– То есть вы хотите сказать, что это, может быть, живое существо? – уточнил капитан.
– Ну я бы ничего не стал исключать, это, будем считать, моя личная добавка ко всем версиям.
– Пойду собирать, значит, фотонные торпеды, – сказал Атэр Брок и покинул мостик.
– А я схожу перекушу, – сообщил Дика и двинулся было к выходу.
– Вперед и с песней, – ответил ему Кихан. – Через десять минут уходим в бета-пространство. Так что сразу захвати с собой пакет.
После входа в бета-пространство на корабле притушили свет, погрузив его в сумрак и тишину. Экипаж разбрелся кто куда. Кто-то пошел спать, кто-то работать, кто-то заниматься, кто-то пить. На мостике остался один только Яхим ниб Харос, да и тот зевал и поглядывал с тоской на кресло Ниями. Сама корабельный связист и мастер на подхвате в этот момент отправилась с Яланиюмой в буфет, где две женщины долго разговаривали, пили что-то крепкое и обсуждали свои прошлые, не слишком приятные для обсуждения жизни. Второй инженер Дика решил пропустить перекус, спустился к двигателю, проверил системы и заснул, как всегда во время входа в бета-пространство. Спал и огромный Атэр Брок, выпивший двенадцать таблеток снотворного – ему нужно было восстановить силы перед новым подходом в упражнениях. Чидам Салук нервно тарабанил пальцами по столу и решал навигационные задачи для студентов первых-вторых курсов, попивая жидкий лякус, а старший инженер Энхайнц Ден Кир Метци сидел в инженерном отделении, ровный как надгробный крест, и смотрел, практически не моргая, на мониторы, по которым ползли бесконечные графики с анализом систем корабля. В такой позе Метци мог пребывать сутками.
Волков и старший помощник Кихан прошли в каюту капитана, пили и курили. Биолог вертел в руках стакан с противорвотным соком – он редко выходил в космос и очень не любил переход в бета-пространство (а выход – тем более). Капитан и Кихан пили некий напиток изумрудного цвета с достаточно высоким содержанием спирта.
– Знаете, что меня тревожит все то время, что я на борту «Танидзам»? – спросил Волков дрожащим голосом, ему было очень тяжело. – Даже еще раньше, на Сита b. Хотя нет, все же позже… Я узнал об этом круговом полете только когда мы двинулись…
– Круговом? – переспросил капитан.
– Я имею в виду незапланированном, ведь нам приходится, в каком-то плане, делать дополнительный крюк. Так вот, для меня всегда было громадной проблемой получить средства на что бы то ни было от Эл Тун. За последние лет сорок я сорок раз обращался в корпорацию с проектами, которым требовалось финансирование, и ни разу не получил одобрения. Все мои идеи отшвыривались, я полагаю, на самых начальных этапах, как совершенно неинтересные с точки зрения вероятной прибыли. Это я сообразил, конечно, чуть позже, уже приобретя опыт. Впрочем, и после того, как пришло понимание – успеха добиться мне не удалось. Но и правда, я думал о важности своих возможных научных открытий для человечества и будущего, совсем позабыв о соображениях прибыли. Слава меня тоже толком никогда не интересовала, что она для ученого? Помнят имена, но не помнят нас самих. Да и кто помнит эти имена? Коллеги, с завистью, быть может. Так вот, коммерческой ценности я никогда не имел и когда получил наконец исследовательское предложение, то просто заполнил нехватку персонала в чужом проекте. В результате, все что я создал – у меня забрали. И вот я сижу здесь, на арендованном корпорацией судне, что весьма немало, которое летит за много бета-переходов, что дорого – и зачем? Чтобы выпустить исследовательский спутник! Мое воображение рисует возможные далекие коммерческие перспективы подобного шага, но, как я убедился на собственном опыте, настолько в будущее корпорация заглядывать не привыкла. Она всегда с легкостью отбрасывала проекты, не сулившие серьезных процентов в самое ближайшее время. Но подумайте только – исследовательские спутник! Какая прибыль возможна от такого проекта? Пройдут годы, прежде чем мы поймем с чем столкнулись, и даже в таком случае вероятность извлечения финансовых дивидендов из аномалии ничтожна! Ведь никто до сих пор не делает деньги на звездных туманностях или, к примеру, черных дырах. Так зачем это? То, что мы делаем прямо сейчас.
