Ослепительно сияло солнце. Вокруг было светло и тихо на том самом месте, где Ника только что оказалась. Но что это за мир, где все происходило?
Понять это было невозможно, потому девушка нахмурилась и замерла еще на какое-то время.
Только потом она вдруг резко открыла глаза. Еще миг назад ей казалось, что она стремительно падает вниз, так, что не за что ухватиться, и только холодный пот застыл на лбу…
Только все это происходило на этот раз не во сне, а в реальности.
Но она знала из разговоров о перемещении в пространстве, что если время представить, как очень глубокую воронку, наподобие Дантовского ада, то ей придется пролететь веков 25.
Но что от нее останется, когда она приземлится там, где требуется? Она ведь только фантазировала, даже не спросила у Незнакомца, как там было на самом деле. Но того жуткого удара на своем теле не ощутила, словно в последний момент ее кто-то подхватил и поставил на мягкую траву.
Жужжали шмели, где-то очень далеко она слышала странный шум.
Но может быть, у них что-то не получилось, и она оказалась не в Скифии, а просто на берегу Черного моря, как герой романа века, и должна телеграфировать домой, чтобы ей выслали документы. Что если ее перебросили не во времени, а только в пространстве?
Ника уже готова была разочароваться и запаниковать одновременно, но решила, что благоразумнее открыть глаза и оглядеться, понять, где она находится, что там происходит, ведь хотя Мефи и говорил, что ничего смертельного с ней не случится, но кто его знает. Сколько не смертельных опасностей могут грозить ей, а почему он не мог ее просто обмануть?
Но в следующее мгновение Ника почувствовала себя потерянной в пространстве и времени, никак не могла очнуться и сообразить, сколько же теперь времени, сон это или явь.
Неизвестность угнетала, и ей хотелось одного – все скорее выяснить.
Шум усилился, и девушка поняла, что это было все, что угодно, только не сон. Теперь она отчетливо слышала шум моря. Она стояла на опушке неизвестного, какого – то странного леса. Было чудесное летнее утро- роса еще оставалась на траве.
Но ни животных, ни людей нигде поблизости Ника не видела, а потому страх стал таять и улетучиваться сам собой.
Она переместилась не только в пространстве, но и во времени, в том не было сомнения, здесь даже дышалось по другому. От чистоты и благоуханий у нее закружилась голова.
Послышалось тревожное ржание коня. Новая волна тревоги охватило ее душу. На приличном расстоянии от нее стоял прекрасный темный конь, ну просто красавец. Такие были только на фотографиях, картинах, в сказках в жизни она их точно не видела.
Несмотря на опасность и тревоги, Ника любовалось им, не отводя глаз.
Только что за самоуверенность, почему ей казалось, что конь был приготовлен специально для нее?
Она вспоминала рассказы, которые читала в последнее время, вспоминала разговор с Мефи, но ничего такого вспомнить так и не могла. Она должна была двинуться к нему (или бежать от него в другую сторону). Только сейчас обратила внимание, что на ней какая-то чудная одежда из белого льна, свободная, довольно хорошо пошитая, но совсем чужая. Там, дома ей и в голову не пришло бы так нарядиться.
Но здесь ей было удобно и не жарко, хотя выглядела она вероятно забавно до неузнаваемости. Хорошо, что здесь ее некому узнавать и можно обрести какой угодно вид, все будет нормально, для чужого времени, уже то, что появилась она тут не в своей привычной одежде, было хорошим знаком.
Только никаких привычных зеркал не было и в помине, и разглядеть себя новую Ника все равно не могла. Да и когда она обращала внимание на одежду, если та на ней была а вот если она во сне оказалась обнаженной, тогда конечно это смущало, придавало дискомфорт.
№№№№№№
Девушка направилась к коню. Он спокойно поглядывал в ее сторону, но не двигался с места. Никакой опасности от животного не исходило, зато ее интуиция здесь обострились до предела.
Настроение становилось все лучше, этот тип был прав, вероятно, игра стоила свеч. Хотя она не обольщалась и понимала, что в один миг все может перемениться, стрела прилетит какая-нибудь, печенеги нагрянут и затопчут копытами своих резвых коней, да мало что еще может случиться. Времена не просто смутные, но и очень опасные, и надо быть осторожной и осмотрительной.
Ника удивилась, когда проворно вскочила на коня и поехала, словно в том мире только и занималась конным спортом, нет, не было такого, может в какой другой жизни, но не в этой точно. Недаром говорится, что все навыки рано или поздно пригодятся, вот и этот кажется, пригодился.
Хотя может быть, Мефи ее загипнотизировал, и она как во сне делает спокойно то, чего наяву бы никогда не решилась.
Но она точно не впала в транс, наоборот, зрение обострилось, как и слух, Ника все видела и все слышала.
Она куда-то ехала на этом великолепном коне, доверив ему самому выбирать дорогу.
Но конь пошел тише, Ника почувствовала, что за ней кто-то наблюдает со стороны, и смотрит очень внимательно, пристально.
Сразу стпло ясно, что одиночество ей в этом мире не грозило, кто бы в том сомневался. Она оглянулась, но опасности снова не почувствовала. Немного разозлилась, потому что не смогла никого обнаружить, решила, что просто разыгралось воображение.
Но в кустах, около которых почти остановился конь, что-то зашевелилось, хотя ветра не было, и она заметила рыжеволосую молодую девушку, которая чего-то испугалась и очень резко отпрыгнула с места. На ней было какое-то замысловатое платье из тонкой черно-белой ткани, но никакой обуви – она спокойно ходила босиком, в то время как у самой Ники были башмаки неведомой модели.
У девушки были темные, большие и красивые глаза. Девица казалась диковатой, и вовсе не была похожа на ведьму, хотя почему собственно она должна быть на нее похожей?
Ника обрадовалась тому, что она здесь не одна, спрыгнула с коня и направилась к ней решительно.
Ника приближалась к девушке, она немного смутилась, понимая, что вряд ли они смогут объяснить друг другу – уж древних языков она точно не знала. Но в следующий момент все произошло само собой, она заговорила на странном языке, видимо понятном и для нее и для девушки. Что же с ней приключилось, ведь и современного английского она почти не знала, сколько было с ним проблем, почти трагедий. Как же она могла вмиг выучить и усвоить какой-то древний язык.
Но ее новый знакомый не мог не позаботиться о том, чтобы она общалась и понимала, что же происходит с ней в этом мире.
– Кто ты такая? – с интересом спросила Ника, – ты здесь живешь?
Девушка молчала недолго, она заговорила торопливо и сбивчиво почти сразу.
– Я не понимаю, а что произошло? Что это за лес? Я отправилась в Киев из поселка к князю, вдруг средь бела дня потемнело совсем, я и оказалась в этом лесу, но я никогда не бывала в таком месте. Он ни на что не похож, я не знаю, что делать и как мне найти дорогу домой.
– А разве леса не все одинаковы? – поинтересовалась Ника.
– Ты видно тоже из какого-то другого места, но я ни один лес с другим не спутаю, я в лесу родилась, все растения мне знакомы, но такого леса я не видела никогда. Тут все чужое, я звала волхва Мрака, но он не отзывается. Такого никогда не было, чтобы он не ответил на мой зов, а тут ни слуху, ни духу, даже волк его не воет, и что мне делать-то?
– Ты говорила про Киев, но если я верно понимаю, но никакого Киева еще нет в мире, и он не скоро появится, его еще долго не будет. Мы с тобой где-то в Причерноморье, где-то поблизости должны быть скифы, они потом, в твое время совсем исчезнут. Но сейчас они живы и невредимы, я точно знаю, и нам с тобой придется их отыскать, иначе, мы не выберемся отсюда.
Девушка смотрела на Нику с широко открытыми глазами:
– Я сразу же поняла, что ты ведьма, – вдруг решительно заговорила она, – хотя такая молодая, мне казалось, что таких ведьм не бывает.
Ника рассмеялась:
– Нет, я не ведьма, просто меня перекинули из другого позднего времени. И я читала книжи, и много знаю о прошлом, даже сама писала кое-что, а вот теперь должна побывать в мире, который только описывала.
Она пока не стала уточнять того времени из которого явилась сюда, только прибавила:
– Но я знаю больше, но это известно в нашем времени всем.
Она не перестала дивиться тому, что мыслить стала такими понятиями, какое время чужое.
– Ты все-таки ведьма, я сама кое – что в этом понимаю, ведь когда я к этому жеребцу подошла, он меня чуть копытом не зашиб, а ты спокойно на него уселась, – заметила она.
Ника не стала с ней спорить, понимая, что в какой-то мере она права, потому что появилась – то она вместе с чертом, значит и на нее его способности и чары тоже падают, и знает она больше, чем все люди в этом мире жившие, и обычные вещи можно вполне за чудеса выдавать.
– Наверное, этот конь был для меня предназначен, вот и все колдовство, -наконец объяснила она, – но кто ты? Как тебя зовут?
– Я Кики, – проговорила девица. – Я родилась в десятом веке, но меня с детства учили колдовству, – тихо говорила она, – только ведьмы из меня не получилось, потому что я была очень любопытной и любила людей, сколько бы меня не разлучали с ними, я к ним ворочалась, вот за это колдуны меня и наказали видать.
– Не знаю, наказание ли это? – пожала плечами Ника, – но одно ясно, мы с тобой столкнулись в другом времени, наверное, это проделки одного моего старого знакомого.
Она вспомнила о Мефи.
– И что с того?
– Нам надо тут продержаться какое-то время, я должна раздобыть колдовской камень, а ты мне в том поможешь, и как только мы сделаем это, так в своих временах и окажемся.
– Черт полосатый, Мефи, ну конечно, – шептала про себя Сиси, – как я прежде о том не догадалась, он давно мне угрожал, вот и сбылось все.
Ника внимательно на нее смотрела, она чувствовала свою вину из-за того, что девушка тут оказалась. Но та ни в чем ее винить не собиралась, считала товарищем по несчастью.
– Вот злыдень такой, – качала головой она, – и все бы ему пакости ведьмам творить. Но я подозревала, что он и на это пойдет, лишь бы по его было.
Ника пока решила не признаваться, что она сама вызывала Мефи и решила с ним договор заключить, разве поймет ее эта чужая девица?
Они должны жить дружно, чтобы не обиделась на нее девушка, и помогла в самом главном деле, с ней было веселее, чем одной, и она наверняка поможет в трудную минуту.
– Ну что же ты теперь будешь делать? – Сиси немного устыдилась своего страха, даже паники, вспыхнувшей в душе, в то время, как девушка была спокойна, даже неудовольствия не выражала. Вот так и всегда, она проявляла сразу все свои дурные наклонности, к счастью, Ника на это не взглянула даже.
– Я думаю, сначала надо посмотреть на этот мир, раз уж мы тут оказались, а потом видно будет, я в книгах читала (она не стала ссылаться на беса), что в чужом времени нам ничего смертельного не грозит. Ничего страшного с нами не случится.
– Успокоила, – усмехнулась она, – только быть тут, среди дикарей приятного мало.
– Но и в ваши времена обычаи тоже диковаты, – усмехнулась Ника.-
– Да разве ж можно сравнить, – не сдавалась Сиси.
