Все, что здесь рассказано, случилось, когда маленький индиец Маугли жил у волков. В то время старый медведь Балу учил его законам индийских зарослей – джунглей. Большой серьезный коричневый зверь любил способного человеческого детеныша, его другие ученики, молодые волки, занимались плохо, старались заучить только то, что касалось их стаи или их племени, и сейчас же убегали, едва запоминали следующие строки закона: «Ноги бесшумные, глаза, видящие в темноте, уши, слышащие притаившийся ветер, острые белые зубы – вот признаки наших братьев; нужно исключить только Табаки-шакала и гиену, их мы ненавидим». Но Маугли, человеческий детеныш, должен был учиться больше. Иногда Багира, черная пантера, любившая его, подкрадывалась посмотреть, что делает ее любимец, мурлыкала и терлась головой о дерево, слушая, как Маугли отвечал урок медведю Балу. Мальчик мог лазать почти так же хорошо, как он плавал, а плавал он почти так же хорошо, как бегал. Поэтому Балу научил его законам леса и воды. Он научил его отличать подгнившие ветки от здоровых, научил вежливо разговаривать с дикими пчелами, сказал, что следует говорить летучей мыши, если он днем потревожил ее в ветвях, как нужно, бросаясь в воду, предупреждать водяных змей в болотах. (Обитатели джунглей не любят, чтобы их беспокоили, и всегда готовы наказать потревожившего их.) Маугли научили также охотничьему зову, который нужно повторять в чужих лесах до тех пор, пока не послышится ответ. Охотничий крик обозначает: «Позвольте мне охотиться здесь, потому что я голоден», ответ же звучит так: «Охоться для пищи, но не для удовольствия».
Все это показывает, сколько нужно было Маугли заучить на память, и иногда ему надоедало повторять одно и то же. Раз, когда Балу шлепнул Маугли за рассеянность, мальчик рассердился и убежал; Балу сказал Багире:
– Человеческий детеныш должен выучить все, о чем говорится в законе!
– Но подумай, какой он маленький, – сказала черная пантера, которая, конечно, совсем избаловала бы Маугли, если бы ей не мешали. – Как может все это вместиться в его маленькой головке?
– Разве в джунглях не убивают маленьких? Вот почему я учу его, вот почему я и бью его, правда, очень нежно, когда он что-нибудь забывает.
– Нежно? Хороша нежность, – проворчала Багира. – Его лицо в крови от твоей нежности. Ах ты, железная лапа.
– Лучше пусть он весь будет исцарапан моими лапами, которые любят его, чем пострадает от незнания, – серьезно ответил Балу. – Теперь я учу малыша Великим Словам, которые защитят его от народа птиц и племени змей, ото всех, кто бегает на четырех лапах. Разве из-за этого не стоит немножко поколотить его?
– Хорошо, только смотри, не убей человеческого детеныша. Но что это за слова? Скорее всего я буду помогать, чем просить помощи, – сказала Багира и, вытянув бархатную лапу, стала ее рассматривать. – Тем не менее мне хочется знать.
– Я позову Маугли, и он скажет эти слова, если захочет. Приди, маленький братец!
– У меня в голове шумит, точно в пчелином улье, – произнес недовольный голосок над их головами. Маугли спустился по дереву с рассерженным лицом. Соскочив на землю, он прибавил:
– Я пришел для Багиры, а не для тебя, жирный старый Балу.
– Мне все равно, – ответил Балу, хотя и обиделся. – Скажи Багире Великие Слова джунглей, которым я учил тебя сегодня.
– Для какого племени? – спросил Маугли (он был рад показать свои знания). – В наших зарослях много наречий, я знаю их все.
– Знаешь некоторые, а не все. Видишь, Багира, ученики никогда не благодарят учителя, ни один волчонок не пришел поблагодарить старого Балу за учение. Ну, великий ученый, скажи Великое Слово для племени охотников-зверей.
– Мы одной крови, вы и я, – сказал Маугли с медвежьим акцентом.
– Хорошо. Теперь для птичьего племени.
Маугли повторил те же слова, закончив фразу криком коршуна.
– Теперь для племени змей, – сказала Багира.
В ответ послышалось шипение, потом Маугли откинул ногу назад, сжал руки, захлопал в ладоши, прыгнул на спину Багире и уселся на ней, свесив ноги сбоку, поколачивая пятками по ее мягкой блестящей шерсти и в то же время корча ужасные гримасы медведю Балу.
– Ну, ну, из-за этого стоило тебя поколотить, – нежно сказал медведь. – Ты когда-нибудь меня вспомнишь!
И обернувшись к Багире, он рассказал ей, как Хатхи, дикий слон, который знает все, научил его Великим Словам, а потом отнес Маугли к болоту, чтобы мальчик услышал змеиное слово от водяной змеи; сам Балу никак не мог произнести его как следует. Наконец медведь прибавил, что Маугли теперь может ничего не бояться в джунглях.
Пока Балу и Багира разговаривали, Маугли тоже говорил им что-то и очень волновался.
– Пожалей мои ребра, маленький братец. Зачем ты скачешь взад и вперед? – сказала пантера.
Маугли хотел, чтобы его слушали, он что-то говорил, дергал Багиру и колотил ее ногами. Когда наконец медведь и пантера обратили на него внимание, он во весь голос прокричал:
– Понимаете, у меня будет своя собственная стая, я буду целый день водить мой народ по вершинам деревьев.
– Что это еще за новая выдумка, маленький мечтатель? – спросила Багира.
– Да, и бросать ветки и грязь в Балу, – продолжал Маугли. – Они мне обещали это.
Бац! Большая лапа Балу сбила Маугли со спины Багиры, и, лежа на траве между большими передними лапами медведя, мальчик увидел, что Балу сердится.
