Как была выдумана азбука
Через неделю после происшествия с багром, незнакомцем и рисунком Таффимай Металлумай (мы, как и прежде, милые мои, будем называть её Таффи) опять отправилась со своим папой ловить карпов. Мама хотела, чтобы она осталась дома и помогала развешивать шкуры для просушки на больших шестах около пещеры, но Таффи чуть свет убежала за отцом на рыбную ловлю. Она шалила и резвилась и внезапно так расхохоталась, что папа сказал ей:
– Не балуйся, девочка!
– Ах, как это было потешно! – восклицала Таффи. – Помнишь, как старший вождь раздувал щёки и какой смешной был наш милый чужак, когда ему обмазали волосы глиной?
– Ещё бы не помнить, – ответил Тегумай, – мне пришлось отдать незнакомцу две самые лучшие оленьи шкуры за то, что мы его обидели.
– Это не мы с тобой, а мама и её приятельницы! – возра-зила Таффи.
– Ну будет. Давай-ка позавтракаем.
Таффи принялась обсасывать мозговую кость и сидела смирнёхонько целых десять минут. Тем временем её папа что-то царапал зубом акулы на берёзовой коре. Вдруг она сказала:
– Папа, я придумала одну вещь. Крикни что-нибудь!
– А! – крикнул Тегумай. – Годится?
– Да, – ответила Таффи. – Знаешь, ты сейчас ужасно похож на карпа с разинутым ртом. А ну, крикни ещё раз.
– А! А! А! – крикнул Тегумай. – Но ты не смейся надо мною, дочка.
– Я вовсе не смеюсь, – сказала Таффи. – Ты сейчас узнаешь, что я придумала. Скажи опять «А» и не закрывай рта, а мне дай зуб акулы. Я нарисую карпа с разинутым ртом.
– Зачем? – спросил папа.
– Разве ты не догадываешься? – сказала Таффи, царапая по берёзовой коре. – У нас с тобою будет маленький секрет. Когда я нарисую карпа с разинутым ртом на закоптелой стене нашей пещеры (мама, вероятно, позволит), то ты сразу вспомнишь «А». Мы можем играть, как будто я выскочила из тёмного угла и напугала тебя криком. Помнишь, прошлой зимой я напугала тебя в бобровом болоте?
– В самом деле! – воскликнул папа таким голосом, как говорят взрослые, когда внимательно слушают. – Продолжай, Таффи.
– Ах, какая досада! – сказала она. – Я не могу нарисовать карпа целиком, вот только его рот. Всё равно, мы будем думать, что здесь нарисован весь карп, а это его рот, означающий «А».
ТАФФИ НАРИСОВАЛА ВОТ ЧТО.
– Недурно, – сказал Тегумай и нацарапал то же самое на другом куске берёзовой коры. – Но ты забыла, что у карпа поперёк рта торчат усики.
– С этим я не справлюсь, папа.
– Ничего, попробуй. Нацарапай только открытый рот и усик. Мы будем знать, что ты нарисовала карпа, потому что у окуней и форелей усиков не бывает. Смотри, Таффи!
И ОН НАРИСОВАЛ ВОТ ЧТО.
– Хорошо, теперь и я сделаю, – сказала Таффи. – Ты разберёшь, если будет так?
И ОНА НАРИСОВАЛА ВОТ ЧТО.
– Отлично, – сказал папа. – Когда я увижу этот знак, то буду так же удивлён, как если б ты неожиданно выскочила из-за дерева и крикнула «А».
– Теперь крикни что-нибудь другое, – попросила Таффи, очень довольная своей выдумкой.
– Уа! – громко крикнул её папа.
– Гм! – заметила Таффи. – Это что-то сложное. Конец напоминает «А» или рот карпа. А как же начало – у-у?
– Начало тоже похоже на тот крик – рот карпа. Давай присоединим ко рту и туловище карпа, – предложил папа. Он и сам увлёкся игрою.
