Преданный аист (Или сказка о сказке)
Если ты считаешь волшебные сказки чепухой и не допускаешь, что птицы могут быть красноречивы, не читай этой книжки.
Для тех, кто не лишён воображения и юмора, кому дорого в человеке прекрасное, чистое, светлое, я расскажу загадочную историю Белого Аиста, – так или примерно так начиналась одна из первых моих сказок. Сказку я отнёс на главную киностудию страны. Отнёс, потому что сказка родилась сценарием и ей хотелось жить на экране. На студии Аиста приняли чрезвычайно радушно. Нашли его очаровательным, прелестным, мудрыми и остроумным. Это тот приятный случай, когда в сценарии есть всё и ничего лишнего. Словом, ни добавить, ни убавить. «Наконец-то, наконец», – повторял на обсуждении один. «Спасибо, вам за Аиста» – благодарил другой и даже образовалась небольшая очередь из желающих приняться за постановку. И режиссёры были не так себе, а именитые, все как на подбор, знаменитые. Я на седьмом небе.
Со дня на день жду к себе постановщика, того, кто первым загорелся желанием поселить сказку на экране. Очень уж ему понравилась сказка об Аисте, который желая людям счастья, не щадя крыльев помчался, обгоняя время, навстречу Солнцу за прекрасным мальчиком. «А вдруг он поторопится и принесёт лгунишку, лентяя или хуже того барчука-белоручку», – сомневались перед отлётом будущие родители. На что рассудительный Аист резонно отвечал:
– Во-первых, все зависит от воспитания, бывает, что и хорошего ребёнка принесёшь, а его так испортят родители, что глаза бы не глядели.
– А во-вторых, я не пожалею сил и подберу достойного. Уж постараюсь. Есть у меня на этот счёт кое-какие сказочноволшебные соображения.
Как можно было не довериться ему, воспитавшему не одного хорошего аистёнка. Согласились. И Аист принёс, бережно завёрнутого в банановые листья, мальчика из будущего для того, чтоб светлые люди жили ещё светлее. Принёс и опустил «плачущий свёрток» в печную трубу. И мы с вами в этом ни капли не сомневаемся, потому что мы достаточно взрослые и умные люди, способные видеть в невероятном прекрасное. Казалось, все были счастливы и Аист едва ли не больше всех.
Отчего же теперь Аисты молча сидят на крыше, потупя длинные клювы, будто чувствуя себя виноватыми. Катятся слёзы из глаз Аистихи, стекают по черепичной крыше и капают на водосток и вздрагивает при каждом ударе капли-слёзы приунывший пёс Дружок.
Аисты задержались в тот год с отлётом, но, сколько ни тяни, он неминуем. Прощаясь, Аист с грустью проговорил:
– Я люблю этого мальчика, даже если он выдуман сказкой и порождён воображением. Ведь в мечтах-то он живой и настоящий. И я всегда буду любить его и стремиться быть на него похожим…
С неохотой улетели Аисты глубокой осенью. И когда они приближались к Индии, не знающей снега, Аист сказал своей Аистихе:
– Какую непоправимую ошибку сделал я, – а в чём именно состояла эта ошибка никто не расслышал, так как туча закрыла Аистов и ветер отнёс их слова.
Зная, что Жизнь и Сказка две своенравные волшебницы, я все-таки и представить не мог того, что произошло.
Вот что натворила Жизнь. Перед самой зимой появился режиссёр, который совсем недавно расхваливал Аиста.
– Как жаль, что именитого кинорежиссера, – ловко вывернулась находчивая Машенька, не зная его имени и отчества, – как жаль, не удалось вас повидать Аистам, они были бы так рады. Проходите же, проходите…
В доме праздник. Вот-вот начнутся съёмки.
– Да, да, дело за малым, – услышал я от своего гостя. – Давайте сделаем наоборот, и всё будет в порядке. Для этого вам необходим соавтор. Если откажетесь, Аист не полетит по экранам страны. Разве вы этого хотите? Нет, тогда отойдите в сторонку. И если я сам займусь переделкой, перед Аистом загорится зелёный свет. Хотя, ха-ха, признают ли они светофоры?