– Маугли, – сказал Балу, – ты разговаривал с Бандар-Логами – народом обезьян!
Маугли посмотрел на Багиру, чтобы понять, рассердилась ли также пантера, и заметил, что взгляд ее стал жестким, как камень яшма.
– Ты был у обезьяньего племени, ты играл с серыми обезьянами, с народом без закона, – сказала пантера. – Как стыдно!
– Когда Балу ударил меня по голове, – сказал Маугли (он все еще лежал на спине), – я убежал, и ко мне с деревьев спустились серые обезьяны, они пожалели меня, никто больше обо мне не подумал.
– Сострадание обезьян! – Балу фыркнул. – Тишина горного потока! Прохлада летнего солнца! А что было потом, человеческий детеныш?
– Потом… потом они дали мне орехов и других хороших вещей и… и на руках отнесли меня на вершины деревьев, сказали, что я их брат по крови, что я отличаюсь от них только тем, что у меня нет хвоста, что когда-нибудь я сделаюсь их предводителем.
– У них нет предводителя, – сказала Багира. – Они лгут, они всегда лгали.
– Они были очень добры ко мне и просили меня вернуться к ним. Почему меня никогда не водили к обезьянам? Они ходят на задних лапах, как я. Они не били меня, они целый день играют. Позволь мне уйти на вершины деревьев. Злой Балу, пусти меня к ним. Я опять поиграю с ними.
– Слушай, человеческий детеныш, – сказал Балу, и его голос зазвучал, как гром в жаркую ночь. – Я научил тебя законам всех племен, живущих в джунглях, не говорил только о племени обезьян. У них нет закона. Их все презирают. У них нет собственного языка, они пользуются подслушанными словами; их обычаи непохожи на наши. У них нет предводителя, у них нет памяти. Они хвастаются, болтают, уверяют, что они – великий народ, который совершил великие деяния, но едва упадет орех, как Бандар-Логи начинают смеяться и забывают обо всем. Мы не имеем никаких дел с ними. Мы не пьем там, где пьют обезьяны. Мы не охотимся там, где они охотятся, мы не умираем там, где умирают они. Слыхал ли ты до сегодняшнего дня, чтобы я когда-нибудь говорил о Бандар-Логах?
– Нет, – прошептал Маугли. Теперь, когда Балу замолчал, в лесу было совсем тихо.
– Народ джунглей не думает и не говорит о них. Их очень много, они злы, грязны, бессовестны и во что бы то ни стало хотят, чтобы мы замечали их, но мы их не замечаем, даже когда они бросают в нас орехи и грязь.
Едва он выговорил эти слова, как сверху посыпался град орехов и сухих веток, послышались кашель, вой, сердитые возгласы.
– Племя обезьян для нас не существует, – сказал Балу, – запомни это!
Посыпался новый град, и звери убежали. Балу сказал правду. Обезьяны жили в вершинах деревьев, и так как звери почти никогда не смотрят вверх, они редко сталкивались с племенем Бандар-Логов. Однако когда обезьяны находили больного волка, раненого тигра или медведя, они мучили его; кроме того, они бросали палки и орехи во всех зверей. Потом они выли и выкрикивали бессмысленные песни, звали к себе на деревья четвероногих жителей джунглей, предлагали им сразиться, иногда дрались между собой из-за ерунды и бросали убитых обезьян там, где звери джунглей могли увидеть их. Они все собирались выбрать себе предводителя, придумать для себя законы, но никогда не делали этого, потому что у них совсем не было памяти. Ни один из зверей не мог подобраться к ним, зато никто и не замечал их. Поэтому они так обрадовались, когда Маугли пришел поиграть с ними.
Одна из обезьян предложила остальным удержать Маугли, так как он умел сплетать прутья для защиты от ветра. По ее мнению, поймав человеческого детеныша, они могли заставить его выучить их этому искусству и другим полезным вещам.
Все обезьяны бесшумно бежали за Балу и Багирой и следили за ними, пока не настало время полуденного отдыха. Когда Багира и Балу легли спать в кустах, Маугли, стыдившийся сам себя, заснул между пантерой и медведем, решив не иметь больше никакого дела с обезьяньим народом.
Вдруг он почувствовал, что какие-то руки – жесткие, сильные, маленькие – крепко держат его за ноги и плечи, потом ветви дотронулись до его лица, наконец он совсем очнулся от сна и понял, что обезьяны унесли его. Он посмотрел вниз сквозь качающиеся сучья деревьев, услышал громкий рев Балу и увидел Багиру, которая взбиралась на дерево, показывая все свои белые острые зубы. Обезьяны выли от восторга и карабкались на самые верхние ветви, на которые Багира не могла взобраться. Племя Бандар-Логов кричало:
– Она нас заметила! Багира нас заметила! Все звери джунглей восхищаются нашей ловкостью и хитростью!
И обезьяны бросились бежать. Нельзя описать их бегства по вершинам деревьев. У них там есть собственные дороги, обходные дорожки, подъемы и спуски, и все это на высоте 50 или 70 футов над землей. Две самые сильные обезьяны схватили Маугли под руки и прыгали с ним с одного дерева на другое, делая скачки в двадцать футов. Если бы они были одни, они могли бы бежать вдвое скорее, но тяжесть тела мальчика удерживала их. Хотя у Маугли сильно кружилась голова, ему нравилось это быстрое бегство, тем не менее ему было страшно, когда он видел землю далеко внизу под собой. Ужасный треск ветвей во время прыжков обезьян заставлял сжиматься его сердце. Обезьяны втаскивали мальчика на вершины деревьев и останавливались только тогда, когда самые тонкие ветви вершин начинали под ними ломаться. Тогда они с дикими воплями прыгали вниз, хватаясь за ветви соседних деревьев. Иногда Маугли видел окрестности на много миль вокруг, как с верхушки мачты, потом ветки и листья ударяли его по лицу, и он и его два спутника снова спускались почти к самой земле. Так, прыгая, ломая ветви, с воем, племя Бандар-Логов неслось по древесным дорогам, увлекая с собой своего пленника, Маугли.
