Божество – высший символ человечества, персонификация» непознаваемого и непостижимого Блага, Абсолют, средоточие всех упований и всех возможностей, полное соответствие означаемого означающему в своей беспредельности.
Боги политеистических религий и культов, в отличие от богов монотеизма, всеведущи и могущественны, но еще не всемогущи и подчиняются «надмирному закону» – Судьбе.
К божествам относятся собственно боги, полубоги, то есть отпрыски божеств от союзов со смертными, духи-хранители и духи-покровители, а также культурные герои и демиурги.
Практически в каждой системе явно или неявно присутствует верховный бог (правда, это вовсе не означает, что монотеизм существовал с древнейших времен). Кроме того, в любом пантеоне можно найти образ бога-творца, который создал землю и поселил на ней живых существ, бога-громовника (Перун, Тор), бога-воителя (Арес, Марс, Тюр), бога плодородия, или бога-жертвы (Бальдр, Адонис, Аттис – этот бог умирал, жертвуя собой, и снова воскресал, что символизировало увядание и весенний расцвет растений).
В женской части пантеонов обязательно присутствуют богини плодородия, любви и домашнего очага.
Достаточно популярна теория, согласно которой все многообразие божеств в языческих пантеонах возможно свести к некоей «изначальной» божественной паре – оплодотворяющему мужскому началу (богу-творцу) и оплодотворяемому женскому (богине-матери).
При этом «архетипический» бог обладает важнейшими функциями творения и покровительства роду, а «архетипическая» богиня – функциями плодородия.
Как правило, божествам противопоставляются злые духи, бесы или демоны.
Что касается славянского пантеона, то сведения о нем крайне скудны и отрывочны. Общеславянский пантеон, чтобы на сей счет ни утверждалось в популярной литературе наших дней, только реконструируется, то есть «выстраивается» учеными – через топонимику и ономастику, через фольклор, через археологические находки и метод сравнительных исследований. Более или менее известен, и то с изрядными оговорками, лишь пантеон полабских славян, населявших когда-то остров Рюген и побережье Балтики; имена богов и подробности культов сохранились в немецких средневековых хрониках. Намного хуже обстоит дело с пантеонами западных и южных славян (поляки, чехи, сербы и др.), а применительно к славянам восточным мы и вовсе располагаем разве что перечнем имен, фактически каждое из которых – за исключением, быть может, Перуна – допускает разные варианты прочтения и толкования.
При всем том фольклор сохранил некоторые сведения о функциях и культах малых славянских божеств. Именно о таких божествах и рассказывается в этой главе.
В русском фольклоре духи, подчиненные верховному богу: «О том знают только бог да маленькие боженята». По всей видимости, эти персонажи возникли при «наложении» христианства на остатки русского язычества. Не случайно образ верховного божества часто сливается в фольклоре с образом Христа: «Какая плохая погода-то, ничего не растет. Христос-то на фронте занят, а боженята разве знают, какую погоду надо?» (В. И. Даль).
В культуре разных народов универсальный образ – человек (или полубог, как у древних греков), осуществляющий деяния, которые не под силу другим. Чаще всего герой как типаж «воплощается» в легендарных воинах (характерная черта героя – ратная доблесть), полководцах и правителях; примерами здесь могут служить как воображаемые – германский Зигфрид, французский Роланд, – так и реальные исторические фигуры (Александр Македонский, Чингисхан и др.).
В мифах герои участвуют в творении мира (непосредственно – вместе с божествами или опосредованно, через упорядочение мира, победу над хаосом и привнесение порядка, установление правил жизни социума).
Как универсальная категория, образ героя имеет три «разновидности»:
• собственно герой (Ахилл);
• культурный герой (Прометей);
• герой-творец (демиург – например, финский Ильмаринен).
Демиург создает элементы мироздания, культурный герой добывает для людей различные жизненно необходимые предметы, устанавливает правила социальной организации, обучает ремеслам и т. д. Наиболее известный культурный герой – Прометей, похитивший у богов небесный огонь и, по Эсхилу, даровавший людям «все искусства», в том числе искусство мыслить.
