Три деви́цы под окно́м
Пря́ли по́здно вечерко́м.
«Ка́бы я была́ цари́ца, —
Говори́т одна́ деви́ца, —
То на весь крещёный мир
Пригото́вила б я пир».
«Ка́бы я была́ цари́ца, —
Говори́т её сестри́ца, —
То на весь бы мир одна́
Наткала́ я полотна́».
«Ка́бы я была́ цари́ца, —
Тре́тья мо́лвила сестри́ца, —
Я б для ба́тюшки-царя́
Родила́ богатыря́».
То́лько вы́молвить успе́ла,
Дверь тихо́нько заскрыпе́ла,
И в светли́цу вхо́дит царь,
Стороны́ той госуда́рь.
Во всё вре́мя разгово́ра
Он стоя́л поза́дь забо́ра;
Речь после́дней по всему́
Полюби́лася ему́.
«Здра́вствуй, кра́сная деви́ца, —
Говори́т он, – будь цари́ца
И роди́ богатыря́
Мне к исхо́ду сентября́.
Вы ж, голу́бушки-сестри́цы,
Выбира́йтесь из светли́цы,
Поезжа́йте вслед за мной,
Вслед за мной и за сестро́й:
Будь одна́ из вас ткачи́ха,
А друга́я повари́ха».
В се́ни вы́шел царь-оте́ц.
Все пусти́лись во дворе́ц.
Царь недо́лго собира́лся:
В тот же ве́чер обвенча́лся.
Царь Салта́н за пир честно́й
Сел с цари́цей молодо́й;
А пото́м честны́е го́сти
На крова́ть слоно́вой ко́сти
Положи́ли молоды́х
И оста́вили одни́х.
В ку́хне зли́тся повари́ха,
Пла́чет у станка́ ткачи́ха,
И завиду́ют оне́
Госуда́ревой жене́.
А цари́ца молода́я,
Де́ла вдаль не отлага́я,
С пе́рвой но́чи понесла́.
В те поры́ война́ была́.
Царь Салта́н, с жено́й
простя́ся,
На добра́-коня́ садя́ся,
Ей нака́зывал себя́
Побере́чь, его́ любя́.
Ме́жду тем, как он далёко
Бьётся до́лго и жесто́ко,
Наступа́ет срок роди́н;
Сы́на бог им дал в арши́н,
И цари́ца над ребёнком
Как орли́ца над орлёнком;
Шлёт с письмо́м она́ гонца́,
Чтоб обра́довать отца́.
А ткачи́ха с повари́хой,
С сва́тьей ба́бой Бабари́хой,
Извести́ её хотя́т,
Переня́ть гонца́ веля́т;
Са́ми шлют гонца́ друго́го
Вот с чем о́т слова до сло́ва:
«Родила́ цари́ца в ночь
Не то сы́на, не то дочь;
Не мышо́нка, не лягу́шку,
А неве́дому зверю́шку».
Как услы́шал царь-оте́ц,
Что донёс ему́ гоне́ц,
В гне́ве на́чал он чуде́сить
И гонца́ хоте́л пове́сить;
Но, смягчи́вшись на сей раз,
Дал гонцу́ тако́й прика́з:
«Ждать царёва возвраще́нья
Для зако́нного реше́нья».
Е́дет с гра́мотой гоне́ц,
И прие́хал наконе́ц.
А ткачи́ха с повари́хой,
С сва́тьей ба́бой Бабари́хой,
Обобра́ть его́ веля́т;
Допьяна́ гонца́ поя́т
И в суму́ его́ пусту́ю
Су́ют гра́моту другу́ю —
И привёз гоне́ц хмельно́й
В тот же день прика́з тако́й:
«Царь вели́т свои́м боя́рам,
Вре́мени не тра́тя да́ром,
И цари́цу и припло́д
Та́йно бро́сить в бе́здну вод».
Де́лать не́чего: боя́ре,
Потужи́в о госуда́ре
И цари́це молодо́й,
В спа́льню к ней пришли́ толпо́й.
Объяви́ли ца́рску во́лю —
Ей и сы́ну злу́ю до́лю,
Прочита́ли вслух ука́з,
И цари́цу в тот же час
В бо́чку с сы́ном посади́ли,
Засмоли́ли, покати́ли
И пусти́ли в Окия́н —
Так веле́л-де царь Салта́н.
В си́нем не́бе звёзды бле́щут,
В си́нем мо́ре во́лны хле́щут;
Ту́ча по́ небу идёт,
Бо́чка по́ морю плывёт.
Сло́вно го́рькая вдови́ца,
Пла́чет, бьётся в ней цари́ца;
И растёт ребёнок там
Не по дням, а по часа́м.
День прошёл, цари́ца во́пит…
А дитя́ волну́ торо́пит:
«Ты, волна́ моя́, волна́!
