Сказка первая Дикарка
Вообще-то я белая и пушистая. Со всеми мила и добра, всегда покладиста и незлобива, никому слова худого не скажу. Когда меня обижают, или достают, или перегружают сверх всякой меры, я заболеваю. По-честному заболеваю, по-настоящему. Чтобы температура не ниже 38 градусов, а вместо головы раскаленный котел с булькающей кашей, да еще с какими-то цукатами: ложкой зачерпнешь и разглядываешь, та ли это мысль, что надо, или нет.
Спросите, зачем мне это надо? Ну а как же! Во-первых, от больного человека требовать никто ничего не станет – он же так слаб и немощен. Во-вторых, внимание получаешь и сочувствие. В-третьих, покапризничать можно – все на хворь спишут. В общем, со всех сторон сплошные выгоды.
Перед Новым годом как раз и вышел случай, что я в очередной раз дезертировала в болезнь. Но перед этим я выложилась на 100 %, а может, и на все 120. Елку нарядить – раз. Детям к утренникам костюмы подготовить – два. Продукты закупить – три. Меню новогоднее составить – четыре. Генеральная уборка – пять. Отчеты на работе сдать – шесть. И еще семь, восемь, девять и так далее. Ну как тут не свалиться? Тут и конь бы уже сдох, а я всего лишь женщина. И вот у меня температура за 38, кашель, каша в голове, слабость и постельный режим – полный подарочный набор. В общем, вот в таком плачевном состоянии поплелась я ночью, пардон, по естественным надобностям. Только свет включила, и вижу ЕГО. Нет, не мужа, если вы так подумали. Коридорчик, ведущий к удобствам, оказался оккупирован Чудовищем. Большое такое, белесое, волосатое, на Кинг-Конга похожее. Но я даже и не испугалась особо: мало ли что больному человеку в бреду привидится? Температура плюс ударная доза антибиотиков любому мозги затуманят.
– Сгинь, – говорю, – зараза такая, дай пройти инвалиду общественного труда в места общего пользования.
– А вот не сгину, – нагло заявляет это Чудище. – Если очень надо – небось, просочишься.
– Да какое «просочишься», если ты своей тушей весь коридор перекрыл?
– А чего это ты обо мне в мужском роде? – обиделось Чудовище. – Я, между прочим, дама!
– Ты дама, а я дома, – вяло возразила я. – Так что не глумись, дай пройти.
– Не-а, – лениво зевнуло оно. – Докажи, что имеешь право!
Я аж болеть забыла от возмущения. Надо же, я еще и доказывать что-то должна!
– Пожалуйста, я вас очень прошу: дайте пройти, – вежливо попросила я. – Мне в туалет очень хочется.
– Хочется – перехочется, – лениво протянуло Чудовище. – Ты вообще чего не спишь? Иди, спи, давай.
– Ну, знаете ли, да-ма! – едва сдерживаясь, вскричала я.
И тут откуда ни возьмись выпрыгнуло маленькое создание – тоже волосатое, но ростиком мне по колено, зато с рожками, копытцами и хвостиком.
– Дай ему в глаз, дай ему в глаз! – горячечно зашептало оно, дергая меня за подол.
– А ты, бесенок, откуда взялся? – изумленно воззрилась на него я.
– Так я испокон веков в тебе живу! Только ты меня выпускаешь редко. А сейчас ты разозлилась, ну, я и выскочил.
– Я разозлилась? Да я спокойна, как удав.
– Это тебе только кажется. На самом деле ты вся кипишь.
– Это от температуры.
– Ничего подобного! Это температура – от кипения. Ты ж пар не выпускаешь, вот и бросает в жар. И давление повышенное!
– Ага, давление имеется, – покивала я. – На мочевой пузырь в основном. Вот я и шла того… выпустить.
– Ну так давай мы по этой тушке двинем ножкой и пойдем, куда хотели.
– Но-но-но! – угрожающе заворочалась «тушка». – Я тоже ножкой двинуть могу!
– Погоди, я придумал! – взвизгнул бесенок и метнулся в комнату, а через пару секунд оттуда вылетела моя любимая ваза и метко впечаталась Чудовищу в лоб. – Получай, фашист, гранату! – торжествующе возопил бесенок.
– Ах ты, тварюшка мелкая! – взревело Чудовище и ринулось в комнату. Раздался звон битого стекла. «Кажется, в сервант врезался», – подумала я и ринулась спасать свои богатства.
А в комнате уже шла баталия: летали и разбивались тарелки, вазочки и прочие предметы роскоши, хранившиеся в серванте. Бесенок оторвал от него одну дверцу и прикрывался ей как щитом. Кинг-Конг махал стулом, пытаясь расколоть «щит». Люстра сорвалась с крюка и раскачивалась на шнуре.
