Лейла входит в столовую на шаг впереди меня. Это место будто оформлено в стиле королевского банкетного зала. Здесь три стола. Тот, что по центру, рассчитан человек на двадцать и стоит на некотором возвышении. Перпендикулярно ему расположены два длинных стола, рассчитанных не меньше чем на пятьдесят человек каждый. Вдоль всех столов, накрытых хрустящими белыми скатертями – кстати, очень непрактичный выбор для толпы подростков – и украшенных орнаментом из еловых веток и белых цветов, аккуратными рядами стоят обитые бордовым бархатом стулья. С потолка свисают ажурные металлические люстры с настоящими свечами.
Преподаватели занимают места за столом на возвышении, а ученики тихо и аккуратно рассаживаются по своим местам. Слышится приглушенный гул разговоров, совершенно непохожий на привычный мне хаос школьной столовой.
Я следую за Лейлой к центру одного из длинных столов. Напротив каждого стула стоят фарфоровые тарелки и тщательно начищенное столовое серебро – такое я видела только в кино. Пока я таращусь на роскошно накрытые столы, вдруг слышу, как кто-то зовет меня по имени. Поднимаю взгляд и вижу улыбающуюся мне Аарью.
– Садись, садись, – приглашает Аарья, а Феликс отодвигает для меня стул.
– Лейла, – говорю я. – Хочешь…
– Нет, – отрезает она и идет дальше.
Я смотрю в ее удаляющуюся спину.
– Не переживай. Переживаний Лейлы хватит на всю школу, – усмехается Аарья.
Сажусь на отодвинутый Феликсом стул. Чувствую себя как-то странно, поскольку уже привыкла повсюду следовать за Лейлой, хотя уверена, что нам с ней не помешает провести минутку порознь.
– Спасибо, – благодарю я Феликса, который усаживается рядом со мной.
– Тебя здесь все обсуждают. – Аарья придвигает ко мне блюда с жареной цветной капустой и морковью и поддон с лазаньей. Я с радостью их принимаю. – Хотя тебе об этом, конечно, никто не скажет.
Девушка с длинными рыжими дредами, уложенными по центру головы, подобно «ирокезу», поворачивается и смотрит на Аарью.
– Что? – спрашивает Аарья. – Какие-то проблемы?
Девушка качает головой и возвращается к своему обеду, но она совсем не выглядит смущенной. На самом деле я бы даже предположила, что они с Аарьей подруги. Любопытно, что у такого общительного, раскрепощенного человека, как Аарья, такие скованные и сдержанные друзья.
Феликс наливает мне стакан воды. Теперь, сидя так близко от него, я замечаю, что шрам у него на лице представляет собой непрерывную линию, как порез от ножа или меча. Можно вообразить, что его нанес рыцарь или пират из детской книжки. Шрам совсем бледный, явно давно зарубцевавшийся. Неужели кто-то и в самом деле порезал Феликсу лицо, когда он был ребенком?
– Странно, тут почти никто на меня даже не смотрит, не говоря уж о разговорах.
– Компания здесь не самая дружелюбная, – говорит Феликс, и по его тону ясно, что его это вполне устраивает.
– Говори за себя, – вставляет Аарья. – Со мной весело.
Он изгибает бровь.
– Готов поспорить, большинство здесь присутствующих с этим не согласятся.
– Сказал угрюмый Гас с серых и дождливых болот[3], – говорит она с полным ртом, заставляя меня думать, что Феликс настоящий британец, даже если Аарья – нет.
Он негодующе смотрит на нее.
– Ладно, ладно, – драматично произносит она, будто сдаваясь. – Ты не угрюмый. С тобой вообще обхохочешься. Никто не может угомониться, когда ты рядом. Видимо, ты пошел в…
– Аарья, – резко осаждает ее Феликс, еще больше выпрямляя спину.
Она смеется.
– Видел бы ты свое лицо, дружок.
Перевожу взгляд с одного на другую и хватаю кусок чесночного хлеба. Школа, конечно, на редкость подозрительная, но еда здесь великолепная.
– Итак, Новембер, расскажи нам о себе.
Я улыбаюсь.