– Нет. Если соединить, то я забуду. Надо, чтобы это было отдельно. Нарисуй хвост. Когда карп закапывается в тину, то виден только его хвост. А потом я думаю, что хвосты легко рисовать, – сказала Таффи.
– Хорошая мысль, – заметил Тегумай. – Вот тебе хвост карпа для звука у-у.
И ОН НАРИСОВАЛ ВОТ ЧТО.
– Теперь я попробую, – сказала Таффи, – но я не умею так хорошо рисовать, как ты. Что, если я нарисую только краешек хвоста и чёрточку вместо середины?
И ОНА НАРИСОВАЛА ВОТ ЧТО.
Папа кивнул головою в знак одобрения, и глаза его загорелись от восторга.
– Как хорошо! – сказала Таффи. – Теперь крикни на другой лад.
– О! – громко крикнул отец.
– Это нетрудно изобразить, – заметила Таффи. – У тебя рот становится круглый, как яйцо или как камень. Значит, можно положить яйцо или камень.
– Под рукою не всегда найдутся яйца или камни. Мы лучше нацарапаем такой кружок.
ОН НАРИСОВАЛ ВОТ ЧТО.
– Сколько звуков мы уже с тобою нацарапали! – воскликнула Таффи. – Рот карпа, хвост карпа, яйцо! Крикни ещё что-нибудь, папа.
– Ссс! – сказал папа и наморщил лоб, но девочка от возбуждения даже не заметила этого.
– Это легко, – заявила она, царапая по коре.
– Что такое? – спросил отец. – Я думаю, а ты мне мешаешь.
– Это тоже звук. Так шипит змея, папа, когда она думает, а ей мешают. Пусть будет с – змея, хорошо?
И ОНА НАРИСОВАЛА ВОТ ЧТО.
– Знаешь, – сказала Таффи, – у нас будет ещё секрет. Если ты нарисуешь шипящую змею у входа в маленькую пещеру, где ты чинишь гарпуны, я буду знать, что ты крепко задумался, и войду тихо-тихо. Если ты её нарисуешь на дереве около реки, когда ловишь рыбу, то я буду знать, что ты велишь мне сидеть смирно и не мешать тебе.
– Отлично, – сказал Тегумай. – Это игра серьёзнее, чем ты думаешь. Таффи, голубка, мне кажется, что дочь твоего отца придумала ловкую штуку, какой ещё никто не изобрёл с тех пор, как племя Тегумай научилось насаживать на гарпуны зубы акулы вместо кремневых наконечников. Мы, кажется, открыли величайшую тайну в мире.
– Какую? – с любопытством спросила Таффи.
– Сейчас объясню, – ответил папа. – Как называется вода на тегумайском языке?
– Ну, разумеется, уа, и река то же самое. Вагай-уа значит река Вагай.
– Как называется вредная болотная вода, от которой люди заболевают лихорадкой?
– Уо. А что?
– Теперь смотри, – сказал отец. – Представь себе, что ты увидела бы этот знак около лужи на бобровом болоте.
ОН НАРИСОВАЛ ВОТ ЧТО.
– Хвост карпа и круглое яйцо. Два звука вместе. У-о! Дурная вода! – воскликнула Таффи. – Конечно, я не стала бы пить этой воды, так как ты сказал бы, что она вредная.
– Но мне вовсе не нужно для этого стоять у пруда. Я мог бы быть очень далеко, на охоте, и всё-таки…
– И всё-таки я знала бы, что вода вредная, словно ты стоял бы там и говорил: «Уйди, Таффи, а то получишь лихорадку». А на самом деле говорит это хвост карпа и яйцо. О, папа, надо скорее пойти и рассказать это маме!
Девочка от восторга прыгала около отца.
– Нет, погоди ещё, – остановил её Тегумай. – Надо придумать дальше. Уо значит дурная вода, а со – кушанье, приготовленное на огне. Не правда ли?
