Энцы
Баручи
Жил-был Диа и был у него брат Баручи – однорукий и одноногий. Олешков[1] у них было штук десять. Жили они вместе с матерью. Диа все время охотился, а Баручи караулил стадо.
Однажды ушли олени через речку. Баручи спросил у них:
– Почему вы ушли за речку? Почему намочили бакари[2]?
Взял он нож, с десяти живых оленей весь камос[3] срезал и произнес:
– Ходите теперь через речку босиком!
Вечером пришел Диа. Баручи спросил у него:
– Почему наши олени такие глупые, ничего не понимают? Вот они ушли через речку, и бакари намокли.
– Какие бакари? Олени бакари не носят, – удивился Диа.
– А что у них на ногах?
– У них не бакари, а камос.
– А я думал, что это бакари. Пожалел, что они намокнут, и срезал.
– Ну что ты наделал! Зачем камос ободрал? Пропадут теперь олени! – закричал Диа и подумал: «Надо Баручи где-нибудь оставить, а то он много чего натворит, если я уйду надолго».
Вот арги́шили[4] они однажды, Диа впереди шел. Вдруг он увидел озеро, во льде – прорубь. Диа позвал Баручи:
– Иди-ка сюда! Тут в проруби много народу, поют, играют!
Баручи глядел, глядел, ступил ногой в воду да и пошел ко дну. А брат его дальше отправился.
Через три дня вечером Диа заметил, что идет кто-то. Открыл дверь, а это Баручи пришел и десять больших чиров[5] принес. Баручи сказал:
– Брат, ты, наверное, меня за рыбой послал? Я принес рыбы.
«Что же он за человек? – думал Диа. – Как из проруби выбрался?»
В другой раз опять аргишили. Нашли высокое дерево, Диа поднялся на его вершину:
– Эй, Баручи! С этого дерева всю землю видно! Ох, как интересно! Иди сюда!
Баручи поднялся к брату, а Диа схватил его и привязал веревкой к верхушке дерева.
– Вот где будет твое место! – сказал, сам слез с дерева и пошел дальше.
Прошел он немного, остановился и три дня на этом месте прожил. Вечером снова заметил, что человек идет. Присмотрелся, а это Баручи.
– Брат мой, наверное, тебе нужны были дрова? Ты оставил меня их рубить? Я принес дров на целый год.
Диа ответил:
– Это опять ты, Баручи! Я же тебя крепко веревкой привязал! Ну, ладно, больше я тебя трогать не буду. Но и ты ничего не трогай, а то ведь это ты меня без оленей оставил!
Так прошло несколько дней.
Однажды решил Баручи пойти на охоту. Шел, шел и увидел большое озеро, на нем много сетей поставлено. Баручи начал вынимать сети. Рыбы в них полно! Вдруг видит: кто-то к нему приближается. А это, оказался одноглазый великан Сихио. Подошел Сихио, и спросил:
– Кто ты такой? Почему мои сети вынимаешь?
– Это мои старые сети! – ответил Баручи. – Их здесь мой отец поставил, когда я родился!
– Неправда! Это мои сети! Я их недавно поставил!
– Нет, – упрямился Баручи, – это мои сети. Давай принесем сюда шайтанов[6], у них спросим! У тебя шайтан есть?
– Есть.
– Завтра рано утром приходи сюда с шайтаном. Я тоже приду.
Утром он встал рано и крикнул матери:
– Одевайся, мать! Пойдешь со мной!
Взял он маленькие саночки, и пошли они к озеру. Баручи шепнул матери:
– Я скажу Сихио, что ты – мой шайтан. Встань на санки на четвереньки!
Старуха послушно встала на четвереньки, Баручи завязал ей лицо. Пришел Сихио, тоже саночки притащил. Баручи ему объявил:
– Смотри, Сихио, вот мой шайтан. Теперь ты своего покажи.
Сихио показал сделанного из дерева человечка – сэда.
– Теперь мы будем с шайтанами говорить, – сказал Баручи. – Я первый спрошу: «Скажи, шайтан, чьи это сети – Сихио или моего отца? Правду скажи!»
Старуха тут же сообразила:
– У-у! Это старые сети отца Баручи!
– Ну, Сихио, слышишь? Шайтан сказал, что это мои сети. Теперь ты своего шайтана спроси.
Сихио несколько раз спрашивал шайтана, а у того рта нет – как он говорить будет? Вот Баручи и решил:
– Значит, моя правда!
Сихио пошел домой, а Баручи всю рыбу из сетей вынул. Когда Сихио не стало видно, он развязал мать. Нагрузили они целую нарту рыбой и отправились домой.
Как появились олени у самату
Люди из рода самату[7] были раньше безоленными. В давние времена жил один оленный человек из рода муггади. У него оленей было очень много, а у самату же были только собаки.
Однажды муггади ушел погостить к самату-старику. Жило он около рыбного озера. Огонь он разжигал тальником, потому что дров у него не было. Пришел к самату оленный муггади и сказал:
– Эй, дядя, у тебя есть собачонки? Продай-ка мне пару собак.
Самату ему ответил:
– Ну, бери. Есть у меня собаки. А ты что можешь дать мне взамен?
– Оленей у меня полное стадо. Много! Никак не могу их без собак собрать.
Старик-самату спросил:
– Сколько возьмешь собак за своих оленей?
Тот ответил:
– Не знаю. Смотря как ты будешь ценить собак?
Тогда старик-самату предложил:
– Ты давай мне двух оленят, одну важенку[8] и одного быка. Больше ничего не возьму. Может быть, у меня тоже олени будут.
– Ладно, – согласился муггади, отдал оленному старику двух собак и взял за это двух оленят.
Стал старичок своих оленят кормить. Так и жил. Спросил он оленного муггади:
– Откуда ты пришел? Какого рода-имени?
– Как же я тебе скажу о своем роде, о моем имени, – ответил ему муггади. – Ты сам про это узнай.
– Как я скажу тебе о твоем роде? – удивился самату – Может быть, ошибусь я или нет, но ты называешься Тысланга[9].
Муггади улыбнулся:
– Ладно, это правильно. Я тебе двух оленят дал. Хорошо, что ты угадал, кто я. Эти оленята у тебя вырастут.
