояснялся в полумраке, старый книжный шкаф, стоявший возле двери, из которой через маленькую щель лился крохотный лучик света, и зеркало напротив кровати, в которое он видел своё испуганное отражение.

«Опять этот сон, – пронеслось у Джерри в голове. – Что он значит?»

Почему он снится Джерри на протяжении всей его жизни? Страх понемногу начал отступать, дыхание стало тихим и ровным, а сердце набрало свой привычный ритм. Джерри улёгся обратно в кровать, с головой накрывшись одеялом. Он боялся снова заснуть. Сон стал его главным страхом. Джерри боялся, что когда-нибудь он не сможет проснуться и останется там навсегда, заточённый в глухой темноте.

Оставив попытки уснуть, Джерри прошёл в большую гостиную, укутанную в тёплые бежевые тона, и плюхнулся на широкий мягкий диван в центре комнаты. Сон, как и всегда, блуждал в сознании, оседая на воспоминаниях чёрной, тягучей смолой. Джерри частенько просыпался так посреди ночи и приходил сюда. Родители уже давно привыкли к его периодическим крикам и несвязному бормотанию во сне и научились либо не обращать внимания, либо спать в берушах.

Их можно было понять, и Джерри понимал, хоть и не всегда. В школе у него не было друзей. У Джерри вообще их не было. Люди как-то сторонились его: будто в яркий солнечный день над ним одним шёл дождь. Они просто не хотели промокнуть. Джерри не пугало одиночество. Ему порой даже хотелось его. Он часто закрывал глаза, но не засыпал. Джерри видел темноту. Она была лёгкая и непостоянная, как туман, готовая оставить его в любой момент. Та темнота, что окутывала сон Джерри, была другой. Зыбкой, как песок. Такой же глубокой и бездонной. Джерри знал: она не отпустит его.

Он поджал ноги к груди и обхватил их руками. Утром он опять проснётся здесь, и не от того, что его разбудит чьё-то заботливое прикосновения. Его разбудит страх.

«Надолго ли этот страх останется со мной?» – вот о чём думал Джерри каждый раз, когда закрывал глаза.

Загрузка...