И ОН НАРИСОВАЛ ВОТ ЧТО.
– Да. Змея и яйцо, – сказала Таффи, – это значит обед готов. Если б ты увидел, что на дереве выцарапаны такие знаки, то понял бы, что пора возвратиться в пещеру, и я тоже.
– Совершенно верно, деточка, – ответил Тегумай. – Однако надо подумать. Тут есть затруднение. Со значит «иди обедать», а шо – это шесты, на которых мы вешаем шкуры для просушки.
– Ах, противные шесты! – воскликнула Таффи. – Я ненавижу, когда мне приходится развешивать на них мокрые, тяжёлые, мохнатые шкуры. Если ты нарисуешь змею и яйцо, я подумаю, что пора обедать, и вернусь из лесу, а мама велит мне вешать шкуры, что же тогда будет?
– Ты разозлишься, и мама тоже. Нет, нам надо придумать новый знак для шо. Нарисуем пятнистую змею, которая шипит ш-ш-ш, и будем играть, что простая змея шипит с-с-с.
– Я не знаю, как нарисовать пятна, – сказала Таффи. – Да и ты сам второпях можешь забыть про них. Я подумаю со, а окажется шо, и мама всё-таки заставит меня развешивать шкуры. Нет, лучше нарисуем эти самые шесты, чтобы не было никакой ошибки. Я сейчас нацарапаю их. Смотри!
И ОНА НАРИСОВАЛА ВОТ ЧТО.
– Правда, это будет лучше. И шесты совсем как наши, – со смехом заметил папа. – Теперь я тебе опять что-то скажу, где есть шесты. Слушай: ши. По-тегумайски ши значит ведь копьё, Таффи.
Он опять засмеялся.
– Не дразни меня, – сказала Таффи, припоминая свой рисунок, из-за которого досталось бедному незнакомцу. – Вот попробуй сам нарисовать.
– Теперь мы обойдёмся без бобров и без гор, не правда ли? – спросил папа. – Я нарисую стоячие копья и одно наклонённое.
ОН НАРИСОВАЛ ВОТ ЧТО.
– Даже мама на этот раз не подумала бы, что меня убили, – добавил он.
– Не вспоминай об этом, папа. Мне неприятно. Давай будем ещё кричать. У нас дело пошло на лад.
– Как будто бы, – сказал Тегумай и задумался. – Скажем теперь ше, то есть небо.
Таффи нарисовала шесты и остановилась.
– Нужно придумать новый знак для последнего звука, да? – спросила она.
– Ше-е-е-е! – произнёс Тегумай. – Это похоже на круглое яйцо, только потоньше.
– Тогда нарисуем тоненькое круглое яйцо, такое тоненькое, как лягушка, которая весь век голодала.
– Нет, – возразил папа. – Если спешно нацарапать тоненькое яйцо, то мы будем ошибаться и принимать его за обыкновенное. Ше-ше-ше! Мы сделаем иначе: отломим и отогнём кусочек скорлупки. Тогда видно будет, что звук о становился всё тоньше и тоньше и, наконец, превратился в е.
И ОН НАРИСОВАЛ ВОТ ЧТО.
– Ах, как хорошо! Это даже лучше тоненькой лягушки. Продолжай, продолжай! – сказала Таффи, в свою очередь царапая по коре зубом акулы.
Папа продолжал рисовать, хотя его рука дрожала от волнения.
НАКОНЕЦ ОН НАРИСОВАЛ ВОТ ЧТО.
– Смотри-ка, Таффи, – сказал он. – Не поймёшь ли ты, что это означает на тегумайском языке? Если поймёшь, то мы сделали великое открытие.
– Шесты, сломанное яйцо, хвост карпа и рот карпа, – перечисляла Таффи. – Ше-уа, небесная вода, дождь.
В это время на руку ей упала дождевая капля – погода как раз была серенькая.