Тот самату был не очень старым. Тысланга ему велел:
– Если ты ребенка найдешь, то давай оленей бедным людям. Кто бы ни пришел к тебе с просьбой, никогда не отказывай. Но если будешь отказывать тем, кто нуждается, все равно я об этом узнаю, потому что я тебя всегда увижу.
С тех пор появились олени у человека из рода самату.
Найденные люди
Один человек из рода самату ушел промышлять диких оленей. Прямо перед собой увидел он в тундре двух человек: мужчину и женщину. Стал их догонять на оленях и поймал. В руках у них были оленьи рога. Связал их самату ремнями, положил на нарту и привез домой.
У этого старика были сын и дочь. Когда старик-самату привез пойманных им людей домой, то закричал:
– Эй, сын! Поймал я двух людей. Кто они такие, не знаю. Может быть, заблудились. Давай, тащи их в чум.
Пришел сын старика и спросил этих людей:
– Откуда пришли вы?
Они молчали, но как почуяли человеческий запах, так и запрыгали. Сын удивился и обратился к отцу:
– Что же делать будем с ними?
Старик подумал-подумал и сказал:
– Замотай веревкой да веди в чум, что-нибудь придумаем.
Бросили их в чум. Старик собрал стадо оленей и забил одного олененка. Взял свежую кровь и вымазал ею лица у привезенных людей.
Старик спросил:
– Ну, откуда пришли? Или заблудились? Таких людей я никогда не встречал.
А они сидели и молчали. Тогда старик, повернувшись к сыну, заговорил:
– Ну, сынок, неси-ка мне бубен шаманский.
Стал старик шаманить. Камлал[10] он два дня и шепнул своей старухе:
– Знаешь, эти люди не заблудились, просто они сами пришли. Я высмотрел их следы, откуда они брели. Следы тянулись из того места, где находится земля злого духа. С той земли убежали эти люди. Нет у них никаких родственников. Никто не придет за ними.
Пролетели три дня. Старуха варила обед. Как привезли этих людей, трое суток их не кормили. Через три дня старик говорит:
– Вари, старуха, им что-нибудь.
Дали им мясо на тарелке. Не едят они его. Спросил старик:
– Почему не едите?
Молчат они, говорить не могут. Махать руками стали, знаки оказывать. Старик к жене обратился:
– Ну, давай, рыбу вари! Раз они оленье мясо не едят, может быть, рыбу станут есть.
Дали им рыбу. А они и не взглянули. Молчали да руками знаки какие-то подавали. Рассердился старик:
– Ну что вам надо?
А они молчали, да и все. Тогда старик и решительно сказал:
– Давай-ка, старуха, разводи костер.
Развела старуха костер. Достал старик оттуда два полена и давай ими тыкать в рот людям. Все равно молчат.
Старуха предложила мужу положить их спать. Так и сделали. Уложили их спать. Старик шепнул старухе:
– Смотри ты, не вставай рано, может быть, что-нибудь будет.
Спичек раньше не было, поэтому старик велел жене:
– Ты оставь огниво, кремень и трут около очага. Может быть, что-нибудь будет.
Легли спать. Утром старик все увидел и услышал, только лица своего не показал. Проснулась привезенная женщина, и мужчина ей сказал:
– Долго же мы человека мучаем, давай разжигай своим родителям огонь.
Разожгла она огонь и закричала:
– Отец и мать! Пора уже вставать вам, горит огонь, в чуме тепло.
Встал старик со старухой и дочь их с сыном – все встали. Подала старуха привезенным людям мясо, а они как заговорили:
– Мы едим не это. Найдите нам другую еду. Такое мясо, какое вы нам даете, мы не едим. До прихода к вам мы питались только тем, что растет на земле.
– Хорошо, – ответил старик, – мы соберем вам еду, растущую на земле.
Нашли им такую еду, приготовили, накормили, потом снова спросили:
– Откуда же вы пришли, скажите нам.
Они и ответили:
– На землю, которая называется дясюдэ, отец послал нас жить просто в виде диких людей. Он сказал, что дикие люди не будут одни. Кроме диких людей, на земле есть олени и многое другое. Ты, дядя, поймал нас, привез к себе. Теперь уже не будет на земле диких людей.
Потом они стали спрашивать:
– Скажи нам, отец, какие есть племена и роды? Каких родов меньше на земле?
Старик им ответил:
– На всей земле живет моя родня.
Так пожили несколько лет у старика привезенные им люди. Потом он произнес:
– Ну, ребята, идите и стройте свою землю. Я дам вам оленей, собачонок и одежду. Будете носить одежду такую же, как и мы.
Потом добавил:
– Только, ребята, не забывайте меня. Когда я вас побил горящими головешками, тогда вы стали людьми. Этот огонь вы берегите. Он будет вас охранять.
О мальчике и чудесной птице
Живет старик со старухой. Сами они худенькие, и ребенок у них маленький. Все играет он один. Где взять ему товарища? Поставит полено, будто оленя, рога к нему привяжет или зайца из тальника[11] смастерит.
Как-то говорит малыш отцу:
– Сделай мне, отец, лук и две стрелы. Я буду стрелами играть.
Отвечает ему старик:
– Уйти за стрелами ты можешь, но потом чум не найдешь.
– У меня ведь глаза есть. Почему же я чум потеряю?
– Нет, – говорит отец, – рано тебе еще стрелы пускать.
Просил мальчик три дня. Сделал отец ему на третий день лук и две стрелы. Мать ворчит:
– Чего ты ребенка в чуме держишь? Пусть он на улице играет. Для того ты ему лук и сделал.
Стал играть мальчик на улице. Поставит палку – в цель попадет. Другую поставит – опять попадет. С утра до вечера играет, только спать в чум приходит. Где же ему товарища найти?
Чум старика стоял на берегу реки, заросшей тальником. Пошел мальчик вдоль реки. Поставит цель, выстрелит и снова идет. Идет-идет и видит у реки яр[12]. Дошел до него и стал думать: «Где же он находится, близко ли, далеко ли от чума?»
Смотрит – стоит большая черная птица ниохи, похожая на орла. Подошел мальчик поближе к птице ниохи и заплакал. Позабыл, где он находится, не знает, где чум.
Говорит тут ниохи:
– Что ты плачешь? Иди сюда. Я ведь умею говорить человеческим голосом.
Подошел мальчик и видит, что у ниохи голова большая и крылья огромные.
– Есть ли отец у тебя, младенец? – спрашивает птица.