Сказочник был абсолютно оглушён, растерян, подавлен и оскорблён, жестоко обманут, я и теперь не подберу слов, а тогда-то…
Но всё же, собрав остатки гордости и юмора, не колеблясь ответил:
– Никаких если – не будет… Передельщик мне ни к чему, а соавтор у меня уже есть. Правда, теперь он за границей. Путешествует.
– Повезло как, неужели за границей? Кто же он? И где же выход?
– Да вы его знаете. Всё тот же неизменный Белый Аист. Бесконечно преданный мне и преданный вами Аист. А выход? – тут юмор вернулся ко мне, и все в доме услышали: – Выход у нас один, вон! – и я решительно указал на дверь.
Пора опускать занавес. Аиста не приняли и не примут. В доме тишина. Ни смеха, ни разговоров. Только тихо перешептываются дочь и внучка: «Не плачь, мамочка, погорюет и справится, он же сильный». «Сильный-то сильный, да и удар был нелёгким…» К тому же, как водится, пришла беда, открывай ворота. Вслед за потерянным Аистом, как сквозь землю провалился единственный и очень нужный мне ключ. От заповедного теремка, где жили-были начатые и задуманные сказки, береглись дорогие находки и заманчивые для меня замыслы. В нём не унывали даже заброшенные наброски и второпях отвергнутые мной черновики. Отлёживались в теремке, надеялись на доделку, мало ли как повернется. Вот и повернулось… Словом, всё, чем я жил, иными словами, над чем работал, куда-то ушло, пропало.
Заветный ключ как в воду канул. Я, признаться, подумал, что это проделки вездесущей сороки, назойливо снующей под окнами кабинета. Но напрасно мы с внучкой Машенькой, забирались по пожарной лестнице чуть не на крышу, вооружась моим всевидящим морским биноклем. Ничего, кроме украденной пуховой рукавички, в сорочьем гнезде на высокой серебряной ёлке так и не нашли. И даже много повидавшая на своем веку старая серебристая ель не знала, кому понадобился ключ? Разве что коварнейшей из ведьм Осоке, недовольной превращением в болотную траву. За такое превращение ведьма вполне могла мстить сказочнику, вот и подучила свою служанку, сороку-воровку. Но если ключ у Осоки в болоте, попробуй найди. «Если кто и отыщет его, – размышлял я, – так только Аист». Услышит о нём, скажем, от своей давней знакомой лягушки-путешественницы и по дружбе достанет мне ключ со дна любого болота своим длинным красным клювом. Это очень наблюдательная и преданная птица. Но Аист далеко-далеко.
Думая так о нём, я услышал:
– Хватит хоронить и оплакивать себя заживо, дорогой Евгений Андреевич, – отчетливо произнёс кто-то за окном, а затем, перешагнув через подоконник, продолжил:
– Бросьте горевать и убиваться. Ну не приняли Белого Аиста, – тут мы с ним обнялись. – Пусть кто угодно и что угодно говорит. Мы с вами скажем своё. Аист не умер, потому что этого не хотели ни Жизнь, ни Сказка. Ему суждено летать и удивлять в отличных книжках среди сотен ваших сказок. У вас появятся новые любимцы, но и тогда не забывайте меня.
– Каких сотен, и разве я могу тебя забыть! Ты фантазёр и враль, Аист.
– Вот уж нет. Не смешите меня, «откуда мне знать»? Не с закрытыми же глазами я летал в будущее. Кое-что видел и слышал. А уж про сказки-то мне ли не знать, не через пень колода, на волшебных крыльях летел. Так что, во-первых, не сомневайтесь, – тут Аист, взяв одной ногой чашку и стоя на другой, допил кофе, – люблю колумбийское! А во-вторых, переживая нашу с вами потерю, я подумал: все ли потери – потеря. Иная потеря и не потеря вовсе, а дороже ста липовых поделок. Я это понял. Поймите и вы. И не губите себя, не казнитесь понапрасну. Все равно не дам пропасть. Вылечу. У меня для вас безотказное лекарство. Чудодейственное.