– Я думала, первое правило этого места – ничего не говорить.
– Ты правда думала, что мы не делимся личной информацией? – спрашивает Аарья. – Знаешь, какое еще правило все нарушают? Запрет на свидания.
Я кашляю, поперхнувшись сидром, а Аарья смеется. Ее громкий, непринужденный смех привлекает внимание некоторых сидящих рядом учеников. Она сурово смотрит на них, пока они не отворачиваются.
– Что ж, в таком случае я рада, что скоро поеду домой.
– Домой? – удивленно спрашивает Феликс.
– На каникулы, – поясняю я.
Аарья и Феликс едва заметно переглядываются, и у меня возникает чувство, что они сделали какой-то вывод. Ищу глазами Лейлу и думаю, не пересесть ли мне к ней.
– Когда попадаешь сюда впервые, чувствуешь себя не в своей тарелке, – говорит Аарья. – Мы все через это прошли. Но что делать, пришлось привыкать. Хотя мы-то все здесь довольно давно. А тебе сколько, семнадцать?
В ответ я только пожимаю плечами.
– Кажется, для этого места я уже старовата.
Феликс макает кусок хлеба в томатный соус и качает головой.
– Дело не в этом. Просто ты первая, кого мы знаем, кто поступил так поздно. Как тебе это удалось? Наверное, стоило огромных денег.
Его интонация и поза заставляют меня повнимательнее приглядеться к нему. Никогда не встречала никого, кто держался бы, как неловкий ботан из клуба дебатов, обладая при этом внешностью привлекательного пирата.
Аарья кивает.
– Я… – Если расскажу им, что у нас никогда не было много денег, получится, что я говорю о своей семье. А если скажу, что не знаю, то выдам свою невежественность по поводу этой ситуации. Черт возьми! Любой разговор здесь напоминает хождение по минному полю. Я смеюсь, чтобы отвлечь их от своего молчания. – Тайны есть тайны, – в итоге говорю я. Краем глаза замечаю едва уловимую улыбку девушки с дредами. – Но хватит уже обо мне. Что скажешь о себе, Феликс? Судя по ударному «е» в твоем имени, ты, скорее всего, британец? – Я делаю паузу. – Ты знал, что твое имя означает «удачливый» или «успешный»? А твое, Аарья, это имя богини Дурги на санскрите, но оно встречается во многих странах. – Постукивая пальцами по столу, стараюсь вспомнить все, что знаю об этимологии ее имени. – Но санскрит мертвый язык, не говоря уж о том, что имя Аарья дается как мальчикам, так и девочкам. Забавно: твое имя такое же переменчивое, как твой акцент. Может, это вообще псевдоним?
Аарья нарочито медленно хлопает в ладоши и громко смеется, отчего сидящие поблизости ученики снова косятся на нее.
– Игра началась! Мне нравится эта девчонка.
Я откусываю кусок лазаньи.
– Новембер, – произносит у меня за спиной мужской голос.
Оборачиваюсь и вижу Эша. Он держится непринужденно, но глаза выдают напряжение. Его черные волосы аккуратно причесаны, а ресницы… да они у него длиннее моих.
– Ой, уйди, Эш, – отмахивается Аарья. – Только мы начали веселиться… – Она ударяет рукой по столу, раздается звон тарелок, и девушка с дредами поднимает голову. – Если ты уведешь от нас Новембер, я останусь с этой церковной мышкой, – она кивает в сторону девушки, – и осликом Иа, – добавляет она, склоняя голову в сторону Феликса.
– Мне, конечно, жаль портить твою игру – вернее, веселье, – говорит Эш голосом, который был бы вполне дружелюбным, если бы лицо не казалось таким суровым, – но Новембер еще многое предстоит здесь узнать, и лучше начать сейчас, пока обед не закончился.
Аарья усмехается, но и она, и Эш внешне кажутся совершенно спокойными. А вот мы с Феликсом прямо-таки излучаем нервозность.
– А может, спросим Новембер, чего она хочет? А? – Аарья смотрит на меня. – Ты бы предпочла гулять по пустым коридорам с этим льстивым воришкой, который будет оценивать каждый твой шаг, или остаться здесь, спокойно поесть и посмеяться с нами?