– Да, есть.
– А мать?
– И мать есть.
– Зачем же ты пришел сюда?
– Случайно я попал сюда. Шел-шел и тебя увидел. Увидев тебя, испугался.
– Но ты ведь не знаешь меня?
– Нет.
– Хорошо, что ты пришел сюда. Ты поможешь мне.
– Чем же?
– В одном крыле у меня сломана кость.
– Что же мне делать?
– Ведь твой отец – кузнец. Он умеет ковать железо. Скажи ему, чтобы он сделал мне кость, а пока ты перевяжи мое крыло.
– Ладно, скажу.
– Скажи ему: коли он мне крыло поправит, то большой за это выкуп получит. Нет у меня сил подняться отсюда. Упала я на поганую землю.
Ушел мальчик к отцу. Дошел до чума.
– Нашел, – говорит, – птицу ниохи. Просит она, чтобы ты ей кость сковал.
Отвечает отец:
– Не умею.
– Хотя и не умеешь, но надо сделать.
– Как же? Не умею я.
– Надо за три дня сделать.
– Правду говорю я – не умею.
Тут старуха вмешалась:
– Как же не умеешь? Постарел, что ли? Ведь любое железо куешь. И кость надо птице сделать.
На четвертый день говорит старик:
– Ну, ждите. Ложитесь спать. Буду ковать.
Старуха с ребенком легла.
Старик в тальник отправился. Далеко от чума в яме железо нашел.
Сделал за ночь кость – как гусиное крыло.
Утром, когда встали сын с матерью, пришел старик и говорит:
– Ну, сынок, иди, бери! Сделал я крыло.
Пошел мальчик. Где была птица, там и стоит. Увидела его ниохи и заговорила:
– Ах, как хорошо, что все-таки ты пришел. Принес ли?
– Принес, – отвечает мальчик.
– Теперь сиди здесь шесть дней. Я пришлю с тобою плату отцу.
Улетела птица в небо, как самолет. Не видно ее. Ждал мальчик пять дней, на шестой пошел к тому месту, где впервые птицу увидел; сидит здесь женщина и на воду смотрит.
– Эй, парень, иди сюда! – кричит женщина.
Направился к ней мальчик. Один глаз у нее нормальный, а другой – железный. Одна рука и нога нормальные, другие – железные. Идет ребенок к ней поближе, но не видно ее. Тонкое дерево, похожее на амулет, стоит. Говорит мальчик:
– Я-то думал – человек. Что ты шутишь? Не играй! Ведь ниохи обещала плату послать. Если это правда моя плата, то не шути.
Стал ближе подходить и видит только черный камень.
– Что же ты опять играешь? – всхлипывает мальчик. – Я боюсь.
Снова подходит и видит, что ничего железного нет, а стоит настоящая женщина.
– Ты муж мой! – воскликнула она. – Меня послал мой отец, ниохи. Ты сделал ему руку. Если бы не ты, то погибла бы моя земля. Скоро придут мои олени. Аргишей у меня много. Вместе будем спать.
Говорит тут парень:
– У меня ведь поганая малица[13]. Как спать-то будем?
– Ничего. Я не боюсь.
Легли спать. Ночью парень подумал: «Моя жена в трех видах была – камнем, деревом, железом, потом снова женщиной стала».
Просыпается он и видит, что олени пришли. Смотрит, что двенадцать нарт стоят: десять больших, одна женская, одна лишняя.
– Моя, видно, – говорит парень.
На одних нартах положены чумовые шесты, на другую – нюки[14]. И лишние есть олени. За большими аргишными нартами идут пятнадцать оленей.
– Я, – говорит парень, – думал, что это не настоящие олени. Оказалось, нет, настоящие.
Худенькая важенка привязана к санкам с чумовыми шестами. За ней пятнадцать мелких оленей. Жена говорит:
– Ну, поедем! Где твой чум? Вот тебе нарты, бери их. Это тебе мой отец послал.
Сел он на нарты и говорит:
– Я не знаю, как ловят оленей.
Едва-едва поймали оленей, и поехал парень с женой к своему чуму. Подъезжают, жена велит парню:
– Остановись.
Пустили оленей, сделали чум и весь день к отцу парня не ходили. А из чума будто три стало. Один с виду как каменный. Тот исчез, и кажется, что огонь горит, потом снова чум настоящим стал. Говорит жена:
– У тебя-то отец есть. Ты иди к нему. Только там долго не гости.
Пришел парень домой и узнал, что умер отец его, умерла и мать. Тут стала говорить жена:
– Давай кочевать станем. Тот чум не будем ломать.
Прошло время, и стали у женщины дети рождаться. Дети вырастают в женщин, и снова у тех появляются дети. У той женщины двадцать пять детей было. И пошли от одного этого человека различные народы. Так, говорят, появились на свете многие племена от этих двадцати пяти детей. Разошлись эти племена по тундре в разные стороны.
Перестали враждовать
Когда был жив мой дедушка, тогда еще был жив и прадед. Прадед рассказывал:
– Жили трое мужчин Соваловых, были они все трое шаманами. В то время жила родня Соваловых – Набаго. Тогда же жили здесь люди из рода Лодосэда, а также юраки – из берегового рода. Юраки на моих родственников хотели войной идти. Был у нас выбран старейший из Соваловых. Этот наш главный-старейший говорит:
– Ну, что будем делать? Давайте решать станем. Все равно нам воевать придется.
Тут три шамана Соваловы стали говорить:
– Мы не дадим людей убивать. Пока живы, этого не будет. Какая из этого польза?
Собрали весь народ: Соваловых, Лодосэда, Набаго. Здесь же был еще один род – Навагой-ининдэа. Люди из этого рода отличались удалью. Вот из этого рода пришел один парень. Молодой, неженатый, говорит он нашему хозяину-старейшему:
– Кто пойдет в разведку юраков смотреть?
Юраки хвалились тем, что они придут тогда, когда солнце уйдет высоко в небо. Старейший на это говорит:
– Время уже пришло. Солнце поднялось выше леса. Наверное, скоро юраки придут.
Когда собрались люди из разных родов, то их чумы были окружены изгородями. Тот молодой парень говорит:
– Ну, ладно, я пойду на разведку. Каких быков мне запрягут в нарты? Ваши быки плохие, а у меня есть важенка, только ей бы пару.