– Ну, – капитан повертел в руках стакан, влил его содержимое в глотку и на некоторое время задумался, – какое-то время я баловался книгами по свободной экономике, особенно Адении и немного Чжи Со. Содержательно очень похожими книгами, к слову сказать. Ведь, конечном итоге, все современные человеческие государства сходны и выстроены по одной системе, я бы даже сказал единой, учитывая тесные связи политических и экономических верхушек. Конечно, элита и правящие касты стараются делать вид, что чем-то отличаются. Так создается мнимое противостояние и противостоянием этим подчиняются касты низшие, менее образованные. Ведь что нужно государству от рядового гражданина – зависимость и подчинение, беспрекословное выполнение повинностей и потребление. Как этого добиться проще всего, особенно в условиях такой разнородности населения, как в наше время? Не станешь же бегать за каждым с дубинкой? Даже за каждой группой, этнической или религиозной? Нет, нужно создать в обществе сплочённость, хоть бы и ненастоящую, но, так сказать, видимую. А это проще всего осуществить, когда есть враг, кто-то другой, кто-то не похожий, против кого можно объединиться и кого можно осуждать. Он не такой как мы, его ценности другие – объединяемся, значит, граждане, чтобы его одолеть. Объединяемся, чтобы он не одолел нас. Объединяемся, естественно, под управлением высших каст, правящего класса. В беспрекословном подчинении, а кто не хочет – тот наш общий враг. Так вот, а что делать, если все государства в общем построены по одному принципу и следуют одной идеологии? Очень просто! Состроить мину, прикинуться, что это не так – и этого, вы не поверите, достаточно. Нужно замаскироваться, грим наложить. Чжи Со, к примеру, изо всех сил делает вид, будто их технократическая диктатура построена на социальной ответственности и именно она, а не экономическая прибыльность, стоит в центре внимания элиты. А Тамалияна делает ставку на религию, расистские и откровенно фашистские идеи. Но все же – они едины. Ибо кто руководит нашими империями?
Капитан громко и со свистом вдохнул ароматический дым из сигареты и на некоторое время замолчал.
– Над всеми нами стоят Сан Рико Райз, Мадзэн и другие корпорации, даже суперкорпорации. Кто-то мельче, кто-то крупнее. Например, Мадзэн, изначально возникший в Чжи Со, имеет почти тридцатипроцентную долю в экономике Тамалияны. Им же принадлежат коммунальные службы Адении и государственные компании по добыче материалов. Эл Тун и Сан Рико Райз созданы в Адении, но имеют решающее влияние и в Чжи Со, и в Тамалияне. Император Тамалияны лично советуется с директорами Эл Тун. А Сан Рико Райз владеет правительством Адении – офис власти находится в центральном здании корпорации на третьем этаже. Как видите, все это единая система, единый организм, который взаимодействует хаотически и развивается, если можно сказать что он вообще развивается, пожиранием самого себя.
Так вот, учитывая, что в центре нашего, образно говоря, мироздания стоят компании экономические, то и основа всего взаимодействия, разумеется, финансовая. Если принять, что количество любого вещества в природе конечно, что несомненно так и есть, то суть экономического движения в том, чтобы присваивать себе то, что принадлежит другому и не отдать ему то, что принадлежит тебе. Именно сам процесс бесконечного, кажется на первый взгляд, перетекания веществ, перетекания ресурсов и благ из одних рук в другие и есть основа. Само движение – и есть суть. Движение из одного конца в другой и обратно подменяет развитие. Однако не стоит забывать, что любое движение, не подпитываемое снаружи, в конце концов приходит к саморазрушению и увяданию, так сказать, к энтропии. Может быть, и без «так сказать». Поэтому, чтобы поддерживать этот процесс живым, чтобы не ослаблять движение и не разрушить всю систему, системе этой надо либо пожирать себя и становится меньше и слабее, либо получать что-то извне.
