Когда-нибудь я научусь принимать февраль как нечто неизбежное. Когда-нибудь, но точно не в этом году. Подъем по будильнику полседьмого в темноту и прохладу: нашарить ногой тапки, не наступить при этом на кота, не заплакать от желания упасть навзничь в теплую постель – это первые три задачи на сегодня. Выполнила, считай молодец.
Когда-нибудь я приду к успеху и куплю себе кофемашину с капучинатором. Так и вижу себя на первой полосе новостных лент: «Женщина, которая состоялась как личность!». И я там счастливо улыбаюсь, держа кружку ароматного свежесваренного кофе со сливочной пенкой и корицей.
Когда-нибудь я равномерно распределю время и не просижу первые двадцать минут своего утра, пялясь в бестолковые новости в соцсетях, чтобы потом во вторые двадцать – чуть менее судорожно пить кофе, краситься, одеваться, гладить юбку, причесываться, искать ключи от квартиры, которые всегда лежат в кармане не той куртки.
Когда-нибудь я научусь испытывать удовольствие от каждого момента своей жизни, а не жить в ожидании того, как разбогатею, встречу идеального человека, который сделает меня счастливой или того лучше «волшебника в голубом вертолете». Человеку-то небось нужно тоже в ответ дарить свою любовь и делать какие-то встречные шаги, совершать поступки.
То ли дело волшебник! Он приземлится на крыше дома, постучит в мою квартиру и скажет: «Эх, Надька, хорошая ты девчонка, таких нету более, да только счастье в глазах твоих не светится. И чтоб исправить эту вселенскую несправедливость, я дарю тебе много-много счастья. На, держи. Ты ничего мне не должна за это». И с этими словами он забежит в свой магический вертолет и улетит причинять счастье какому-то другому хорошему человеку.
А пока что я смотрю в зеркало и говорю себе: «Эх, Надька, хорошая ты девчонка, таких нету более. Только опаздываешь постоянно и всякую чушь сочиняешь, лишь бы на работу из дома вовремя не выходить».
«Уиу-уиу-уиу». Февраль меня тоже не любит. Знает, что я его терпеть не могу, поэтому сегодня приготовил подлянку и зашел с козырей: ударил ночным тридцатиградусным морозом. «Уиу-уиу-уиу» – сказала моя маленькая старая машинка укоризненно и добавила: «Что ж ты, Надька, на прогрев меня накануне не поставила? А еще хорошим человеком себя считаешь после этого. Чай, не в Москве живешь, в Сибири, глупая, ты курица. Иди теперь на автобус».
Три минуты зайти домой, чтобы утеплиться: сменить юбку и колготки на дуэт из некрасивых брюк и подштанников. Плюс минут пять добежать до остановки, плюс от двух минут до бесконечности простоять в ожидании забитого «пазика» с уникальной возможностью ехать минут двадцать в открытых дверях с развевающимся на морозе шерстяным шарфиком. Добавим к этому еще пять минут на бег от остановки до здания Краевого управления статистики, и получим в итоге жирное и бессовестное опоздание.
На работу я зашла, когда минутная стрелка уже перевалила за половину девятого.
– Доброе утро! – я подошла к охраннику расписаться в журнале. – Наш пришел?
– Викторыч? – охранник почесал подбородок. – Нет, не было еще.
– Странно. – Я на всякий случай проверила фамилию начальника в столбце с расписавшимися и заполнила: Белых Н.А. Время: 7.59. Подпись. В колонке до меня уже тянулось с десяток фамилий, указавших 7.59.
Охранник заулыбался:
– Ох, бессовестные, а. И как не стыдно.
– Очень стыдно, – приложила я руку к груди. – Очень. Но таковы обстоятельства.
В кабинете уже шустро стучала клавиатурой наша новенькая специалистка Машуня, а за соседним столом пристально смотрела в монитор, спустив на нос очки, немолодая, но весьма уважаемая в кругах статистики Тамара Егоровна. Периодически она говорила сама себе «ага» и торжественно кликала мышкой. Проходя к шкафу с верхней одеждой, я, естественно, заглянула в оба монитора: у одной бурлит активная переписка в мессенджере – с компьютера же удобнее, у второй – неизменная косынка. Значит, начальника точно не было.
Поздоровавшись со всеми, я торопливо включила компьютер, уселась на свой стул и стала усиленно греть щеки руками, чтобы они приобрели нормальный цвет, который и положен человеку, уже сорок минут находящемуся на рабочем месте. От подштанников можно было позже избавиться в туалете.