И хотя она знала больше этой незнакомки, но ей стало обидно за свое время. Оно ей и прежде нравилось, а сейчас она просто его полюбила всей душой и надеялась, что скоро туда вернется.
– Нам ничего не остается, как посмотреть на эти дикарей, – заверила Ника, – потом расскажешь своим таким истории, что будут они тебя слушать день и ночь с открытыми ртами
Сиси тяжело вздохнула, но с ней согласилась.
Естественно все это время Мефи внимательно следил за ними. Его приятно удивила Ника, – она была такой спокойной и храброй. Но разочаровала Сиси – чего ныть и выражать недовольство, если тебе и вовсе ничего не грозит. И на самом деле она не так далеко от тех времен ушла. Надо было сюда Софию выдернуть. Но она сварлива и ненавидит людей. А пользы от нее еще меньше будет. Она снова спрячется где-нибудь на острове или в горах, и ищи ее свищи, не дождешься.
Нет, выбрал он, судя по всему, правильно, страх пройдет и она пообтешется со временем. Так он решил для себя.
Значит, самое авантюрное и крутое его приключение не сорвется, хотя он волновался больше, чем обычно в таких случаях. Ведь ему помогали две девчонки.
Конечно, он не лгал им, когда говорил, что ничего смертельного с ними не случится. Но ведь как много всего может происходить в этом мире. Струсят они или смогут удержаться, придумают ли что-то по ходу.
Даже он сам всего предвидеть и угадать никак не мог, а он во всем заинтересован, в то время, как перед ними стоят какие-то туманные перспективы.
Но интерес и напор это одно, а реальность – совсем другое.
Сначала он хотел выбрать сильных парней, но потом решил, что девицы справятся с его заданием легче и проще. Они не станут ввязываться в разные драки, не пойдут на какую-нибудь войну странную, будут тут на месте и все сделают лучше и надежнее, а не это ли самое главное?
Они как раз и пролезут там, где застрянет любой из героев. И вообще, кто вам сказал, что парням в этом мире легче.
Мефи верил в успех, но волновало его только то, что было на пути к этому успеху и триумфу.
№№№№№№№№
К тому времени Сиси окончательно пришла в себя, по крайней мере, не казалась такой перепуганной и потерянной, как недавно.
Он услышал, как она почти потребовала от своей спутницы:
– Пошли к людям, я не хочу в этой пустоте оставаться, она всегда подозрительна.
И спутнице ничего не оставалось, только согласиться с ней.
Девушки вышли на дорогу.
Ника сама подивилась тому, как она спокойно идет именно туда, куда необходимо. На самом деле они шли по тропинке, которая должна была вывести к жилищу, к людям. Они уже немного приуныли, не встретив никого из людей. А ведь надо было выяснить, как добраться до Скифии.
Солнце светило ярко, почти ослепительно, и было очень жарко. А вот жары она не любила, потому и жила только в Сибири, радовалась морозу и снегопаду зимой и с тревогой ждала лето.
Пока девушки молчали. Ника не хотела пугать свою подругу, но кроме учебника истории в ту ночь она заглянула еще и в мифологический словарь, и узнала, что в то время, если верить мифам, можно было встретить Андрофилов – людоедов. Впрочем, они бывают в любых временах, только там это скорее было делом привычным. Жертвы, которые приносились богам, не сами же боги поедали, они потом куда-то бесследно исчезали. А почему бы и нет? Ведь остатки этого жуткого явления дошли и до наших дней, а ведь где-то там есть их истоки. Наверняка кумиры Молоха – скифских божеств, которым приносили в жертву людей, оттуда и взялись.
Говорят, что чаще всего это были молодые и красивые девушки, и мифы хранят доказательства таких вот жутких обычаев.
Нет, она предупреждена и позаботиться о том, чтобы не попасться ни к чудовищам, и к жрецам в объятия (что может оказаться одним и тем же в итоге).
Кажется, с Мефи Сиси уже имела дело, и не была от него в восторге. Вот он и обманул ее в отместку, говоря, что с нею ничего не может случиться.
Но теперь бесполезно ныть и жаловаться на судьбу, надо просто идти вперед. Тем более что ее никто не толкал сюда, она сама на все согласилась, так что же теперь делать?
Сказки могут оказаться только сказками, панику заранее поднимать не стоит, хотя и надо быть готовой ко всему.
№№№№№№№
Шли они долго ли, коротко, но Сиси первая увидела домик у дороги. Одной стороной избушка была обращена к лесу, другой к остальному миру. Сказка начинала медленно сбываться.
– А вот и дом, – немного испуганно произнесла она, – думаю, нам надо туда заглянуть.
– Да, если там Пифия, то этого нам и не хватает, – еще больше обрадовалась Ника.
Но Сиси остановилась посреди дороги и спросила у нее удивленно:
– Кто там должен быть, как ты ее назвала?
– Пифия, – предсказательница, думаю, нам надо с нее начать знакомство.
– Да, но они добрые, или злые, как наши ведьмы? Ведь от того все и будет зависеть.
– Не знаю, – рассмеялась Ника, – но есть нас и в печку кидать (она вспомнила сказки), она точно не станет, а может даже и обрадуется, как знать.
Ника помнила о законах гостеприимства в древнем славянском мире, правда в других мирах все было вовсе не так прекрасно, вспомнить хотя бы Одиссея, что с ним творила и Цирцея и Циклоп, да и другие чудовища недалеко ушли. Все время приходилось хитрить, вырываться, обороняться.
Они направились к домику, хотя Сиси отставала и все еще высказывала свои опасения.
Навстречу к ним вышла женщина, черноволосая и очаровательная с раскосыми глазами, очень высокая и стройная, так, что Ника казалась еще меньше.
Женщина казалась приветливой, но она не улыбалась.
– Ну вот вы и пожаловали ко мне, – как – то таинственно произнесла она, – сам черт тебя ко мне направил.
Это она уже обращалась к Нике.
– Тебе придется много увидеть и узнать, хотя может и по кругу придется ходить. Кроме камня тебе и на мир взглянуть интересно будет, а я тебе его покажу во всей красе. Но много чего у вас там приключится, а может что-то вам изменить удастся, – пообещала пифия, – хотя все будет идти своим чередом.
Конь знает, куда вам идти (девушки поняли, что пифия дарит им коня, что в сказках случалось часто). Этот конь сюда тебя и приведет, когда все кончится, – спокойно произнесла она.
Она протянула гостьям две чаши с каким-то напитком.
Ника взяла спокойно, запах был дурманяще-приятный. Сиси смотрела на свою чашу довольно подозрительно и долго не решалась к нему прикоснуться. Но потом, видя, как Ника пьет, Сиси решила, что не стоит обижать чародейку, будет только хуже.
Напиток был прохладен, и там бродили травы в меду. Женщина показалась ей красивой и доброй, и не было больше никаких трудностей и бед. Путешествие уже не казалось страшным, скорее приятным. Все это подарило силы и вдохновение, наверное все не так плохо, как кажется.
Но ей еще много что испытать придется. А может это и не самое страшное время, из тех, куда их забросила судьба. Вроде все так хорошо начиналось и что теперь случилось?
Ника почувствовала не только уверенность, но и ясновидение было ей подвластно, она точно знала, как ей следует поступить, что делать. Она была уверена, что при помощи колдовского зелья примет правильное решение.
Они попрощались с Пифией, вышли на крыльцо домика.
– Ну счастливо вам, а чтобы не было скучно, дам вам в проводники царевича, – то ли пошутила, то ли серьезно пообещала Пифия.
Девушки только переглянулись. Во дворе кроме коня никого больше не было.
– Вы очень добры к нам, – улыбнулась Ника.
Сиси хотела что-то сказать, но промолчала – решила, что достаточно того, что уже было сказано.
Но пифия, наверное, в отместку за неприветливость, повернулась к ней:
– А ты, милая, ведь тут не по своей воле, тебе это странствие не по нраву будет, потому, если захочешь, я могу тебя отправить домой.
Конечно, это было заманчиво и решало многие проблемы девушки.
Сиси взглянула на Нику. Та молчала, ожидая ее решения.
Наверное, она не осудит случайную подругу, а если и осудит, то какая разница, они виделись в первый и в последний раз, и все-таки что-то останавливало, не давало Сиси поддаться такому искушению. Она и сама не знала, что это такое было. Ей захотелось взглянуть на чужой мир, да и бес маячил где-то за спиной. И наверняка он отомстит за то, что она решила улизнуть, да и к лицу ли это той, которая спала и видела себя ведьмой могущественной.
Что было еще в ее душе после такого предожения, сказать трудно, но после того, как Сиси немного помедлила, она усмехнулась и произнесла решительно:
– Нет, а чем я хуже, я тоже взгляну на то место, куда нас забросило, а домой всегда успеется. Ничего там интересного меня не ждет.
Ника рассмеялась, когда услышала такие слова. Она была почти уверена, что им придется попрощаться. Но это оказалось не так. Осталось только устыдиться того, что она плохо думала о своей новой подруге.
№№№№№№№№
Вместе девушки уселись на коня и отправились дальше. Конь хотя и не казался большим, на самом деле был богатырским. Он почти не ощущал под собой веса двух девушек.
Конечно, богатыри появились позднее, в своем 10 веке Сиси о них еще не ведала, но кони такие у чародеек уже были тогда. Ведь разные могли к ним пожаловать гости, и всегда надо иметь наготове такого вот коня.
– Как интересно, до былинных богатырей им еще три века жить, а для нас из грядущего, это словно одно время. А ведь даже Киева, не только Москвы, тут еще и в помине не было. На том месте, где им быть, наверное, еще непроходимый лес растет, звери гуляют. Странно все это и очень трудно понять современной девушке, которая хотя и хорошо учила в школе историю, но оказавшись в прошлом, почти ничего понять и разобрать не может. Теория всегда далека была от практики, но чтобы настолько. Это стало для Ники не приятными открытием.
– Интересно, о каком царевиче твоя Пифия говорила? – спросила Сиси, прерывая ее размышление.
– Не знаю, наверное, какой-то появится, у нас на дороге возникнет, но не торопи события.
Вдруг она усмехнулась, словно догадалась о чем-то.
– А уж не из-за царевича ли ты отказалась вернуться и со мной решила остаться.
– Да нет же, – возмутилась та, – не нужны мне никакие царевичи, да еще в чужом мире. Мужики коварные и презренные твари, у них в мозгах только койка да война. Не собираюсь я ни с кем из них связываться. Я потому в лес ушла, чтобы подальше от них быть и не служить им верой и правдой.
Сиси прямо разошлась, сразу было видно, что тема для нее не приятная, насмотрелась она в своем мире чего-то скверного.
Ника не стала больше о том говорить. Она поняла, что у Сиси с мужчинами свои счеты. Может она расскажет какую-то историю о нравах, но пока видно говорить ей не хотелось, столько интересного и нового было вокруг, надо смотреть, слушать и запоминать все, что творится.
А потом она напишет роман о древней Скифии, да так, как никто другой написать не сможет. Да и то сказать в 21 веке она одна знает не понаслышке о том, что и как там происходило. Конечно, ей никто не поверит, но это и не важно, главное, чтобы она сама себе верила.