Топливо двигателя для всей этой тарахтящей махины – продажи. При чем не суть важно –чего и зачем. Важно продать и заработать, получить больше, отдав меньше. Ради этого выжимаются до смерти целые звездные системы, уничтожается экология, вырезаются народы и начинаются войны, где гибнут миллионы работяг и бедняков ради того, чтобы обеспечить дополнительный процент прибыли своему жирному хозяину, отбирающему этот процент у жирного хозяина их соперников. И именно за этим процентом мы с вами и летим, профессор Волков. Ведь что это за аномалия, что за клякса – мы с вами не знаем! Какие в ней могут быть богатства!? Какие необычные вещества и драгоценности!? Вероятность не велика, но упустить такой шанс, значит отдать преимущество в руки сопернику. В конце концов – все можно продать. Даже нечто, что кажется вам совершенно бесполезным, например, чужие грязные носки с дырками на пятках. Их можно продать. Деревянные несъедобные котлеты – сделайте их модными и продавайте. И если выяснится, что это космическое пятно – просто пятно. Его все равно можно будет продать. Все что угодно. Поверьте, профессор, у вас у самого в чемоданах масса вещей, которые вам, в сущности, не нужны, но которые были куплены потому, что система потребовала от вас купить их. Так она выживает. Создавая ненужный мусор из жизненного необходимого. И наша аномалия для нее в буквальном смысле новый источник топлива. Пока она не найдет чего-нибудь нового. А если не найдет, значит, что-нибудь уничтожит – к примеру, какой-нибудь маленький народец, – нарушив баланс и вновь придя в движение. И так до тех пор, пока вся система, начав поглощать себя с хвоста, не сожрет себя полностью. Если кратко, путано и поверхностно, то именно такой мне видится вся эта ситуация.
– Вы считаете, что если мы не найдем в аномалии ничего ценного, случится какой-то экономический катаклизм?
– Наверняка.
– Например?
– Войска Адении собираются у границ и Чжи Со, и Тамалияны. Ее системы-миньоны активно готовятся к боевым действиям. Чжи Со резко активизировали спонсирование сепаратистских группировок в Тамалияне. А Тамалияна с утра до вечера крутит в новостях информацию о своих новейших военных разработках.
– Значит, будет война?
– Вероятнее всего, да, но, возможно, не сразу. Социальное Чжи Со на днях окончательно отменило все социальные гарантии, обязав, к примеру, детей оплачивать нахождение их родителей в могиле бессрочно. Вместо пенсий ввели штрафы за старость и сняли последние временные ограничения на рабочую смену. В Адении увеличиваются налоги и поборы на два процента каждые два месяца, а Тамалияна, чтобы сдержать нашу энтропию, почти полностью отказалась от системы образования. Здравоохранение на очереди, хотя в Адении оно и так уже давно доступно только элите.
– Что ж, – сказал Кихан, – будем надеяться – что-то мы все же найдем.
– Да, продлим агонию. Не хочется застать полный коллапс уже при своей жизни.
Волков вздохнул и почесал висок. Что-то не сходилось, что-то беспокоило его. Глотнул немного сока, но стало только хуже.
– Объясните мне тогда одно, – наконец медленно начал он. – Смотрите, пять лет мы работали на Сита b над прорывным соединением, которое можно использовать для создания лекарств от многих болезней сосудов и крови, особенно тех, которые приобретаются в результате разрушения экологии, сложных условий на окраинных планетах, искусственной, некачественной пищи или бета-перелетов. По сути, мы могли бы вывести это лекарство уже в лабораториях Сита b, не будучи и фармацевтами. Ведь это какой прорыв! У нас же половина населения страдает в той или иной степени от таких болезней, многие гибнут, умирают совсем молодыми из-за ломки или закупорки сосудов, от бета-кристаллизации и всего того, что может следовать за этим. Вы подумайте – сколько это покупателей! И что же? Лекарство засекретили. В лучшем случае его будут продавать по безумным ценам представителям высших каст. Что же случилось? Почему так? Почему Эл Тун идет против прибыли?
Каратикардха выпустил облако дыма изо рта. Сперва фиолетовое, оно покраснело, затем позеленело и, прилипнув лепешкой к стене, стало тихонько рассасываться.
– Да очень просто, на самом деле, – сказал капитан. – Если вы дадите людям лекарство – они ведь вылечатся.
– Логично.
– И перестанут его покупать.
Волков открыл было рот, чтобы что-то сказал, но задумался, остановился.
– Конечно, определенная выгода в этом есть, – продолжал капитан. – Даже о-го-го какая выгода! Но посмотрите иначе. Что если скармливать этим необразованным нищим лекарство, которое не излечивает, а только останавливает болезнь, снимает некоторые симптомы, некоторую боль. Я не говорю о плацебо. От него человек может элементарно умереть, в конце концов. А мертвые деньги не платят, хотя, как я уже говорил, в Чжи Со смогли решить и эту проблему. Но мы все же говорим о лекарстве, которое лечит, но не излечивает. Всю свою несчастную короткую жизнь вы обязаны покупать его и платить, платить, платить, а иначе умрете. Выгодный вариант, правда ведь?
