– Тут вот и присядем на завалинке… – говорила, вся запыхавшись, мать-муравьиха. После грозы-то дух какой чудный.
Грызун молча расположился около.
– Что ты, сыночек, будто не весел? – спросила муравьиха.
– Мало веселья! – со вздохом отвечал он. – Сколько народу-то даром погибло! Вон, по вбей ниве их раскидало…
Дождевая вода, затопившая давеча ниву, понемногу всочилась в рыхлую почву. Кое-где лишь стояли еще небольшие лужи. Но среди поваленных полос хлеба чернелись бездыханные тела потонувших жнецов. Далеко не всех, стало быть, удалось спасти ему, Грызуну!
– Эка беда! – заметила муравьиха. – Невольники! Их всегда добыть можно.
– Да ведь они для нас же, маменька, трудились! – воскликнул Грызун.
– А тебе, небось, и жалко стало? Ты – воин, сын мой: ты должен закалить свое сердце! Завтра же, может статься, придется тебе разорять опять муравейник их братьев, чернокожих. А можно ли сражаться, если будешь слушаться своего глупого сердца?
– Коли придется сражаться, так за себя, конечно, постою, – отвечал Грызун. – Да славы-то мало воевать с этой мелюзгой. Вот попадись мне равный или даже более сильный противник, какое-нибудь крылатое чудище, что ли…
Из лесной чащи донеслась звонкая соловьиная трель.
– Помяни нечистого, и он уж тут как тут, – прошептала муравьиха, дрожа всем своим тучным телом. – Вишь, как заливается! Колокольчик, да и только. А на деле-то – самый лютый враг всего живущего, тот самый Соловей-разбойник, о котором столько песен сложено. Только не народился, знать, еще тот муравей-богатырь, который осилил бы злодея.
Грызун молча поднял с земли грузную былинку-дубинку и завертел ею над головой.
Мать-муравьиха со снисходительной усмешкой наблюдала за этим гимнастическим упражнением.
– Уж не ты ли, Грызунчик, тот самый муравей-богатырь?
– А что вы думаете? – задорно отвечал он и молодецки замахал дубинкой.
– Нашей-то братии, муравьям, пожалуй, и не устоять перед тобой, – продолжала муравьиха, – но этому чудищу поганому, Соловью-то разбойнику, удар твой разве за щелчок покажется.
Она была права. Грызун с досады швырнул дубинку далеко от себя. Летя с вышины, дубинка подпрыгнула раза три-четыре по скату и сбила при этом с ног партию чернорабочих, тащивших из муравейника подмоченные хлебные зерна, муравьиные яйца и коконы.
– Ловко! – сказала муравьиха.
Грызун, застыдясь, отвернулся.
Весь скат муравейника, обращенный к солнцу, покрылся уже, между тем, зернами, яйцами и коконами, вынесенными сюда для просушки. Соловей точно выжидал только этого. Весело щелкнув, он спустился вдруг на муравейник и принялся клевать яйца и коконы. Чернорабочие муравьи вздумали было защищать своим телом хозяйское добро, но крылатый разбойник одним ударом клюва укладывал их на место: потом с прежним аппетитом продолжал начатый обед.