– Прекратите немедленно это безобразие! – нервно завопила я.
– Не дрейфь! Мы побеждаем! – и бесенок с азартом принялся за чайный сервиз.
– Раздавлю! – ревела мадам Кинг-Конг, отбиваясь поломанным стулом.
– Елку! Елку не трогайте!
Поздно. Елка, жалобно прозвенев игрушками, рухнула поперек комнаты.
– Подарки!
Подаркам, которые я так тщательно упаковывала накануне, пришел конец: Чудовище поедало их вместе с оберткой, бантики и ленточки свисали изо рта, как спагетти.
– Присоединяйся! – и бесенок запустил в меня вазочкой. Я машинально поймала ее, прижав к груди.
Я чувствовала, как внутри нарастает волна гнева. Да что ж это такое! Эти двое устроили у меня в квартире форменный погром, а я стою и блею, как тупая овца, и ничего не могу поделать. Словно подслушав мои мысли, бесенок весело проорал:
– Если не можешь остановить безобразие, нужно его возглавить! А ну, оторвись по полной!
И так он меня разозлил, что я с размаху запулила в него вазочкой, одновременно завопив:
– Всем стоять! Молчать! Меня бояться!
А дальше мне сорвало крышу. По-моему, оба хулигана впали в ступор, а я металась, как разъяренная фурия, и швыряла в них то, что они не успели разбить и сломать.
– Я же говорил, понравится! – с восторгом верещал бесенок. – Давай теперь эту грохни!
И я грохнула. Фарфоровая супница с надбитой крышкой разлетелась на мелкие кусочки. Разноцветные бокалы расцветали на стене мелким фейерверком. Кажется, я сама стала похожа на Книг-Конга. Но, как ни странно, было мне хорошо. Так долго я держала всю эту ярость в себе, а тут будто все замки взломали.
– Милочка, ты великолепна! – трубно провозгласило Чудовище.
– Получай! – прорычала я, запуская в него массивной менажницей, попав прямо в голову.
– Ой! – сказало Чудовище и, закатив глаза, стало сползать по стене.
– Ай! – схватилась я за затылок – мне тоже чем-то тяжелым прилетело.
– Упс! – смущенно вякнул бесенок. – Промашечка вышла…
Это было последнее, что я слышала перед тем, как отправиться в глубокую отключку. А нехило меня приложило, да-а-а…
Проснулась я, когда неяркое зимнее солнце уже вовсю заглядывало в окошко. Как ни странно, чувствовала я себя хорошо. Бодрость в теле, ясность в голове, настроение превосходное – как после хорошей тренировки в спортзале. Странно… Я ж вроде только болеть начала, когда ж успела выздороветь? Да и с чего бы?
И тут я вспомнила, с чего. Да у меня вчера такая тренировка произошла, что любо-дорого. С опаской я высунулась из спальни, ожидая увидеть погром и елку поперек комнаты. Но нет – ничего такого, все на местах. Вон и елка стоит, шариками сияет, и супница с щербатой крышкой цела. Ага, все-таки температура виновата, навеяла тяжелый сон. Ладно, что поделаешь, раз здорова, тогда будем вставать, умываться-одеваться, завтраком заниматься.
Но когда я добралась до кухни, то поняла: то ли еще сплю, то ли выздоровела еще не до конца.
За столом сидела девушка-воин. С чего я решила, что она воин? Ну, одета как амазонка, это раз, режет апельсин огромным кинжалом, это два, вид суровый – это три. Подняв на меня глаза, она вытерла свой устрашающих размеров нож об скатерть и засунула его в ножны. Затем она кивнула на стул напротив и пододвинула мне блюдо с фруктами. Я присела на краешек стула и молча воззрилась на нее.
Воинственно выглядит, ничего не скажешь. Такой лишнее слово не скажи, глотку перережет – не задумается. Вон, стрелы достала из колчана, проверяет, острые ли.
– Чего сидишь? Ешь, тебе сейчас подкрепиться надо! – приказала она.
Попробуй тут ослушайся. Уминая фрукты за обе щеки, я незаметно ущипнула себя. Нет, не сплю. Или, может, сплю и думаю, что себя щипаю? Вот ведь бред какой…
– А вы, собственно, кто? – осторожно поинтересовалась я.
– А сама не видишь? Я твоя Дикая Сущность, – заявила она. – Неплохо же вчера размялись, да?
– Размялись?
– Ну, тарелочки покидали, елку грохнули, то-се… Мне понравилось! А как ты мне напоследок менажницей заехала, так это просто песня!
– Так Кинг-Конг – это ты была? – недоверчиво переспросила я.