Свою добычу культурный герой, как правило, либо находит, либо похищает. Иногда он также сражается со стихийными силами (чудовищами, демонами и пр.), которые олицетворяют первоначальный хаос, и способствует тем самым торжеству космоса, то есть установленного миропорядка. Вспомним наделенного чертами культурного героя Геракла, который одолел таких хтонических – «принадлежащих земле» – чудищ, как немейский лев, лернейская гидра, стимфалийские птицы, и даже осмелился вступить в борьбу с божеством подземного мира Аидом.
Мотив сражений с чудовищами сближает культурного героя с собственно героем. Характерная черта последнего – неуемная тяга к путешествиям и приключениям. Борьба с теми, кто мешает богам и людям жить своей жизнью, является основной задачей собственно героя; иными словами, тут снова возникает персонифицированная идея вечной вражды между Космосом (Порядком) и Хаосом.
С превращением мифа в эпос мифологические герои становятся королями и князьями, хтонические чудовища и демоны – иноплеменниками, иноверцами. А в сказке, которая также «наследует» мифу, образ героя как бы обезличивается: возникают условные фигуры царевичей, принцев, крестьянских сыновей, объединяющие в себе черты как собственно героя, так и героя культурного.
В героическом эпосе – скажем, в «Песне о Роланде» – образ героя обычно гипертрофируется. Когда Роланд трубит в рог, звук разносится на тридцать лиг; ему раскроили череп, из ушей брызжет мозг, а он сражается как ни в чем не бывало; пятеро рыцарей-франков побеждают орду язычников, численность которой составляет четыре тысячи человек. Любой удар Роланда смертелен и т. д. Этот мотив гипертрофированной героичности сегодня стал основным в образе героя – во всяком случае, героя кинематографического (или – шире – героя в символике массовой культуры).
Ввиду того, что достоверных сведений о русской мифологии практически не сохранилось, при рассмотрении отечественной героической традиции приходится опираться на фольклорные источники – на былины и другие народные песни, а также на сказки.
В былинах перед нами раскрывается целая галерея героев-богатырей, среди которых наиболее известны, конечно, Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович. Причем бой Добрыни со змеем и пленение Ильей Соловья-разбойника – это подвиги одновременно героя как такового и героя культурного, устраняющего некий беспорядок в мире. Западнославянская традиция тоже знает таких героев – это и сербский Вук Огненный Змей, и Марко Кралевич, и чешские Либуше и Пржемысл (отчасти герои-демиурги) и многие другие.
Что касается сказочных героев, то русская сказка изобилует героическими образами, среди которых и собственно герои, и герои поневоле, вынужденные совершать подвиги просто потому, что так уж складываются обстоятельства. Это либо царские и боярские дети (Иван-царевич и другие царевичи, а также лубочные Бова и Еруслан), либо крестьяне и ремесленники – «люд честной» (Иванушка-дурачок, Емеля, стрелец, солдат, купец). Все они доблестно выдерживают разнообразные испытания, непременно что-то при этом добывают, как положено героям культурным, и даже порой создают нечто «прежде невиданное», то есть выступают как героидемиурги (например, летучий корабль).
У восточных и западных славян духи предков. К дедам причисляют всех умерших, вне зависимости от их пола и возраста (впрочем, в Белоруссии известно разделение на дедов и баб. Праздник «поминовение дедов» обычно справляется в доме, куда, как считается, души умерших в определенные дни года приходят погостить. Если обряд поминовения справлен ненадлежащим образом (на столе есть нож или любой другой режущий и колющий предмет, дверь в дом закрыта, поминающие шумят и веселятся, хозяин дома забыл «проводить» дедов и т. д.), деды будут мстить своим живым родственникам.
В народной культуре дедов нередко изображали в виде антропоморфных «болванчиков» с лучиной. К помощи предков обращались накануне любых сколько-нибудь значительных событий в жизни – скажем, при выборе места для жилища, при подготовке к свадьбе и т. д.
В славянской традиции обожествленная земля как плодородящая, творческая сила. Почитание земли существовало издревле, на протяжении многих веков, и сохранилось даже после принятия христианства. Более того, с укреплением православия на Руси в народном сознании культ Матери – Сырой Земли стал соотноситься с почитанием Богородицы и оказал на него значительное влияние. Среди православных крестьян бытовало убеждение, что у каждого человека три матери: первая – Пресвятая Богородица, родившая Спаса всего мира, вторая мать – Земля, от которой все созданы и в которую все вернутся после смерти, и третья мать – та, что в утробе носила и родила. Потому матерная брань считалась оскорблением и женщины, и Земли, и Богоматери.