– Уж не принёс ли ты в клюве живой воды? Не дышамши летел из Индии? – горько усмехнулся я.
– И да, и нет. Пусть пока остается интрига-загадка. Рецепт на пишущей машинке. Принимать с утра. Ежедневно. А мне надо догонять стаю. Лететь придётся в три, а то и в четыре раза быстрее, пока не подсчитал скорости. Поклон коту Маркизу.
Я подошёл к пишущей машинке. На ней белый лист с заголовком «Первая улыбка», а ниже: ненаписанная сказка.
И когда наутро неуверенно с перебоями застучали клавиши, слово «ненаписанная» стало исчезать, таять.
С громким лаем вбежал Дружок, требовательно застучали в окна синицы: «Где, тинь-тинь, подсолнухи, где, тюить-фю-ить, наше масло? Совсем замерзаем». Я открыл форточку и они, осмелев, по три, по пять снова залетали по кабинету. Но главное в другом: на пороге хлопала в ладошки моя всегда сдержанная Машенька.
– Неужели нашла?
– Аист помог. Теперь всем ясно, выкрала твой ключ завистливая сорока по наущению своей хозяйки ведьмы. Не зря же Аистово письмецо было перевязано болотной осокой.
– Какое письмецо?
– Слушай всё по порядку. Выкрала сорока. Отнесла Осоке, спрятали в болоте. Аист нашёл и перепрятал, а мне, улетая, записку-памятку оставил. Мол, ищи, Маша, не далеко – не близко, не высоко – не низко, на дереве дивном с запахом неповторимым. Вот читай сам: «Заветный ключ не у ёжика колючего под беседкой живущего, не у белок прыгучих, не под старым дубом скрипучим. Не в лесу дремучем, но на дереве пахучем с иголками мягкими, неколкими. На сто вёрст такой красавицы нет. Да сиротой растёт одна-одинешенька. Вот я и решил её в сказку взять, чтобы заветный ключ тебе передать. Хоть и недалеко, найти не легко». Это он зря приписал. Я сразу вспомнила про твою ненаглядную пихту, которую крошкой, в мягком мхе, в неказистом рюкзачке привезли тебе из родных краёв, из прикамских лесов.
– Давай же ключ!
– Нет, так просто ты ключа не получишь. Аист трижды наказывал: отдать тогда, когда вспомнит и повторит его волшебную присказку. Одним словом…
И пока я уверенно повторяю: «Одним словом – два слова: надо работать», – ко мне возвращается заветный ключ.
Так и пошло, лучше прежнего работалось. Теперь мешал разве всеобщий любимец Маркиз, купил доходягу на свою голову, жалким игрушечным котёнком привёз с птичьего рынка. Подрос рыжий, окреп, осознал, кому обязан своим раздольным кошачьим житьём. И в благодарность трётся о машинку, вольготно устроившись на столе… Он тёрся о машинку и водил хвостом по страницам, чему-то улыбался и щурился, представляя как весной появятся проталинки, высохнут дорожки и они с Аистом снова станут важно прохаживаться перед розами-ругозами и рассказывать друг другу новые сказки. Не отставать же мне от них. И я дождусь дня, когда из отремонтированного старого гнезда на беседке выглянут прехорошенькие Аистята… Тут и подарю счастливой Аистихе свои «Сказки заморского Аиста». Моего дорогого Белого Аиста, который жил-был да и сейчас живёт, сказочником служит. Дел у него выше крыши, под беседкой завелись мыши, у аистят лягушки увели игрушки. А он живёт не тужит, ходит и по лужам, и к солнцу летает, устали не знает, сказки добывает.
Хорошо сказочнику с ним, и Аист на него не в обиде.