В те времена хореи были короткие, всего лишь четыре метра длиной, и нарты небольшие, только на четырех копыльях. Стали спрашивать у народа, у кого еще найдется такая шустрая быстроногая важенка, чтобы с другой запрячь. Люди настаивают:
– Такая важенка с другим оленем не пойдет.
Тут парень из другого рода говорит:
– У меня есть лончак[15] от важенки, но думаю, что его можно запрячь с матерью. Беда, какой резвый, шустрый!
Старые же люди говорят:
– Ничего, пусть лончак будет в паре.
Вот и теперь за Енисеем против Дудинки есть безлесный хребет Бухуча. Чумы тех людей были на другой стороне Енисея, где стоит Дудинка. Нарты того молодого человека перерезали Енисей по направлению к хребту Бухуча.
Так и поехал тот человек на нарте, запряженной важенкой с лончаком. Доехал до хребта Бухуча. От хребта проехал еще одну остановку, осле нее решил отдохнуть. Курит, ничего не говорит. Молчит.
Вдруг со своего высокого места видит, что перед ним показались одни нарты. Потом впереди прошло столько народу, что резко потемнело. Это были юраки. День стоял безветренный, и слышал парень, как юраки шептались:
– Нада! Нада!
Предводитель юраков подтвердил:
– Да! Самату пришел. Давно, видно, пришел, нас ждет. Надо, чтобы двое на нартах объехали хребет и окружили пришельца. Если нам удастся его вовремя окружить, то не сможет он унести слова о нашем приходе.
А парень-то все слышит. Положил он хорей на нарты, лук в руки взял. Приготовившись к бою, закурил еще раз. Окружают его с двух сторон юраки, а он себе покуривает. Когда они показались совсем близко, он спрятал трубку и пустил свою важенку. Мчится она так, что не могут догнать ее стрелы. Отстают юраки. Закрутил он на руку вожжу. Несется важенка так, что нарты только подпрыгивают, с боку на бок переваливаются.
Призадумались юраки:
– Ежели он такой удалый, то дома у него, наверное, еще удалее люди есть.
– Пусть и еще удалее его есть, но все-таки надо попробовать, – ответил их предводитель.
Примчался парень в свои чумы и рассказал про юраков. Приготовили люди все свои луки и вышли за изгородь. Но парень проложил своими нартами путь для юраков, и они примчались по его следам. Нарты они далеко привязали; сняли сокуи[16] и пришли к парню-самату. Трое Соваловых тогда здесь были.
Началась битва. Стреляли из луков. В перестрелке убили двух или трех юраков, но у самих потерь не было.
Парень, ездивший на разведку, охранял чумы. Женщины куда-то ушли, в чумах их не было. Один мальчик ушел дальше изгороди, видно, за отцом направился. Увидел его тот парень и бросился за мальчиком, чтобы в чум привезти. Когда он шел за ребенком, юрацкая стрела вонзилась в его лопатку, упал парень. Если бы летела стрела спереди, то никогда бы в парня не вонзилась, такой он был верткий! Ведь с задней стороны стрелу пустили, сзади-то глаз нету! Еще одному брату из трех Соваловых попала в ногу стрела юраков.
Наконец наступило перемирие. Юраки гостили у энцев. Мужчина с простреленной ногой выжил, а парень, спасавший ребенка, умер. Так юраки ушли от энцев. Оставшиеся два здоровых Соваловых стали камлать, говоря:
– Не будем бросать третьего. Поймайте большого быка или оленя и убейте.
Убили быка, взяли у него кость с бедра, очистили и вставили раненому. Кость была короче, и человек стал хромать.
В Новый год хромой Совалов отправился в гости к юракам, захватив с собою несколько своих людей. Тут один юрак говорит:
– Ведь я же в этого человека стрелял, а он жив. Дух, что ли, он? Поймайте ему оленей в подарок. Больше не будем воевать. Помирились ведь мы.
Дал он ему двух быков, тушу мяса в его нарты положил. Вот вся история про тех Соваловых.
Священная ель Киху казы
У реки Большая Хета есть небольшой лес и озеро. С давних пор это место называется Томбе, по-ненецки Тампей. Там жил шаман Дели. У него были жена и сын.
Однажды сын говорит отцу:
– Вот видел я сон. Во сне я услышал голос Бога. Он как будто сказал мне, что где-то есть одна священная ель с семью разветвлениями. Эта ель качается на ветру и поет, обращаясь ко мне: «Приди, приди, приди!» Уже сколько раз я видел эту ель во сне и слышал голос Бога. Я боялся тебе, отец, об этом говорить. Однако больше молчать не могу. Может, приготовимся и будем аргишить на то место, где стоит священная ель?
Шаман Дели, услышав такие слова сына, был крайне удивлен. Он не мог понять, как сын, не будучи шаманом, мог слышать голос самого Бога, да еще видеть священную ель, которую даже опытные шаманы видят лишь в редких случаях. Шаман Дели долго молчал, обдумывая слова сына, а потом заговорил:
– Сын, я не могу тебя понять. Даже если ты и услышал во сне песню священной ели, то где мы ее найдем? Неужели мы будем ездить по всей Большой Хете и осматривать каждую ель? Это безумие! Мы проездим целый год, оленей зря будем мучить, но, возможно, так ничего и не найдем. Я так думаю: сын, если ты на самом деле слышал голос самого Бога, то попытайся вспомнить, что он тебе говорил. Не указал ли он тебе точное место, где можно найти ель?
Сын ничего не смог ответить отцу, и разговор на этом закончился.
Прошел один месяц, наступил март. Хоть солнышко уже довольно высоко, но в тундре еще холодно. Некоторые стойбища уже начали аргишить на север, к весенним местам отела[17] оленей.
Сын шамана Дели как-то вечером сказал:
– Отец, я во сне видел дорогу, по которой мы будем аргишить на священное место. Я опять слышал голос Бога и пение ели. Мы должны аргишить через реку Малая Хета к Енисею. Сначала пересечем одну возвышенность и найдем две сопочки, поросшие елью, там и будет священное место.
Услышав эти слова сына, шаман сказал:
– Хорошо, что ты узнал то место, куда мы должны аргишить. Я, конечно, хотел бы аргишить в тундру со всеми людьми к местам отела. Но если ты опять услышал голос самого Бога, то надо аргишить на священное место.