– Папа, дождь идёт. Ты это хотел сказать мне?
– Ну конечно, – ответил отец. – И я сказал тебе это молча, не правда ли?
– Я, вероятно, догадалась бы, хотя не сразу, но дождевая капля помогла мне. Теперь зато я уж никогда не забуду. Ше-уа значит «дождь» или «дождь идёт». Молодец, папа!
Таффи вскочила и стала кружиться около него.
– Подумай только: ты уйдёшь утром, когда я ещё буду спать, и нацарапаешь на закоптелой стене ше-уа. Я пойму, что скоро будет дождь, и надену свой плащ из бобровых шкур. То-то мама удивится!
Тегумай тоже принялся скакать. В те времена отцы не гнушались такими забавами.
– Чем дальше, тем лучше, – говорил Тегумай. – Положим, я захочу сказать тебе, что дождя не будет и ты можешь прийти к реке. Вспомни, как это по-тегумайски?
– Ше-уа-лас уа-мару (дождь кончился, к реке приди). Сколько новых звуков! Я не придумаю, как их нарисовать.
– А я зато придумал! – воскликнул Тегумай. – Постой минуту, Таффи, я тебе покажу, и затем на сегодня уже довольно. Мы знаем, как изобразить ше-уа, остановка только за лас. Ла-ла-ла! – твердил он, помахивая зубом акулы.
– На конце шипящая змея, а перед нею рот карпа – ас-ас-ас. Нам нужно только ла-ла, – сказала Таффи.
– Я знаю, но нам приходится выдумать ла-ла. И мы с тобою первые люди, которые за это берутся, Таффимай.
– Ну что же? – заметила Таффи и зевнула, так как чувствовала себя немного утомлённой. – Лас значит «сломать» и ещё «кончить», не правда ли?
– Да, разумеется, – сказал Тегумай. – Уо-лас значит, что вся вода в чану вышла и мама не может готовить, а меня как нарочно нет, я отправился на охоту.
– А ши-лас означает, что копьё сломано. Если б я тогда додумалась до этого, то не стала бы делать дурацких рисунков с бобрами для чужака.
– Ла-ла-ла! – повторял Тегумай, размахивая палкой, и морщил лоб. – Вот ещё досада!
– Ши я умею нарисовать, – продолжала Таффи. – А потом я попробовала бы нарисовать сломанное копьё.
И ОНА НАРИСОВАЛА ВОТ ЧТО.
– Отлично! – воскликнул Тегумай. – Теперь у нас есть ла, и этот знак не похож на другие.
ОН НАРИСОВАЛ ВОТ ЧТО.
– Нужно уа. Ах, это уже было. Остаётся только маре. М-м-м-м… Чтобы сказать м-м-м, надо закрыть рот. Давай нарисуем закрытый рот.
И ОНА НАРИСОВАЛА ВОТ ЧТО.
– После него поставим разинутый рот карпа. Выйдет ма-ма-ма, – сказал Тегумай. – А как же мы сделаем р-р-р, Таффи?
– Такой же острый, угловатый звук слышится, когда ты выдалбливаешь челнок, – сказала Таффи.
– Угловатый? Острый? Вот такой? – спросил Тегумай и НАЦАРАПАЛ СЛЕДУЮЩЕЕ.
– Да, – ответила Таффи, – но не надо столько углов, довольно и двух.
– Я поставлю даже один, – сказал Тегумай. – Для нашей игры чем проще знаки, тем лучше.
ОН НАРИСОВАЛ ВОТ ЧТО.
– Теперь мы добились толку, – сказал Тегумай и подпрыгнул на одной ноге. – Я возьму и нанижу все знаки подряд, – как рыб на жёрдочку.
– Не поставить ли между словами палочки, чтобы они не теснились и не толкались, словно карпы?
– Я сделаю между ними промежутки, – сказал Тегумай, но от волнения позабыл и НАЦАРАПАЛ ИХ БЕЗ ПРОМЕЖУТКОВ на куске свежей берёзовой коры.