Иногда мальчику казалось, что его сейчас бросят вниз; он начал сердиться, однако решил не отбиваться и стал думать. Прежде всего следовало дать знать о себе Балу и Багире. Он понимал, что его друзья сильно отстанут от обезьян. Искать помощников внизу не стоило: Маугли видел только ветви, а потому он поднял глаза вверх и вдруг высоко в синем небе заметил коршуна Чиля, который то делал большие круги, то висел в воздухе, выискивая добычу. Чиль увидел, что обезьяны тащат что-то, и спустился пониже, чтобы посмотреть, не несут ли они чего-нибудь съедобного. Увидев Маугли, он засвистел от удивления. В эту минуту мальчик сказал ему Великое Слово для птиц. Волны листвы сомкнулись над Маугли, но Чиль, распустив крылья, остановился в воздухе над следующим деревом и успел снова увидеть среди ветвей маленькое бронзовое лицо:
– Заметь, куда меня уносят, – крикнул Маугли, – и скажи об этом Балу и Багире.
– От чьего имени, брат?
До сих пор Чиль никогда не видел Маугли, хотя и слышал о нем.
– Я Маугли-лягушка. Меня называют человеческим детенышем. Заметь мой сле-е-ед.
Он выкрикнул последние слова в тот момент, когда его подбросили в воздух, но Чиль кивнул головой и так высоко поднялся, что казался теперь только небольшим пятном на лазури. Он замер в воздухе, наблюдая своими зоркими глазами за колебанием вершин деревьев, качавшихся от движений обезьян.
– Они никогда не уходят далеко, – сказал он, посмеиваясь. – Они никогда не делают того, что задумали. Племя Бандар-Логов бросается на все новое. На этот раз мне кажется, они навлекут на себя неприятности, потому что Балу не трус, а Багира способна убивать, и не только диких коз!
Он качался на своих сильных крыльях, подобрав под себя лапы, и ждал.
Между тем Балу и Багира выходили из себя от печали и ярости. Багира взбиралась на деревья так высоко, как никогда, но тонкие ветви ломались под ее тяжестью, и наконец она совсем соскользнула вниз, обдирая кору когтями.
– Зачем ты не предупредил человеческого детеныша, – проревела она, обращаясь к бедному Балу, который пустился неуклюжей рысью в погоню за обезьянами. – Стоило ли бить его чуть не до полусмерти, если ты не предупредил его!
– Скорее, о, скорее! Мы… мы еще можем нагнать их, – задыхаясь, прохрипел Балу.
– Такой-то рысью? От такой скорости не устала бы даже раненая корова! Ах ты, преподаватель закона, каратель детенышей! Если ты прокачаешься так с милю, ты лопнешь от усталости. Садись и думай. Составь план. Нечего преследовать их! Если мы слишком быстро настигнем обезьян, они сбросят его с дерева, и он убьется.
– Угу-угу! Они, может быть, уже бросили его. Можно ли доверять этому племени! Брось мне на голову мертвых нетопырей, корми меня черными бобами! Кинь меня в улей диких пчел, и пусть они зажалят меня до смерти, зарой меня вместе с гиеной, потому что я самый жалкий из всех медведей. Бр-бр-рр! Ах, Маугли, Маугли. Зачем я не предупредил тебя относительно племени обезьян, вместо того чтобы тебя колотить? Может быть, я выбил из его ума весь урок, и он останется один в джунглях, забыв Великие Слова.
Балу обхватил передними лапами голову и со стоном покачивался из стороны в сторону.
– Совсем недавно он правильно повторил мне все слова, – нетерпеливо сказала Багира. – Балу, у тебя нет ни памяти, ни уважения к себе! Подумай, что сказали бы лесные звери, если бы я, черная пантера, свернулась, как дикобраз Сахи, и стала бы выть?
– Что мне за дело до зверей джунглей? Может быть, он уже умер!
– Если только они не сбросят его с дерева или не убьют из лености, за него нечего бояться. Он умен и хорошо воспитан, главное же – уметь взглядом пугать обитателей леса. Однако (и это очень дурно) он в плену у Бандар-Логов, а обезьяны, живущие на деревьях, не боятся никого из нас.
Багира задумчиво полизала переднюю лапу.
– Какой я глупец! Ах я, коричневый жирный глупец, – сказал Балу, быстро выпрямляясь. – Я все забыл. Но слушай: Хатхи, дикий слон, говорит: «Каждый боится чего-нибудь», а племя обезьян боится Каа, питона скал. Он может не хуже их подниматься на деревья и ночью уносить маленьких обезьян. Если даже шепотом сказать его имя, их противные хвосты холодеют. Пойдем к питону Каа.
– Разве он согласится помочь нам? Он не принадлежит к нашему племени, потому что у него нет ног и у него такие дурные глаза, – сказала Багира.
– Каа очень стар и очень хитер. Главное же – он всегда голоден, – ответил медведь. – Обещай подарить ему много коз.
– Когда он сытно поест, он спит целый месяц, – заметила пантера. – Может быть, он теперь отдыхает после еды? А если он даже и не спит, может быть, ему самому захочется поохотиться?
Багира мало знала Каа, а потому опасалась всего.
– В таком случае, может быть, мы с тобой сумеем заставить его ползти с нами.
Балу потерся своим старым вылинявшим коричневым плечом о пантеру, и они пошли к горному питону.
Они увидели его на теплой скалистой площадке. Он лежал и грелся в лучах послеобеденного солнца, любуясь своим красивым новым нарядом. Последние десять дней он нигде не показывался, так как менял кожу, и теперь казался очень щеголеватым. Он поднял свою тупоносую большую голову, протянул ее над землей и, свивая длинное, тридцатифутовое тело в причудливые узлы и спирали, облизал языком губы.