Шаман стал готовиться: поймал тридцать ездовых оленей, с собой взял сына, жену и еще одного работника на случай, если некому будет оленей караулить.
Путь оказался далеким и трудным. Сделали целых четыре аргиша с небольшими остановками. Шаман очень торопился и тараторил:
– Нам надо ехать быстрее. Пока доедем до священного места, пока идол сделаем, настанет апрель. Когда же мы успеем аргишить в тундру? Ведь отел оленей приближается!
Наконец-то шаман и его люди достигли нужного места. Поставили чум недалеко от озера в лесной местности, примерно пятьдесят километров на юг от современной Дудинки. Озеро было такое, что не каждый его заметит. Там так много островов, что не поймешь, с какой стороны подойти. Но шаману Дели это озеро было давно и хорошо известно. Он не раз проезжал мимо на оленях.
Вечером за ужином шаман сказал сыну:
– Я знаю это рыбное озеро. Правда, больших чиров[18] здесь нет, но сигов можно ловить сколько хочешь. Пока сделаем священную санку и положим идол, можем и порыбачить. Перед аргишом в тундру запасемся рыбой.
Шаман с сыном поставили сеть, а потом стали осматривать лес, чтобы найти подходящий материал для изготовления священной санки. Сделали заготовки. Дерево рубил только сам шаман, сыну нельзя было это делать. Он хоть и слышал голос во сне, но все-таки еще не был шаманом. Он мог только передавать услышанное отцу.
Когда вечером шаман и его сын вернулись в чум, они обратили внимание на те две сопочки, поросшие елью.
Сын сказал:
– Отец, смотри, что там? Или огонь горит, или что-то светится? Может, костер горит? Но нет, на настоящий огонь не похоже.
Шаман Дели сказал:
– Это не простой огонь. Ты видишь свет той ели, которая тебе во сне песни пела. Эта ель принадлежит самому Богу. Простой человек не имеет права к ней подходить.
На следующий день шаман приступил к изготовлению священной санки. Он все делал сам, а сын только сидел рядом и говорил отцу, как что делать. Он, наверное, во сне видел все части священной санки. К вечеру санка была готова, осталось только положить на нее оленью шкуру. Но шаман решил, что это делать надо завтра. Когда солнце уже село, таким священнодействием грех заниматься.
Сын велел:
– Отец, поставь эту санку подальше от чума, где земля совершенно чистая и никто не ходил. Санку ты сделал из ели, ничто не должно ее осквернить, никто не должен к ней подходить.
Шаман положил священную санку на нужное место, они пошли в чум, поели и легли спать.
Утром, после завтрака, сын шамана опять заговорил о сновидении:
– Отец, я не могу спокойно спать. Всю ночь во сне слышал пение священной ели. Сам Бог мне не дает покоя. Скорей заканчивай снаряжать священную санку! Теперь надо забить оленя. Во сне я видел, что олень должен быть трехгодовалым самцом. Отец, давай быстрей забивать оленя!
Шаман Дели пошел с сыном в стадо и поймал как раз такого оленя. Потом забили его и кровью обмазали все части священной санки. Шкуру жертвенного оленя сняли с рогами, с копытами и накрыли ею всю санку. Рога оставили на лбу.
Когда закончили священнодействие, сын опять заговорил:
– Отец, запряги в эту санку двух оленей и отвези ее к тем двум сопочкам, где в прошлый раз видели ель, от которой исходит свет. Поставь санку передом в сторону восхода солнца. Когда вернешься, начнем делать мне бубен и шаманскую одежду. Теперь, когда в нашу санку поселится идол, я смогу приступить к камланию.
Шаман Дели сделал все так, как велел сын. Может, он и не хотел выполнять просьбы сына, не считая его настоящим шаманом, но отказаться не мог. Если сын видел шаманские сновидения и слышал голос Бога, то как теперь не выполнить его просьбу?
Сначала Дели сделал бубен для сына, а мать тем временем сшила шаманскую парку и шапку. Все очень торопились, так как надо было срочно уезжать отсюда и аргишить в тундру, чтобы не опоздать к отелу оленей.
Когда бубен и одежда были готовы, наступил момент, когда сын шамана Дели мог начать первое камлание. Он сел на специально приготовленное в чуме место, где была постелена шкура дикого оленя, взял бубен в руки и запел.
Шаман Дели слушал пение сына и ничего не мог понять, хотя уже давно был опытным шаманом и сам не раз исполнял шаманские священные песни, которые обычно не понятны простому человеку. Как ни старался он понять пение сына, ничего не получалось. Прервать сына и спросить, о чем песня, шаман, конечно, не мог. Это было недопустимо. Шаман предположил, что сын, по всей вероятности, поет ту же песню, которую ему во сне пела священная ель.
Сын закончил петь, отложил бубен в сторону и объявил:
– Отец, теперь слушай внимательно! Священная санка, которую ты оставил у тех двух сопочек, поросших елью, теперь уже не пустая. В ней есть хозяин по имени Нумгыпой. Он будет идолом нашего рода. Куда бы мы ни аргишили, всегда будем возить его с собой. Правда, я не знаю, как выглядит хозяин нашей священной санки. Но, отец, у тебя есть медные очки. Когда поедешь к этой санке, загляни внутрь, но только через очки и только одним глазом. Второй глаз зажмурь! Отец, ты будешь один смотреть на хозяина нашей священной санки. А все мы, остальные, отвернемся. Нам нельзя смотреть. Даже я смотреть не буду, хотя уже совершил первое камлание.
Когда сын закончил говорить, семья поела, затем поймала оленей и поехала к сопочкам, где раньше было видно что-то светящееся. Шаман Дели ехал впереди.
Доехав до священной санки, Дели надел медные очки, один глаз крепко зажмурил. Он приподнял оленью шкуру и, глядя одним глазом, увидел хозяина священной санки – Нумгыпоя. Было отчетливо видно какое-то человекоподобное существо, на теле которого сияло семь звезд.
Как только шаман Дели увидел существо, оленья шкура вдруг сама свернулась, как будто закрывая внутри себя какой-то предмет. Шаман ощупал эту шкуру и убедился, что внутри есть идол. Потом шаман подошел к сыну и сказал:
– Сын, теперь ты – настоящий шаман. Теперь я верю, что ты на самом деле видел вещие сны. Кажется, мы обрели идола от самого Бога. Дальше не будем медлить: хорошо завяжем идола на санке, запряжем оленей и будем быстро аргишить домой. Весна нас торопит, скоро отел оленей. Однако, сын, прежде чем тронуться в путь, мы обязательно должны забить еще одного оленя и покормить не только самого идола, но и то место, где его нашли.