И двигались наши девушки, куда глаза глядят, впрочем, конь, вероятно, понимал, куда им нужно двигаться дальше.
Неожиданно девушку остановились. Ника впервые увидела всадника, мчавшегося за ними. Сразу было видно, что он старался их догнать. Пока еще не было ясно, кто он такой, но Ника убедила себя в том, что это царевич, о нем недавно говорила Пифия.
Сиси мельком взглянула на подругу и поняла, что та что – то знает о всаднике, вот и решила расспросить, кто да что это было?
– Пифия говорила, что тебе ведомо дальше больше, чем ей самой. Ты знаешь о нем что-то? Почему ты так смотришь на него?
– Точно нет, может это только сказка, миф, – пожала плечами Ника.
Она подвергала сомнению все, что слышала и даже видела, но оставалась легенда о том, что царевич Скитл был из Греции, но очень полюбил эту страну, ее богов, ее обычаи и, оставшись здесь, будет убит за то, что поклоняется грекам. Видно его любовь со скифами не была взаимной.
– Кем убит? – удивленно спросила Сиси.
– Скифами, они очень ревностно охраняют свой мир от чужаков, особенно от греков, а нравы тут жестоки, понять их почти невозможно тем, кто не родился и не жил среди них с самого начала. Я читала и даже писала о них, но осталось так мало всего, крохи какие-то, все остальное им удалось скрыть от потомков.
Сиси недоверчиво посмотрела на Нику, захотелось, чтобы это оказалось выдумкой, ведь им все придется узреть своими глазами, если это правда, а ей уже было жаль отважного царевича, который должен жизнью поплатиться за свое безрассудство. Но есть такие герои, которым проще умереть, но не расставаться с тем, что они так любят.
Но между тем всадник уже приблизился к ним. Только теперь девушки заметили, что он был не один, прямо из воздуха соткалась уж знакомая им Пифия.
– Царевич очень робок, – говорила она тихо, – вот и попросил, чтобы я показала ему вас, когда я о вашем вторжении поведала ему вдруг, вот и пришлось отправиться вместе с ним в погоню. А встретиться вам все равно здесь суждено, так лучше раньше, чем позднее.
Приблизившись к Нике, она добавила:
– Его судьба в твоих руках, я могу только догадываться, что ты знаешь наверняка., вот и сделай все., чтобы белы не случилось, зря ты что ли тут появилась.
По тому, как обе девицы смутились, Пифия поняла, что они только что говорили о молодом царевиче, им обеим уже было что-то ведомо. Но она тут же предложила:
– Коли я пока тут с вами, давайте посидим немного у огня, может я что сама разгляжу да вам поведаю. Торопиться мне пока некуда, вот и проведем этот вечер вместе.
Юноша пошел за хворостом для костра, а Ника произнесла:
– Это царевич Скитл, и история его оказалась печальной, но она дошла до моего времени. Хотя сохранилось о них ну совсем мало, иногда кажется, что их и вовсе не было в этом мире. Они прошли как тени, потому наш интерес к ним так велик.
Юноша был на приличном расстоянии, но кажется, слышал свое имя, потому что он тут же взглянул в ее сторону удивленно – откуда это было ведомо чужой и такой странной девице?
– Он был в Греции еще малышом, и очарован всем, что видел там, что пережил в детстве и отрочестве. Тут же радость сменилась грустью.
Он только закивал в ответ, понимая самое главное, и упуская детали ее рассказа. Ему казалось, что они уже встречались, но ведь этого не могло быть, тогда откуда ей это ведомо, ведь даже Пифия ее слушает с интересом. Наверное, и она не знала так много.
Мир полон загадок и тайн, в нем так легко заблудиться, и все-таки какое-то время он проведет с этими девицами, а потом видно будет что и как дальше.
Царевич стал разводить костер, но он был смущен и растерян, наверное, думал, что не разумно было догонять этих странных дев, так ему было бы спокойнее. Хотя одиночество в безлюдной и бескрайней степи ничего хорошего не может ему подарить. Да и не был он никогда трусом. Спокойно мог посмотреть опасности в лицо.
На его смуглом лице с раскосыми глазами и выгнутыми бровями появилось странное выражение недоумения и заинтересованности в собственной судьбе.
Ника, глядя на огонь думала о том, как странно устроен этот мир, неправильно было бы терзать этого юношу и продолжать молча размышлять о том, что ведомо только ей одной.
Но что делать ей, если поведать легенду, она точно сбудется. Только хотелось ли ей этого? Сказать им о неизбежном, которое, вероятно, скоро, еще в их бытность случится, или ни о чем не говорить? Лучше не ждать и не знать, что смерть близка.
№№№№№№№
Бес темноватым облаком парил с ними рядом. Он мысленно похвалил Пифию за то, что она действовала так быстро и сама проводила к девицам царевича.
Но как его Ника могла думать о каких-то пустяках, когда рядом с ней живой царевич. Самое лучшее было просто в него влюбиться. Пусть Пифия расскажет о Анахарсисе, тогда все они что-то поймут и возможно мир и судьба царевича изменится.
Все пока казалось легче и проще, чем он думал сначала, самому Мефи и делать было нечего, но следить за ними нужно было в оба. Как часто ему приходилось бродить с разными героями в средневековье, рассказывать и показывать, какие там были нравы, но он никогда не заглядывал в прошлое так далеко, что даже сам немного растерялся, ведь неизвестность угнетает страшно. А он привык действовать, все или многое зная.
Бес не ошибся, все шло своим чередом, и довольно успешно. Ника залюбовалась снова вспыхнувшим огнем, но это был большой и мощный костер, который силой воли, вероятно, раздувала Пифия, а не только легкий ветерок, паривший над их головами.
Царевич удивился не меньше девушек, даже вечером, такие костры он видел не часто. И все-таки огонь в степи между землей и небом, связывающий все миры в золотистый узел, согревающий или сжигающий все на своем пути – это нечто завораживающее и очень красивое зрелище.
Тут снова заговорила Пифия, отключившись от своих дум.
– Я снова буду предсказательницей, но расскажу не о грядущем, а о прошлом, говорят, что там уже все случилось, только часто нам неведомом, как и что там могло быть, мы знаем только какие-то происшествия, не имея понятия о том, что и как могло происходить.
Горел костер, беседа текла как ручеек, они не заметили, как стало темнеть. Незнакомый мир стал еще таинственнее и загадочнее. И первый этот вечер и первая ночь не казались девицам такими мрачными и таинственными в этом незнакомом, а потому очень опасном мире.
– Это бывало уже когда-то, – тихо, но отчетливо говорила прорицательница, – я все вам расскажу, а может и покажу кое-что, конечно, если вам это не испугает. Но девицы вы отважные, надеюсь, не испугает.
В том мире, в нашем прошлом был легендарный царевич, и звали его по-скифски Анахарсисом.
Она замолчала на один миг, и всем показалось, что в пламени костра распахнулась какая-то огненная дверь и пророчица пригласила их туда войти. Из одного мира они смело шагнули в другой и с любопытством огляделись
Они встали и вошли, ничего не боясь, ни о чем больше не думая. Сначала немного боялись обжечься, огонь дышал рядом и метался прямо перед ними. Но не коснулось их пламя.
Они оказались во дворце скифского царя, они шагнули из пламени во дворец.
Ника сожалела, что она не видела его снаружи, а оказалась сразу около зала царя, и заметила, как перед царем предстал другой царевич. Она хотела спрятаться, но Пифия оказалась рядом с ней, и улыбнулась.
– Не бойся, они нас не могут видеть, мы невидимы для них, потому что нас там нет.
Тогда Ника перестала бояться, почувствовала себя спокойнее. Так смотреть было еще интереснее.
А царь шагнул к царевичу, обнял его, на смуглом лице появилось какое-то торжество. Он словно бы праздновал победу после долгого и изнурительного сражения.
Но царевич был странно одет, в явно греческие одежды. Это сразу же заметила Ника, насколько разными были у них костюмы. Это смутило и царя, который даже в их времени был давно мертв.
Но там, в этой зале сейчас они оба были еще живы – это и казалось настоящим чудом.
Пришельцы стали смотреть дальше.
– Отчего ты не весел, сын мой, – спросил царь строго, и тень радости исчезла с сурового лица. Он чувствовал, что сейчас прозвучит что-то важное и не приятное для него, такое он всегда чувствовал кожей.
– Я так долго жил у эллинов, привык ко всему, что там творится, не нравятся мне все наши обычаи, – растерянно говорил юноша.
Не только сам царь, но и все придворные, собравшиеся тут, переглянулись, стали тихо о чем-то переговариваться. Осуждение появилось на многих суровых лицах, но яростнее других был сам царь.
– Вот как, видно обычаи предков тебе не любы? – спрашивал он
– Зачем он сейчас им все говорит? – мучительно подумала Ника, наверное, так думали все ее спутники. И только Пифия спокойно взирала на все происходящее, наверное, она все это видела не в первый раз. Ведь она могла возвращаться в любое время и снова посмотреть что и как происходило.
Но она отвлеклась от собственных мыслей, потому что продолжалось важное собрание, очень хотелось видеть, как это будет.
– Что же тебе не нравится сын мой? – вопрошал царь, – разве не среди нас ты родился, и как может не нравиться свое и нравиться чужое? Я не понимаю и никогда не пойму этого.
Но юноша словно не слышал угрозы в голосе отца, кажется он вообще ничего не боялся, словно за спиной его стояли и Агамемнон и Ахилл и готовы были его защитить.
– Пока я проехал по землям нашим, я снова видел жертвоприношение Молоху, и с трудом отбил прекрасную девушку у озверевших жрецов, – говорил царевич, – я снова видел наших ничтожных богов, жалких и беспомощных, сколько подарков вы не дарили им, если бы видели вы, каковы эллинские боги, как могучи и прекрасны они. Они любят, страдают, сражаются, а не только пустыми и беспощадными глазами взирают на жертвы, которые им совсем не нужны, ничего они не могут и не хотят, зачем нам такие боги?.
Он замолчал в полной тишине, казалось, что было слышано дыхание тех, кто был в то время в зале.
– Зачем тебе это? Зачем ты восхваляешь чужое и порицаешь свое? – гремел в пустой зале голос царя, наверное, в тот момент он был похож на разъяренного Зевса.
Но юноша, погрузился в свои раздумья, даже не ощущал этой ярости, он умел отключаться от реальностей, переносясь в иной мир. А потому и Зевса в своем отце он никак не разглядел.
– Это его и погубит совсем скоро, – обреченно подумала Ника, немного позднее тревога за парня возникла и в душе Сиси, и только Скитл готов был броситься туда и встать рядом с ним, и он не чувствовал опасность или презирал ее, но опасность не остановила бы его в тот миг.
– Значит девчонка права, и он сложит голову в борьбе с иллюзиями, – насмешливо раздумывала Пифия, а ей – то казалось, что ее колдовство и ее рассказ с тайным смыслом научат его чему-то, предостережет от неверных шагов, да где там, не бывать этому.
Ему показалось, что он просто слышал сказку, и не хотел никак подчиняться тому, что увидел и услышал.