– Но это же бесчеловечно, – шепотом сказал Волков.
– Если свободная экономика станет человечной – она умрет в тот же миг.
После этого разговора Волков долго бродил сумрачными коридорами «Танидзам» и размышлял, хотелось спать, но не спалось. Проходя мимо каюты Яланиюмы он увидел торчащие из открытых дверей ноги – женщина наполовину ввалилась внутрь и уснула на полу. Дверь неловко колебалась, не зная, как поступить. Волков втащил несчастную в каюту и уложил в постель. После этого он отправился дальше и оказался в грузовом отсеке. Атэр Брок подтягивался на перекладине, а сидящая на приличном расстоянии от него Сан-ка-Ниями упавшим голосом рассказывала о своей жизни, в тысячный раз, и история ее каждый раз приобретала новые сюжетные повороты и оригинальные концовки.
– Отбившись от пиратов, мой муж попал в руки полиции, – говорила со вздохом Ниями. – Его отправили в орбитальную тюрьму, но он украл полицейский катер и сбежал, по пути ограбив два или три банка.
В буфете Волков встретил второго инженера Дику, тот сидел за столом и напряженно читал – лицо его при этом покраснело, а брови сдвинулись так, что черты исказились до неузнаваемости. Увидев Волкова, Дика принялся расспрашивать его о биологии.
– Что же вы хотите знать? – спросил Волков, устало присаживаясь напротив.
– Все, – возбужденно сказал Дика.
Когда корабль вновь вышел из бета-пространства, на экранах мониторов зажглись звезды, а по левому борту сияла сиренево-зеленая туманность. Волков только проснулся и получил сообщение от капитана срочно прибыть на мостик. Волков удивился.
Каратикардха, вопреки обыкновению и вопреки естественному ходу вещей при его огромных размерах и весе, не расплывался по капитанскому трону, а стоял возле Яхима ниб Хароса и задумчиво разглядывал его мониторы. Из-за своего пульта на них поглядывала и Сан-ка-Ниями, но взгляд ее при этом был уставшим и скучающим.
– Нам предстоит еще один переход через бета-пространство, – сказал капитан, когда появился Волков, – но мы и так уже достаточно близко, чтобы приборы провели определенные анализы аномалии.
– И что же?
– Смотрите сами. Яхим, сделай еще раз.
Второй пилот навел на аномалию указатели на одном из своих мониторов и нажал на кнопку анализа. Тотчас погасли все экраны пилотской группы, все лампочки и индикаторы, щелкнули какие-то кнопки и даже дрогнул общий свет на мостике. При этом рабочее оборудование Ниями осталось неприкосновенным.
Через несколько секунд система перезагрузилась и энергия вернулась. Однако никакого анализа, разумеется, проведено не было.
– Вот так вот каждый раз, – сказал Каратикардха и чуть отступил, давая Волкову посмотреть на мониторы. – Система испытывает мгновенную перегрузку и автоматически выключается. Спектрометры, кстати говоря, работают исправно, но при этом выдают ошибки и глюки, путаясь в элементах и показаниях. А вот ловушки элементарных частиц и регистраторы вообще не подают признаков жизни. Что думаете по этому поводу?
– Ну я не техник и не профессор физики, знаете ли, и, возможно, вообще давно свою ученую степень растерял, – Волков напрягся. – Однако появляются определенные опасения, что это явление может поставить под сомнение выполнение всей миссии. Я совсем не уверен, что аппарат, который мы запустим, не постигнет та же участь, что и приборы.
– В этом нет нашей вины, – капитан пожал плечами. – Сделаем, что можно.
– Разумеется, но ведь вы говорите это не как ученый. Мы очутились на переднем крае великих открытий и можем оказаться унизительно бессильны в самый ответственный момент. Конечно, в науке и неудача – шаг вперед, полный смыслов, но всегда обидно просто отдавать эстафету тому, кто придет следующим.
– А вас не беспокоит, что подобное может случиться не только с дроном, но и с самим кораблем, подойди он ближе? Да и есть у нас кое-что еще. Покажите-ка, Яхим.