– Он еще не ел, – сказал Балу и заворчал от удовольствия, заметив красивую кожу змеи с коричневыми и желтыми пятнами. – Осторожнее, Багира. После того как он переменит кожу, он всегда бывает слеповат и иногда кидается на всех, кого завидит.
Каа не был ядовит (он даже презирал ядовитых змей, считая их коварными трусами), и вся его сила заключалась в его величине. Когда он обвивал животное своими громадными кольцами, его жертва не могла спастись.
– Хорошей охоты! – крикнул Балу, садясь на задние лапы. Как все питоны, Каа был немного глух и не сразу услышал приветствие. Услышав же, он на всякий случай свернулся и наклонил голову.
– Хорошей охоты всем нам, – ответил Каа Балу. – Что ты здесь делаешь? Хорошей охоты, Багира. Нет ли слухов о дичи? Нет ли вблизи оленя или молодого козла? Я пуст, как сухой колодец.
– Мы охотимся, – небрежно произнес Балу. Он знал, что никогда не следует торопить Каа.
– Позвольте и мне отправиться с вами, – сказал Каа. – Одной дичиной больше или меньше – для вас неважно, Багира и Балу. Мне же иногда приходится ждать по многу дней на лесных дорожках и лазать по деревьям целые ночи, чтобы застигнуть какую-нибудь молодую обезьяну. Пшшш! Ветви совсем переменились с тех пор, как я был молод. Теперь все они гнилые, непрочные.
– Может быть, это зависит от твоей тяжести, – заметил Балу.
– Я длинный, очень длинный, – с гордостью заметил Каа. – Но все-таки молодой лес стал непрочен. Во время последней охоты я чуть было не упал, и когда скользил вниз (мой хвост недостаточно крепко обвился вокруг дерева), шум разбудил обезьян, они стали кричать, называя меня самыми оскорбительными именами!
– Безногий, желтый, дождевой червяк, – шепотом сказала Багира, точно вспоминая что-то.
– Ссссссссссс! Неужели они назвали меня так? – спросил Каа.
– Да, они кричали что-то в этом роде во время последнего полнолуния, но ведь мы их не замечаем! Пусть говорят что угодно, даже что ты потерял все зубы и боишься всякого зверя побольше козленка (они так бессовестны, эти Бандары!), что ты боишься рогов козлов, – сладким голосом продолжала Багира.
Всякая змея, особенно же воинственный старый питон вроде Каа, редко показывает раздражение, но Балу и Багира заметили, как большие глотательные мускулы по обеим сторонам горла Каа задрожали и надулись.
– Бандар-Логи ушли куда-то, – спокойно сказал питон. – Когда я сегодня выполз на солнце, я слышал, как они кричали в ветвях деревьев.
– Мы преследуем теперь это племя, – сказал Балу, но поперхнулся словами, потому что в первый раз один из зверей джунглей сознался, что его занимают обезьяны.
– Без всякого сомнения, что-нибудь важное заставляет двух таких охотников, как вы, идти по следу Бандар-Логов, – вежливо ответил Каа, надувшись от любопытства.
– Да, правда, – начал Балу, – я старый и иногда очень неблагоразумный учитель закона для молодых волков, а Багира…
– Багира – Багира и есть, – сказала черная пантера, и ее челюсти закрылись так, что зубы щелкнули, ей не понравилось смирение Балу. – Вот в чем дело, Каа. Эти воры орехов и подбиратели пальмовых листьев украли нашего человеческого детеныша, о котором ты, может быть, слышал.
– Сахи (надо сказать, что иглы делают его довольно несносным) болтал о человеческом детеныше, которого приняли в волчью стаю, но я не поверил ему. Сахи вечно услышит что-нибудь и потом повторяет, но многое он путает.
– Дикобраз Сахи сказал правду.
– Знаешь, никогда на свете не было такого человеческого детеныша! Он добрый, умный, смелый. Он мой воспитанник и прославит имя Балу во всех джунглях, кроме того, я… Мы любим его, Каа.
– Тзз, тзз, – сказал Каа, вертя головой взад и вперед. – Я тоже когда-то знал, что такое любовь. Я мог бы порассказать вам…
– Рассказывать нужно в светлую лунную ночь, когда все сыты, – быстро сказала Багира. – Наш человеческий детеныш в руках обезьян, а мы знаем, что из всех обитателей джунглей они боятся только одного Каа.
– Меня одного? И они правы, – сказал Каа. – Обезьяны болтливы, глупы, тщеславны, тщеславны, глупы и болтливы. Но если ваш человеческий детеныш попал в их руки, ему придется плохо. Им скоро надоедают подобранные орехи, и тогда они бросают их с деревьев. Они половину дня носят с собой ветку, намереваясь многое сделать с ней, а потом вдруг без причины ломают ее. Да, ему не позавидовать. И они назвали меня желтой рыбой, вы говорите? Да?
– Червяком, червяком, дождевым червем, – сказала Багира, – и они дали тебе еще много других названий, которые мне стыдно повторять.
– Следует напомнить им, что они должны почтительно говорить о своем господине. Нам нужно освежить их плохую память. Ну так куда же побежали они с детенышем?
– Это знают только одни джунгли. Кажется, они направились к стороне заката солнца, – сказал Балу. – Мы думали, что ты знаешь это, Каа.
– Я? Как? Я ловлю их, когда они попадаются на моей дороге, но я не охочусь за племенем Бандар-Логов, или за лягушками, или за зеленой тиной в воде. Кссссс.
– Эй, эй, вверх, вверх, взгляни вверх, Балу.