– Ох, Аарья, неужели ты все еще дуешься из-за пропажи ножа? – спрашивает Эш, и у меня по спине пробегает холодок. Чем доброжелательнее его тон, тем более пугающим он кажется.
Аарья встает так быстро, что стул со скрипом отодвигается назад.
– Ох, Ашай, – медленно произносит она, – как поживает твоя прилежная сестричка? Такая усердная, такая предсказуемая. Если я кого-то и могу всегда с легкостью найти, так это милую Лейлу. – Она говорит с идеальным египетским акцентом, и в ее глазах я вижу угрозу.
Я кладу белую полотняную салфетку на стол.
– А знаешь, кто всегда с Лейлой? Я. Ее соседка по комнате. Которая смогла поступить в эту школу позднее общепринятого возраста, да еще в середине семестра. Интересно, что еще я могу из того, что не по силам всем вам.
Я подскакиваю, но Феликс хватает мой стул и резко отодвигает его.
– Я знаю, – шепчет он мне на ухо.
У меня колотится сердце.
– Что, прости?
Но Феликс ведет себя так, будто не говорил ни слова.
Я намереваюсь уйти, но Эш останавливает меня.
– Проверь карманы, Новембер, – говорит он, и я послушно делаю, что он велит.
Вытаскиваю из кармана мантии вилку для салата. Не знаю, что это значит, но подозреваю, что ничего хорошего. Эш берет ее у меня из руки и со звоном бросает на стол.
Аарья посылает мне воздушный поцелуй.
Отворачиваюсь и следую за Эшем прочь из столовой, сильно сожалея, что сразу не послушала Лейлу. Как только дверь за нами закрывается, спрашиваю:
– Что это было, черт возьми?
– Выносить что-либо из столовой – против правил, особенно серебро, которое можно использовать в качестве оружия, – поясняет Эш и внимательно смотрит на меня. – Кухонный персонал производит подсчет после каждого приема пищи. Пропавшая вилка могла бы привести к обыску.
– Но когда…
– Когда Феликс отодвинул твой стул, – отвечает Эш, прежде чем я успеваю задать вопрос.
– То есть они хотели меня подставить?
Эш наблюдает за тем, как я обдумываю эту информацию, и я вдруг понимаю, что мы с ним остались наедине.
Бросаю взгляд в оба конца коридора.
– А Лейла с нами не пойдет?
– Нет. Она еще не поела.
– Может, нам стоит… – начинаю я. – Разве она не хотела сама мне все показать?
Эш улыбается, и я инстинктивно делаю шаг назад в направлении столовой.
– Ты сама решила сесть с Аарьей, хотя Лейла говорила тебе этого не делать.
– Может, мы… – Никак не могу придумать причину, чтобы смыться от него.
– Лейла – очень способная девушка, – говорит он, делая акцент на слове «способная», и я не до конца понимаю, что именно он хочет сказать: чтобы я не волновалась насчет угрозы Аарьи или что я не должна была заступаться за Лейлу.
– Я в этом не сомневаюсь, – киваю я.
Эш идет по коридору прогулочным шагом, как будто ничто в мире его не волнует.
Я иду рядом и краем глаза наблюдаю за ним. Пускай он считает, что я не должна была защищать Лейлу, но ведь то, что я это сделала, должно что-то значить, не так ли?
– Если хочешь меня о чем-то спросить, спрашивай, – завораживающим голосом говорит он.
Я хмурюсь. Он на меня даже не смотрит, но кажется, будто считывает каждый мой шаг.
– Мне теперь следует опасаться Аарьи?
– Да. Но не только из-за этого разговора. Когда Аарья обращает на кого-то внимание, это в целом дурной знак. Что она тебе сказала? Может, я смогу помочь во всем разобраться.
– Вообще-то перед тем, как мы ушли, Феликс прошептал: «Я знаю».
Эш кивает.
– Либо он имел в виду, что знает, кто ты такая, или знает что-то, чего ты не хочешь, чтобы он знал, либо, вполне вероятно, он просто пудрил тебе мозги, чтобы сунуть вилку в карман твоей мантии.