На главном экране появилось изображение ущербного темного диска отдаленной планеты – из района ее северного полюса был буквально выдран здоровенный клок земли и прямо сейчас, на глазах экипажа «Танидзам», вещество поднималось вверх, высасывалось в космос и рассеивалось там огромной тучей. Наиболее плотная часть этой тучи расползалась по орбите планеты, которая, похоже, вращалась против часовой стрелки, если судить по изображению. Звезда системы, белый карлик, скрывалась где-то позади планеты и только изредка свет ее поблескивал среди черноты рассеиваемой пыли.
– В планету врезалось некое космическое тело, – сказал капитан. – И, судя по нашим данным, произошло это не более пяти часов назад. Мы запустили в сторону планеты, кстати до сих пор незарегистрированной, дрон, и скоро он уже даст картинку…
– Кажется, я восстановил траектории, – сказал Яхим, и на изображение космической катастрофы легли линии движения планеты и касательная от неизвестного объекта, в нее врезавшегося.
– И что это нам говорит? – нахмурился Каратикардха.
– Во-первых, – подал голос Волков, – по траектории видно, что некий объект прилетел чуть ли не со стороны нашей аномалии.
– Хотите сказать, он выскочил оттуда?
– Ну это трудно сказать и несколько сомнительно вообще. Расстояние до аномалии тысячи световых лет, поэтому погрешность выводов просто колоссальная. Я бы сказал, что объект прилетел из того же сектора галактики. К тому же он мог отклоняться от курса гравитацией звезд и других объектов.
– А во-вторых?
– Ударом о поверхность он изменил направление вращения планеты, и, похоже, через сколько-то миллионов лет у нее появится новый спутник.
– Данные с дрона, – сообщил Яхим.
На нескольких небольших экранах под основным появились укрупненные изображения планеты, пробитой в ней дыры и летящей во все стороны пыли.
Разобрать на них едва ли что-то было возможно – планета по-прежнему закрывала собой звезду, а место удара запорошено было мечущимися остатками вещества.
– Объект ушел глубоко под поверхность планеты, – Яхим читал данные приборов, – и состоит в основном из сплава металлов. Больше ничего пока не разобрать. Нужно ждать, когда рассосется пыль.
– Тысячу лет, – поворчал капитан.
– Мы должны собрать все данные, какие можем и передать их компетентным людям, – сказал Волков, пытаясь хоть что-то разглядеть на изображениях.
Капитан кивнул. Анализировать потоки получаемой компьютером информации на «Танидзам» было попросту некому.
– Как считаете, профессор… – начал было капитан, но закончить фразу не успел.
Внезапно что-то дернулось на главном экране – переливающаяся цветами аномалия на мгновение вспыхнула, изменилась так резко, как никогда, кажется, прежде.
– В нашу сторону движется вспышка! – воскликнул Яхим.
Капитан чуть пригнулся, чтобы увидеть то, что увидел его второй пилот.
– Направленный луч энергии! – добавил Яхим, но Каратикардха увидел только странный след на фоне космической кляксы.
– Поставить щиты! Всеми экипажу… – и снова он не успел договорить.
Случившееся дальше уложилось, вероятно, в одну миллионную долю секунды. Видимый в мониторах космос заполнила клокочущая, извивающаяся змеюкой разноцветная полоса. Как вода, выплеснутая из ведра, она выскочила со стороны аномалии и захлестнула крохотное суденышко под названием «Танидзам», медленно двигавшееся мимо темной планеты.
Как будто сквозь все на свете прошла эта стрела и все на свете стало ею. Волков успел увидеть, как скрючивается и искажается капитанский мостик, как будто его вместе с банкой краски затянуло в стиральную машину. Завертелся толстый капитан, туловище его завилось в оранжево-аметистовую воронку, голова вытянулась соплей, руки забултыхались. Красавица Сан-ка-Ниями внезапно страшно раздулась, став настолько необъятно широкой, что, казалось, окружила все со всех сторон. Еще хуже выглядел Яхим – его завертело бубликом, размазало, распылило. Волков видел свои руки – они рванули далеко вперед, на многие парсеки вперед, так далеко, что он не видел и своих ногтей. Зато видел свои глаза и затылок. Один раз, два, тридцать, сто раз. Сотни тысяч затылков биолога Волкова самых разных цветов – от малахитового до кислотно-оранжевого, от пурпурного до рубинового. И все они перетекали друг в друга. И все они вдруг стали частью мира. Частью галактики. Частью Вселенной. Нарочито красочной, текущей, бурлящей. Все они стали космосом, звездами, черными дырами, планетами и существами, населяющими эти планеты. Все они были биологом Волковым. Они мчались сквозь пространство, и они были этим пространством.