Забили оленя и совершили священнодействие. После этого вернулись на свое прежнее стойбище, а затем начали аргишить в тундру.
Прошло еще несколько лет, и шаман Дели умер. Священная санка с идолом Нумгыпоем осталась сыну, и он возил ее везде, где бы ни аргишил. Когда он прожил свою жизнь и умер, санка с идолом была положена рядом с его могилой. У него сына уже не было, и священную санку никто не унаследовал. Что потом было с этой санкой и идолом, теперь уже никто не знает.
Шаман-сова
Когда-то жили три брата. Все они были из рода энцев пя бай. Братья были женаты. У старшего брата – четверо детей, у среднего – двое. У младшего брата не было ни одного ребенка, хотя с женой он жил уже больше года. Братья занимали одно стойбище, но каждый имел свой чум. Чумы старших братьев стояли почти рядом, чум же младшего брата стоял чуть в стороне.
На стойбище этих энцев жил шаман. Он влачил одинокое существование: жена у него давно умерла. Своего чума он не держал, жил у среднего энца. Говорят, он был сильным шаманом. Если его просили, надевал шаманскую парку, доставал из санок бубен и камлал: или людей лечил, или узнавал, куда пропали олени, или предсказывал удачу или неудачу охоты на диких оленей.
Однако люди боялись шамана. Потому боялись, что он мог превратиться в птицу или зверя и удалиться в лес на длительное время. Погуляв где-то в виде птицы или зверя, шаман возвращался на стойбище как человек. Вот таков был шаман.
У братьев оленей было немного, всего около ста голов. На аргиш их было достаточно, но на мясо не забивали. Ездили охотиться на диких оленей, хорошо промышляли. В каждом чуме было в достатке и мяса, и шкур. На охоту ездили в тундру, дикие олени обитали и на камне, но братья боялись ездить туда. В горах можно было погибнуть от стрел татуированных эвенков. Век ходили вести, что люди уезжали в камень промышлять диких оленей и больше не возвращались. Женщины и дети тоже пропадали. Татуированные эвенки, убив мужчин, приезжали и забирали их семьи. Больше о них ничего не было слышно. Вот потому братья в камень не ездили, хотя, может быть, и хотели. Что в тундре добудут, того и хватит.
Жили они, жили, однажды, как обычно, собрались и уехали промышлять диких оленей. У старшего брата был олень-манщик[19]. Он, конечно, забрал его с собой. Старший брат с этим манщиком легко подкрадывался к табуну диких оленей, и потом, когда олень сцепится рогами с каким-нибудь самцом, он подбегал и колол второго ножом. Младшие братья манщиков не имели, они просто с луком и стрелами в руках подкрадывались к диким оленям и убивали того, кого могли. Вот такая у братьев была охота.
То ли конец февраля наступил, то ли начало марта. Солнце светило уже высоко, день был не короткий. Братья уехали, а жены и детишки остались в чуме, а про шамана речи не было, он на охоту не ездил: или в чуме сидел, или, превратившись в птицу, улетал в лес. Женщины в то время, когда мужья были на охоте, в чумах огонь не топили, чтобы дыма не было видно, детей на улицу не пускали. Как будто в чумах никого нет.
Как братья уехали на охоту, так целый день и прошел. Ведь диких оленей не сразу найдешь. Да еще смотреть надо, как бы они не поймали запах людей, а то так далеко убегут, что целого дня не хватит, чтобы их догнать. Можно и вернуться в чум с пустыми санками. В тот день братья добыли четырех диких оленей. Младший брат хотел было еще поездить в поисках диких оленей, но старший брат возразил:
– Не надо больше ездить. Солнце уже идет к закату, будем возвращаться в чум. Того мяса, что добыли, хватит на долгое время.
Как сказано, так и поступили. Братья вернулись с добычей на стойбище, распрягли оленей, и каждый направился в свой чум. Вдруг выяснилось, что случилось большое несчастье. Младший брат вошел в свой чум – а жены-то нет! Что такое, куда подевалась? Он сразу же побежал в чум старшего брата и рассказал о случившемся. Старший брат ничего не знал, жена его тоже. Она сказала:
– Я весь день просидела в чуме, на улицу не выходила. Дети тоже в чуме играли, на улицу я их не пускала. Никто не приходил. Я не слышала ни шума, ни разговоров.
Старший поднялся с постели и с младшим брат пошел в чум среднего, там тот же разговор завели. Средний брат ничего не знал, жена тоже. Она сказала, что весь день не выходила из чума. Шамана в чуме не было: куда-то ушел и еще не вернулся.
Что теперь делать? Мужчины пошли к крайнему чуму и стали осматривать землю, может, заметят следы чужака. Уже стало темнеть, однако старший брат все же нашел следы, кажется, следы от тунгусских бакарей. Как будто кто-то пришел со стороны камня и обратно ушел.
Заметив следы, старший брат объявил:
– Теперь, кажется, я понял, какое нас постигло несчастье. Я думаю, какой-то тунгус подкрался к нашему стойбищу и украл жену моего младшего брата. Ну, теперь что сделаем? Уже темнеет: днем пошли бы по следам. Однако теперь как пойдем? Ты, младший брат, тоже дурак! Зачем ты век оставляешь жену одну сидеть в чуме? Разве она не могла пойти в соседний чум на то время, пока мы на охоте? Теперь где искать будешь? Или пойдешь по следу тунгуса? Если ты пойдешь, то пропадешь. Эх, ладно, сделаем по-другому: как только шаман вернется, мы попросим его камлать. Пусть камлает всю ночь. Он узнает все, что случилось. Думаю, нам придется воевать с тунгусами.
Услышав слова старшего брата, младшие ничего не сказали. Что поделаешь, надо ждать шамана. Старший и средний пошли в свои чумы. Младший брат решил ночевать в чуме среднего. Вскоре вернулся шаман. Никто не спрашивал, где он был или что делал, подумаешь, ходил, так ходил. Шаман сел на постель, и теперь ему рассказали о большой беде.
