Баржа
Большая волна, прибежавшая из самой середины бесконечного моря, протиснулась в узкие ворота гавани и раскачала привязанные к палам суда. Ветра не было, было послеветрие, молчаливое возмущение водной поверхности, называемое мертвой зыбью.
На кнехтах и палах скрипели швартовые канаты, привязанные к бортам веревочные кранцы, похожие на грушевидные мячи для регби, смягчали столкновения бортов.
Среди этих рабочих звуков внимательное ухо могло уловить негромкие голоса, которыми переговаривались между собой стоящие борт о борт суда.
– Не могли бы вы подложить между нами еще один кранец? – сказала старая баржа высокомерной яхте. – Я боюсь, как бы мой ржавый борт не повредил вашу белоснежную краску!
– Не сейчас, не сейчас, – раздраженно ответила яхта. – Я сейчас занята: у меня совещание.
Солнечный луч полоснул по плафону ТОПОВОГО ОГНЯ – лампы, установленной на самом конце высоченной мачты, на плафоне вспыхнуло что-то вроде косой улыбки, словно бы великолепная яхта презрительно усмехнулась.
А совещание, между тем, действительно происходило. В щегольской кают-компании яхты за овальным столом мореного дуба собралось несколько молодцеватых мужчины в синих клубных пиджаках с бронзовыми пуговицами. Бронзовые пуговицы гармонировали с их бронзовыми от загара лицами. Охлажденное светлое пиво в эксклюзивных кружках из темного стекла было единственным угощением на этом собрании яхтенных капитанов.
Речь шла о предстоящей международной регате.
– Я, как яхта-хозяин, – сказал один из присутствующих, высокий красавец с рыжей шкиперской бородкой, – я, как яхта-хозяин, – сказал он, – настаиваю на удалении из гавани старой баржи. Это позволит ошвартоваться двум или даже трем яхтам, участницам регаты.
– Куда же мы ее денем, эту баржу? – заговорили остальные яхтенные капитаны. – Ее совершенно некуда девать!
Тогда рыжебородый красавец, который, как многие капитаны, отождествлял себя со своим судном, заявил:
– Я полагаю, ее необходимо вывести на рейд и утопить на глубоком месте. Я. Как яхта-хозяин…
Но закончить свою убедительную речь этому капитану не удалось, потому что в кают-компании стали раздаваться голоса сомнения и даже возражения.
– Это же знаменитая баржа – заговорили капитаны.
– Когда-то она привезла на наш берег огромное количество новых поселенцев, наших, по сути дела, дедушек и бабушек. Буксир, который тащил баржу, погиб под огнем английской артиллерии, и люди добирались до берега вплавь. Добравшись до берега, многие получали винтовки и, не успев обсохнуть, шли в бой. И некоторые погибли в этом бою. Они погибли, чтобы, их потомки, могли свободно жить здесь и проводить парусные регаты. Как же мы теперь возьмем и уничтожим такую героическую баржу!
– Но у нас нет другого выхода! – настаивал рыжебородый капитан. Совещание затянулось. Капитаны выходили на палубу, курили ароматные сигареты и редкий трубочный табак и снова спорили. Они включили палубное освещение, и красавица-яхта словно преобразилась и стала еще прекраснее.
Старая баржа смотрела на высокомерную соседку и печально думала о том, что на ней-то, на барже, давно уже никто не включал палубное освещение. И ей очень захотелось вернуться в свою трудовую и героическую молодость, в те времена, когда на нее заглядывались молодые, сильные буксиры, по ее палубе сновали люди, и за ее кормой обозначалась кильватерная струя. Она была тогда молода и привлекательна, ее ценили и использовали. А теперь она стояла, заброшенная и запущенная, да-да, всеми заброшенная старая ржавая лоханка. И она беззвучно и бесслезно заплакала, как старуха, забытая на обочине жизни.
Наутро баржа обнаружила, что на нее обратили внимание. Молодые, ловкие парни обстукивали ее отсеки и трюм и что-то крепили внутри нее возле самого киля. Красавец-буксир завел на нее новенький капроновый трос. Старый кнехт на ее носовой части напрягся и приготовился тряхнуть стариной. И его, действительно, дернули и развернули древнюю посудину носом в открытое море.
Вскоре она двинулась вперед, увлекаемая сильным, изящным буксиром, оставляя за кормой явственную кильватерную струю. По ее трапам сновали ловкие фигурки, с капитанского мостика, что был расположен на самой корме, раздавались усиленные рупором команды.
Это была жизнь!
Это была молодость!
Потом рухнул на глубину тяжелый якорь, увлекая через клюз бесконечную якорь-цепь.
Баржа не знала, что до взрыва оставалось не более минуты.
– Я счастлива! – подумала она.
И это была ее последняя мысль.