Ты гульли́ва и вольна́;
Пле́щешь ты, куда́ захо́чешь,
Ты морски́е ка́мни то́чишь,
То́пишь бе́рег ты земли́,
Подыма́ешь корабли́ —
Не губи́ ты на́шу ду́шу:
Вы́плесни ты нас на су́шу!»
И послу́шалась волна́:
Тут же на́ берег она́
Бо́чку вы́несла лего́нько
И отхлы́нула тихо́нько.
Мать с младе́нцем спасена́;
Зе́млю чу́вствует она́.
Но из бо́чки кто их вы́нет?
Бог неу́жто их поки́нет?
Сын на но́жки поднялся́,
В дно голо́вкой уперся́,
Понату́жился немно́жко:
«Как бы здесь на двор око́шко
Нам проде́лать?» – мо́лвил он,
Вы́шиб дно и вы́шел вон.
Мать и сын тепе́рь на во́ле;
Ви́дят холм в широ́ком по́ле,
Мо́ре си́нее круго́м,
Дуб зелёный над холмо́м.
Сын поду́мал: до́брый у́жин
Был бы нам, одна́ко, ну́жен.
Ло́мит он у ду́ба сук
И в туго́й сгиба́ет лук,
Со креста́ снуро́к шелко́вый
Натяну́л на лук дубо́вый,
То́нку тро́сточку сломи́л,
Стре́лкой лёгкой завостри́л
И пошёл на край доли́ны
У́ моря иска́ть дичи́ны.
К мо́рю лишь подхо́дит он,
Вот и слы́шит бу́дто стон…
Ви́дно на́ море не ти́хо;
Смо́трит – ви́дит де́ло ли́хо:
Бьётся ле́бедь средь зыбе́й,
Ко́ршун но́сится над ней;
Та бедня́жка так и пле́щет,
Во́ду вкруг мути́т и хле́щет…
Тот уж ко́гти распусти́л,
Клёв крова́вый навостри́л…
Но как раз стрела́ запе́ла,
В ше́ю ко́ршуна заде́ла —
Ко́ршун в мо́ре кровь проли́л,
Лук царе́вич опусти́л;
Смо́трит: ко́ршун в мо́ре то́нет
И не пти́чьим кри́ком сто́нет,
Ле́бедь о́коло плывёт,
Зло́го ко́ршуна клюёт,
Ги́бель бли́зкую торо́пит,
Бьёт крыло́м и в мо́ре то́пит —
И царе́вичу пото́м
Мо́лвит ру́сским языко́м:
«Ты, царе́вич, мой спаси́тель,
Мой могу́чий избави́тель,
Не ту́жи, что за меня́
Есть не бу́дешь ты три дня,
Что стрела́ пропа́ла в мо́ре;
Э́то го́ре – всё не го́ре.
Отплачу́ тебе́ добро́м,
Сослужу́ тебе́ пото́м:
Ты не ле́бедь ведь изба́вил,
Де́вицу в живы́х оста́вил;
Ты не ко́ршуна уби́л,
Чароде́я подстрели́л.
Ввек тебя́ я не забу́ду:
Ты найдёшь меня́ повсю́ду,
А тепе́рь ты вороти́сь,
Не горю́й и спать ложи́сь».
Улете́ла ле́бедь-пти́ца,
А царе́вич и цари́ца,
Це́лый день прове́дши так,
Лечь реши́лись натоща́к.
Вот откры́л царе́вич о́чи;
Отряса́я грёзы но́чи
И дивя́сь, пере́д собо́й
Ви́дит го́род он большо́й,
Сте́ны с ча́стыми зубца́ми,
И за бе́лыми стена́ми
Бле́щут ма́ковки церкве́й
И святы́х монастыре́й.
Он скоре́й цари́цу бу́дит;
Та как а́хнет!..
«То ли бу́дет? —
Говори́т он, – ви́жу я:
Ле́бедь те́шится моя́».
Мать и сын иду́т ко гра́ду.
Лишь ступи́ли за огра́ду,
Оглуши́тельный трезво́н
Поднялся́ со всех сторо́н:
К ним наро́д навстре́чу ва́лит,
Хор церко́вный бо́га хва́лит;
В колыма́гах золоты́х
Пы́шный двор встреча́ет их;
Все их гро́мко велича́ют
И царе́вича венча́ют
Кня́жей ша́пкой, и главо́й
Возглаша́ют над собо́й;
И среди́ свое́й столи́цы,
С разреше́ния цари́цы,
В тот же день стал кня́жить он
И нарёкся: князь Гвидо́н.
Ве́тер на́ море гуля́ет
И кора́блик подгоня́ет;
Он бежи́т себе́ в волна́х
На разду́тых паруса́х.
Корабе́льщики дивя́тся,
На кора́блике толпя́тся,
На знако́мом острову́
Чу́до ви́дят наяву́:
Го́род но́вый златогла́вый,
При́стань с кре́пкою заста́вой;
Пу́шки с при́стани паля́т,
Кораблю́ приста́ть веля́т.
Пристаю́т к заста́ве го́сти;