Мир насквозь пропах дымом. Ае думалось, что после трёх дней лесной жизни, запах костра навсегда останется на её одежде и волосах. Рюкзак − огромный, едва ли не больше самой Аи − больно давил на плечи и бил по бёдрам. Поясной ремень намертво впился под рёбра, мешал дышать, прижимал внутренности к позвоночнику. Она в который раз раскаялась в собственной прижимистости. Стоило купить обмундировку подороже. И пусть на покупки ушла бы последняя пачка свечей. Целая поясница в нынешние времена стоит дороже.
Группа растянулась по тропинке дохловатой змеей. Проводник шёл легко, будто не чувствуя поклажи. Ая с завистью смотрела на его отдаляющуюся спину. Рюкзак проводника был правильным. Тщательно выверенного размера, с широченным поясным ремнём и мягкими вставками в районе лопаток. Старик тащил большую часть общественного скарба, но, кажется, даже не замечал немалого веса.
В горле скребло. Ая готова была выхлебать целый литр воды залпом, но запасы, как на зло, закончилась. Пустая бутылка торчала в боковом кармашке рюкзака. Пластиковые бока запотели изнутри, но сколько бы Ая не мяла бутылку, не смогла выдавать даже капли.
Ая чувствовала себя такой же запотевшей изнутри как бутылка. Куртка, слишком плотная, по уверениям торгаша влагозащитная, намертво удерживала внутреннее тепло. Спина вымокла от пота и Ая во влагозащитной куртке была едва ли суше, чем попутчики в обычных.
Серая хмарь над головой клубилась, опускаясь всё ниже. Ощущения твердили, что до темноты осталось совсем немного. Напряжённая спина проводника подтверждала, что Ая не ошибается. Тучи почти касались верхушек елей. Ветер, душный, сырой, не приносящий прохлады и облегчения, трепал ветки, сбивал под ноги идущим сухую хвою. Лес трещал, предупреждал о грядущей тьме, поторапливал, требовал найти укрытие.
Дорога пошла под наклон. Ноги заскользили по развезённой затяжными дождями грязи. Ая потеряла равновесие и села прямо в мутную серую лужу, подняв тучу брызг.
− Помочь?
Она подняла голову, хмуро разглядывая мальчишку. Ванька – мелкий, нескладный и вихрастый – совсем терялся под своим рюкзаком. Протянутая тощая ручонка доверия не вызвала и Ая, пыхтя от усилий, оскальзываясь на мокрой траве, поднялась самостоятельно. Ванька нахмурил белёсые брови, обиженно поджал губы. Увязавшийся за дедом-проводником, мальчишка всячески пытался показать свою взрослость и опытность. Ая понимала, что в лесах Ванька провёл подольше неё, но воспринимать всерьёз тощего деревенского недокормыша не могла.
− Скажи лучше, когда у нас привал, − Ая провела ладонью по штанине, но лишь размазала жирный слой грязи и сильнее испачкала руки. В кедах хлюпнуло. Аю передёрнуло.
Ванькины губы тронула лёгкая кривоватая усмешка. Сам-то он к лесному переходу был подготовлен – в обуви на толстой подошве с защитной мембраной, с идеально подогнанными по росту лямками рюкзака. Даже куртка, колоколом болтающаяся на костлявой тушке, была приличной. Дышащей, в меру тёплой, не сковывающей движений. Проводник был на удивление зажиточным, раз мог позволить хорошую амуницию не только себе, но и бесполезному сопляку.
Ая раздраженно раздула ноздри, но от колкостей удержалась – из мальчишки информацию вытащить было в разы проще, чем из его нелюдимого и вечно хмурого деда.
− Скоро ночь, − пожал плечами Ванька и замолк, будто это всё объясняло.
С трудом подавив желание вцепиться в тонкую шею, Ая растянула губы в неискренней улыбке. Мальчишка бесил до трясучки.
− Молодежь, двигаем конечностями, − прикрикнули сзади и Ая, спохватившись, зашагала вперёд. Уставшие ноги ныли, подошва скользила на траве и бугристых, склизких корнях. Ванька вертелся поблизости, временами сходя с тропы и возвращаясь с перемазанными ягодным соком губами. Ая пыхтела от зависти и мечтала спихнуть мальчишку в придорожную канаву.
Серая хмарь загустела, окрасилась угрожающим тёмно-синим, когда проводник наконец остановился и коротко бросил:
− Заночуем здесь.
Ая щёлкнула пряжкой поясного ремня. Тяжеленный рюкзак с глухим стуком упал на землю. Тело сделалось лёгким как птичье пёрышко. Ая едва не застонала от наслаждения, разминая ноющие плечи.
Группа действовала на удивление слаженно – споро утоптали место для кострища и палаток, без понуканий рассыпались в стороны в поисках веток. Ая, убедившись, что на неё не обращают внимания, уселась на холодный сырой камень и задрала голову. Ночное небо было серым, уходящим в черноту.
Ая ещё помнила, каково это – видеть звёзды. Золотистые, мерцающие тепло и загадочно. Мелкая Ая часто смотрела на звёзды. Воображала, что это шляпки гвоздей, удерживающих черное небесное покрывало. Один раз ей удалось застать звездопад. Ая стояла на балконе дома и, захлёбываясь от восторга бормотала желания, а звёзды летели и летели… Через пару недель после звездопада небо затянула мгла. Все желания, так и не исполненные, остались в прошлой жизни. В той жизни много чего осталось. Солнце, уютные вечерние прогулки за ручку с мамой. И сама мама.
