Остров Ямайка в Британской Вест-Индии славен не только величавыми ущельями, поросшими яркой зеленью. Когда его знойная суша на северо-западе острова окунает свои прелести в море, такое запоминается.
Славна Ямайка своим «кустом». Нигде в мире не произрастает столько питательных и целебных растений, как здесь. У острова есть свой Норман У. Мэнли [1] – блистательный молодой юрист, темнокожий близнец Уильяма Питта-младшего [2], ямайский аналог таких рыцарей американской юриспруденции, как Сэмьюэл Лейбовиц [3] и Кларенс Дарроу [4]. Среди крестьян в моде «покомания» [5] – кажется, можно перевести: «лёгкая форма помешательства». А вот Брат Леви переводит: «из ничего, да что‐то». Нам ещё предстоит приглядеться к этому увлечению, учитывая его важность для большинства островитян.
Крупнейшие лидеры данного культа – Матушка Сол (вышагивает так чинно, что позавидует сама Царица Савская), и Брат Леви – не менее колоритная личность.
Со слов последнего, культ затевался как потеха, но в конце концов был принят всерьёз. Изначально «покомания» была «сухой», стерильной, пока её не оросил некий «дух». Утоляя интерес к первобытным обрядам и музыке, я принялась ходить по разным ритуальным местам. На моих глазах была проведена чудесная церемония со свечами. На мой вопрос о смысле этого действа Брат Леви разъяснил, что мы совершаем марш в честь Иосифа, который, покинув пещеру, где родился Христос, шагал со свечой впереди Марии с Младенцем. Как известно, Христос родился не в яслях. Иосиф и Мария решили не рисковать. Он появился на свет в пещере и провёл там первые полгода жизни. Потому‐то и не могли Его так долго отыскать трое волхвов, ведомых путеводной звездой. Он прятался в подземелье. Тогда волхвы провели магический ритуал, Иосифу явился ангел и оповестил его о желании волхвов видеть будущего Спасителя. То, что тёмный люд именует «рождеством», на самом деле день встречи с Христом. Богообщение, а не богорождение, насколько я смогла понять доводы Брата Леви.
Мне довелось побывать на нескольких заседаниях покоманов, в чьих головах бурлит солянка из креольской чёрной магии и христианства, проходивших под аккомпанемент красивейшего хорового пения. Я посетила «Солнечные часы» – процедуру, которая длится целые сутки. С ворот, ведущих к месту проведения, свисали пальмовые ветки. Внутри храма стену за алтарём украшали газеты. Верующие собирались на воздухе вокруг стола, покрытого белым полотном. На земле, приманивая духов, горели свечи. Присутствовал и загадочный сосуд – залог, как мне сказали, неминуемого сошествия духа. В сопровождении пажа-меченосца с деревянным мечом явился Пастырь. Следом, голося, шагал паж-крестоносец с распятием в руке. Далее следовал Палач, который должен карать за бездуховность ударом хлыста тех, кто сидит неподвижно. Прошествовала и Гувернантка, отвечающая за поведение женщин, нечто вроде гаитянской жрицы-Мамбо. Ей также положено запевать духоподъёмные песни и вообще следить, чтобы народ не сачковал. Замыкал кавалькаду паж-пастушок, персональный оруженосец Пастора.
Протокол церемонии оживляют песни, шествия и пляски, а также крещения, проводимые в священных купелях на дворе. Не обходится и без чудесных исцелений – Матушке Сол пришлось просто сесть на оравшего малыша-китайчонка, чтобы излечить бесноватого. Танец между столов напоминает дыхательную ритмическую гимнастику. Самая волнующая часть церемонии – хороводы вдоль свечей, расставленных на земле в особом порядке. Вдохи и выдохи танцоров работают как музыкальный инструмент. Такова она – «покомания» – хотя бы в общих чертах.
Дворы-купальни прочно вошли в быт ямайских крестьян. Там можно принять ванну, а человек, управляющий таким местом, сочетает функции врача и духовного лидера. Если болезнь имеет естественное происхождение [6] – хворому прихожанину прописывают водные процедуры с добавлением лечебных трав, чьи названия и свойства известны только жрецу.
Но куда чаще причиной страданий является демон-даппи, и для изгнания злого духа нужно окунуться в воду. Купальня с реноме не знает отбоя от пациентов. Анонимные вожди простонародья установили правила на все случаи жизни, которым слепо следует их паства. Под контролем даже рождение человека и его смерть. Колыбель младенца и его самого защищают от вампиров особые знаки, наносимые синей краской. Когда его уносят, в пустой комнате оставляют Библию в раскрытом виде, чтобы отогнать злых духов, и так далее.
