Результаты опроса экспертов и активистов о возможностях и рисках технологий Алексей Сидоренко
Единственное, что мы знаем о будущем, – там все будет по-другому. Стараться предсказать будущее, все равно что ехать ночью по проселочной дороге без фар, глядя в заднее стекло. Лучший способ предсказать будущее – создать его самому.
Предисловие из другой эпохи
На первый взгляд, работа с будущим – дело неблагодарное. В 1933 году британский физик Эрнест Резерфорд признал невозможным использование ядерной энергетики: «Любой, кто искал бы в изменении атомов источник энергии, говорил бы полный вздор». Его венгерский коллега, бывший студент Эйнштейна Лео Силард, прочитавший об этом в газете, пришел в ярость и в этот же день впервые предложил принцип цепной ядерной реакции, инициируемой нейтронами[30].
То, что произошло дальше, мы все знаем – создание атомной бомбы, сотни тысяч погибших в Хиросиме и Нагасаки, строительство атомных станций по всему миру (и их периодические аварии), холодная война, не ставшая «горячей» именно из-за резко возросшей разрушительной мощности новых атомных вооружений, глобальный режим ядерного нераспространения, легший в основу современного геополитического порядка, и т. д. Будущее, которое представлял себе Резерфорд, закончилось на следующий день после его предсказания.
Возможно, будущее стало таким, каким стало, именно из-за того, что Резерфорд разозлил Силарда своим авторитетным, но близоруким утверждением. Установление точной причинно-следственной связи между выступлением Резерфорда и нашим настоящим, разумеется, не представляется возможным. Допустимо предположить, что если бы не Силард, то кто-то другой открыл бы цепную реакцию. Было бы это сделано в то же время и в той же стране – вопрос, который навсегда останется без ответа. Но точно известно, что прорыв в атомной физике привел к появлению нового типа энергии и оружия, а те, в свою очередь, привели к изменению того, как живет целая планета.
Предполагали ли ядерные физики, писатели и журналисты разрушительный потенциал новых открытий? Наверное, британский писатель Герберт Уэллс в 1913 году впервые описал атомную бомбу в романе «Освобожденный мир»:
«На полу между его ног стоял длинный, похожий на гроб ящик с тремя отделениями для трех атомных бомб – бомб совершенно нового типа, еще ни разу не испытанных, взрывное действие которых должно было продолжаться беспрерывно в течение неопределенно долгого срока. До сих пор каролиний – основное взрывчатое вещество этих бомб – подвергался испытаниям только в ничтожно малых количествах внутри стальных камер, впаянных в свинец».[31]
Известно, что за год до своего изобретения упомянутый выше Лео Силард прочитал роман Уэллса, в котором британский писатель подозрительно точно предсказал открытие «доступа к внутренней энергии атома» именно в 1933 году. Скорее всего, это совпадение.
Предполагали ли политики и активисты разрушительный потенциал научных открытий? Да, но не в 1914-м, не в 1933-м, и даже не в 1938-м, когда даже Гитлер пришел к выводу о том, что атомная энергетика может быть использована для получения решающего военного преимущества. Только в 1939 году, спустя шесть лет после своего открытия, Силард вместе с двумя другими физиками стал инициатором «письма Эйнштейна Рузвельту»[32], в котором Эйнштейн призывал к ускорению работ над собственной версией ядерного оружия, до того как это сделают нацистские ученые. Манхэттенский проект начался спустя три года после письма ученых, в 1942-м, а завершился в 1947-м. В 1948 году Советский Союз впервые создал работающий ядерный реактор. Договор о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО) был заключен в 1968 году, 7 лет спустя после Карибского кризиса, поставившего под вопрос существование будущего разумной жизни на Земле. Тридцать четыре года (1914–1948) потребовалось человечеству, чтобы воспользоваться мирными плодами ядерной энергии, и пятьдесят четыре (1914–1968) от книги Уэллса до появления ДНЯО – чтобы установить правила по использованию разрушительных применений научных открытий.
Посмотреть за горизонт
Можно ли аналитическими методами прийти к воображению следующих подобных ситуаций в будущем? Можно ли предположить непредвиденные разрушительные последствия определенной технологии? Можно ли на основе имеющихся данных спрогнозировать векторы развития технологий и общественных систем, для того чтобы найти ранние возможности не только сохранения жизни, но и построения более справедливого общества?
Ученые, применяющие прогностические методы последние несколько десятилетий, утвердительно отвечают (по крайней мере, некоторые из них) на эти вопросы. Писатель-фантаст Уэллс не только успешно предсказал атомную бомбу, но и впервые предложил сам термин «форсайт», призвав академиков быть «профессорами форсайта»[33]. Метод форсайта активно применяется в коммерческих компаниях и на государственном уровне, однако не исчерпывает всего академического поля т. н. future studies (исследования будущего) – междисциплинарной области знаний, посвященной изучению возможных вариантов будущего, в том числе путем экстраполяции существующих технологических, экономических или социальных тенденций или предсказания будущих тенденций. Методология «сканирования горизонтов» (первые упоминания относятся к началу XXI века) – часть семьи методов futurestudies.
У «сканирования горизонтов» пока нет глобально признанной, «канонической» методологии, а различные исследования трактуют основополагающие элементы (взгляд в будущее, внимание к слабым сигналам и предложение множественности сценариев) этой методологии, подробно описанные в статье Г. Асмолова, достаточно вольно. Этому примеру последовали и авторы данного сборника, прежде всего, для того чтобы создать себе пространство для маневра в работе над слабоизученной темой. А степень изученности влияния цифровых технологий на гражданское общество, можно с уверенностью это утверждать, остается невысокой.
В ситуации, когда многие процессы занимают достаточно долгое время (например, годичный или даже полугодичный цикл разработки программного обеспечения или трехгодичный цикл крупной грантовой программы), людям, принимающим решения сейчас, необходимо понимать, будут ли иметь смысл и практическое применение идеи, которые еще только должны превратиться во что-то осязаемое.