– Ше-уа-лас уа-маре, – произнесла Таффи, читая по складам.
– На сегодня довольно, – сказал Тегумай. – Я вижу, что ты очень устала, Таффи. Но ты не смущайся. Мы уже завтра всё окончим, а помнить о нас люди будут ещё много-много лет после того, как срубят на дрова самые большие деревья, которые ты здесь видишь.
Они вернулись домой. Целый вечер Тегумай сидел по одну сторону очага, а Таффи по другую. Они рисовали уа, уо, ше, иши на закоптелой стене и до тех пор шушукались и пересмеивались, пока мама не сказала:
– Право, Тегумай, ты ничем не отличаешься от Таффи.
– Не сердись, мамочка, – убеждала Таффи. – У нас с папой секрет. Мы сами всё тебе расскажем, когда настанет время, только, пожалуйста, сейчас не расспрашивай, а то я не выдержу и разболтаю.
Мама не стала расспрашивать. На следующий день Тегумай ушёл ранёхонько к реке придумывать новые знаки, а Таффи, когда встала, увидела слова уа-лас (воды нет, вода кончилась), написанные мелом на стенке большого каменного чана, который стоял около входа в пещеру.
– Гм! – ворчала Таффи. – Эти картинки-звуки бывают иногда совсем некстати. Папа как будто пришёл сюда и велел мне принести воды в чан, чтобы маме было на чём готовить.
Она пошла к ручью за пещерой и, набирая воду ведром из берёзовой коры, наносила полный чан. Затем она побежала к реке и дёрнула папу за левое ухо. Это ухо принадлежало ей, и она могла его дёргать, когда была умницей.
– Ну, давай рисовать остальные звуки, – сказал папа. Они целый день провели за делом, отрываясь только, чтобы позавтракать и немного побегать. Когда они дошли до звука т, то Таффи заявила, что с этого звука начинаются их имена – её, папино и мамино – и потому надо нарисовать семейную группу, где бы они все трое держались за руки. Это легко было нарисовать раз-другой, но когда пришлось повторить то же самое шесть-семь раз, то Таффи и папа справлялись всё хуже и хуже, и, наконец, от рисунка остался один высокий, худой Тегумай, протягивающий руки жене и дочери. На картинках видно, как это постепенно делалось.
Многие другие рисунки были так замысловаты, что их трудно было выцарапывать, особенно натощак. Но по мере того как их снова и снова царапали на берёзовой коре, они становились проще и яснее, и наконец Тегумай остался совсем доволен. Они повернули шипящую змею на другую сторону, чтобы получить Г.
Очень часто у них попадалось Е, и во избежание недоразумений они совсем загнули отломанную скорлупку яйца. Звук З получился из рисунка, изображающего священного для тегумайцев зверя – бобра.
Некрасивый носовой звук Н они хотели изобразить в виде носа и рисовали носы до тех пор, пока у них остались чёрточки, которые они продолжили вверх и вниз. Пасть жадной щуки дала твёрдый звук Д.
Изобразив, как щука своей острой пастью натыкается на копьё, они сделали рисунок для звука К, который всегда произносится с усилием, словно натыкаешься на препятствие. Когда они нарисовали кусочек извилистой реки Вагай, то получили картинку для звука В.
Таким образом, Таффи и её папа нацарапали все звуки, какие им были нужны, и составили азбуку. Прошли тысячелетия, и люди пробовали применять те или другие знаки, пока не вернулись опять к той азбуке, простой и понятной, которую выдумали Таффи и Тегумай. По ней теперь учатся все детки, когда они уже в таком возрасте, что могут учиться.
Поэтому я стараюсь не забывать Тегумая Бопсулая, и Таффимай Металлумай, и Тешумай Тевиндрау, её дорогую маму, и всё то, что некогда происходило на берегах большой реки Вагай!