Балу поднял голову, чтобы посмотреть, кто зовет его, и увидел коршуна Чиля, который спускался вниз. Солнце освещало верхние части его крыльев. Подходило время сна птиц, но Чиль несся над джунглями, отыскивая медведя.
– Что тебе? – спросил Балу.
– Я видел Маугли с племенем обезьян. Он просил меня сказать это тебе. Я наблюдал за ними. Бандар-Логи унесли его за руки в город обезьян, в Холодные Логовища. Может быть, они останутся там одну ночь, или десять ночей, или только час. Я поручил летучим мышам сторожить их в темноте. Хорошей охоты всем вам там, внизу.
– Желаю тебе всегда иметь полный зоб и крепко спать, – крикнула Багира. – Я не забуду тебя во время моей следующей охоты. Я отложу для тебя, лучшего из коршунов, голову убитого козла.
– Не стоит, не стоит. Мальчик сказал Великое Слово, я не мог не исполнить его просьбу. – И Чиль стал снова описывать круги в воздухе, улетая к своему гнезду.
– Он не забыл, какие слова нужно говорить, – заметил Балу и тихонько засмеялся от гордости. – Только подумать, что такой маленький детеныш вспомнил Великое Слово для птиц в то время, как обезьяны тащили его через чащу ветвей.
– Ему сильно вбивали в голову эти слова, – сказала Багира, – но я горжусь им. Ну а теперь нам нужно идти к Холодным Логовищам.
Все жители джунглей знали это место, но очень немногие посещали его, так как то, что они называли Холодными Логовищами, было старым заброшенным человеческим городом, а дикие создания редко бывают в покинутых селениях людей. Кабаны заходят в такие места, но племена охотников – нет. Кроме того, там жили обезьяны (если о них можно сказать, что они живут где-нибудь), и ни один зверь, который себя уважает, не считал нужным бывать в области Бандар-Логов, за исключением времени засухи, когда в полуразрушенных водоемах и бассейнах старого города сохранялось немного воды.
– Да, туда придется идти полночи полным ходом, – сказала Багира. Балу казался озабоченным.
– Я побегу изо всех сил, – тревожно заметил он.
– Мы не будем ждать тебя. Мы должны бежать скорыми шагами.
– Есть у меня ноги или нет, я не отстану от твоих лап, – сухо заметил Каа. Балу попытался броситься бегом, но ему пришлось остановиться: он задыхался. Багира пустилась быстрой рысью пантеры. Каа ничего не сказал, но, как ни торопилась пантера, громадный скалистый питон не отставал от нее. Когда они очутились возле горного потока, Багира опередила его, так как перескочила через ручей, питон же переплыл поток, подняв голову и два фута своей шеи. На земле Каа скоро догнал Багиру.
– Ну, ты быстр, – сказала Багира, когда наступили сумерки.
– Я голоден, – ответил Каа. – Кроме того, они назвали меня пятнистой лягушкой.
– Червяком, червяком, дождевым червем, да вдобавок еще желтым!
– Все равно. Вперед! – Казалось, что Каа лился по дороге, он быстро находил самый короткий путь и избирал его.
В Холодных Логовищах племя обезьян веселилось и не думало о друзьях Маугли. Бандар-Логи перенесли мальчика в брошенный город и очень важничали этим. Маугли никогда в жизни не видал ни одного индийского города, и хотя это была груда развалин, Логовища показались ему чем-то изумительным и великолепным. Давно-давно какой-то царь выстроил этот город на небольшом холме. Кое-где еще сохранились мостовые, которые вели к обрушившимся воротам с деревянными досками, висевшими на обломанных и заржавевших петлях. На городских стенах и возле них выросли деревья. Здания развалились и обветшали, дикие ползучие растения разрослись и свешивались из окон башен.
На вершине холма стоял большой дворец без крыши. Мраморные плиты, которыми были выложены дворы и бассейны фонтанов, треснули и покрылись красными и зелеными пятнами плесени, даже каменная площадка, где прежде стояли царские слоны, искривилась, потому что между камнями проросла трава. С холма виднелись ряды домов без крыш, бесформенный кусок камня, бывший когда-то идолом, водоемы на углах улиц и купола храмов, окруженные дикими фиговыми деревьями. Обезьяны называли это место своим городом и уверяли, что они презирают зверей джунглей за то, что те живут в лесу. А между тем Бандар-Логи не знали, зачем были выстроены эти здания, и не умели пользоваться ими. Иногда серые обезьяны собирались вместе, усаживались кружками в зале царского совета, ловили блох и говорили между собой, что они люди, потом кидались в полуразрушенные дома, через минуту выбегали из них, собирали кусочки замазки и обломки мрамора, заботливо складывали все в уголок, тотчас же забывали, где спрятали свои сокровища, дрались, кричали, толпились. Вскоре они принимались играть и бегать по террасам царского сада. Они изо всех сил трясли высокие розаны и апельсиновые деревья, чтобы видеть, как падают на землю цветы и плоды. Они осматривали все темные проходы дворца, сотни маленьких темных комнат, но ничего не запоминали. Они пили в водоемах, поднимали муть, дрались из-за питья, потом все вместе собирались в толпу и кричали:
– Нет никого в джунглях, кто был бы так добр, умен, силен и кроток, как мы – племя Бандар-Логов!
И опять поднималась возня и продолжалась, пока город не надоедал обезьянам и они не возвращались на вершины деревьев в надежде, что население зарослей заметит их.
Маугли, воспитанному в законе джунглей, не нравились манеры Бандар-Логов. Обезьяны унесли его в Холодные Логовища вечером и не легли спать, как сделал бы Маугли после долгого путешествия. Напротив, они взялись за руки и принялись плясать и петь какие-то нелепые песни. Одна из обезьян обратилась с речью к своим товарищам и сказала им, что плен Маугли – великое событие, потому что человеческий детеныш покажет им, как свивают и плетут ветки и тростник, чтобы защищаться от дождя и ветра. Маугли поднял несколько ползучих трав и сплел из них циновку. Обезьяны старались подражать ему, но через несколько мгновений это надоело им, и они принялись дергать друг друга за хвосты или прыгать взад и вперед на всех четырех лапах и кашлять.