Известно поверье, что при матерной брани Божья Мать «падает и бьется об землю».
Земля – всеобщий источник жизни, мать всего живого; эпитет «сыра» связывает землю с водой как оплодотворяющей влагой. Матери-земле приносили обеты и клятвы, совершали ей обряд покаяния: «Преклоню ухо к матери-земле, Бог меня услышит и простит». Земля чиста, ее материнское лоно отвергает грешников – колдунов, самоубийц и тех, кто был проклят своими родителями.
В поверьях русских крестьян земля считалась именинницей в Духов день (предание гласит, что именно в этот день Бог сотворил землю), в который запрещалось пахать и боронить, копать и рыть ямы, втыкать колья. В Вятской губернии бытовал обычай «кормить землю»: замужние женщины отправлялись в поле и устраивали в складчину трапезу, расстилая скатерти на земле. Еще в Духов день старались ходить по земле босиком, а также есть и пить, сидя на земле.
В русском фольклоре хозяин всех морей и океанов. Он владеет всеми водами, омывающими сушу. Его дети – реки и ручьи. Кроме того, он властвует над всеми рыбами и морскими животными. В сказках упоминаются принадлежащие Морскому царю два ключа: если испить воды из одного – станешь могучим богатырем, а помочить волосы из другого – волосы будут золотыми.
Широко известна былина о новгородском купце Садко, который попал в чертоги Морского царя на дне озера Ильмень (или, в другом варианте, на дне «синя моря»).
В русском фольклоре природная, стихийная сила, которой пронизано все сущее. Эта безличная сила имеет отдельные воплощения – в фигурах повелителей стихий, или царей (царь-огонь, морской царь и пр.), а также в фигуре Матери-земли. Считалось, что неведомая сила, как и все живое, подвластна Богу, однако обладает определенной «автономией» и способна проявлять себя самостоятельно, поэтому неведомую силу и ее представителей чтили «как должно».
Из фольклорных записей второй половины XIX века следует, что на позднем этапе развития традиционной культуры неведомую силу стали отождествлять с нечистью.
В мифологии южных славян чудесные существа в женском обличье. На третий день после рождения ребенка они приходят в дом и предсказывают ребенку судьбу. Все события в жизни человека (а особенно – трагические) связаны с пророчеством орисниц. Изменить предначертанное орисницами невозможно. У каждого человека есть своя орисница, приходящая к нему в миг смерти.
Александр Николаевич Афанасьев[1] писал: «В первую ночь после родов приходят орисницы в дом разрешившейся матери и предвещают ее младенцу, сколько лет он проживет, какова будет его жизнь – счастливая или бедственная, с кем вступит он в брачный союз, какими болезнями будет страдать и какою смертью умрет.
Рассказывают еще, что есть три орисницы добрые и три злые, что те и другие никогда не бывают согласны и ведут между собой вечную борьбу. Из трех добрых орисниц первая дает младенцу ум и знание грамоты, вторая наделяет здоровьем, красотою и даром слова, а последняя руководит его в продолжение всей жизни, учит ремеслам и доставляет случаи разбогатеть. Показываясь взрослому человеку, они предостерегают его от угрожающего несчастия. Некоторые женщины в Болгарии и Македонии уверяют, что они после родов видели орисниц при своей постели и что одна из них мерила нить, а другая отрезала ее». (Ср. с греческими мойрами и североевропейскими норнами. – К. К.)
Орисницы невидимы, их может услышать только мать ребенка или близкая родственница. Если кто-либо разгласит пророчество орисниц, его ожидает страшная кара – он окаменеет на месте, в лучшем случае до конца дней останется немым.
В комнате, где лежит роженица, нельзя тушить огонь, и спать тоже нельзя, иначе орисницы разгневаются. Новорожденного следует одеть в рубашку, чтобы не встречать орисниц нагишом.
Чтобы не запутать орисниц, которые глуповаты настолько, что не в силах запомнить собственных пророчеств, в доме всю ночь не следует разговаривать. Если на носу ребенка, между бровей или на подбородке появляется наутро красная сыпь, значит, орисницы и вправду приходили. То, что они написали, может прочесть лишь колдун.
