Пиппин влетела в каюту и, привалившись к двери, зажала кулаком рот, останавливая рвущиеся рыдания.
«Господи, зачем я явилась сюда? Потому что ты не переставала любить его. Никогда не переставала думать, что с ним случилось…»
Чего не следовало делать, так это лететь к нему, как глупая упрямая школьница. И все же когда она услышала мольбу Нейта, его торопливые слова: «Леди Госсетт, он болен. Я опасаюсь худшего»…
Видения всплыли в ее душе, и она, наивная, поверила. Пиппин посмотрела на потолок. Слышно, как на палубе сын Дэша отдает приказы. Жаль, что она не может выбросить за борт этого лживого прохвоста.
Все ее мечты увидеть Дэша пошли прахом. Ушли грезы найти взрослого, помудревшего Дэша, пусть ослабленного болезнью, но все же стойкого и упрямого, командующего судном. Он обернулся бы на звук ее голоса и внезапно почувствовал прилив надежды и сил. Разделившие их годы растаяли бы, она бросилась бы ему в объятия, и все было бы…
Пиппин сердито засопела. Что за чушь она выдумала. Можно подумать, что ей все еще шестнадцать и она полна девичьих мечтаний. Следовало лучше соображать в… м-м-м… словом, ей достаточно лет, чтобы соображать лучше.
«Вот что значит долго жить в мечтах», – поняла Пиппин. Мечта никогда не меняется, а земля-то вертится. И все меняется. Особенно в случае Дэша. Нет больше мужчины ее грез, пирата ее сердца.
– Что мне делать? – прошептала она.
Прошлую неделю Пиппин провела в каюте. Нейт убедил ее, что ему нужно подготовить отца к ее появлению, что шок от встречи может оказаться слишком сильным для его слабого организма.
Она фыркнула. Нейту нужно было прятать ее, пока они не уйдут подальше в море, иначе не миновать ареста. И еще ему нужно было протрезвить Дэша и привести его хотя бы в какое-то подобие приличного вида, чтобы она не сразу распознала ложь.
Тряхнув головой, Пиппин принялась шагать по каюте – по каюте Нейта, насколько она знала, – три шага туда, три обратно, пока не ткнулась в дверь.
Дверь вела к Дэшу. Она снова не имела намерения открывать ее теперь уже до тех пор, пока они не прибудут в Балтимор.
Пиппин вздрогнула. Сколько времени займет путь до американского порта? «Двадцать пять – тридцать дней», – сказал Нейт при отправлении из Англии. Когда они окажутся в Балтиморе, она сразу же закажет каюту на судне, следующем обратным рейсом, и ко времени ее возвращения скандал с ее «похищением»…
Пиппин закрыла глаза и задрожала. Что пережили Джинджер и Джон! Она буквально видела, как сын, шагая по библиотеке, составляет план действий и приказывает сестре ни единой душе не сообщать об их позоре.
И для этого есть серьезные основания! Что будет с его репутацией, не говоря уже о карьере, если его мать похитил печально известный капитан Дэшуэлл?
Многие еще помнят ее скандальную историю с Дэшем и с удовольствием отряхнут пыль со старых сплетен и разнесут их по всему Лондону.
Это поставит Джинджер и Джона в ужасное положение. Конечно, высокая репутация лорда Клермонта оградит его жену от всего этого, но Джон… Пиппин вздрогнула. Ее сын слишком похож на отца, слишком гордый и неуступчивый, чтобы выдержать этот шторм, когда весь Лондон будет полниться диковинными историями. Джон встанет на ее защиту и… совершит какой-нибудь опрометчивый поступок, который положит конец его планам жениться на дочери адмирала Роттона.
Жена адмирала, бывшая леди Ориана Далдерби, еще большая поборница чистоты нравов, чем ее муж, и любой намек на безнравственность Пиппин заставит старую кошку толкнуть дочь к какому-нибудь респектабельному баронету, дабы не позорить свое имя.
Пиппин съежилась. Джон никогда ей этого не простит. И дочь… у Джинджер хорошая голова на плечах, но девочка так похожа на многих своих ровесниц, не слишком отличающихся от новой королевы: обеспеченная, гордая, добропорядочная, без всякого намека на связанный с нею скандал.
Пиппин надеялась, что у Джинджер хватит ума сообщить о случившемся Фелисити и Талли. Кузины способны сказать ее детям правду.
О да. Правду. Это их успокоит.
Пиппин застонала. Да, это к лучшему. Она представила лицо Джинджер и, хуже того, Джона, узнавших, что их добропорядочная мать до свадьбы имела любовника.
Она снова принялась ходить по каюте, ударилась коленом об угол койки и выругалась, не заботясь о приличиях. Она загубила свою жизнь, черт побери, и имеет право на крепкое словцо.
Кроме того, разве не этого ей всегда хотелось? Сбежать в море с Дэшем, чувствовать под ногами покачивающуюся палубу, слышать гром пушек, преследовать торговые суда.