– Я хочу есть, – сказал Маугли. – Принесите мне чего-нибудь или позвольте поохотиться.
Обезьян двадцать-тридцать бросилось за орехами и за дикими ягодами, но по дороге обратно они передрались между собой, уронили свою ношу и решили, что не стоит нести сохранившиеся ягоды. Маугли очень хотелось есть, кроме того, ему было грустно и досадно. Он бродил по пустому городу, время от времени выкрикивая охотничий зов, но никто не отвечал ему.
«Правду говорил Балу, – подумал он, – у обезьян нет ни закона, ни охотничьего крика, ничего, кроме глупых слов и маленьких воровских лап. Если я умру здесь от голода или меня убьют, я сам буду виноват. Однако нужно постараться вернуться в родные джунгли. Конечно, Балу поколотит меня, но, право, это лучше, чем бегать за упавшими розовыми лепестками с Бандар-Логами».
Он подошел к городской стене, в ту же минуту обезьяны схватили его и потащили обратно, говоря, что он должен быть счастлив, что попал в их город. Они также принялись его щипать, чтобы заставить благодарить их. Маугли сжал зубы и молча пошел с обезьянами на верхнюю террасу, на которой были устроены водоемы, до половины наполненные водой. Тут же стояла белая мраморная беседка, выстроенная лет сто назад. Половина ее обвалилась внутрь и загородила подземный проход из дворца, по которому прежде в нее входили царицы. Стены были сделаны из мраморных резных досок и украшены агатами, корнелинами и яшмой. Как ни был Маугли огорчен, как ни хотелось ему спать и есть, он все же невольно засмеялся, когда около двадцати обезьян принялись твердить ему, как они велики, мудры, сильны и кротки и как глуп он, желая уйти от них.
– Мы велики, мы свободны. Мы – самое удивительное племя в джунглях. Мы все говорим это, значит, это правда, – кричали они.
– Ты в первый раз у нас и, конечно, передашь наши слова жителям джунглей, а потому мы расскажем тебе, какие мы хорошие, умные, ловкие, добрые…
Маугли не спорил с ними. Обезьяны собрались огромной толпой, и как только одна из них переставала говорить, все кричали:
– Это правда, мы все говорим это!
Маугли кивал головой, моргал глазами и говорил «да», когда они задавали ему вопросы. От их шума у него закружилась голова.
«Вероятно, Табаки-шакал искусал их, – подумал он, – и они все сошли с ума от его укусов. Неужели они никогда не спят? Вот на луну находит облако, если оно окажется достаточно большим, я в темноте попытаюсь убежать от них. Только я так устал».
За тем же облаком наблюдали два друга Маугли – Багира и Каа, которые притаились во рву под городской стеной. Они знали, как опасны обезьяны, когда они нападают толпой на одного, и не хотели подвергаться этому.
– Я поползу к западной стене, – прошипел Каа, – и поднимусь на нее. На меня они не бросятся, на тебя же…
– Я знаю, – сказала Багира. – Жаль, что Балу нет с нами. Однако попробуем сделать все что можно. Когда облако закроет луну, я прокрадусь на террасу. Они собрались там.
– Желаю удачной охоты, – мрачно сказал Каа и пополз к западной стене. Она меньше развалилась, чем все другие, и питон довольно долго искал место, по которому он мог бы подняться. Облако закрыло луну. Как раз в ту минуту, когда Маугли раздумывал, бежать ли ему от обезьян или нет, он услышал на террасе легкие шаги Багиры. Черная пантера почти бесшумно поднялась на откос горы. Вскоре она кинулась на обезьян, разбрасывая их вправо и влево и пробираясь к Маугли через их густые ряды. Послышался испуганный и злобный вой Бандар-Логов. Вдруг одна обезьяна закричала:
– Здесь только один зверь, убьем его, убьем его!
Толпа обезьян бросилась на пантеру, они кусали ее, царапали, разрывали ей кожу. Пять или шесть Бандар-Логов схватили Маугли, втащили его на стену беседки и бросили вниз через отверстие в разбитой крыше. Мальчик, воспитанный среди людей, конечно, страшно разбился бы, но Маугли упал, как его научил падать Балу, и остался на ногах.
– Сиди там! – крикнули обезьяны, – пока мы не убьем твоих друзей, а потом мы займемся тобой, если только ядовитое племя оставит тебя в живых. (В каждой индийской развалине рано или поздно заводятся змеи, и старая беседка была полна кобрами.)
– Вы и я одной крови, – сказал Маугли и быстро закончил фразу шипением. Он услышал легкий шелест в мраморных обломках и для верности повторил змеиное слово второй раз.
– Хорош-ш-шо. Сузьте шеи, – проговорили тихие голоса. – Стой неподвижно, маленький братец, иначе ты навредишь нам.
Маугли стоял тихо, глядя сквозь резьбу и прислушиваясь к ужасному шуму борьбы. До него доносились крики обезьян и рев Багиры, которая прыгала взад и вперед, отбиваясь от врагов. В первый раз Багира сражалась ради спасения жизни.
«Вероятно, Балу близко. Багира не пришла бы одна», – подумал Маугли и громко закричал: – К водоему, Багира! Скатись в водоем. Скатись, нырни! К воде, Багира, к воде!
Багира услышала, и крик Маугли, который доказал ей, что мальчик жив, придал пантере новые силы. Отчаянно, дюйм за дюймом, поднималась она к бассейну и билась молча. Вдруг со стороны ближайшей к джунглям стены раздался громовой военный крик Балу. Старый медведь бежал изо всех сил, но не мог явиться раньше.