– Да, а что? И бесенок – тоже я. Обычно ты овечкой прикидываешься, а мне самовыразиться не позволяешь. А вчера вот дала оторваться по полной, за что тебе глубокой мерси!
– А где тогда битая посуда?
– В твоей голове.
– А-а-а, тогда понятно, – промямлила я. Врала, конечно. Ничего мне не понятно было.
– Ты меня сколько еще в клетке держать будешь, а? – грозно спросила она.
– В смысле? В какой клетке?
– В грудной, конечно! – развеселилась амазонка. – Я, между прочим, часть тебя, а ты меня подавляешь, подальше внутрь загоняешь и воли не даешь. А мне свобода нужна! Не замечала, что раз-другой в месяц твоя овечья шкурка трещит по швам, и тебе хочется рвать и метать? Только ты вместо этого заболеваешь, потому что боишься плохо выглядеть в глазах окружающих. Но долго так не выдержать – организм-то не железный.
– Но что ж делать, если достало до печенок? На людей кидаться, что ли? Или каждый раз посуду бить? Так и разориться недолго! – брякнула я.
– Ага, ты ж у нас мнишь, что белая и пушистая! – развеселилась амазонка. – Хотя на самом деле ты седая и волосатая! Как мадам Кинг-Конг.
– Я не такая! – обиделась я.
– А ты поболей подольше, именно такой и станешь. Седой и волосатой, да! Между прочим, она – это твой подавленный гнев, который разросся непомерно.
– А бесенок тогда кто?
– Хитрость твоя, которая вместо нормального проявления негативных эмоций подбивает тебя поболеть. Хотя это не выход, а уход.
– Куда уход?
– От решения уход. Твоя болезнь дает передышку, но ничего не решает. Твое Чудовище еще больше разрастается, а бесенок еще больше бесится.
– А ты тогда мне кто?
– А я Дикарка. Твоя Дикая Женщина.
– А чем ты от меня, цивилизованной, отличаешься?
– Способом существования. Я себя подавлять не стану. Живу, как дышу – просто и естественно. Мне чужого не надо, но и своего не отдам. Если мне что-то не нравится, копить не буду – сразу прямо говорю. И если устала – на все забью и отдохну, а не стану прикидываться больной и несчастной.
– Но я же так не могу! На мне ответственность! Я должна все успевать, за всеми следить…
– Глупости. Ты половину этой «ответственности» сама придумала и сама на себя взвалила. Установила себе глупые рамки – хуже клетки, и сама в них себя загоняешь. И близких заодно. А когда они за рамки высовываются, тебя это бесит.
Как ни печально, она была права. И насчет ответственности, и насчет рамок, и уж тем более – про то, что меня так бесит. Вот откуда бесенок-то взялся…
– И что делать? – спросила я.
– А ты еще не поняла? Или пересмотреть рамки, или почаще выпускать пар. Боксерский мешок купить, что ли. Как только ярость к горлу подступает, так ее на мешке вымещать. Посуду ненужную бить – тоже помогает.
– Кстати, бить! – оживилась я. – Я все мечтала на африканских барабанах научиться играть. Это подойдет?
– Хорошая идея. Да хоть со скакалкой прыгай или дрова руби – главное, чтобы энергия не застаивалась и раздражение не росло до состояния белой ярости. А еще лучше – найди достойное применение своим порывам. Может, еще чемпионкой мира по борьбе без правил станешь, чем черт не шутит?
– Чертей нам не надо. Мы и сами шутить умеем, – засмеялась я. – Хорошо, Дикая Женщина. Я поняла, и я подумаю.
– Удачи тебе. И учти: если ты какую-то часть себя ограничиваешь клеткой, она будет только разрастаться и пытаться вырваться наружу. А внутренняя война – оно тебе надо?
С этими словами дикарка взяла копье и испарилась у меня на глазах. Вот была амазонка у меня на кухне – и нет ее. А я позавтракала и пошла в магазин. Все равно болеть не получилось, куплю себе скакалку и боксерский мешок.
Я вынырнула из зеркальной реальности, почти задохнувшись. Видимо, дышать забыла, пока смотрела это кино.
– Ну и что это было? – спросила я, едва придя в себя.
– Это была ты, – ответила Яга Ядвига.
– Я погромов не устраиваю, – заявила я.
– Да лучше бы устраивала, – хладнокровно сказала она. – А то притворяешься девочкой-ромашкой, а внутри такая саблезубая хищница скалится, что смотреть страшно.
– Да какая еще саблезубая! – завопила уязвленная я.
– А вот, полюбуйся, – услужливо подсунула мне зеркало Яга.
Я не успела отшатнуться и увидела, как на меня из зеркала скалится такая страшная рожа, что я только пискнула: «ой, мамочки» и с головой провалилась в следующую сказку.