А царевич там, в зале, не слышавший гнева отца своего, между тем продолжал, словно вернувшись к реальности:
– Мой народ убог и несчастен, я хочу повернуть его к искусству, к красоте, к величию мира, я хочу рассказать ему чужие сказы, подарить смелых и отважных героев, великолепных богов. От этого ему точно не станет хуже, – неожиданно оборвал он речь, словно почувствовал опасность.
Как же поздно порой мы понимаем, какой ужас подстерегает нас, какая беда черной тучей нависла над головой. Но когда приходит осознание, то становится страшно, очень страшно. Может быть его отец был темен, но он был силен, как бык, он не потерпит такого от собственного сына и наследника, ведь на него было возложено столько надежд, которые все пошли прахом из-за того, что какой-то мудрец надоумил царя отправить сына к грекам, будь он неладен.
– Нет, – взревел царь, – на этот раз глаза их встретились, и властелин уже терял терпение, – не нужно моему народу чужого, скифы переживут твоих эллинов и останутся, когда от тех и праха уже не будет в мире, не нужны нам чужие, пусть и красивые сказки, запомни это. Я не позволю тебе уничтожить мой народ, они перестанут быть скифами и не станут греками, неужели ты не понимаешь этого?
– Я понимаю тебя, отец, – согласился юноша, – но правда будет на моей стороне, это случится рано или поздно, когда они узнают, когда поймут меня и будут со мной, – упрямился царевич.
Как понял царь, опасность была значительно сильнее, чем он считал сначала, парень отравлен этим ядом, он предаст своих и останется с чужими, может быть просто отправить его назад? Но тогда он останется без наследника, а допустить этого он никак не мог. У него был только один наследник, и поздно думать о втором, тот не успеет подрасти, пока ему самому придется покинуть этот многострадальный мир
Но отец отступать не собирался. И ясно было для всех, кроме самого царевича исход этой страшной схватки.
– Не бывать этому, – ревел царь, – сурово взирая на сына.
В глазах царицы, все это время молчавшей, поселился испуг, переходящий в ужас. Она бросилась к властелину, но он оттолкнул ее тут же, и царевич отошел в сторону, понимая, что его упрямство может причинить боль самому дорогому человеку.
– Я устал и должен отдохнуть с дороги, – твердил он, но никто уже не слышал его голоса.
Все как-то замолчали и застыли в этом зале.
Наши герои затерялись где-то в переходах дворца. Но они не собирались оттуда уходить, потому что хотели узнать, что же будет твориться дальше
Пифия улыбнулась и ответила на их безмолвный вопрос:
– А дальше что?
– Я покажу вам это…, – губы ее разомкнулись беззвучно, но они слышали ее голос. Хотя напряжение было таким сильным, что казалось будто они оглохли и ослепли в один миг.
В мире, куда попали наши герои, их не было видно, они тут казались привидениями. Наверное, так же и по нашему миру бродят люди из других эпох, смотрят и стараются понять, что и как тут творится.
Возможно приведения, это и есть те, кто приходят к нам из других времен и других миров?
Но Мефи, о котором мы все забыли, решил к ним присоединиться. Он в любом мире чувствовал себя как дома. А теперь он всем хотел показать, на что может быть способен. А мог он больше, чем остальные, этого у него не отнять.
Он превратился в восточного мудреца, не стал раздумывать, были они в то время или нет, просто ему это понравилось. Вот в таком виде он и направился туда. Если они узнали о греках, то почему бы теперь не узнать и о других народах, мир огромен и многообразен.
Ника заметила его первой и стала тормошить Пифию.
– Смотрите, смотрите, кто к принцу пришел, может он и спасет нашего принца. Давайте посмотрим, что он делать станет.
– Этот вряд ли спасет, – усмехнулась чародейка, она догадывалась, кто скрывается под маской мудреца, но посмотреть и послушать его и ей очень хотелось.
Странное дело, ведь Ника лучше других знала, что царевич не спасется, и все-таки ей хотелось верить, что беды не случится, в последний момент что-то произойдет, случится невероятное, непредвиденное, и все обойдется на этот раз. Они не могут быть просто молчаливыми свидетелями, они должны вмешаться, если они здесь и что-то сделать.
А потом люди придумают красивый финал, который мог бы быть, но не случился. Какая разница им, потомкам, как там было на самом деле.
№№№№№№
Мефи оглянулся и немного подождал, пока появятся его зрители. Только он один видел, как незримые для этого мира, они тихо вошли в покои и остановились около стены.
– Кто вы такой, что вам нужно? – спросил царевич, – он был грустен и раздражен. Он знал, что они вряд ли согласятся с ним. Но не ожидал, что они примут его так враждебно. Но это не только не остановило его, а заставило действовать еще решительнее. Он готов был умереть за своих греков, безумие, конечно, но все-таки готов.
– Я твой друг, царевич, я был в тронном зале, когда ты беседовал с отцом, – проговорил турок, – и мне жаль тебя. Они не хотят слышать и понимать того, что есть лучший мир, и это беда, – тяжело вздохнул незнакомец. Он сыграл свою роль очень убедительно. Хотя в словах его не было ни слова правды, все чистая лоб и сплошное притворство, но надо было уметь при этом оставаться на высоте.
Хотя царевич молчал. Может этого парня подослали слуги его отца? Но он был так одинок в этом мире, не на кого ему было надеяться, даже старые друзья могут оказаться предателями.
– Послушай, когда я там стоял и смотрел, как они яростны, я старался припомнить греческие мифы. Вспомнил миф об Адонисе. Наверное, вернее ничего не будет, помнишь, как юного красавца на охоте ранил кабан? Вот и не забывай про это.
– Это какой-то тайный знак? – удивленно догадался царевич, – только его потом воскресила богиня любви.
– Да, конечно, и это я не позабыл, еще бы Афродиту тут где-то отыскать, – незнакомец оглянулся вокруг, – и в воскрешение из мертвых скифы не верят. Наверное, боги сами себе подбирают народы или народы придумывают богов себе под стать. Ведь твоя богиня Апи не так красива, как Афродита или Венера. Да и не так оно добра, не станет она воскрешать даже царевича, уж поверь мне. Да и не от любви и ревности ты погибнешь, а потому что переметнулся к чужим. А за это карают везде, где бы ты нт жил. Ты должен сожалеть о том, что ты скиф, а не эллин.
Тут мудрец замолчал, как будто бы он все сказал.
Да, он попал в самую точку, юноша был умен и догадлив, он понял все. Дурные предчувствия и прежде одолевали его, теперь от них никуда не деться.
№№№№№
Царевичу даже показалось, что миф об Адонисе он вспомнил сам, в то время когда о нем говорил незнакомец.
Но разве он не знал, что так все и будет, зачем же он в Скифию вернулся, если чувствует себя еще более чужим, чем у эллинов? Пусть это его Родина, но разве она понимает его, разве она что-то может понять? Надо было там оставаться. Он так и сделал бы, будь простым скифом, но не царским сыном, теперь же все это пустое. Он вернулся, они не выпустят его назад. Да и сам он чувствовал, что было что-то не то и не так во всей его новой жизни. Чужой среди своих, – на разные манеры повторял он. И от этого было грустно и больно.
– Скифия жестока и несправедлива к своим, так было всегда.
Но собеседник его молчал.
Юноша, наконец, опомнился и спросил у мудреца:
– Что ты мне предлагаешь? Что я должен сделать, чтобы все как-то удадилось?
– Тебе надо тайно бежать, туда, назад, откуда пришел, сейчас, пока не свершилась беда.
– Нет, – даже не раздумывая, произнес он, – я больше никуда не побегу. Ты прав, я не люблю этого мира, но мне некуда бежать, здесь я родился, здесь мое царство, пусть оно дикое и печальное, но оно мое, а если я смогу сделать его хоть немного лучше, то я сделаю все, что он меня зависело, это уже немало, я могу, могу что-то сделать.
– Нет, – жестко произнес собеседник, – ты обречен, и ты не хуже меня это понимаешь сам.
№№№№№
Наблюдавшие за этой сценой немного поежились, они не могли предположить, что он будет так резок и откровенен. Надо же как-то пощадить парня, облегчить его грядущие страдания.
– Ну зачем же он так? – подумала тогда Ника, – хотя он скорее всего прав, ничего не остается, как еще сказать ему обо всем этом? Но почему он так и не понимает, на что он идет. Но мужеству его можно было бы позавидовать.
– У тебя осталось совсем немного времени для этого, – говорил мудрец, ему уже порядком надоели все эти странные беседы. Но тайно он все-таки подглядывал за парнем.
Хотя царевич пока ничего не предпринимал, собеседник его где-то растворился, словно его и не было…
Надо было куда-то идти и что-то делать и нашим героям, а они все смотрели на царевича, который не мог их видеть и слышать.
Ника пыталась понять, почему бес так поступил. Ведь это была не жалость, он вообще никогда никого не умел жалеть, и помогать ему не собирался… Не верилось, что ему было просто приятно смотреть на чужие муки, да что там смотреть, подливать масло в огонь. Конечно, он не виноват в том, что так вышло. Останься царевич дома, ничего такого не случилось бы, но коли это произошло, ведь можно смягчить силу удара.
Они уходили грустными, сначала Пифия хотела спросить у них, может не стоит оставаться дальше, надо вывернуться в реальность. Но по их лицам она понимала, что они с ней не согласятся, решила все довести до конца, разу уж она все это затеяла.
В это время наши странники не заметили, как Сиси внезапно куда-то пропала.
Все это время она была рядом, но как только они увлеклись происходящим и отвлеклись, она куда-то взяла и сбежала.
– Где она? – тихо спросила Ника, – сейчас и мы туда отправимся.
И она спокойно увела их в самую дальнюю комнату, в конце полутемного коридора, где можно было наткнуться во мраке на какие-то предметы или затаившихся там людей. Не было ни грамма света, вокруг только кромешная тьма.
В противоположной стороне горели только два факела, которые освещали группу людей. Их было очень плохо видно. Они все сделали для того, чтобы не было видно их лиц. Они и при ярком свете наши герои вряд ли смогли бы узнать кого-то из них.
Ники присмотрелась и узнала только одного из них, стоявшего за троном царя, когда тот принимал царевича. Похоже, что всем здесь заправлял он.
Здесь они и обнаружили Сиси. Когда глаза стали привыкать к темноте, она стояла ближе к ним и лучше все видела и слышала. Остальные медленно стали двигаться туда, вспомнив, что их никто не сможет разглядеть.
И хотя все уже знали, что они здесь не существуют и им нечего бояться, увидеть их тоже невозможно, но двигались они очень осторожно, понимая, что могут оказаться в ловушке, из которой потом не выбраться.
Любопытство одержало верх, и герои прислушались к тому, что происходило.
– Царь ничего не имеет против, – отвечал стоявший за спиной властелина, он и сам убедился, что парень нахватался этой заразы, – подчеркивал все тот же неприятный голос.
Его собеседники если что-то и говорили, то их совсем не было слышно, только один этот резкий и противный голос, он словно харкал словами и при этом внимательно следил за всем, что там творилось.
– Разве сможет он теперь умереть спокойно, зная, что все станет крахом, а как мы жить будем? – спрашивал он.