– Багира, – кричал он, – я здесь. Я лезу! Я тороплюсь! Камни осыпаются из-под моих лап! Подождите, вот я приду! Эй, вы, бессовестные Бандар-Логи!
Он, задыхаясь, бежал по террасе и вскоре исчез под массой обезьян, кинувшихся на него, но Балу быстро и ловко поднялся на задние лапы, вытянул передние и охватил ими столько врагов, сколько могло поместиться в его страшных объятиях, потом он принялся бить вправо и влево.
Плеск воды донес до Маугли, что Багира бросилась в водоем, где обезьяны не могли преследовать ее. Пантера лежала, выставив из воды одну голову, а ее враги тремя рядами стояли на красных ступенях, с яростью прыгали взад и вперед и, конечно, кинулись бы на нее, если бы она вышла на берег, чтобы помочь Балу. И вдруг Багира вытянула шею и в отчаянии произнесла призыв змеи:
– Мы одной крови – ты и я!
Она думала, что Каа в последнюю минуту обратился в бегство. Балу, которого со всех сторон одолевали обезьяны, все же не мог не посмеяться, услышав, что черная пантера зовет питона на помощь.
Между тем Каа перебрался через западную стену, изгибаясь с такой силой, что большой камень свалился в ров. Он несколько раз свернулся и развернулся, чтобы удостовериться, что все его длинное тело в полном порядке. Пока продолжался бой Балу с обезьянами, Манг, летучая мышь, разносила по джунглям весть о великой битве. Все звери узнали о бое, и Хатхи, дикий слон, затрубил в свой длинный хобот.
Рассеянные в лесу стаи обезьян проснулись и, прыгая с дерева на дерево, побежали к Холодным Логовищам на помощь товарищам. Все дневные птицы проснулись. Каа быстро бросился на террасу. Вся сила питона заключается в ударе его головы, которая бьет жестоко. Питон в четыре или пять футов может свалить человека, если ударит его головой в грудь, а, как вы знаете, Каа был тридцати футов длиной. Первый удар он нанес в самую середину толпы обезьян, окружавших Балу, второго же удара не понадобилось. Обезьяны рассыпались во все стороны с криком:
– Каа! Каа! Это Каа! Бегите, бегите!
Все Бандар-Логи знали о существовании Каа, ночного вора, который скользил вдоль ветвей так же бесшумно, как растет мох, и мог уносить даже очень больших обезьян, умел делаться неподвижным, как сухой ствол, обманывая самых опытных из них. Больше же всего обезьяны боялись Каа, потому что они не знали пределов его силы и не могли смотреть ему прямо в глаза. Они взобрались на стены и крыши домов. Балу с облегчением вздохнул. У него была гораздо более густая шерсть, чем у Багиры, но и он жестоко пострадал в бою. Тут Каа в первый раз открыл рот и произнес длинное свистящее змеиное слово; обезьяны, бежавшие на помощь своим товарищам, остановились. Обезьяны на стенах и домах перестали кричать, и среди тишины, наступившей в городе, Маугли услышал, как Багира отряхивалась, выйдя из водоема. Вскоре снова начался шум. Обезьяны карабкались на стены все выше, визжали и кричали. Маугли, прыгая от нетерпения в беседке, прижался лицом к резным стенам.
– Выньте человеческого детеныша из этой ловушки, – сказала Багира. – Возьмем его и уйдем. Они могут опять напасть.
– Они не двинутся, пока я не прикажу им. С-с-с-стойте! Тиш-ш-ш-ше, – прошипел Каа, и в городе снова все затихло. – Я не мог явиться раньше, но я слышал, как ты позвала меня…
– Может быть… может быть, я и закричала во время битвы, – ответила Багира. – Балу, ты ранен?
– Мне кажется, они разорвали меня на сотни маленьких кусочков, – сказал Балу, потряхивая то одной, то другой лапой. – Ох, у меня все болит! Мне кажется, Каа, что мы с Багирой обязаны тебе жизнью.
– Это неважно! Где человечек?
– Здесь, в ловушке. Я не могу вылезти, – закричал Маугли.
– Возьмите его отсюда. Он прыгает, как павлин, и, пожалуй, передавит наших детенышей, – сказали кобры, бывшие внутри беседки.
– Ага, – посмеиваясь, заметил Каа, – у него друзья повсюду. Отойди немного, человеческий детеныш, а ты, ядовитое племя, спрячься. Я свалю стену.
Каа внимательно осмотрел резьбу и, найдя трещину, которая обозначала слабое место стены, раза три дотронулся до нее головой, чтобы рассчитать расстояние, а потом, поднявшись футов на шесть от земли, нанес носом с полдюжины сильных ударов. Резьба сломалась, упала, поднялось облако пыли, посыпались обломки. Маугли выскочил через отверстие и бросился между Балу и Багирой, обняв руками шеи обоих зверей.
– Ты не ранен? – спросил Балу, нежно обнимая его.
– Я голоден, мне больно, я очень разбился. Но вы-то, вы жестоко пострадали от них, мои братья, вы в крови!
– Они тоже в крови, – сказала Багира, облизываясь и поглядывая на мертвых обезьян.
– Это ничего, ничего, только бы ты был жив, о, моя гордость, лучшая из маленьких лягушечек, – сказал Балу.
– Об этом поговорим позже, – сухо заметила Багира, что не очень понравилось Маугли. – Но, Маугли, здесь Каа, который помог нам выиграть битву. Ты обязан ему жизнью. Поблагодари же его по нашему обычаю.
Маугли обернулся и увидел голову большого питона, которая качалась на фут выше его.