Шаман сказал младшему энцу:
– Ты не виноват в том, что твою жену кто-то украл. Ты ездил на охоту, добывал диких оленей. Теперь так решим: принесите из моих санок шаманскую парку и бубен. Я буду камлать. Посмотрю, по какой дороге пришел вор и кто он такой.
Принесли парку и бубен. Шаман оделся, приготовился, нагрел бубен и стал камлать. Люди сидели и ждали конца камлания, никто не ложился спать. Даже жена среднего брата, у которой был малолетний ребенок, не легла. Шаман камлал долго. Когда он кончил, было уже за полночь.
Шаман отложил бубен в сторону и заговорил, обращаясь младшему энцу:
– Твою жену похитил татуированный тунгус, предводитель тех тунгусов, которые стоят стойбищем в камне. Тунгус давно наблюдал за нашими чумами, ждал, не уедут ли мужчины на охоту. Он заметил, что твой чум стоит в стороне, что в чуме только одна женщина. Тунгус ночевал в лесу, ожидая дня твоего отъезда на охоту, и дождался. Ты уехал, оставив жену одну в чуме. Было бы лучше, если бы ты велел ей пойти в чум старшего или среднего брата, но ты так не сделал. Твоя жена осталась в чуме.
После твоего отъезда тунгус подкрался к стойбищу и неожиданно вошел в твой чум. Жена даже не успела крикнуть: он зажал ей рот. Потом вытащил женщину из чума, взял ее в охапку и быстрыми шагами убежал в лес. Если бы хоть один человек был на улице, то заметил бы это похищение. Однако никто из чумов не выходил, ни женщины, ни дети. Вот как тунгус похитил твою жену. Я проследил всю его дорогу. Он долго брел по лесу, не раз останавливался для отдыха. Однако дошел до стойбища и теперь в своем чуме держит твою жену. Это богатый тунгус. У него уже есть две жены и вот теперь достал третью.
Теперь надо размышлять, как вызволить твою жену. Я буду думать. Ты ложись спать, и все остальные тоже пусть ложатся.
Услышав эти слова шамана, уставшие люди пошли спать.
Настал следующий день. Все встали, поели, мужчины вышли из чумов. Вышел и шаман. Он подошел к старшему энцу и объявил:
– Теперь ты и твои братья слушайте, что я придумал. То, что татуированный тунгус похитил жену твоего младшего брата, конечно, большая беда. Однако, я вот что хочу сделать: ты и твой средний брат оставайтесь на стойбище. Если хотите, можете поехать на охоту. Не хотите, сидите в чумах. Я отправлюсь в путь только с младшим братом. Не думай, что я буду воевать с тунгусами. Нет, не буду. Я хитростью и шаманской силой вызволю женщину.
Потом шаман обратился к младшему энцу:
– Собирайся в путь! Лук и стрелы ты, конечно, возьмешь, но воевать тебе не придется. У тебя есть тунгусская парка и бакари. Бери их с собой! Потом увидишь, что они тебе будут очень нужны. Я пойду с тобой, чтобы говорить тебе, что и как делать. Однако все время с тобой я не буду. Я превращусь в сову, буду летать и смотреть, где что и кто. Буду смотреть, в каком чуме твоя бедная жена. У тунгуса чумов-то много. Ты как знал бы, к какому чуму подойти? А я тебе покажу. Теперь иди, собирайся в дорогу!
Услышав решение шамана, старший и средний брат сказали, что никуда не пойдут, будут чумы караулить. Все-таки боязно куда-либо ездить. Вдруг еще придут татуированные тунгусы. На охоту не поедут, вчера добыли диких оленей, этого пока хватит. Младший брат побрел в свой чум собираться.
А, дальше-то что рассказывать? Младший энец и шаман отправились по следам тунгуса в камень. Шли, конечно, долго. Этот день миновал в пути. Никого не нашли, никого не увидели, ночевали прямо в лесу. Только на следующий день показался аргиш тунгусов. Оказывается, тунгусы снялись с прежнего стойбища и аргишат на новое место. Видно, впереди едет богатый тунгус-предводитель, за ним следуют три женские упряжки. Наверное, две его жены и третья, похищенная женщина. Позади аргиша – работники, человек пять или семь, пешком гонят большое стадо оленей.
Шаман шепнул младшему энцу:
– Вот теперь смотри, что будем делать: мы расстанемся. Если бы я с тобой остался, то не было бы в том никакой пользы. Я превращусь в сову, и буду летать, куда хочу. Теперь одевайся в тунгусскую одежду, а потом незаметно подойди к стаду оленей и вместе с работниками гони их. С тунгусами много не разговаривай, а то заметят, что чужой человек! Если кто-нибудь из работников спросит, как ты здесь оказался, то ответишь, что хозяин нанял на работу. Много не болтай, скажешь слово и молчи! После аргиша остановись в чуме работников, не показывайся на глазах предводителя! Сиди в чуме, молчи. Не ходи по другим чумам, не спрашивай про жену. Я буду думать о твоей жене. Хорошо помни мои слова! Не будешь слушаться – пропадешь.
Сказав эти слова, шаман встряхнулся всем телом и превратился в белую сову. Тут же и улетел куда-то. Энец остался один. Теперь что делать? Надо выполнить наказ шамана. Переоделся младший брат в тунгусскую одежду, свою спрятал в снегу. Тем временем бо́льшая часть аргиша уже прошла, рядом появились олени. Энец подошел гнать этих оленей, притворившись работником тунгусского предводителя. Может, другие работники заметили нового работника, может, нет. Никто ничего не сказал, не спросил. Стадо большое, оленей много, надо же кому-то работать. Тунгусы уже стали стойбищем, видно, некоторые женщины чумы поставили, некоторые еще ставят. Работники пошли в свой чум, энец туда же.
Когда вошли в чум и сели чаевать, один из работников спросил энца:
– Ты кто будешь? Ты вместе с нами гнал оленей. Однако откуда ты пришел?
Энец ответил:
– Откуда я приду? Хозяин нанял меня на работу. Я бедный тунгус, только на лице у меня нет татуировки, мать еще не сделала. Я живу только со старой матерью, отца у меня уже давно нет. Оленей у меня совсем мало, еле на аргиш хватает. От большой бедности я нанялся работать у богатого тунгуса.