Ванька, наверное, уже не застал тех времён. Сколько ему? Двенадцать? Пять лет разницы – кажется не так много, а на деле целая пропасть.
− Филонишь? − Ванька бухнулся рядом, словно намеренно двинув локтем Ае под рёбра.
− Отдыхаю, − буркнула она, потирая ушибленное место. − Это вы с дедом роботы железные, а я к такому не привыкла.
− Роботы? − переспросил Ванька нахмурившись. − Говоришь непонятное. Странные вы, городские. Дед говорит, цепляетесь за прошлое и не можете понять, что всё изменилось.
Ая закатила глаза. Ей попытки сохранить хоть какую−то цивилизацию странными не казались. Потерявшие солнце люди быстро поняли, какую опасность несёт тьма. Отгородились от ночи рукотворным светом, перекроили старые уклады жизни. Даже деревенские, как бы сильно не кичились своими традициями, жили теперь по новым правилам.
− Быстро темнеет. Успеем огонь разжечь? − спросила Ая, глядя как деловитый Макар, выбирается из кустов с целым ворохом сухих веток. − Или у вас фонари есть?
− Откуда? − фыркнул Ванька, − в нашем сельском магазине батарейки с керосином выгребли в первые же месяцы. Дед говорит, насмерть бились. По домам потом ходили, ружьями махали, пришлось все запасы выдавать. И свечи отобрали. У нас в первый год половина села сгинула, пока не додумались лучины и жировые свечи ночами жечь.
Ая верила. В городах в первые годы было не легче. Они с мамой запирались в ванной, втискивались в щель между стиральной машинкой и стеной и не смыкали глаз, пока по подъезду не начинал ходить комендант с колотушкой, возвещая о наступлении утра. Конечно, двери и замки выходцев тьмы удержать не сумели бы, но Ае с мамой везло. Порой они слышали крики с чужих этажей, утром видели скорбные процессии провожающие замотанные в полиэтилен тела, но беда долго обходила стороной их квартиру.
Первым сожрали Персика. Что-то в кошачьей голове перемкнуло и с наступлением сумерек он забился под кровать, яростно отмахиваясь когтистой лапой от неуклюжих попыток Аи его выудить. Мама, матерящаяся такими словами, какие Ая раньше слышала только от жившего в подвале бомжа, за ногу выволокла её из-под кровати. Аю тогда впервые отхлестали проводом от подвернувшегося под мамину руку фена. Потом они с мамой ревели, забившись в разные углы ванной. Под утро заскучавший Персик разорался под входной дверью. То, что было дальше, Ая предпочитала не помнить. Она до крови прокусила мамину ладонь, зажимающую её рот. Трек, грохот и хруст не стихали до самого условного рассвета.
Под стук колотушки Ая на ватных ногах выползла в коридор. Квартира оказалась перевёрнута вверх дном, двери высажены. Персик бесследно исчез. Мама уверяла, что кот мог сбежать, но Ая была уже достаточно большой девочкой, чтобы понимать – от тьмы не сбежать.
Проводник − седой сморщенный старик, древний как мамонт – деловито выложил кольцо из разномастных камней и пристроил в центре принесенные Макаром ветки. Крякнул, присел на корточки и завозился, прикрыв происходящее костлявой спиной. Струйка дыма появилась над кострищем подозрительно быстро. Ая в который раз задумалась, нет ли у старика в заначке спичек или зажигалки.
Костёр примирил Аю с суровой действительностью. Она подтащила поближе крупный булыжник, уселась на него и сунула насквозь вымокшие ноги так близко к пляшущему пламени, что явственно потянуло палёным.
− Аечка, аккуратней, загоришься же! − суетливая и шумная Надежда Павловна бросила свою порцию веток к костру, уселась рядом, прямо на холодную землю и принялась рыться в своём рюкзаке. Ая завистливо запыхтела, когда Надежда Павловна выудила маленький свёрток. Общественную поклажу проводник распределял по каким-то своим внутренним понятиям о справедливости, которые Ае совершенно не нравились. Крохотный легкий свёрток не мог стоять против топора, мешка с крупами и утвари, утрамбованных в рюкзак Аи.
− Не квохчи, − Макар, как раз дотащивший огромное бревно, упал на него, одышливо пыхтя и вытирая рукой мокрый лоб. Ему – тучному и неуклюжему – переход давался тяжелее всех.
− Что сегодня на поесть? − Ванька плюхнулся рядом с Аей, смерил её задумчивым взглядом и протянул ладонь полную крупных голубых ягод.
− Волчьи? − хмуро поинтересовалась она, ягоды всё же принимая. Желудок грустно булькнул, призывая не выпендриваться.
− Ага, специально собирал, чтобы тебя потравить, − обиженно буркнул Ванька, отворачиваясь к костру. Он по-простецки вытер красные от ягодного сока ладони о штаны, пнул мыском ботинка один из ограждающих кострище камней, выравнивая круг.
Пламя грызло ветки, плевалось пучками мелких искр, тянулось к лицу дымными щупальцами. Ноги начало основательно припекать и Ая немного отодвинулась.
− У нас негусто осталось, − Надежда Павловна пожевала губу, выпутывая из своего свёртка кусок вяленого мяса. − Котлы у кого? Ванечка, за водицей бы сбегать…
− Котлы у меня, − Макар кивнул на свой рюкзак, брошенный на другом конце поляны и попросил. − Молодежь, сами достаньте. Ноги отваливаются.