– Вот каков человеческий детеныш, – сказал Каа, – у него очень нежная кожа, и он похож на обезьяну! Берегись, маленький, чтобы я когда-нибудь в полусумраке не принял тебя за одного из Бандар-Логов.
– Мы одной крови – ты и я, – ответил Маугли. – Сегодня ты дал мне жизнь. О, Каа, если ты когда-нибудь будешь голоден, моя дичь к твоим услугам.
– Благодарю, маленький братец, – сказал Каа, хотя его глаза блестели жадностью. – А что может убивать такой храбрый охотник? Я спрашиваю, так как хочу идти с ним, когда он отправится на охоту.
– Я ничего не убиваю, я еще слишком мал, но я загоняю коз для зверей, которым они могут понадобиться. Когда ты будешь голоден, приползи ко мне, и ты увидишь, говорю ли я правду. Они довольно ловки, – он показал на свои руки, – и если ты когда-нибудь попадешь в западню, я уплачу мой долг тебе. Хорошей охоты тебе, Багире и Балу!
– Хорошо сказано, – проворчал Балу.
Питон на минуту положил голову на плечо Маугли.
– Храброе сердце и вежливый язык, – сказал он. – Ты пойдешь далеко, маленький человечек. Теперь же уходи отсюда поскорее вместе с твоими друзьями. Ложитесь спать, вам не надо видеть то, что здесь будет.
Луна заходила за горы. Обезьяны, собравшиеся на стенах и строениях, казались дрожащими лоскутами. Балу подошел к водоему, чтобы напиться, Багира начала чистить свою шкуру. Между тем Каа выполз на середину террасы и сжал челюсти так, что они стукнули одна о другую. Глаза всех обезьян обратились к нему.
– Луна заходит, – сказал он, – но достаточно светло, чтобы видеть.
Со стен послышался стон, похожий на шелест ветра в листьях.
– Мы видим, о, Каа!
– Хорошо. Теперь начинается танец, танец голода питона Каа. Сидите смирно и смотрите.
Он два или три раза обвел головой круг, потом начал делать своим длинным телом петли и восьмерки, мягкие треугольники, которые превращались в квадраты и в пятиугольные фигуры. Питон не останавливался, не торопился, не отдыхал и все время пел какую-то жужжащую песню. Становилось все темнее и темнее.
Наконец извилистое тело змеи исчезло, слышалось только шуршание ее чешуи.
Балу и Багира стояли, как каменные, они слегка ворчали, их щетина поднялась. Маугли же смотрел спокойно.
– Бандар-Логи, – послышался наконец голос Каа, – можете ли вы без моего приказания двинуться? Говорите.
– Мы не можем двинуться без твоего приказания, о, Каа!
– Хорошо. Сделайте ко мне один шаг.
Обезьяны медленно двинулись. Балу и Багира тоже выступили вперед.
– Ближе, – прошипел Каа. Обезьяны подвинулись опять.
Маугли положил руки на Балу и на Багиру, чтобы удержать их, и большие звери вздрогнули, точно внезапно проснулись.
– Держи руку на моем плече, – прошептала Багира. – Касайся меня, не то я вернусь… я вернусь к Каа.
– Да ведь Каа только кружится в пыли, – сказал Маугли, – уйдем.
Все трое пробежали через проломленную стену в джунгли.
– Ой, – сказал Балу, остановившись под большими деревьями. – Никогда в жизни я больше не буду биться вместе с Каа! – И он вздрогнул всем телом.
– Он знает больше нашего, – дрожа сказала Багира. – Если бы я осталась, я скоро сама пошла бы к нему в челюсти.
– Сегодня у него будет и без того хорошая охота, – заметил Балу.
– В чем же дело? – спросил Маугли, не знавший силы питона, который умел взглядом приманивать к себе добычу. – Я видел только большую змею, которая описывала в пыли какие-то глупые круги и фигуры. И у него совсем разбит нос! Ха-ха-ха-ха!
– Маугли, – сказала Багира, – его нос разбит из-за тебя, из-за тебя же изорваны мои уши, бока и лапы, а шея и плечи Балу искусаны. Ни Балу, ни Багира не будут с удовольствием охотиться еще много-много дней.
– Правда, – сказал Балу, – но это ничего. Мы спасли человеческого детеныша.
– Он дорого обошелся нам, мы покрыты ранами. У меня выдергали почти половину шерсти на спине, наконец наша честь пострадала. Подумай, Маугли: мне, черной пантере, пришлось просить защиты у Каа. А потом я и Балу оба оглупели, как маленькие птички, глядя на танец Каа. И все это вышло из-за того, что ты, человеческий детеныш, побежал играть с племенем обезьян.
– Ты права, вполне права, – печально сказал Маугли, – я глупый человеческий детеныш, и меня мучит мой желудок.
– А что говорит закон джунглей, Балу?
Балу не хотел доставлять новых неприятностей Маугли, но не мог скрыть закона, а потому пробормотал:
– Печаль не избавляет от наказания. Только помни, Багира: он ведь очень маленький.
– Я не забуду этого, но он провинился, и его нужно побить. Маугли, что ты скажешь?
– Ничего, я поступил дурно. Балу и ты ранены, меня нужно побить.
Багира дала ему с полдюжины ласковых пинков, легких, с точки зрения пантеры. Ее удары вряд ли разбудили бы одного из ее собственных маленьких детей, но для семилетнего мальчика они были болезненны. После наказания Маугли чихнул и поднялся, не говоря ни слова.
– Теперь, – сказала Багира, – садись ко мне на спину, маленький братец, и мы отправимся домой.
Одна из прелестей закона джунглей заключается в том, что после наказания прекращаются все счеты. Ни в ком не остается дурного чувства.
Маугли положил голову на спину Багиры и заснул так крепко, что не проснулся даже тогда, когда она его опустила на землю в той пещере, в которой он жил с семьей волков.