Теперь это судно стало лакомой добычей, а Дэш… что с ним случилось?
Сев на койку и потирая ушибленное колено, Пиппин думала о произошедших в нем переменах.
Дэш должен был понять, почему она сделала то, что сделала. Можно подумать, что он не женился, ведь есть Нейт, и он приблизительно ровесник Джону, а это значит… значит, что Дэш после побега женился на первой встречной, имел семью.
Пиппин жевала губы, вовсе не обрадованная мыслью о другой женщине в его постели.
«А ты что делала больше двадцати лет? То же самое со своим мужем. С человеком, которого ты потом глубоко полюбила, несмотря на все попытки воспротивиться этому».
Было легко полюбить Брента, такого доброго и великодушного, веселого и преданного.
Возможно, это сильнее всего распаляло ее чувство вины. Она любила Брента, хотя дала себе клятву не любить никого, кроме Дэша. Теперь все это не важно. Дэш не хочет иметь с ней ничего общего, и она тоже. Оно и к лучшему.
Пиппин потерла колено и засопела. Тогда почему так отчаянно хочется плакать?
Она не любит Дэша. Он ее не интересует.
Да любит же! И он именно такой, как описал Нейт – человек, попавший в беду. Ему нужно вымыться, побриться, переодеться и перестать пить, пока алкоголь его не убил, если уже не поздно.
Пиппин открыла глаза, ее взгляд упал на книгу, какую она прихватила с собой, ту, что недавно прислала кузина Фелисити.
«Это не твоя вина, Пиппин, – почти услышала она слова кузины. – Этот человек выбрал свой путь, а ты выбрала свой. Ты не проводила годы, утопая в жалости к себе, и ему не следовало. Ты спасла ему жизнь, когда амбиции довели его до петли, и спасла дважды».
Но, как всегда, правильный «совет» Фелисити не принес облегчения.
Увидев Дэша, его зеленые глаза, упрямый подбородок, Пиппин слишком хорошо вспомнила, почему влюбилась в него.
Смахивая слезы, она достала из-под койки чемодан. Порывшись в нем, она вытащила коробку рахат-лукума, какую сунула внутрь, когда упаковывала вещи.
Пиппин развязала ленточку, открыла коробку, и аромат роз с сахаром перенес ее в зимний день, когда ее жизнь не была менее сложна, но не было многолетнего опыта, который подсказал бы ей, что она играет с бедой.
Лондон, 1814 год
– Леди Филиппа, – прошептала от двери Мэри, – леди Филиппа, вы не могли бы выйти на минуточку?
– В чем дело, Мэри? – Талли подняла глаза от стола, за которым они с Пиппин сочиняли очередную пьесу.
Пиппин тоже посмотрела на горничную. Ей кажется или действительно девочка взволнована? Не сказать, что дочь миссис Хатчинсон очень смышленая или хорошая горничная, но она появилась в доме вместе со своей матерью-экономкой, и никто не собирался отказываться от лишних рук в хозяйстве.
Особенно когда нет денег, чтобы заплатить ее матери.
– М-м… у мамы вопрос к леди Филиппе по кулинарии. – Девочка запнулась. – Да, вот именно, по кулинарии.
– От меня в этом никакой помощи, – рассмеялась Талли. – Лучше иди, Пиппин, или нам придется обедать тостами.
Улыбнувшись шутке кузины, Пиппин поднялась из-за письменного стола и последовала за Мэри, которая побежала вниз по черной лестнице.
Но когда они оказались перед спуском в подвал, где находилась кухня, Мэри резко остановилась.
– Простите, миледи, я сказала неправду. Маме вы не нужны, но я не знала, что еще сказать, – призналась она, теребя передник.
Пиппин, успокаивая, положила руку на плечо девочке.
– Что случилось, Мэри?
– Джентльмен, миледи.
– Что?
– Джентльмен, в саду за домом. Он здесь, чтобы видеть вас. – Глаза Мэри сделались как блюдца, и она прошептала: – Но я не думаю, что он настоящий джентльмен, хотя у него подарок и букет.
Взгляд Пиппин метнулся к двери. Дэш! Он нашел ее, как и обещал.
Девочка снова принялась терзать передник.
– Я не знала, что делать, и пошла за вами. Мама не могла открыть дверь, и я боялась, что она его прогонит. И еще больше боялась, что его обнаружит мисс Лэнгли. Простите мне мои слова, миледи, но я не думаю, что мисс Лэнгли одобрила бы его. Он, похоже, из грешников и совсем не благопристойный. – Мэри уставилась на свои башмаки. – Но он пришел повидать вас, а не мисс Лэнгли, и он дал мне блестящий пенни, чтобы я вас вызвала, так что теперь я вас оставлю. – Шмыгнув мимо Пиппин, дочка экономки умчалась вверх по лестнице, очевидно, опасаясь и незнакомца, и того, что Фелисити обнаружит, что мужчина проник в их женскую обитель не без ее участия.