– Ну, он не может знать, кто я, потому что мы никогда раньше не встречались, – возражаю я.
Эш всем своим видом выражает сомнение.
– Это самая наивная логика, какую я слышал за долгое время. Он может знать, кто ты, потому что знает твою семью или откуда-то знал, что ты приедешь. Существует множество причин, по которым люди здесь могут вычислить, кто ты. То, что вы никогда не встречались, не имеет никакого значения.
Секунду смотрю на него. Хочу сказать ему, что я не похожа на остальных учеников и он ошибается, считая, что люди здесь могут узнать меня, но я почти уверена, что, сказав это, что-то о себе раскрою.
– А ты когда узнал, что я приеду?
Он едва заметно улыбается уголками губ.
– Лейла узнала в ночь твоего приезда, за несколько часов до твоего появления.
Мрачно рассматриваю коридор, пытаясь понять его ответ. Он говорит лишь о том, что в школе знали о моем приезде. Ну, разумеется. Вряд ли меня бы взяли, если бы я просто так, без предупреждения очутилась у них на пороге. Но это никак не разъясняет, как давно они об этом узнали и сколько всего папа скрыл от меня.
– Аарья еще что-нибудь сказала? – спрашивает Эш, вторгаясь в мои мысли.
– Она хотела, чтобы я рассказала, как мне удалось попасть в эту школу так поздно.
Он останавливается напротив двери. Почему-то он выглядит удивленным.
– Ты всегда говоришь правду?
Замечательно! И как на такое отвечать?
– А ты всегда буравишь людей таким рентгеновским взглядом?
Он смеется, но дружелюбнее от этого не кажется.
Какое-то мгновение мы с ним стоим молча. Я тянусь к двери, но он опережает меня, открывает дверь и, придерживая ее, пропускает меня вперед.
– Комната отдыха учеников продвинутого уровня. – Эш обводит помещение рукой.
Я слегка расслабляюсь. Эта комната с полыхающим в камине огнем, роялем и огромным окном, через которое льется свет, кажется мне самой приятной из всех, в которых я пока что побывала. Вокруг камина стоят уютные диваны и большие кресла с подставками для ног возле журнальных столиков. Комната такая же роскошная, как и все остальные помещения, но она выглядит обитаемой.
Подхожу прямо к панорамному окну, самому большому из всех, что я видела в этом замке, и прижимаю ладонь к прохладному стеклу. Внизу, в брызгах солнечного света, под покровом дубовых листьев пасутся или лениво дремлют несколько коров. Они напоминают мне коров, которых держит семья Бена, приятеля Эмили.
…Мы с Эмили выходим на центральную площадь Пембрука, очень напоминающую типичный вид Коннектикута с открытки: дома в викторианском стиле, кирпичные фасады магазинов и вывески, расписанные вручную. Этим поздним субботним утром люди выгуливают собак, закупают продукты на фермерском рынке посреди площади и роются в сокровищах антикварной лавки.
– Что вы с Беном сегодня делаете такого важного, что ты не можешь пойти в кино? – спрашиваю я Эмили.
Она пожимает плечами, отводя от меня взгляд.
– Ничего особенного. Тусуемся у него дома.
Я останавливаюсь напротив закусочной «У Люсиль», якобы лучшей в Пембруке, а на самом деле единственной в городке.
– Ничего особенного? И это говорит девчонка, которая за последние две недели пересказала мне абсолютно все, что касается Бена?
– По-моему, он хочет мне кое-что показать.
– Что?
Щеки Эмили розовеют.
– Ничего особенного.
Я усмехаюсь.
– Умение расстегивать твой лифчик?
Лицо Эмили становится пунцовым, и я не могу сдержать улыбку.
– Нет, дуреха! Ты же знаешь, он меня еще даже не целовал.
Я шевелю бровями.
– Что ж, попробую угадать.
Она бросает взгляд на других пешеходов – все до одного нам хорошо знакомы – и угрожающе шипит:
– Даже не вздумай!
Изображаю глубокую задумчивость.
– Гммм. Так, посмотрим. Может, Бен Эдвардс хочет, чтобы ты…
– Он хочет, чтобы я помогла ему подоить коров, понятно? – кричит Эмили.