Все люди, а была их тут дюжина, хотя остальные молчали, их с трудом можно было разглядеть, но никого не слышно, но они были готовы к убийству царевича.
Никто в том не сомневался, что беда случится, это только вопрос времени.
– Но кто это сделает? – спрашивал царский советник, сидевший к ним лицом, – я не хочу, чтобы на кого – то из нас пала тень подозрения, каким бы он не был, это царский сын, мы не должны с ним расправляться в открытую..
– Мы все решили, тебе понравится, Дан, – говорил кто-то, чьего обличия они не могли видеть, он скрывался за чужими спинами.
– Не знаю, не знаю, в прошлый раз ты мне тоже обещал, что все сделал, но царь сразу все понял, а я не хочу, чтобы он меня в чем-то уличил, да и тебя, его военачальника тоже. Он должен быть уверен в нас с тобой.
– Да ты слова мне не дал сказать, – возмутился тот, – выслушай, а потом и решай хорошо это или скверно.
Теперь все разом навострили уши, наши герои тоже хотели услышать, что же он говорить станет.
– Он появится тут, и ты все узришь сам.
Ден видно был недоволен тем, что происходило, кто-то еще должен был узнать их тайну. Он чувствовал, что чем больше людей о ней знают, тем хуже, но ничего изменить не мог.
Сам он убивать царевича не собирался, понимая, что хотя пока царь ничего не имеет против смерти сына, но стоит только этому свершиться, и все переменится, тогда ему не снести головы, нет, он слишком стар и умен, чтобы играть с ними в такие игры. Он готов был умереть в бою или упасть и умереть внезапно, но только не от руки царского палача, и нести ответственность за всех, кто там есть.
Время шло, все, что заговорщики и невольные свидетели услышали, это почти неслышно открылась дверь, и во тьму втолкнули насильно какое-то существо, в белой, но потрепанной и грязной одежде.
Это существо воровато озиралось по сторонам и жалобно спрашивало, зачем его сюда привели, что от него нужно этим добрым людям.
– Мы повстречались с самим дьяволом, упавшим на землю, чтобы догнать Сотера, – проговорил кто-то из них обращаясь к сумасшедшему.
– Что? – подпрыгнул на месте он, глаза его страшно сверкнули во тьме.
– Сотеру грозит опасность? – от безразличия и равнодушия не осталось следа. Пленник в один миг стал настороженным и решительным.
– Но кто и что угрожает ему?
– Ты знаешь, что мы отправляли нашего царевича к эллинам. Эти безбожники его подменили, они хотят уничтожить наших богов и заменить их своими, такими же скверными, как и они сами, и наш Сотер им тоже неугоден, вот они и послали своего Дьявола, для того, чтобы он уничтожил и богов, и героев наших, а царство забрал себе. Он силен, не можем мы с ним бороться, но пророк предсказал, что ты послана на землю для того, чтобы дьявола уничтожить, – спокойно и твердо звучал все тот же голос, и все они повернулись туда, откуда он доносился.
Он принял все за чистую правду и поверил им, а в глазах его возник странный свет, он был порывист и решителен.
– Да, да, я стану сражаться с дьяволом, – говорил он с такой верой и силой, будто это сам Бог, а не кучка заговорщиков бросили его в эту схватку.
Ника невольно сжала кулаки, – ничего не скажешь, придумали они все это замечательно, а как убедительно все звучало для помутившегося рассудка особенно.
Она видела, что Скитл готов был броситься туда, слушать этого убогого, но ведь это ничего не изменит, она это понимала лучше других. Это напрасный рывок, он не причинит никакого вреда, это и самому Скитлу было ясно.
В то время, когда они вкладывали нож в дрожащие пальцы сумасшедшего, каждый из наблюдавших за ним испытывал одно и то же чувство – проклятия в адрес заговорщиков и свое бессилие, ведь никто из них даже пальцем не мог пошевелить, чтобы спасти бедного юношу, остановить руку одурманенного убийцы. А по их меркам он ни в чем не был виноват, он просто хотел вместо страшной красивой сказки, и все изменить в жизни своего народа. О том, что народ его исчезнет юноша не мог или не хотело думать, благими народами всегда стелется дорога в ад или в Пекло. Но это случится потом, когда все будет сделано, когда его народ растворится среди других, среди чужих.
№№№№№№№№
А Сумасшедший между тем уже исчез.
Они снова остались в своем узком кругу. И как только за ним закрылась дверь, все взоры снова были обращены к Советнику. Тот должен был одобрить или отвергнуть то, что творилось.
Но никто не сомневался, что все у него получится, не может не получиться. Да он и не противился их всеобщему, хотя пока и преждевременному ликованию. Они были не убийцами, а спасителями, они чувствовали себя в тот миг такими, и никто не избавит их от той радости, с которой они ожидали главного своего зложеяния.
– Да, надо последить, чтобы все быстрее закончилось, чтобы ему никто не помешал, – произнес он, жестом показывая, что дело подготовлено, и они могут расходиться.
– Я не думаю, что кто-то помешает нам в правом деле., – заявил главный заговорщик, и все с ним согласились, хотя, наверное, никто бы не посмел ему возражать
– Это должно совершиться раньше, чем мы выйдем отсюда.
Все свидетели, без всякого договора бросились к двери, они знали, что все совершится не завтра утром, а сейчас. Ждать оставалось недолго, они сделают это, никто не сможет им помешать.
Эта страшная догадка потрясла многих.
Они отступали так стремительно, что входная дверь хлопнула, и Дан неожиданно поднял голову.
– Кто это мог быть? Ведь мы еще не пользовались ею, нас кто-то подслушивал? – вскипел он.
Сразу несколько человек выбежали в коридор, но и там никого не обнаружили в мрачных его лабиринтах. Но были уверены, что незнакомцы не могли так быстро скрыться.
Не могли бы, если бы они жили в то время в том месте и были видны их взорам, потому что так быстро бегать не мог никто из живых.
Бежали герои очень быстро, уже забыв о том, что кто-то может их обнаружить. Неслись они в комнату царевича, около двери, как ни странно, не было стражи. Зато этот тип скрылся за дверью. Как быстро они не бежали, но догнать злодея не смогли.
Царевич только что заснул после долгих и тяжких размышлений.
Однако, показалось, что кто-то разбудил его, сильно тряхнув. Он открыл глаза и увидел над собой страшную тень. Зачем-то приподнялся навстречу злодею, и увидел его, искаженное от ярости лицо, звериная морда, в нем не было ничего человеческого.
Тупая и бешеная сила готова была свернуть горы ради собственных помыслов. Он тут же подал голос, посчитал, что должен что-то пояснить своей жертве, не мог же он его прикончить без слов. И в тот момент он истошно заорал:
– Дьявол, убийца, ты хочешь убить наших богов, ты убьешь Сотера, тебя к нам эллины послали, чтобы нашего защитника уничтожить.
Царевич рассмеялся вдруг, от того, как оказывается, можно было, стоило только внушить безумцу, что он Дьявол, и дело сделано.
Вбежавшие в покои даже понять не могли, отчего он смеется, сам убийца переменился в лице, как-то странно побледнел. Кажется, он чего-то испугался, готов был отступить, но поступил наоборот, словно бы прозрел, снова рванулся к царевичу.
– Ты думаешь, что бессмертен, что я не убью тебя? Я послан в этот мир, чтобы тебя уничтожить, – истошно вопил тот.
А через несколько мгновений, они еще и сообразить не успели, как мелькнул во мраке нож, пронзивший несколько раз грудь царевича. Действовал безумец умело и четко, словно он всю жизнь только этим и занимался. Он не сомневался, что миссия эта на него возложена самим богом.
Он совершил то, что от него требовали тайные силы, убил наследника, но разве мог он поступить по-другому.
№№№№№
Испуганные слуги, хотя шум стоял страшный, прибежали не скоро, а убийца никуда не собирался скрываться, возможно, он ждал награды за совершенное. Он стал требовать, чтобы привели царя. Он должен рассказать, что справился с трудным делом.
Царь появился быстро, и остановился около кровати царевича, он был так бледен даже при свете факела, но не слишком удивлен.
– Не впускайте сюда царицу, – единственное, что и заявил он, и стал моча слушать Бред о Дьяволе, жестом приказал забрать сумасшедшего.
– Что? Ты недоволен мной, – кричал тот, когда сильные воины подхватили его под руки.
Но царь не произнес больше ни звука. Он постоял еще немного около кровати убитого царевича и направился прочь.
Интересно, прав ли был Дан, царь дал свое молчаливое согласие на убийство, или это было неожиданностью. Этого они никогда не узнают.
Но теперь уже это и не важно.
Ника и Сиси посмотрели на Скита это важно и нужно было для него, а не для них. Говорят, все в мире повторяется, но если это так, почему люди ничему не учатся и совершают все те же ошибки. Это оставалось для них загадкой.
Он смотрел на царевича, которого стали обряжать в чистые парадные одежды для похорон. Они должны были узреть эти похороны, потом только продолжить свое путешествие, раз уж им так на этот раз повезло. Они могли заглянуть в любое время, туда, куда вели их ноги.
Ника была потрясена увиденным не меньше остальных, хотя знала, что должно случиться, у нее не было надежды на чудо. Но разве она пришла не из 21—го века, где совершались массовые злодеяния. Но теперь она могла понять, как это когда-то начиналось в чужом мире, как возникли палачи, готовые исполнить любую волю властелина, как ретиво они рвались в схватку с любым врагом, туда, куда их направляла рука властелина.
Слуги отца не пощадили царевича, словно перед ними был настоящий злодей… В учебнике истории о таком написать невозможно, это надо видеть своими глазами.
Мефи в отличие от остальных совсем не был расстроен. Глупо переживать из-за того. что все равно должно было случиться. Он немного издевался над Никой за то, что она предавалась унынию, готова была рыдать, точно те самые бабы, которые обряжали царевича. Но он ли ее не предупреждал о том, как и что будет. Как они все падки на со-чувствие, какими доверчивыми остаются, просто жуть. Иногда, что греха таить, он из особых симпатий им подыгрывал. Но сейчас это не имела смысла.
Ему хотелось у них на глазах расправиться с палачом царевича. Хотя делать этого не стоило, ведь тогда они поверят еще сильнее в их бога, а то, что он все видит и наказывает зло, доказывать этого бес совсем не хотел.
Нет, он не станет лить воду на чужую мельницу. А потом все будет как обычно и все равно погибнет тот, кому суждено погибнуть. Царевичу с его помощью пришлось бы только дольше мучиться, и все.
Мефи в таких роковых случаях с чудесами не шутил, и верил, что поступает даже благородно, не распоряжаясь по-своему чужой судьбой.
Вот если бы его допустили к человеческим судьбам, и он смог бы все сам решать, тогда другое дело, можно было бы голову немного поломать, как и что сделать.
Так он размышлял, примостившись на кровати убиенного, решив передохнуть до рассвета. Ведь герои все равно на похороны останутся, никуда они не денутся.
Похоронный обряд и так интересен, а уж древний, у скифов, да когда царевича хоронят…
Вот в таком расслабленном стоянии и застала беса Сиси, она отыскала его первой, и вцепилась без всякого страха в Мефи.