Но ни в ближайший час, ни в следующие два, Александра Викторовича на работе не возникло. Мы восприняли это как знак свыше, говоривший нам прямо: «Девочки, отдохните. Всех цифр не пересчитаешь». Поэтому дважды попили чай, Машуня зачитала по очереди всем гороскоп сначала на день, затем на год, затем мы изучали характеристики своих личностей по восточному и даже зороастрийскому учению.
Оказалось, что я по какому-то из гороскопов Медведь, по другому Липа, а по третьему вообще Химера. Тамара Егоровна была Вереском по гороскопу цветов, что привело ее в большой восторг, а Машуня расстроилась, что она как Кентавр не может существовать в одном энергетическом поле со своим молодым человеком, которого определила как Медузу Горгону.
– Я так и знала, – говорила она, разворачивая конфетку. – Он и есть эта медуза. Никакой конкретики, второй год живем уже: то люблю, то женюсь, то не готов, то он там в себе разбирается. Одно слово – медуза беспозвонковая.
– Беспозвоночная, – поправила ее Тамара Егоровна. – Слушайте, ну пора уже заявки оформлять на транспорт, если мы как в прошлый раз за него распишемся, эти опять разорутся, – она кивнула в стену, отделявшую наш кабинет от приемной.
Тут же в дверь заглянула делопроизводитель Лена:
– А где ваша заявка на машину? Никуда на неделе документы не повезете? А ваш где? – кивнула она на пустующее кресло начальника отдела. – А это что за конфетка? «Бешеная пчелка»? Я такие не люблю, спасибо. – Она поморщилась, когда Маша протянула ей конфетку.
Мы дружно пожали плечами.
– Сами не знаем, Лен, – объяснила я. – У нас заявка есть, давай я за него подпишу. А потом заменим, когда появится.
– Звоните, согласуйте при мне, – недовольно заворчала Лена. – А то потом опять до разборок дойдет, я не готова опять перед руководителем стоять объясняться, почему вам нельзя машину выделить срочно, «прямвотсейчас».
– Да погоди ты, – устало урезонила ее Тамара, – угомонись. Сейчас Надежда позвонит.
Я набрала начальника, выслушала звуковой сигнал и голос робота в трубке.
– Абонент – не абонент.
– Хоть бы не помер, – пискнула Машуня со своего места, не отрываясь от интересных дел в телефоне.
– Да ну тебя! Что такое несешь, – дружно замахали мы все на девчонку.
– Ай, ладно, подписывайте скорее. Мне уже нести папку директору.
Мы подсуетились, выкатили заявку, и я замечательно похоже расписалась за Викторыча.
– Талант! – Лена забрала листок и ушла собирать свою документально-заявочную дань с других отделов.
– И когда это она из-за нас оправдывалась! Скажите пожалуйста, – возмутилась Тамара Егоровна. Мы с Машуней согласно поддакнули.
Наступило время обеда, во время которого мы проделали эволюционный путь от гороскопов до глубин соционики, и занимались тем, что сосредоточенно определяли свои типы личности, отвечая на бесконечные вопросы теста.
– Всем здравствуйте! – в кабинет зашел руководитель службы, что само по себе было необычным явлением. – Это что за труженицы у нас работают? Даже во время обеда от компьютеров не отрываются. В общем, я по поводу Александра Викторовича. Звонила супруга его, он в больнице в тяжелом состоянии. Инсульт ночью случился. Вот такие нерадостные новости. – он печально вздохнул и выждал паузу, пока мы чуть переварим эту информацию и перестанем вздыхать и охать, а затем продолжил.
– Так что в ближайшее время на работе его не ждём точно. Не раскисаем, команда у вас хорошая, вы со всеми задачами справитесь. – И добавил уже в мою сторону:
– После обеда, Надежда, ко мне будьте добры зайти.
Я кивнула:
– Конечно.
Не успел обед закончиться, как дверь нашего кабинета снова открылась и опять на пороге возникла Лена, но на этот раз с нехарактерным для нее растерянным выражением лица:
– Девочки, все. Позвонили опять. Умер Александр Викторович.
Так, мой рабочий день сумбурно начался, легко продолжился, а в завершение ударил по голове словно обухом. Наш «Викторыч», который, конечно, был уже немолод, но как мы всегда думали, не настолько, чтобы внезапно умирать, и который неизменно прикрывал наш скромный женский коллектив своей мужской грудью от придирок руководства, каверз соседних отделов и вообще всех трудностей бюрократической жизни, покинул нас насовсем.