Смотрю на нее, вытаращив глаза от изумления.
– Постой, дай-ка разобраться. Эмили Бэнкс, которая любую грязь воспринимает как злейшего врага, которая в прошлом году явилась на выпускную тусовку у костра в чаще леса в туфлях на высоких каблуках, собирается возиться на ферме?
– Заткнись. Это не смешно. – Но она уже широко улыбается.
– Я бы поспорила, – изрекаю я, трясясь от еле сдерживаемого смеха.
Она тоже пытается сдержаться, но сдается, и вот мы обе уже хохочем во все горло.
– Вы так и собираетесь, как дурочки, торчать у меня перед дверью, загораживая вход платежеспособным клиентам, или все-таки зайдете и отведаете клубничных пирожных? – спрашивает Люсиль, открывая дверь в закусочную. Ее седые волосы, заплетенные в растрепанную косу, свисают через плечо.
– Клубничные пирожные! – визжит Эмили.
Люсиль скрывает улыбку. Она крестная Эмили и прекрасно знает, что клубничные пирожные – ее любимое лакомство.
– Заходите, пока не выпустили все тепло. – Она загоняет нас внутрь.
– Ты по нам соскучилась? – спрашиваю я, целуя ее в щеку.
– Почти как по геморрою, – говорит она, ведет нас к нашему любимому столику у окна и снимает с него табличку «зарезервировано»…
Разглядывая коров, я чувствую на себе взгляд Эша.
– Лейла сказала, тебя не готовили к поступлению в эту школу.
Улыбка сходит у меня с лица, и я тут же осматриваю комнату. Здесь только одна дверь – та, через которую мы вошли.
– А Лейла еще думала, что я прикидываюсь.
– Это так? – спрашивает он, и его наглый взгляд делается еще и агрессивным.
Я пожимаю плечами и отворачиваюсь назад к окну, стараясь держаться небрежно, хотя сердце у меня бешено колотится.
– Интересно, – замечает он.
– Что интересно? – спрашиваю я, нарочито выделяя слово «что».
– Что тебя не готовили.
Смотрю ему прямо в глаза.
– Я этого не говорила.
– Говорила, – утверждает он. – Если бы тебя подготовили, но ты стратегически притворялась, что это не так, ты бы ни за что не привлекла мое внимание к этому факту. Ты бы продолжала играть взятую на себя роль. А еще у тебя сердце забилось быстрее, когда я начал задавать вопросы, и ты отвела взгляд.
Я хмурю брови.
– Откуда ты знаешь, что у меня сердце забилось быстрее?
– По вене у тебя на шее.
– Держись подальше от моей шеи, – возмущаюсь я совсем в духе Эмили.
Он усмехается.
– А еще ты едва заметно покачала головой, давая понять, что твой ответ – нет. И ты часто дышала ртом, а не носом, что указывает на волнение. – Он замолкает и ждет, пока я подберу челюсть с пола. – То, что ты умеешь делать с именами – раскладывать их по полочкам и определять по ним людей, – я умею делать с языком тела.
– Ясно… – После такого анализа мне как-то не хочется больше с ним разговаривать.
– Ты соседка моей сестры. У него на лице все то же обманчиво доброжелательное выражение. – Не лги мне, я все равно об этом узнаю.
– Это угроза?
– Пока нет, но может стать.
Я тру лицо руками.
– Знаешь что? Я, наверное, пойду обратно в столовую.
– Обеденный зал, – поправляет он.
Грудь у меня поднимается немного чаще, и я уверена, Эш это заметил. Поэтому я отворачиваюсь от окна.
– Тебе здесь не нравится, – говорит он, и я замираю. Чертовски бесит его способность читать меня, как открытую книгу. – Если бы ты не раскрывала свои карты всем подряд, тебе бы, наверное, здесь больше понравилось.
– Мне бы здесь больше понравилось, если бы все в этой школе были менее жутковатыми, – раздраженно огрызаюсь я, отчего его улыбка становится только шире. – И прекрати так улыбаться. Если кто и должен вести себя менее вызывающе, так это ты со своим злорадством.