В первый миг бес даже опешил немного.
– И ты, конечно здесь, старый осел, – в ярости кричала она, – разве ты не видел всего, отчего же ты царевича не спас?
– Еще одна чудесница, – произнес он насмешливо, небрежно стряхивая ее с себя, – ты хоть бы при убиенном-то помолчала немного. Не надо нарушать его покой.
Мефи готов был обороняться, но Ника остановила ее внезапно.
– Не поднимай шум, мы из другого времени, а тут мы можем только все узреть и запомнить, чтобы поведать, как было.
– Ничего я не хочу рассказывать потом, надо, чтобы он жил тут, а этот мог что-то сделать, я чую это. Но почему – то и нам не дал, и сам ничего делать не стал.
Ника посмотрела на них обоих. Сначала бес хотел ей напомнить про судьбу, а потом лень напала на него со всех сторон. Если бы она была умна, то догадалась бы сама, а если глупа, то и напрягаться не стоит.
Но Ника немного успокоилась, и размышляла здраво: если он что-то и мог сделать, то не стоит требовать от него слишком многого.
Бесу понравилась эта мысль. Ну что же, она выкрутилась, – подумал он и не решил, умна она или не умна, как это так сразу узнаешь?
Сиси, видя, что все иначе относятся к происходящему, чем она, отошла в сторону. Нет, она не собиралась прощать злодеяния, не думала искать для них оправдание, она будет действовать, но не станет им ничего говорить.
Лирическое отступление о предателях, написанное Никой в чужом мире
Девятый круг кошмар, уйдем, Вергилий,
Мне оставаться тут невмочь, я не могу.
И лишь теперь все для себя открыли
Предатели, а я от них бегу.
Нас Люцифер пока что не заметил,
Но Вагнер тут таинственный звучит,
Смотри-ка, тут и старики и дети,
Он их терзает гневно, но молчит.
Не ведали иные, что творили,
Их ум ослеп, душа была глуха,
Им кажется, что как и все там жили,
А участь их страшна, смотри, рука
Все тянется к тебе через столетья,
Я должен тем живым еще сказать,
В какой печали нынче души эти,
Как это мерзко, страшно предавать.
Ведь верили, что ничего не будет,
Не ведали, как круг восьмой угрюм,
И сущности, они уже не люди,
Им не испить теперь печаль твою.
Пошли, Вергилий, им помочь едва ли,
Да и желанье есть ли помогать?
Мы далеко ушли, они ж стонали,
Еще могли проклятья посылать.
Но дела нет до них живущим где-то,
И ждущим час ухода своего,
Пошли, Вергилий, слишком мало света,
И я теперь не вижу никого,
Лишь Люцифер с безумными глазами
Нас провожает, злится и молчит,
И никого не будет там, за нами.
Река Забвенья за спиной шуршит.
Они ж тогда хотели откупиться,
Не понимая, деньги не спасут.
Ты говоришь, что вечно им томиться,
Что никогда покоя не найдут.
Я столько насмотрелся этой жути,
Но жизнь дороже будет с этим пор.
Ты говорил, что нас он не отпустит,
Но нет, молчит, и так туманен взор
Мы были здесь., нам это все знакомо,
И воет ветер в пустоте ночной.
Веди меня, я так устал без дома,
Пройдя до середины путь земной.
Ника понимала, что все это случится значительно позднее, но и в те времена и потом, предатели всегда оставались предателями, мало что в том мире менялось. А ведь это был царевич, какой же получился бы из него царь, останься он в живых. Вот если бы в и 988 году поступили так же, то может быть, многое бы изменилось и в ее мире тоже.
Но пока о том не стоило даже думать, они оставались в этом мире здесь теперь.
Вот и наступил рассвет в третьем для Ники времени.
В тот день вся Скифия должна была узнать, что погиб их царевич.
Как и всегда бывает в таких случаях, по городу поползли слухи о том, что сам Чернобог спустился с небес, чтобы наказать его за то, что он с чужими богами знался. И гнев этого бога был страшен, впрочем, как и всегда бывает в таких случаях. Не мог молодой наследник пред богом тьмы устоять. Шепотом прибавляли люди добрые, что так будет со всеми
Царь приказал готовить кумир Молоха.
Друг у друга они справлялись, но никто не называл имени, чтобы не накаркать беды. Произнесенное исполняется какими-то неведомыми силами, никому не хотелось оказаться случайной жертвой.
В это время на площадь к Молоху, статуя была грубой работы, чудовище с таким зверским выражением взирало на всех собравшихся, что мурашки бежали по коже, казалось, оно могло проглотить любого.
И вот человека притащили к Молоху. Потребовали, чтобы он сказал, что совершил в эту ночь.
Люди твердили, что они избавляются от слуги Чернобога.
Но когда его подтащили к божеству, что-то странное мелькнуло в его душе. Он знал, что тут приносили жертву богу, и оно успокоило его. Потом инстинкт подсказал ему, что происходит что-то страшное, он опять засуетился, заволновался. Было видно, что царь что-то замышляет против него. Но разве бог может допустить несправедливость? Но вглядевшись в зверское лицо бога, он засомневался в том, что сможет оценить его подвиг.
В бредовых видениях появился царевич, он смеялся, он хохотал над пленником, показывал на него пальцем.
– Ты убийца, – твердил мертвец.
Палач отшатнулся от этого видения. На него брызнули холодной водой. И реальность вернулась в своем кошмарном виде.
№№№№№№
Установили трон для царя. И тот со свитой направился к трону.
Палач решил, что царь ни о чем не ведает и начал ему объяснять, что же там случилось. Он стал обращаться за помощью к Молоху, только все напрасно.
– Живи спокойно, царь, я выполнил волю Бога и убил Дьявола, теперь нам больше ничего не грозит.
Повелитель смотрел на него спокойно, почему-то не высказывал никакой благодарности за его подвиг, ничем его награждать явно не собирался. И тогда, решив, что царь его не понял, он снова начал рассказывать, что был ему голос, сон был, и он вспомнил обо всем на свете.
Как ни странно, на этот раз не оставил его царь, он просто решал, что же делать дальше, пытался понять, кто научил этого человека, кто послал его, действительно ли дьявольская сила терзает его бедную душу, или слуги воспользовались тем, что этому человеку легко внушить что угодно.
Для чего ему нужно было это понять?
Теперь он стал похож на своего бога, лик которого был ужасен и внушал страх и трепет всем, кто на него взирал.
Царь обернулся к Дану, к тем, кто стоял вокруг него. Они хранили молчание.
А он не мог понять, что и как там было, да и не узнает видно никогда.
Хотели ли они гибели сына? Он не мог этого сказать, но в одном не сомневался- если они причастны к трагедии, то расплатятся за все.
Они заплатят за безумие его жены. Она вбежала в его комнату с таким видом, в таком ужасном состоянии и завопила:
– Убийцы, вы убили моего сына и наследника, гореть вам всем в кострах до самых небес. Ведь он мальчик, он совсем ребенок, даже если он что-то делал не так, все равно как вы могли с ним расправиться. Ненавижу вас и ваших богов, вы чудовища все
Она говорила и говорила еще что-то, царь устало слушал и понимал, что не будет, никогда больше не будет мира между ними, да он и не хотел никакого мира. Но уверенность, что он поступил правильно не оставляла его.
Он приказал слугам и воинам ее связать и отправить в покои подальше:
– Глаз с нее не спускать. Головой отвечаете, если она вырвется, вздумает куда-то убежать. Если кто-то из чужаков услышит эти вопли, то худо будет.
Он не мог допустить, чтобы этот тип остался жив, ведь случись так, рано или поздно ему захочется и от него самого так же избавиться, и снова будут и голоса и сны, и прочая чушь.
Позволить такой вольности и слабости царь никак не мог.
Все замолчали, словно бы просветлел и палач, он взглянул на царя и пытался понять, почему его еще держат тут, даже не благодарят за то, что в мире творится.
Наши герои удивленно смотрели на царя, молчание его, ярость, странные метания были удивительны, ведь и Ника и Сиси были уверены, что он давно все для себя решил и теперь всем должен объяснить решение. Но что-то мешало ему так поступить, что могло терзать его?
Переглядывались и те, кто вчера был в заговоре, они начали подозревать, что Дан их обманул, а возможно царь и вовсе не хотел этого убийства. Какой отец может желать смерти сына. Да и на лице его это было написано, они поеживались и понимали, боясь, что последует расправа, надеясь, что он не сможет узнать, кто же там был во всем виноват.
Но тот, кто излучал опасность, был мертв, бояться больше нечего и некого..
– Мне тоже приснился сон, – неожиданно заговорил царь, – Молоху нужна еще одна жертва, самого преданного и верного воина придется отдать ему, лучшей награды для тебя, Кит, я и придумать не могу, – обратился он к тому парню.
Все замерло, кто-то тайно радовался, что жребий обошел его стороной, кто-то мертвел от горя, понимая, что все слишком страшно и зыбко в этом мире, и если нынче он уцелел, то непонятно, что будет дальше.
– Ты выполнил то, что тебе было предназначено на земле, теперь послужи достойно нашему богу, – и что-то наподобие язвительной улыбки появилось в уголках его губ.
Царь оставался владыкой в этом мире, и он должен был убрать того, кто так скверно поступил, и способен на другие предательства и злодеяния.
Быстрым и привычным жестом он велел схватить воина и тащить к кумиру. Многие из заговорщиков сжались от страха, обезумевший от страха палач мог начать говорить до того, пока его принесут в жертву, и тогда откроется то, что должно быть похоронено вместе с ним. Царь мудр, не мог он поступить по-другому, не мог и не хотел.
№№№№№№
Но боялись они напрасно. Жрецы действовали стремительно, умело, уж они-то делали все не в первый раз. Кроме нечеловеческого крика отчаяния ничего не было слышно. Но как же был страшен этот крик, от него содрогнулась земля, а не только души тех, кто оказался рядом.
Нож уже пронзил его сердце, этот дикий крик раздался в небесах и там же оборвался и исчез.
Палач пал к Молоху, выражение его рожи было искажено и стало значительно страшнее, чем прежде.
– Я думаю, что наш бог будет доволен происходящим.
От глаз царя не ускользнуло, как улыбнулись и облегченно вздохнули его приближенные, – значит, он не ошибся, они боялись того, что мог рассказать, принесенный в жертву. Они были в этом замешаны и причастны к случившемся. Ну что же, пусть живут пока, но так поступать они больше не станут.
Он встал и отправился в комнату, чтобы переодеться и побыть одному.
Царь с грустью думал, что в этом мире нет никого, кому бы он мог доверять. Надо было что-то делать с обезумевшей от горя царицей. Она тоже оставалась опасной, но принести ее в жертву он никак не мог, это случилось бы, если бы погиб он сам, тогда ее тоже отправили бы в костер, но пока он был жив, не было никакого повода для такого жертвоприношения, придется быть особенно осторожным.
Нет, он остался совсем один, такова судьба любого властелина.
Тоскливо и пусто было на душе. Казалось, что все было зря, ничего он не добился и никогда не добьется больше, потому что его наследник мертв.