Работники сказали:
– Ладно. Что мы скажем? Если хозяин тебя взял на работу, то, наверное, будешь работать. Завтра пойдешь с нами искать отколовшихся оленей. Не хватает около ста, не знаем, куда они подевались. Может, их волки угнали. Теперь, однако, будем отдыхать.
Больше ничего не говорили. Вечером поели и легли спать, но не энец. Как только работники уснули, он тихо вышел из чума и стал оглядываться, может на стойбище кого увидит. На улице было светло от луны. Энец заметил, что на концах шестов одного большого чума сидит белая сова. Теперь он вспомнил слова шамана. Наверное, шаман сидит и показывает ему, в каком чуме находится похищенная женщина.
Энец, прячась за санками, подошел близко к этому чуму. Слышно, что внутри кто-то разговаривает, наверное, еще не легли спать.
Вскоре энец заметил, что одна женщина вышла из чума. Это же его жена! Вот теперь настало время что-то делать. Энец, все еще прячась за санками, негромко сказал женщине по-энецки:
– Жена, молчи! Я пришел за тобой. Теперь давай бежать отсюда. Недалеко густой лес, там спрячемся. Может, нас не найдут.
Женщина не сказала ни слова и вместе с мужем убежала в лес. Когда они добежали до деревьев, остановились и оглянулись, не бежит ли кто-нибудь из тунгусов за ними. Пока смотрели, поднялся сильный ветер, метель, а ведь до этого хорошая погода была, луна светила. Теперь же все скрылось, ничего не видно, только деревья шумели от сильного ветра.
Энец сказал жене:
– Эту метель наслал наш шаман. Не знаю, может, ты видела его. Сова сидела на концах шестов чума предводителя – это и был шаман. Он помог мне вызволить тебя. Теперь пойдем дальше, надо далеко уйти. Метель все равно прекратится, и тунгусы начнут нас искать.
Пошли. Неизвестно, как долго они шли, наверное, долго. По пути, останавливались, отдыхали. Он-то быстро пошел бы, однако женщина как быстро пойдет? Пока они шагали, и день кончился, и ночь прошла. Шаман не появлялся. Наверное, после того как по его велению поднялась метель, он улетел в свой чум. Зачем ему идти вместе с младшим энцем и его женой? Они пусть даже где-нибудь кружить будут, но все равно придут в чум.
Так и случилось. К концу второго дня младший энец с женой вернулся в чум. Старшие братья обрадовались, уверяли, что теперь опять спокойно будут жить, говорили также:
– Ну, наш шаман, так шаман. Беда, какой сильный шаман!
Шаман же, услышав эти разговоры, вышел из чума и сказал:
– Я помог вызволить похищенную женщину. Однако, вы не радуйтесь! Лучше занесите в чум мою шаманскую парку и бубен. Буду камлать и смотреть дорогу тунгусов. Предводитель тунгусов – сильный человек. Не думайте, что он будет мириться с пропажей женщины. Может, он уже теперь где-то ездит, следы ищет. Я думаю, что он не будет сидеть в чуме просто так и ничего не предпринимать. Идите за моей паркой и бубном. Я буду камлать.
Братья ничего не стали больше говорить. Как шаман велел, так и сделали. Вечером, когда солнце зашло, шаман начал камлание. Братья и их жены опять не ложились спать, так же, как и в тот раз. Сидели, ждали ответа шамана. Камлание длилось долго. Около полуночи шаман кончил камлание и сказал:
– Я раньше правду говорил: не надо радоваться, что женщину так легко вернули обратно. Я прошел аргишные пути тунгусов и принес плохую весть. Предводитель тунгусов нашел следы вашего младшего брата и его жены. Правда, местами он их терял, местами они были занесены снегом, но это ничего не значит. Он едет в нашу сторону, а с ним – его брат. Если они найдут наши чумы, войны не избежать. Я боюсь, что тунгусы вас перебьют. За себя не боюсь, я могу превратиться в любую птицу и улететь. А вот вы, братья, сможете ли устоять пред тунгусами? Думаю, вряд ли.
Теперь слушайте такое мое слово. Нужно немедленно аргишить. Не спите этой ночью, пригоните оленей, готовьте аргиш! Пока готовите, появится утренняя заря, станет светло. Быстро аргишите с этого места в тундру! Я же останусь на чумовище. Как только увижу тунгусов, превращусь снова в сову и подниму такую метель, что снегом занесет все ваши следы. Может, эта метель застигнет и вас. Однако, вы не останавливайтесь, аргишите все дальше и дальше. Я все сказал. Теперь не ложитесь спать, а делайте то, что я сказал.
Что братья скажут? Пошли пригонять оленей; женщины взялись за разборку чумов, торопились, боялись, как бы их не застигли тунгусы. Однако все получилось счастливо. Приготовили аргиш и, как только стало чуть светлее, тронулись в путь. Шаман же, как говорил, так и остался на том месте, где стояли чумы.
Сказка теперь осталась с этим шаманом. Братья-то ладно, как уехали, так уехали. Что на них смотреть? А вот шаман остался и ждал. Как только увидел тунгусов, тут же превратился в сову и сел на ближайшее дерево. Тем временем предводитель тунгусов и его брат подъехали к чумовищу, остановились и стали обсуждать:
– Что теперь будем делать? Неужели мы опоздали? Как назло, метель замела следы, а то мы быстрее приехали бы.
– Нам лучше поехать по их аргишной дороге. Теперь уж светло, следы от аргиша хорошо видны. Думаю, их надо догнать. Будем воевать. Надо убить мужчин, а женщин забрать себе.
– Правильно говоришь, брат, надо их догнать.
Пока тунгусы так разговаривали, подул ветер, стал становиться все сильнее и сильнее. Тунгусы даже не успели далеко уехать от чумовища, как разыгралась такая метель, что стало не видно вытянутой руки. Неизвестно, что было с тунгусами дальше. Наверное, они где-то метались. Может, вернулись в свои чумы или пропали?
Шаман же прилетел на стойбище трех братьев. Они, оказывается, аргишили далеко в тундру. В эти места тунгусы обычно не приезжали. Шаман опять превратился в человека, вошел в чум среднего брата и сел на свое место. Он сказал:
– Теперь можете спокойно жить. Не бойтесь тунгусов, они здесь не появляются.
Братья стали жить по-прежнему. Опять стали промышлять диких оленей. Больше о них не было худых вестей.