Он смеется, и это как будто удивляет его не меньше, чем меня. Он замолкает, а потом говорит:
– Ты не очень умно повела себя с Аарьей.
– Я встала на защиту твоей сестры, – фыркаю я.
– Ах, вот что ты, по-твоему, делала! – Он качает головой, и его лицо становится более серьезным. – Ты показала Аарье, что неразборчива в своих привязанностях. Что ты считаешь себя союзником своей соседки, хотя знаешь ее меньше суток. Что ты слишком эмоциональна и что, угрожая людям вокруг тебя, она может добиться от тебя определенной реакции. Может, даже ранить тебя. Ты не защитила Лейлу, ты сделала ее мишенью.
Я стискиваю зубы.
– Опять эти психологические игры. Обман. Почему кто-то вообще захочет ранить меня? Я пробыла здесь один день. Отстойная школа. Жду не дождусь, когда пройдут мои две недели.
Эш едва заметно отступает, как будто мои слова ошеломили его.
– Две недели?
– Ну да, до праздников.
– Праздников, – повторяет он, и по его виду я понимаю, что опять ляпнула что-то лишнее.
Стоит ли спрашивать?
– Знаешь, Аарья так же посмотрела на меня, когда я ей об этом сказала.
Эш свистит, как будто хочет сказать: ну надо же!
– Мы не ездим домой на праздники. Теперь Аарья знает, что ты понятия не имеешь, как работает эта школа, и не ориентируешься в здешних порядках.
– Постой… Мы – это вы с Лейлой или вообще все?
– Все, – говорит он. Мне кажется, будто из комнаты вдруг выкачали весь воздух. – В школе не отмечают праздников – вообще никаких, кроме, разве что Нового года. Но Новый год у всех учеников приходится на разные даты, так что практически мы ничего не празднуем.
Быть не может! Папа точно сказал: несколько недель. Значит, я не увижу, как на городской площади зажгут гирлянды на дереве, не услышу рождественские песни в Пембруке, пропущу дурацкую пьесу, которую каждый год ставит местный театр, и то, как Люсиль зажигает менору, а затем подает домашний пряный сидр и свежие пончики. Я потираю лоб и поджимаю губы. В горле встает ком. Но… если я попала сюда так, как не попадал никто, так может, сумею и выбраться… Эш замечает, что я расстроена, но впервые не ехидничает. Он смотрит на меня так, словно я кубик Рубика.
– Мне еще не доводилось встречать кого-то, кто не хотел бы здесь оказаться, кто не считал бы это честью.
Я усмехаюсь.
– Трудно в это поверить. Здесь никто не смеется. Нет легких приятельских отношений. Нет веселья.
– О, здесь полно веселья. Я просто не уверен, что тебе так покажется. Или что ты сумеешь за нами угнаться.
Секунду изучаю его.
– Давай проверим.
Он задумывается.
– Посмотрим. По пятницам и субботам комендантский час начинается после полуночи. А с двенадцати до двенадцати десяти происходит смена караула, так что на дежурстве остается примерно треть охранников. Если думаешь, что справишься, давай встретимся завтра ночью у лиан.
Я разглядываю его лицо. Он приглашает меня тайно полазать по деревьям? Он попал в точку. Лейла, наверное, рассказала ему, в каком восторге я была от того внутреннего двора.
– Или нет? – улыбаясь, продолжает он.
Изо всех сил пытаюсь скрыть, насколько меня воодушевляет эта идея.
– С чего вдруг я должна тебе доверять?
– Ты и не должна.
Я фыркаю.
– Но я думаю, – продолжает он, – что раз тебя не подготовили к приезду сюда, у тебя, верно, имеются вопросы.
Косо смотрю на него. Черт побери, а он симпатичный…
– Хочешь сказать, что ответишь на мои вопросы?
Скрипит дверь, и в комнату бесшумно и грациозно входит Лейла.
Я едва успеваю моргнуть, как поведение Эша меняется. Он отдаляется от меня и лениво прислоняется к окну, как будто мы только что ни о чем не говорили.
– Привет, Эш, – говорит Лейла и показывает ему косичку из сосновых иголок. – Один – ноль.