Если обряд достиг цели, накрывают столы с едой. Счастливый получатель божьей благодати не скупится на угощение. Никто, кроме духовенства и снабженцев не ведает, для чего всё это. Деревенскую еду принято запивать обильными дозами крепкого рома. Первейший и главнейший талисман – кусочек хлеба в стакане с водой – символ изобилия.
Экономическое положение Ямайки обусловлено сложным комплексом воззрений её многослойного общества.
На этом острове даже петухи (не несушки!) несутся [7]. При двух процентах белых в чистом виде, остальное население представляет собой гибридную смесь со всевозможными долями белой и чёрной крови. Вот в этом диапазоне петух и «сносит куриное яйцо». Островом владеют англичане, отсюда и англомания его жителей Ямайки. В той или иной степени колонии всегда подражают метрополиям. К примеру, американцы обезьянят своих бывших хозяев [8] даже сто пятьдесят лет спустя после революции.
То же самое и здесь – каждый житель Ямайки как только может копирует английскую речь, манеры и внешний вид. Сложнее всего дело обстоит с последним. Прикрыть европейским костюмом африканское туловище – дело не такое уж хитрое, но придать африканской физиономии черты европейца почти невозможно. По крайней мере, за одно поколение. Поэтому все, кто на йоту верят в лучшую жизнь, уповают на будущее. Надо отметить, что грань, отделяющая темнокожих и белых англичан, не так остра, как барьер между темнокожим и мулатом. Последний дистанцируется от наследия предков с бешеной скоростью, мечтая вырваться из гущи темнокожего большинства, в которое вроде бы по общепринятым меркам ему надо включиться. Но здесь срабатывает память о вековом рабстве, а пиетет к расе господ преодолевается продолжительной чередой поколений. Пережиток колониализма. Добавьте к нему врождённый талант чернокожих к подражанию, и вы увидите, что вылупилось из яйца, «не курицей снесённого».
Не все мулаты появились на свет вне брака, но дело не в этом. Тот, в чьих жилах течёт смешанная кровь, живёт с пометкой бастарда. Тем не менее быть мулатом престижно вне зависимости от обстоятельств зачатия, которое подарило ему более светлую кожу. А система оценки его близости к белому типу всячески щадит его достоинство в этом щепетильном вопросе. И расспросы типа: «в кого это ты так посветлел?» ему не угрожают. Иногда европейское родство выглядит столь отдалённым, что вспоминается мюзикл Гершвина, где фигурирует «незаконная дочь незаконного сына незаконного племянника Наполеона» [9]. Если вместо «Наполеона» будет «англичанин», вы увидите амбициозного мулата во всей его светлокожей красе.
Допустим, ямайские помеси логичны и верны, допустим, что у темнокожего нет иной перспективы, кроме как раствориться в западном мире «белых». Так считал Фредерик Дуглас[10]. Если он был прав, тогда стремление чёрных в США сравняться с белыми во всех сферах, не меняя цвет кожи, никуда не годится. Может быть, целесообразнее свернуть наши лагеря [11] и, пользуясь тем, что ночью все кошки чёрные, нарядиться в кожу белых братьев. Если это неизбежно, любой шаг по «отбеливанию» является шагом в правильном направлении. Впрочем, я не претендую на знание – как разумнее, как лучше. Взгляду американского негра Ямайка являет зрелище дивное. Мы словно бы отходим назад, в прошлое, в эпоху рабства или в первые дни освобождения, когда все привилегии чёрного сводились к побочному родству с хозяином и выбором между пахотой на плантации или должностью лакея в усадьбе. На современной Ямайке ребёнку, рождённому вне стен супружеской спальни, стыдиться нечего, это факт. Но маятник качается в обе стороны. Возможно, через пару сотен лет все без исключения вздохнут с облегчением, узнав, что чёрное большинство удалось отговорить от продолжения рода. Вот оно – уязвимое место в соблазнительной схеме. Присутствие чёрных, остающихся чёрными, будет напоминать мулатам, от кого они, собственно, произошли, вызывая фарсы, должные выбешивать ямайских болдырей-между здесь [12].
