Больница. Последний бастион людей. Врата в смерть, окруженные таким количеством суеверий, что люди не боятся попадать сюда. Практичное место. Техническое место. А для умирающих – храм. Разум они оставляют за его стенами, внутри есть место только для молитвы. Для бесполезной надежды на то, что все люди в белых халатах могут спасать.
Грааль шел по коридорам и принюхивался к жизням, которые вот-вот должны были завершиться. Все люди смертны, но они отрицают это с такой силой, что доходит до смешного. Если бы они знали, кто он такой и какая власть находится в его крови, они бы наступали друг другу на пятки, чтобы добраться до него. Никакая цена не покажется слишком высокой, когда твое время на исходе.
Он вошел в отделение, которое называли изолятором. Оптимистичное название для места, где в лучшем случае двери закрывали чаще, чем в других. Никто не предпринял попытки остановить его или спросить, куда он направляется. Грааль этого и не ждал.
Исак лежал в унылой палате в окружении аппаратов и шлангов. Технологии позволяют увидеть то, что люди не в состоянии разглядеть сами. На его голове была повязка, и Грааль учуял, что спасти Исака – нелегкая задача. Правда жаль. Он не любил вещи, пришедшие в негодность. Усилия должны вознаграждаться.
Грааль закрыл за собой дверь и подошел к кровати. Исак повернул голову. Медленно, как марионетка. Казалось, это причиняет ему боль. Глаза Исака посветлели, когда он увидел Грааля. Зрелище было бы трогательным, если бы любовь в его взгляде не была отравлена отчаянием.
– Грааль… – Исак попытался нащупать его руку. – Ты пришел.
– Да, я пришел, Исак.
Затем началось неизбежное. Извинения. Рассказы о том, что пошло не так. О том, в чем Исак был не виноват. Подробности. Исследования человеческого предательства. Молитва самому всепрощающему богу из всех: богу непредусмотренного.
Исак так и не понял, насколько важным было его задание, теперь это совершенно очевидно. Но у его проблемы нет решения. Мог ли человек, кому предстояло прожить каких-то восемьдесят лет, понять, что на самом деле имеет значение?
Самое удивительное в том, что со временем это становилось все труднее. Первые пару сотен лет объяснять людям, что важно, было легче. Хотя в те времена их жизни были в два раза короче.
Грааль не слушал Исака. Он уселся на стул рядом с кроватью и включил телевизор грязным пультом. Жаль, что они проглядели такой источник заразы. Он переключал каналы, пока не нашел программу новостей. Женщина с микрофоном стояла перед церковью. На заднем фоне мигали синие огни. Он приглушил звук, не в силах слушать.
Исак замолчал. Он знал, что произойдет дальше. Светлая челка прилипла к виску. Под глазами Исака образовались зеленые круги.
– Исак, что я сказал тебе перед тем, как ты ушел?
– Я пытался остановить его, но это было…
– Я произнес всего одно слово, Исак. Какое?
Исак сглотнул.
– Аккуратно.
Грааль закрыл глаза и прислушался к шороху аппаратов, к шуму легких Исака. Запах испорченного мяса и чистящих средств становился навязчивым.
– Я пытался, Грааль. Я пытался остановить его, но слишком поздно! Майк был дерьмовым выбором. Мы не хотели… Там не должно было… – слова с хрипом вылетали у него изо рта.
Грааль положил палец на его губы. Исак схватил его руку и втянул в себя его запах, как будто в нем находилось больше питательных веществ, чем в капельнице рядом с его кроватью. Хотя так оно и было.
– Аккуратно, Исак. Аккуратно! – Грааль встал. Он редко злился, он слишком долго жил, чтобы злиться. Но сейчас он был в ярости. Грааль ткнул в телевизионный экран:
– Аккуратно! Священник! Священник, мать и две ее дочери! Маленький ребенок! Истекли кровью в церкви посреди города! Праздник убийств! Жертвоприношение на день зимнего солнцестояния!
– У нас еще… есть время, мы можем…
Грааль снова сел. Взгляд его был направлен в пол. В гладкий, ядовито-зеленый линолеум.
– Я люблю детей. Я когда-нибудь говорил это, Исак? Дети – это будущее, как здесь говорят, но люди не понимают, что это значит. А я понимаю. И я люблю их. Мне надо было сказать тебе это, Исак?
Исак моргал каждый раз, когда слышал свое имя. Грааль сжал подлокотник. Дерево хрустнуло.
– Я люблю детей. А она до сих пор не у тебя, и ты не знаешь, где она. Отчаянное положение, Исак.
– Каплю, Грааль. Одну только каплю, и я обещаю! Она скоро будет у тебя! – Исак потянулся к нему. У него на пути оказался катетер, прикрепленный к руке, и силы покинули его. Грааль снял перчатки и вынул из кармана лист бумаги. Развернул его.
– Случается, я сам себе пишу, – сказал он. – В хорошие дни. Чтобы в плохие дни не забывать, что все не так, как кажется. Знаешь, что я написал здесь? Я написал, что совершать ошибки – это в человеческой природе. Что я должен прощать и быть терпеливым.
Лицо Исака исказила гримаса. Грааль понял, что тот пытается улыбнуться своей обычной очаровательной улыбкой. Это было совершенно не к месту, учитывая, что он, бледный и худой, лежал в больничной одежде. Хорошо еще, с него сняли кричащую рубашку.
– Это было написано в хороший день, – сказал Грааль и убрал лист бумаги обратно во внутренний карман. – Сегодня нехороший день.
Рука Исака, лежавшая на простыне, дрожала. Грааль поковырялся в аппаратах. Они ничего не могут изменить.
– О людях много чего можно сказать, но они как минимум умеют извлекать пули, как я вижу. Ты прожил долгую жизнь, Исак. Тебе больше восьмидесяти лет, но ты выглядишь так, будто тебе пятьдесят. Ты получил больше, чем многие другие.
– Грааль, не…
– Тебе нечего бояться. Никто здесь не догадывается о том, кто ты. Они не догадываются, что с тобой случилось, так что можешь рассчитывать на то, что немного полежишь здесь. Пока их не озадачат твои анализы. А это ведь большая удача, принимая во внимание обстоятельства. Неосведомленность врачей будет держать на расстоянии полицию.
Глаза Исака увлажнились. Следов высокомерия в них не осталось. Он больше не был Вардаром. Все, что осталось, это оболочка. Человек.
Грааль подошел к куртке Исака, висевшей на крючке на стене, и опустил письмо в его карман.
– Все, что тебе нужно знать, написано здесь. Где ты можешь забрать свои вещи. Где можешь снять деньги. Ты ни в чем не будешь нуждаться до тех пор, пока не придут боли. Постарайся захватить отсюда гидроморфон. Это производное морфина. Оно поможет.
Грааль вновь подошел к двери. Исак горько заплакал, как маленький мальчик. Слушать его было мучением, но Грааль больше ничего не мог сделать. Он уже и так в полтора раза продлил его жизнь. Теперь Исаку предстоит самому позаботиться о себе. Некоторые могли заботиться о себе лет сто, а то и больше. Могли выживать на вторичной крови. Но не Исак. Он слишком зависим. Грааль дал ему лет пять. Не больше.
– Грааль… Я люблю тебя.
Грааль посмотрел на человека в кровати.
– Нет, Исак, ты любишь то, что я могу для тебя сделать, – сказал он и покинул палату.
Крик Исака потонул в булькающем кашле.