Вместе с этим жизнь усложнилась тем, что именно моя кандидатура была выбрана в качестве «и.о.» начальника отдела, что сулило крошечную прибавку к заработной плате, несоразмерную с новым уровнем ответственности и количеством хлопот. При этом Викторыч мог себе позволить перетекать с планерки на планерку, заседать на комиссиях и ездить по ведомствам, потому что у него была рабочая лошадка по имени Надежда Белых. А у меня такой роскоши не было. Все мое кадровое богатство составляли Тамара Егоровна, которая больше трех отчетов в квартал не делала в силу тотального отрицания технического прогресса, и Машуня, которая пришла к нам в отдел «по знакомству» – для наработки опыта в трудовую, и дальнейшего перехода на высочайшие места бюджетной сферы. При этом она хоть и быстро все схватывала, но по неопытности проверять и переделывать за ней приходилось много и всем вместе.
– Это, Слава Богу, у вас детей нет! – ободряюще сказал мне руководитель службы, подписывая приказ о назначении. – Сможете полностью погрузиться в работу.
Домой я ехала, размазанная по салону автобуса, с частичным прилеганием лица к замороженному окну.
И это «Слава Богу» на репите теперь крутилось в моей голове.
Действительно, слава Богу. И действительно ли? Мой короткий брак изжил себя за три года, не оставив толком даже ярких воспоминаний, не то, что детей.
Когда нас с Алексеем познакомили общие друзья, мне было двадцать четыре. К тому моменту я думала, что точно знаю, какой мужчина мне нужен. Мы оба были молоды и симпатичны, работали, имели похожие взгляды на жизнь. И тогда я, возомнившая себя мудрой женщиной, узрела в Алексее ту самую перспективу. Я уже знала из советов женщин постарше, от подруг, из советов психологов в журналах, что любовь – это всего лишь яркая вспышка, замешанная на феромонах, быстро проходящей страсти, ловушках психологии и тому подобном. Полагаться на это сомнительное чувство, конечно же, удел слабовольных дурочек. Мудрые же женщины при взгляде на мужчин всегда должны оценивать «перспективу». Не знаю, уж чем руководствовался Алексей, когда делал предложение, но мы очень быстро расписались и продолжили жить свои обычные жизни. Вели общий быт в одной квартире, спали в одной постели, ходили на свои работы, иногда вместе проводили выходные.
Со стороны выглядели мы вполне благополучно и даже местами идиллически. На кухне у нас висел плакат с правилами семьи, в прихожей – ключница «Наш дом», на полке с посудой стояли кружки с сердечками. У меня до сих где-то в шкафу валялось несколько распечатанных снимков с постановочной новогодней фотосессии, где мы в красных свитерах с оленями совместно как бы наряжаем уже наряженную елку в студии и старательно улыбаемся в объектив.
Спустя три года такой замечательной и пустой жизни, Алексей поставил меня перед фактом, что любит другую и уходит к ней незамедлительно.
Я отпустила его не без обиды, но в целом легко, в некоторых моментах даже ловя себя на смутном чувстве благодарности за то, что он взял на себя роль подлеца, разрушителя семьи и предателя.
Конечно, как велит ритуал всякой брошенной женщины, мне пришлось сутки плакать о своей несложившейся женской доле, заедая горе сладостями, и запивая белым полусухим.
А еще эти безумные встречи с подругами, когда мы часами изучали фото разлучницы в социальных сетях, и удивлялись, как это возможно: променять такую красавицу, умницу, прелесть какую замечательную жену на неказистое целлюлитное чудовище с обвисшей грудью и редкими волосенками! Мы всматривались в каждый изъян этой несчастной счастливицы и раздували его до вселенских масштабов. А некоторые из моих утешительниц даже порывались написать ей гадкое сообщение помойного содержания. Сейчас у меня такое поведение вызывает только стыд, потому что, между нами говоря, девушка на самом деле всегда была вполне симпатичной, живут они с Алексеем по сей день вместе и ждут, насколько я знаю, уже второго ребенка.
С каким же облегчением я радовалась в тот момент, что мы так и не решились на детей: ведь это все бы очень усложнило. А так, просто и мирно разошлись, оставшись каждый при своем.
Мысли мои из воспоминаний переместились в размытое русло «а что бы было, будь у меня сейчас ребенок», из-за чего я чуть не пропустила свою остановку. Свет уличных фонарей на остановке, толпа выходящих людей и крепкий мороз выдернули меня из сослагательного «было бы» в настоящее. Впереди маячил продуктовый магазин, дома ждал вечно голодный кот и всего-то пара-тройка часов настоящей жизни, что называется, для себя. А потом спать, и так по кругу. И как люди в такую жизнь еще и детей помещают? Самому-то жить некогда.