Человек рождается чёрным или белым где угодно, но только на Ямайке он может быть чёрным по факту рождения и белым по заявлению. То есть: он законно объявляет себя белым. Когда я говорю «чёрный», я подразумеваю любого, в ком есть капля цветной крови, в нашем американском смысле этого слова: каким бы светлым он не казался, он знает, кто он есть на самом деле. Мне, например, рассказывали, какую панику вызвал визит покойного Джона Хоупа [13], президента университета в Атланте. Он посетил Кингстон в 1935 г. за несколько месяцев до своей смерти. Внешне он мало отличался от белого человека, и увидев, с какими почестями его встречали в кингстонском институте Рокфеллера [14], местные жители решили, что он и в самом деле чистокровный янки. После лекции последовал банкет в шикарном отеле «Миртл Бэнк», которому на острове нет равных. Всё шло по плану, пока мистер Хоуп не обратился к собранию с ответной речью, начав её со слов «Мы – негры»…
Часть аудитории оказалась на грани обморока. Ведь оратор выглядел светлее отборных мулатов, считавших свою белизну пределом мечтаний. Но если даже такой беляк называет себя негром, кто же тогда в таком случае они? Слова заокеанского гостя прозвучали как сообщение об эпидемии чумы. Разумеется, среди них были и натуральные белые – англичане, американцы, чьи мысли я бы с удовольствием почитала. Ещё с каким.
В положении, когда ты белый по переписи, но цветной по всем иным статьям, есть свои занятные обмолвки. Англичане считают, что, если кому‐то приятнее и комфортнее, живя в этой колонии считаться официально белым, окей – по бумажке ты светлокож. Так и запишем. На публике англичане общаются с притворщиками с подчёркнутой вежливостью и радушием, начисто игнорируя их в частной и светской жизни. А их наглухо чёрные собратья так же не забывают, откуда эти белые выцвели. Что именно ты такой светлокожестью выгадываешь, мне не совсем ясно. «Люди с бодрым цветом кожи» – так окрестил отщепенцев Джордж Бернард Шоу во время своего недавнего визита на Ямайку.
Отсюда снова возникает вопрос к тому, как яйца несутся не в курином гнезде. Когда темнокожая женщина рожает от англичанина или шотландца, о ней желательно вспоминать как можно реже. Но не дай бог тебе забыть про белого отца, каковы бы ни были обстоятельства твоего зачатия. «Мой папа это, мой папа то, и вообще, мой папа – англосакс, чтоб вы знали», сплошные отцы, как будто деторождение по-ямайски обходится без женского участия. Чёрная кожа – эмблема печали, которой предосудительно щеголять или любоваться. Джентльмены беременеют от джентльменов, как не утопично это звучит. Высадились на острове, соорудили по гнезду, снесли себе яйца и высиживают будущих ямайских «светляков».
Однако грядут иные времена, и они не за горами. Мало-помалу чернокожая Ямайка начинает себя уважать. Заметно возрастает интерес к африканскому культурному наследию – песням, танцам, народной мудрости и сказаниям об Ананси [15]. Ямайские пословицы и прибаутки насыщены юмором, иронией и философским смыслом. Судите сами:
1. Камешку на дне летом не жарко («Сытый голодного не понимает»).
2. Пятнистую свинью за семь лет не отмоешь («Черного кобеля не отмоешь добела», «Горбатого могила исправит»).
3. От острой шпоры и конь запляшет («Нужда научит»).
4. Хворь въезжает на коне, а уходит пешком (заразиться болезнью проще, чем вылечить её).
5. Любая салфетка мечтает стать скатертью («Нет солдата, который не мечтает стать генералом»).
6. Быку рога не жмут («Своя рубашка ближе к телу»).
7. Ты виноват, раз оказался в клюве птички, червячок («Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать», «Кто сильнее, тот и прав»).
8. Хочешь вкусно есть – говори приятное («Умей подмазать»).
9. Свои же на Ямайку продадут («Ближний – враг твой»).
10. От дури – собака, кабан – жизни для [носится как угорелый] («Не забавы ради», «Уже не до шуток»).
11. Пальцем всегда тычут в кого‐то («Каждый видит чужие недостатки»).
12. Мешок на спине не чувствует, как она ноет («Скрипит воз, а везёт кобыла»).
Всего три года назад такие пословицы, как и всё чисто ямайское, считались субкультурой тёмных слоёв населения.
Супруга Нормана У. Мэнли, настоящая англичанка [16], запечатлевает ямайские образы в скульптуре. Её работы выделяются силой замысла и изяществом воплощения, подкреплённого мастерством. Отдавая предпочтение туземным моделям, она навлекла на себя гнев «белых по бумажке», чьё невежество и чванство не допускают, чтобы африканец из плоти и крови был объектом полноценного искусства. Между тем работы миссис Мэнли выставлены в галереях НьюЙорка, Лондона и Парижа. Большая статуй часть всё ещё пропадает в Кингстоне, но про них уже написало «Вест-Индское обозрение» – голос мыслящей Ямайки. Это обнадёживает. Наряду с позитивной деятельностью сестёр Бейли [17], предпринимательством братьев Мейкле и растущим авторитетом клуба «Перо и Чернильница», всё это помогает раскрыться коллективному духу ямайского племени. И очень скоро на фоне этого ренессанса броскому глянцу Не куриного Гнезда предстоит потускнеть.