А ведь они больше боялись не Молоха, а его, но если на такое решились, то ничто их не остановит, так и будут убивать невинных, а потом приносить в жертву кого-то одного и жить дальше, словно ничего не случилось.
Они чувствовали, что царь не признает никакой божьей воли, вершит их судьбы сам. Но ведь и прежде он никогда не почитал бога, даже не подошел к кумиру. Разве и на этот раз он не показал, что никого бога не чтит. Но от этой мысли становилось страшно, ведь к каждому из них он будет беспощаден, ничего не испугается.
Хотя такие преступления нельзя прощать. Но разве на его месте кто-то поступил бы иначе? Сохранив жизнь предателю —царевичу он мог погубить свое царство и тогда сам Скиф обрушил бы на него свой гнев. А этого пережить он никак не мог, потому из двух зол выбрал меньшее
В это время к нему подходили дрожащие от ужаса слуги. Старший из них осмелился спросить, как они будут хоронить царевича.
– По царски, – отрезал Влдастелин, и взглянул он на слуг.
Они бросились исполнять приказание, в спешке стали убивать рабов, коней, готовить дорогую посуду и прочую утварь для того, чтобы положить в курган. Важно ничего не забыть из того, что может ему пригодиться, а то потом призраки замучают и сведут в костер.
Из сундуков достали лучшие одежды.
– Что это? – не выдержала Сиси, которая была зла на весь белый свет, – они хотят загладить свою вину, мерзкие убийцы. Конечно, мертвый царевич не страшен, чего его бояться.
Она снова дошла до Мефи.
– Раз ты с ними можешь общаться, ведь ты был с ними и говорил, я требую, чтобы ты сделал хоть что-то, этот гад должен там лежать, – она указала на Дана, – я не знаю, как ты это сделаешь, но он должен быть там.
– Ты хочешь, чтобы царь меня растерзал потом? – притворно испугавшись, стал допытываться бес.
– Ничего этого не будет, и с тобой ничего не сделается, ты не хуже моего знаешь, – не унималась она, и толкнула его туда, откуда только силы взялись в таком хрупком теле.
– Ну что же, такой подарочек для них устроить можно, – решил бес и направился к царю, конечно, ничего он не боялся, это было даже забавно. И он должен потом похвастаться, что тоже лапу ко всему этому приложил.
Не успели все и глазом моргнуть, а он был уже рабом царя, правда, не из тех, кого можно было похоронить в кургане. Поймать и убить его слуги верные точно не могли, но он оставался рабом, хотя бы на глазах у остальных.
– О, мой царь, – твердил он, понятия не имея, как тут к царю нужно обращаться, – царевич там не обойдется без вашего первого советника. Я только что оттуда, обещал донести до вас эту весть.
Говорил он настойчиво, без всякой рабской покорности.
– О чем ты, раб, – удивленно спросил царь, – с каких это пор слуги давали советы своему властелину?
– А я был при умершем царевиче, он просил, чтобы отправили туда этого парня, – не моргнув глазом, произнес тот, так уверенно, что понял царь, что надо подчиниться, этот слуга ряженный, и что он потом сотворит, никому не известно. Но отомстит точно, тогда все жертвы окажутся напрасными.
Он быстро отдал приказ, чтобы и советника туда отправили.
Ничего не понимавший Дан стоял перед ним. Он-то успел успокоить себя, убедился, что гроза миновала, как же такое могло произойти?
Они теперь взирали миг друг на друга, царь едва скрывал усмешку, и думал, что виновному никогда не удастся уйти от наказания, да и Дан понял, что тайное всегда становится явным. Кто-то его выдал, и не стоит искать виновных среди людей, это был кто-то из богов, противиться бесполезно.
– Я много раз убеждался в том, что ты хороший советник. Вот и теперь то же говорю, – заявил он.
– Я всегда рад служить тебе, царь, – отвечал тот, не понимая, награда или наказание за то последует.
Они испепеляли друг друга взглядами. Один из них уже принял решение, а второй пытался угадать, каким будет это решение. Но ничего не мог угадать, и был зол на весь остальной мир. И на себя самого тоже злился советник.
– Я понял, что ты нынче нужен не мне здесь, а сыну моему там, – наконец что-то прояснил царь, смотрел он с таким вызовом, что спорить с ним было бесполезно, да и кто бы на такое отважился.
Но ведь он не собирался этого делать, еще недавно не собирался, так что же с ним произошло теперь, кто ему подсказал эту идею, бог или дьявол так рассердился на самого советника, что он должен умереть так внезапно? Хотя какая разница, кто, неужели случится неотвратимое?
Нет, умолять царя бесполезно, он придумает что-то еще, будет только хуже и страшнее, оставалось подчиниться. Но ведь он не успел даже проститься с семьей, ничего не успел и уже не успеет.
Зло ли к нему возвращается, как он радовался, что старик мертв, но это ужасно, как все повернулось вдруг.
И черные тени из грядущего, далекого и недалекого грядущего наблюдали за тем, как настоящий бес, на которого они сами недавно ссылались. Теперь он замаскировался под слугу, и отдал распоряжение, чтобы царского советника готовили к жертвоприношению. А чего еще от такого можно было ждать?
Его должны были похоронить вместе с царевичем.
Дан не проронил больше ни звука, таким безнадежным ему тогда все казалось, что творилось вокруг. А может чувство собственного достоинства не давало ему вопить, да и ничего не мог он изменить. А потому помереть надо достойно. Он мучительно вспоминал историю про какого-то царя, который понял, что не сможет победить, и потому строил пир. Самый шумный и веселый пир за мир до смерти. Но вот только как звали этого царя? Вспомнить он никак не мог, сколько не старался.
Бес был доволен совершенным. Мысли других предугадать было трудно, и только страх в глазах у заговорщиков, уверенных, что начались разоблачения, и все поплатятся за случившееся, не проходил, хотя про них все забыли. Вот так и твори добрые дела, и спасай этот странный мир.
– Наверное, так и совершается справедливость, – подумала Ника, когда кто-то невидимый указывает на виновного, и тот вершит свой справедливый суд.
№№№№№№№№
А потом были пышные похороны. Даже прекрасную деву убили, столько тел закидали в курган, что даже страшно многим стало, казалось, что произошло какое-то сражение, и надо было похоронить убитых. Но не было никакого сражения, враги не убивали всех этих скифов, просто покатись все само собой.
Если бы у царевича была жена, то и ее бы убили в тот самый миг, но парень не был женат, и кому-то сохранил жизнь. Как должна была радоваться та, которая вчера еще мечтала стать его женой и примеряла в мечтах наряды царицы.
Ника немного поежилась, вот значит, откуда пошел такой странный и страшный обычай. Смерть царя была настоящим горем для всех, кто был с ним рядом. Смерть жены его и всех, кто мог понадобиться в другом мире должны были оказаться тут.
Вот и клялись позднее умереть в один день, и такой клятвы тогда никак не могли нарушить.
Надо будет узнать, не сбежала ли какая-нибудь царица из дворца, как только узнала, что царь скончался
Сиси рыдала над царевичем, словно она была всю жизнь его возлюбленной. Или у них так положено было, и могли бросить в темницу того, кто рыдал не достаточно сильно?
Ника смотрела на все это торжественно и твердо. С такими песнями, с такими воями хоронят только самых близких и самых лучших.
А потом устраивают еще тризну с игрищами, странными песнями и воплями. Кажется, царь горевал неподдельно, он забыл обо всех угрозах, которые от него исходили, понимал, что сам виноват в том, что творилось., чувствовал, что в другом мире за все спросится.
После всего этого Ника записала еще одно стихотворение. Оно было понятно в этом мире и казалось диким и странным в ее собственном. Но пусть некоторые задумаются о том, что может быть с любимыми, какими суровыми были те обычаи
.Вдова
Меня ведут к костру, там тело мужа
И странный бред моих воспоминаний,
И кажется, весь мир сегодня сужен
До пламени, до взглядов, до признаний.
Едва ли мне хотелось оставаться
Средь родичей его в плену иллюзий,
Но и в огне так страшно растворяться,
И знать, что ничего уже не будет.
Никто меня вернуть назад не сможет,
Да и куда теперь мне возвращаться,
Огонь шипит, как старый кот тревожно,
И умножает все мои несчастья,
Еще взглянуть на солнце, замирая,
Пусть жизнь несется к новому пределу,
но я ее сегодня выбираю,
И до обычаев твоих о нет мне дела.
Костер погас, я вырвалась из плена,
Что ж, дорогой, счастливо оставаться.
Я просто жизнь люблю самозабвенно,
И знаю, рано с нею мне прощаться.
В чужой стране, в объятиях другого,
Мне снова будет это пламя сниться,
И буду возвращаться к казни снова,
И уходить, не в силах раствориться.
Мне вслед посмотрят боги обреченно,
Напомнят, что назад мне не вернуться,
Они смиренно говорят о чем-то,
Чужие песни так протяжно льются.
Но я умру, не оттого, что с мужем,
Я не могу и не хочу прощаться,
Мне свет и воздух в этой жизни нужен,
И я достойна и любви и счастья.
А потом, у костра она рассказывала историю про другого царя, о нем вспоминал недавно Скиф, про царя Валтасара, устроившего последний пир, когда он понял, что проиграл и обречен. Наверняка и ей и царю подсказал эту историю бес, без него точно не обошлось. Но она почувствовала себя древней сказочницей, и никогда ничего подобного прежде не переживала, только теперь.
Закат был кровав в тот вечер. Об этом говорили все в Вавилоне. Страшно выли собаки. Люди прятались по домам. Сколько дурных снов приснилось, сколько пророчество было послано им. Это не могло быть случайностью. И в ужасе прятались они и пытались угадать и понять, что еще можно сделать, как им поступить дальше, но что тут придумаешь, если мир рушится. И только царь, он словно ничего не видел и не слышал. Он не хотел никого слушать.
Когда во дворце появился жрец, Валтасар усмехнулся. Он жестом приказал ему замолчать и указал на ту комнату, где их никто больше не мог увидеть и услышать.
Жрец упал перед ним, но он не собирался его поднимать. Он усмехнулся, пусть в таком положении попробует ему рассказать о том, зачем пришел.
– Ты скажешь мне по великому секрету то, что известно всем, – говорил царь, – и я должен одарить тебя за это?
– Спаси себя и свой мир, – едва слышно прошептал он.
– Ты так наивен и глуп, что полагаешь, будто Вавилон можно спасти? – подступил к нему царь.
Жрец хотел сказать о том, что ни его, ни его мира ничто уже не спасет, но промолчал, ему не хотелось умереть сейчас, ему не хотелось встретить смерть в темнице, пусть это случится завтра. Но каждый миг жизни – это великое счастье. Жаль, что он не понимал этого прежде, совсем не ценил жизни своей.
– Значит, мой мир можно спасти, – задумчиво говорил царь, расхаживая по комнате, – а если нет, то какой смысл тебе было являться сюда, глупец.
Ничего и на это не сказал несчастный. Он и сам не знал, какая сила его толкнула к обреченному царю, намного проще было бы остаться дома и ждать смертного часа. Но он все-таки пошел. Возможно, взглянув в глаза царя, хотел понять, что тому известно, как спасти этот мир, и тогда и в его душе появится надежда, пусть призрачная, но все-таки надежда.
