И всё бы хорошо, но вскоре пришло горестное известие, в коем сообщалось, что каналья Бонапарт затеялся воевать с союзническими странами России, и нашим войскам требовалось срочно отбыть на помощь друзьям. Князь Егор, будучи человеком военным тут же подчинился приказу, собрался и отправился на войну с проказником Наполеоном. Так началась первая разлука молодожёнов. Однако долго тосковать и печалиться не пришлось. Пролетело совсем немного времени со дня отъезда князя и Анастасия, как-то утром собираясь на репетицию, вдруг отчётливо поняла, что у них будет ребёнок. Радость, бесконечная радость охватила душу юной балерины. Пошёл отсчёт дней в ожидании появления малышки.
В театре же поднялся настоящий переполох. Васильев предпринял всяческие меры, связанные со столь щекотливым положением, и должным образом перестроил репертуар. К тому времени Анастасия была занята в большинстве спектаклей, так что от части самых трудных партий пришлось отказаться. Но это нисколько не повлияло на посещаемость театра, люди по-прежнему рекой текли на её выступления. Артисты труппы, так полюбившие Настю, со своей стороны всячески поддерживали её, и старались помогать ей даже в самых незначительных мелочах. Всё шло просто превосходно в этом радостном ожидании дитя, и лишь одно удручало будущую маму – отсутствие князя Егора.
На посланную в полк, где служил Егор, депешу ответа не последовало. Оставалось только гадать, в какой стороне он находится и как у него дела. Меж тем война, разгоревшаяся в Европе, получила затяжной характер. Вояка Бонапарт с упорством бывалого солдафона всё больше и больше вторгался на территорию сопредельных государств, ведя практически непрерывное наступление. Но вот однажды вечером в дверь Настиного дома постучали. Старая служанка неспешно отворила. На пороге держа в руках пакет, стоял военный нарочный кавалерист.
– Письмо для Анастасии Чъковой, от мужа!… – кратко произнёс он и, поправив доломан, передал пакет. Что тут сразу началось. Настя, услышав про послание, мигом очутилась в прихожей и, не дожидаясь пока ей подадут почтовый нож для открытия писем, руками разорвала пакет. Невероятное волнение охватило её при прочтении письма возлюбленного. В нём Егор уведомлял, что несказанно рад доброй вести о скорейшем появлении дитя и как только выдастся хоть какая-то возможность, он незамедлительно прибудет в Москву. Так же он сообщал, что чувствует себя прекрасно и даже отписал о том, что в последнем бою они изрядно намяли бока наполеоновским войскам.
– Ах, ну как он там?… ведь наверняка не бережёт себя!… лезет напропалую… – прочтя письмо, обратилась она к нарочному гусару, которого уже со всеми почестями препроводили на кухню и, усадив за стол, оставили на ужин.
– О нет, что вы,… полковник очень осторожен и внимателен,… притом не только к себе, но и к солдатам,… в полку его за это любят и берегут. Не далее как на той недели я видел его, и он чувствовал себя превосходно… – степенно располагаясь за столом, ответил посланник.
– Ох, расскажите ещё что-нибудь о нём,… я очень прошу вас!… – чуть ли не взмолилась Настя.
– Ну, хорошо,… почему бы и нет… – отозвался нарочный, и с удовольствием тут же опрокинув поданную ему чарку рома, с усмешкой крякнув, поправляя усы, начал свой долгий рассказ. Настя затаив дыхание, обратилась в слух. Весь вечер она не отходила от гусара и с интересом слушала всё новые и новые подробности о походной жизни своего ненаглядного Егорушки. Служанка Глаша только успевала подливать раздухарившемуся посланнику крепкий гусарский ром. А его рассказ всё продолжался и продолжался. Лишь далеко за полночь его красноречие иссякло, и он, откланявшись, удалился. Тогда Настя заперлась у себя в комнате и ещё не один раз перечитала дорогое ей письмо.