Пиппин поглядела на дверь, которая вела в сад.
«Не смей идти туда, Филиппа Ноуллз, – почти услышала она слова Фелисити. – Да если кто-нибудь увидит, что ты связалась с… с…»
Сжав губы, Пиппин обдумывала, как поступить. Отослать его. Не выходить, а послать миссис Хатчинсон с ее ужасным кухонным ножом, каким, если верить Мэри, она вчера выгнала зеленщика, у которого хватило наглости попросить оплатить счет.
«Отошлю его», – решила Пиппин, хотя сердце отчаянно забилось.
Дэш! Он пришел к ней. С того дня на ярмарке она разрывалась между пылкой надеждой, что он найдет ее, и мольбой, чтобы этого не произошло. Пиппин задрожала, но не от холода.
Она ведь просмотрела старые выпуски «Таймс» и знала, какая опасность ему грозит. Если Дэша поймают на английской земле, его наверняка повесят. И любого, кто ему помогал.
Это означало угрозу не только ее жизни. Талли и Фелисити тоже окажутся в опасности, как и их компаньонка тетя Минти, лакей Тэтчер, миссис Хатчинсон и бедная Мэри в придачу.
Нет, слишком много жизней будет поставлено на карту из-за появления Дэша. Даже если он здесь только до той поры, пока лед на Темзе не треснет. А это сейчас в любой день может случиться, и тогда Дэш исчезнет.
«Исчезнет…» Ужасное слово! Почти столь же скверное, как вся эта путаница.
Нет, нужно отослать его. Даже если, по уверениям Мэри, он прибыл с подарком.
Пиппин не могла сдержать улыбки. Подарок? Много времени прошло с тех пор, когда она получала подарки, если не считать красных шерстяных носков, подаренных тетей Минти на Рождество. Старушка связала по паре «моим брильянтикам», как она любила называть трех девушек.
Но этот подарок совсем другого рода: от мужчины. Пиппин не могла вообразить, какой подарок Дэш принес ей… «Кроме поцелуя», – озорно подумала она, рискнув выйти в маленький заброшенный сад позади дома.
Дрожа от холода, она шла по узкой тропинке между сугробами.
– Дэш? – прошептала Пиппин. – Вы здесь?
Он вышел из-за старого дерева, которое давным-давно пора было спилить, и улыбнулся ей.
– Не думал, что ты придешь… или девчонка сможет запомнить, что я ей сказал.
Пиппин рассмеялась, украдкой взглянув на его пустые руки. Да, что касается подарка, Мэри явно напутала.
Но это не остановило радостного стука ее сердца. «Он нашел меня. Нашел», – выстукивало оно.
– Она сказала мне, – начала Пиппин, – но вам не следовало…
Пиппин не могла заставить себя договорить предостережение. «Вам не следовало приходить сюда». Вместо этого она спросила:
– Как вы нашли меня?
– Это было нетрудно. Нужно было лишь найти украденный дом на Брук-стрит, – поддразнил Дэш, глянув на четырехэтажное здание кремового цвета.
– Тс-с, – предупредила Пиппин. – Это тайна.
– Осмелюсь сказать, миледи, кражу дома трудно сохранить в тайне.
– О, это будет не так сложно, после того как… – начала Пиппин, но ей не хотелось договаривать: «После того как мы все выйдем замуж».
Дэш сделал это за нее, выбрав другой вариант.
– После того как владелец вернется и захочет узнать, почему графская дочь самовольно поселилась в его доме? – Он подбоченился. – Леди Джозефина, Безумный Джек или его благоразумная женушка знали, что затеяли эти несносные особы, которых ты называешь кузинами?
Пиппин покачала головой:
– Нет. Не думаю, что даже Джек это одобрил бы.
– Тут и одобрять нечего, – сказал Дэш. – Я, конечно, могу вообразить, что Джек украл бы мелочь… ладно… – Он замолчал и посмотрел на нее. – Не обращай внимания. О чем вы думали, поселившись в чужом доме?
– Это не мой план, – оборонялась Пиппин, – а скорее Фелисити. – Она на мгновение умолкла. – Нет, и мой тоже. Поверьте, продуваемый всеми ветрами дом в Лондоне лучше, чем такой же в Суссексе.
– И ваши родные позволяют вам подобные выходки?
Пиппин немного надулась. Боже милостивый, Дэш начинает говорить как занудный поверенный Фелисити.
– Мы единственные родственники. Мои родители умерли, как и у кузин. Мой брат несовершеннолетний, и он в Итоне.
– Только поглядеть на вас троих! Бедные как мыши и мечтаете стать кошками, полагаю?
Это был глубоко личный вопрос, но, глядя в глаза Дэша, Пиппин знала, что он спрашивает не для того, чтобы осудить за глупый поступок, но потому, что это его волнует.
Как много времени прошло с тех пор, когда кто-то волновался о ее благополучии.