– Встань, – рявкнул Валтасар, – если ты знаешь, что завтра мы погибнем, то есть ли смысл так унижаться? Разве в последний день свой ничтожной жизни ты не можешь оставаться свободным перед своим царем?
Как странно прозвучал этот горестный вопрос. Он и прежде знал, что их царь мог так повернуть все, что любого поставит в тупик, и получишь ты совсем не то, что ожидал, зачем пришел к нему. Ему нравилось так издеваться над людьми, особенно когда он видел их слабости.
Что было на это ответить, он просто хотел жить, в любом случае, в любом положении. Только теперь, когда персы стояли у ворот, он вдруг понял, как жизнь прекрасна, как она великолепна и как не хочется с ней расставаться.
– Они не оставляют пленных, – выдохнул он.– Мы должны покинуть город, пока еще есть возможность, о, мой царь.
– Конечно, не оставляют, уж меня и тебя не оставят точно, тогда о чем же нам с тобой так волноваться?
Ничего на это не ответил жрец, властелин показался ему безумным.
Он пытался понять, потерял ли тот окончательно страх или только рисуется перед ним, если они и на самом деле обречены.
– Они не оставляют пленных, им не нужны чужие жрецы, персы дики и это будет не жизнь, – думал в это время царь, – тогда зачем думать о завтрашнем дне и пытаться что-то сделать.
Он и не пытался.
– Иди, убирайся, покинь город, ты спасешь себя, если тебе так хочется жить.
И тут жрец в первый раз осмелел, он почувствовал, что ему больше ничего не угрожает, и он решил узнать:
– А тебе, который имеет все, тебе совсем не хочется жить?
Это казалось невероятной дерзостью, но вопрос был задан, и властелин решил ответить на него:
– Просто жить, скитаться на чужбине – нет, я был царем, царем и умру. Но ты им никогда не был и тебе не понять этого, только твари тебе подобные, хватаются за жизнь, готовы питаться падалью, и на все согласны, но я так не могу, не могу и не хочу. Я все сказал. Убирайся.
Он и сам удивился, что сказал это, и когда слова были произнесены, он уверился в том, что все так и есть, что давно и мучительно он думал о том, и только сейчас смог озвучить то, что всегда было его жизнью.
Жрец незаметно ушел. Он никогда не был царем, и он не собирался умирать, тем более теперь, когда в пылу страсти владыка освободил его от всех обязательств, ему словно нужно было освобождение, позволение.
Воины еще отчаянно бились с персами, но силы их были неравны. Царь запретил им о том говорить, но последнему смертному было понятно, что завтра они начнут тут хозяйничать. Он отшвырнул кого-то из слуг своих и направился в Капище.
Странно пустым был этот храм, когда его жрец стал безымянным странником без рода и племени, что можно было требовать от бога, допустившего это? Он и не требовал ничего, просто стоял и смотрел на зловещий кумир.
Кто-то наблюдал за ним из укрытия, две пары любопытных испуганных глаз. Смельчаку казалось, что раз властелин пошел в храм, то может что-то измениться, и совершится чудо, и они будут спасены. Как они все, ничтожные и слабые, надеялись на чудеса, и только он один в этом мире знал, что чудес не бывает, и не стоит себе и другим морочить голову.
– Если наш бог ничего не может, то, что же требовать от нас, – задумчиво размышлял он, но что остается? Можно все эти дни провести в схватках, проливать свою и чужую кровь, можно, но должен ли он так поступать? Если нет никакой надежды на спасение? Если жить ему в своем мире осталось так мало. Да и кто сказал такую чушь, что умереть надо обязательно в бою. В бой надо идти только если веришь в победу, а если нет, тогда нет никакого смысла так умирать.
И вдруг царь захохотал, он и сам точно не знал, что могло его так рассмешить в пустом храме, из которого сбежал последний жрец. Но он смеялся и не мог остановиться.
Потом резко замолчал, повернулся и отправился прочь, в свой дворец.
– Это будет самый веселый и яростный пир, – говорил он кому-то из вельмож, растерянно семенивших рядом, они и в эти последние дни оставались его верными рабами, одни просто не верили в то, что он может пасть, другие не решились перечить даже почти поверженному царю, а третьи просто пытались подражать ему. Кто-то сбежал к персам и пытался выторговать себе жизнь в новом мире. Ему доложили о том.
– Пусть живут, если смогут, люди привыкают ко всему, а у меня остался только этот пир, но он будет великолепным.
Они говорили друг другу, что царь безумен, как только Валтасар скрылся. Но другие отвечали, что для безумца, и для обреченного на смерть он слишком спокоен, тогда что же он собирается делать.
На то, что случится чудо, и их мир останется прежним, верилось все меньше, теперь они пытались угадать, как поступит их царь, что он предпримет, им хотелось остаться вместе с ним, а не с чужаком, но для этого надо было что-то сделать.
– Пир? – переспросил кто-то, – но что может случиться на пиру, а если он пригласил их царя и там прикажет убить его.
Долго обсуждали такую возможность, но решили, что это вряд ли, и сам он проживет после этого не на много дольше. Хотя безумство храбрых может быть и спасет его. Поверить в то, что их царь ничего не собирается предпринимать, никто не мог.
А он подошел к столам и пристально следил за тем, чтобы самые лучшие блюда были выставлены, чтобы стол был таким, от которого невозможно оторвать взора.
– А где утварь из храма? – сверкнул он очами.
Они только что разорили христианский храм, хотя его жрецы умоляли это не делать, считая дурным знаком, но по его повелению собрали все чаши, которые там были, и все, что представляло собой ценность.
Вот и теперь, даже неверующие в чужого бога не решались пользоваться тем, что они отняли насильственно, и только он посылал слуг за теми самыми чашами:
– Они должны стоять на столе, и не смейте мне перечить, иначе я не стану дожидаться персов и помогу им расправиться с вами. Никто не сомневался в том, что именно так все и будет. А самые прозорливые понимали, что он бросал вызов небесам, и были уверенны в том, что громы и молнии обрушатся на их головы.
Но пока ничего не случилось. Яростно слепило солнце. Оно готово было спалить все вокруг, блестели чаши из чистого золота и серебра. И полюбовавшись на дорогое убранство, царь самодовольно усмехнулся.
Странные это были минуты для Валтасара. Наверное, он единственный, молодой и здоровый, жил, зная, что завтра его не будет в этом мире. И он смотрел на этот мир в последний раз, и старался его запомнить таким, и ни за что не позволил бы себе впасть в уныние, ни боги, ни победитель никогда не смогут такого с ним сотворить.
Так же будет светить солнце, суетиться эти или другие люди, но его не будет. Обычно смерть обрушивается внезапно в самый неподходящий момент, и только у избранного небесами есть право самому выбирать свою смерть, и он выбрал пир.
А почему бы и нет, можно озверело бросаться в сражение, сокрушать все на пути своем, убить как можно больше врагов, и самому погибнуть. Но он не хотел этой напрасной суматохи. Он никогда не был трусом, и когда оставалась надежда на победу, отчаянно сражался, стоял до конца и побеждал, но это было прежде. А теперь, когда ему было отпущено несколько дней или часов (может быть и так), он хотел пировать.
Ведь и уйти из мира можно по-разному. Если он уйдет в сражении, побежденным и поверженным, что он заслужит, кроме презрения, когда и где любили побежденных, тогда зачем напрягаться.
Если же он умрет на пиру, они и враги и потомки будут помнить о том, что он не просто был спокоен, но и пировал назло своим врагам.
Почти без колебаний он выбрал этот путь.
Персидский царь ждал своего лазутчика. Он хотел узнать только об одном, что делает обреченный на смерть Валтасар.
Зная о его хитрости и храбрости, Перс не хотел быть одураченным, он знал, что победит, но он не знал, что ему делать с Валтасаром, из-за какого угла он на него обрушится, где будет прятаться, и как захочет расправиться. Любому понятно, как быстро победа может обернуться поражением, и глазом моргнуть не успеешь.
– Валтасар пирует, – заговорил один из вельмож его, только что тайно вернувшийся из осажденного города.
Слова прозвучали так странно и нелепо, что поверить в них было невозможно.
– Пирует? Так что же он празднует, собственную смерть? Я никогда не слышал о таком.
– Никто никогда не слышал, но он всегда и был непредсказуем.
Перс насторожился еще больше, он понимал, что у врага его есть какой-то коварный план. Когда перед ним бросили только что пойманного жреца, он пнул его в ярости.
– Это он прислал тебя, ты хочешь пригласить меня на пир своего Валтасара и расправиться? Ты решил еще послужить ему, несчастный, и думаешь, что после этого я тебя оставлю в живых.
И напрасно пытался объяснить ему жрец, что нет у него никакого приглашения, что он хотел спастись из рухнувшего мира. Ничего не слышал и не хотел слышать взбешенный перс, он думал о своем, и на каждом шагу чувствовал измену. Он уже считал себя победителем, но понимал, что и победителя может смертельно ранить плененный и почти мертвый враг.
И тогда, понимая, что ему не выжить, вспомнив усмешку своего царя, жрец вдруг распрямился, и сам дьявол в душу его забрался, потому что голос его грозным и яростным показался, так иногда он вещал от имени бога своего:
– Никогда не будет сидеть мой царь рядом с тобой за одним столом, он и не думал тебя приглашать к себе. Ты можешь убить его, но сломить тебе не удастся, вот ты и бесишься, как дикий зверь. Я хотел спасти свою жизнь, но рядом с тобой никакая жизнь мне не нужна. Мне жаль только того, что я так подло бросил его и не смогу к нему вернуться, и остаться с ним до конца.
Воцарилось молчание. Перс не сразу понял, о чем тот говорит. Он только почувствовал великую дерзость и оскорбление.
Кто-то уже воткнул нож жрецу в спину по его знаку, и бездыханное тело потащили прочь, но он понимал другое – надо будет убить всех, кто был рядом и слышал эти речи, потому что есть такие слова, которые никак не перенесет истинный владыка. Жаль, что были свидетели, но кто же мог подумать, что ничтожный жрец будет так дерзок с ним.
Пир был в самом разгаре. Царь Валтасар веселился от души. Он славил древних богов, и проклинал нового бога, сделавшего мир таким рабски слабым и беззащитным.
Его пытались отрезвить пировавшие рядом с ним вельможи. Но ничто не могло остановить его:
– И хорошо, что нам не придется жить в этом рабском и ничтожном мире, где они распинают своего бога, и любуются на его распятие.
И вдруг странная тишина повисла над ними.
Царь не понимал, что они там узрели, за его спиной на стене. Но он увидел, когда резко повернулся, что там полыхали какие-то слова. Никто и никогда не смог бы разобрать их смыла, в том не было сомнения. Царь вспомнил, что сбежал его жрец, и некому растолковать древние письмена. Но нуждались ли они в переводе.
– Успокойтесь, там написано, что наш мир погиб, – говорил он им, словно это и без того не было ясно.
Еще больше стали трястись от ужаса люди, кто-то давился дорогим вином, кто-то от страха готов был лишиться чувств.