У Афанасьева приводится такое предание об орисницах: «Однажды какой-то путешественник остановился ночевать в доме, где хозяйка родила девочку. В полночь – когда все уснули, только не спал приезжий – явились орисницы; первая сказала, что девочка должна прожить пятьдесят лет; вторая – что она будет терпеть бедность; третья – что на тридцатом году она сильно заболеет, но через четыре месяца выздоровеет; наконец, четвертая сказала, что она выйдет замуж за этого самого путешественника, которому уже тогда было тридцать лет от роду. Услышав такое предсказание, он подумал с горечью: “Я и так оставался неженатым до тридцати лет; неужели еще буду ждать, пока вырастет эта девочка?” В досаде схватил ребенка, выбросил вон и потихоньку удалился из дома. Поутру нашли окровавленную девочку у забора; жизнь ее была спасена, но остался небольшой знак на спине. Прошло двадцать лет; тот же путешественник, проживая в другом городе, приискал себе невесту, посватался и повенчался; заметив у жены знак на спине, он расспросил ее – и узнал, что судьбы своей не минуешь».
В мифологии восточных славян богини судьбы. Они присутствуют при рождении и определяют судьбу младенца. Это прекрасные девы в белых одеждах. У рожаниц имеется при себе особая книга, где записаны грядущие события в жизни каждого человека. У всех людей есть собственные рожаницы, а над ними властвует бог Род.
А. Н. Афанасьев замечает: «Наравне с другими языческими богами, Роду и рожаницам воссылались молитвы, приносились жертвы и учреждались обрядовые трапезы, то есть родильные пиршества, на которых присутствующие вкушали и пили от жертвенных приношений, возглашали песни в честь Рода и рожаниц и молили их быть благосклонными к новорожденному младенцу, взять его под свой покров и наделить счастьем».
Впрочем, о существовании бога Рода и рожаниц у русских известно лишь по церковным поучениям против язычества, – иных упоминаний об этих персонажах не сохранилось. Все рассуждения о Роде как главном боге восточных славян и иные утверждения такого свойства представляют собой лингвистическо-культурные реконструкции разной степени произвольности.
В западнославянской мифологии женские божества, определяющие судьбу человека. Это три бессмертные сестры, которые появляются, как правило, на третий день после рождения младенца, чтобы предречь ему жизненный удел. «Судят» они поочередно: сначала младшая, затем средняя и последней – старшая, слово которой всегда оказывается решающим. Никита Ильич Толстой[2] сообщает, что у сербов все обстояло несколько иначе: старшая предрекала смерть, средняя сулила физические недостатки, а младшая говорила, сколько младенец проживет и с чем столкнется в жизни; здесь определяющим оказывалось как раз слово младшей.
Афанасьев писал: «По рассказам чехов, судички – три белые жены; в полночный час являются они под окно избы или в самую комнату, где лежит новорожденное дитя, и совещаются о его будущей судьбе; при их приближении все, что обитает в доме, погружается в глубокий сон. Они держат в руках зажженные свечи и тушат их не прежде, как произнеся свой непреложный приговор. В некоторых деревнях думают, что судички садятся ночью на кровле дома, возле дымовой трубы, и предсказывают судьбу младенца по звездам».
В русском фольклоре божественные персонажи, занимающие промежуточное положение между божествами и духами природы. Как правило, царей называют хозяевами леса, моря и т. д. Кроме того, цари правят и повелевают природными духами. В одном из русских заговоров приводится любопытная иерархия царей: «Есть царь лесной, есть царь водяной, а небесный царь – всем царям царь» (данный заговор – прекрасный образец так называемого двоеверия, свойственного русской мифологической культуре). В традиции известны также царь дворовой, царь домовой, царь дорожный, царь земляной, царь ледяной, царь огненный (царь-огонь), царь подземный, царь полевой и др.
В русском фольклоре героический персонаж, эпическая богатырка, образ которой, по всей вероятности, восходит к архаическим представлениям о хозяйке подземного мира: ср., например, упоминание в сказках о том, что дорогу к царству Царь-девицы стережет змей (хтоническое чудовище). Другими стражниками могут выступать Баба-яга или великаны. Кроме того, в Царьдевице отчетливо проступают черты женского божества: в ее владениях живут только девушки (12 девиц; 33 девицы-богатырши, 24 красные девушки), само ее царство называется «деви́чьим», «Новодевиченским».