6
– Пристегните ремни, – послышался глухой голос из головы планетолета. – На старте ожидаются сильные перегрузки. Отсчет через пять минут.
Цин сидел у окна в жестком, потном кресле и со своего места никак не мог видеть говорившего. Маленький, всего на тридцать человек, планетолет стоял в темном круге грузового космопорта на мокром, металлическом помосте. Двигатели проверили уже дважды – значит, скоро взлет, хотя на борт до сих пор поднимались пассажиры. В большинстве своем – потрепанные жизнью мужчины средних лет в простой, будничной одежде, грязноватые и пахнущие. Этот планетолет возил рабочих на астероиды за пределами обитаемых планет системы Тора, в вечные холода и с непривычной гравитацией. В основном – новые смены, взамен старых, иногда новые работники, а еще реже посетители. Поэтому о документах и регистрации никто и не заикался.
Рядом с Цином уселся широкий, тяжелый мужчина уже за пятьдесят и тотчас принялся рукавом вытирать со лба то ли пот, то ли следы дождя. Он закряхтел, захрипел, постарался устроиться поудобнее, но вдруг отклонился, заметил кого-то сидящего спереди.
– Оп-па! Жиро! – низким грудным голосом пробасил он, хватая приятеля за плечо. – Я думал ты должен лететь оттуда, а ты туда!
Жиро обернулся и пожал соседу Цина руку.
– Да прихворнул чуток, – скрежещущим голосом ответил Жиро. – Совсем сморило меня. Провалялся свою смену, теперь сбился с графика. Звонил начальнику, говорю так и так, такие дела, как теперь быть?
– Да чего, поменяет и все.
– А вот хрен бы там, – у Жиро аж глаза загорелись. – Говорит: или на работу выходи, или рассчитывайся. И все, без вариантов. Говорит, сейчас все нажрутся и чего, у меня, мол, график, все такое, все дела, – Жиро, очевидно, спародировал тон начальника.
– Так он решил, что ты наклюкался?
– Да у него все наклюкались. На пять минут на смену опоздаешь – это потому что много жрешь, и все, ничего не докажешь.
Цин откинул голову на спинку и попытался не слушать. Через проход в параллельном ряду сидела женщина лет тридцати пяти или, может, даже старше. Она скрючилась, облокотилась на ручку и курила. Плотный дым дешевой сигареты отлетал прямо на соседа Цина и его собеседников, укрывая дымкой головы. Однако ни тот, ни другой, привыкшие к сложной атмосфере в сложном коллективе, не обращали на это внимания. Женщина краем глаза посмотрела на Цина. Моргнула и отвернулась. Глубина этого взгляда, совсем не такого безразличного ко всему на свете, как это бывает среди пассажиров подобных планетолетов, поразила Цина.
Со стороны порта мелькнул световой сигнал.
– Двери закрываются, – сообщил все тот же голос из головы планетолета.
Послышался легкий скрип и в салоне сразу стало тепло, даже слишком тепло. Свет чуть приутих, отовсюду завоняло. Квадратный иллюминатор, возле которого сидел Цин, закрылся переборкой и теперь из салона ничего снаружи видно не было. Тридцать человек оказались зажаты в узком, закрытом, перегретом, вонючем помещении.
– Шеф, а мы сегодня по выходному? – поинтересовался кто-то из передних рядов.
– Нет, сегодня выходной отменили, – ответил капитан, и тут же загомонили по всему салону:
– Отменили же, давно еще сообщали!
– Уже не выходной!
– Выходной только послезавтра и потом через две недели!
Жаль в такие рейсы не выдают затычки для ушей. Цин скосил взгляд и заметил пустое кресло впереди на соседнем ряду. Наверное, единственное не занятое. Но что-то в нем привлекло внимание Цина, и он пока не мог разобраться что именно. Место без сомнения пустовало, но почему-то казалось… Да и что казалось? Он не мог никак сообразить. Сиденье, конечно, чуть-чуть примято, но это еще не значит, что на нем кто-то сидит… Оно просто очень старое и вообще, кто может на нем сидеть? Человек-невидимка?
Планетолет легонько встряхнуло, он оторвался от земли и принялся набирать скорость. Стало тяжело дышать, пассажиров с силой вдавило в жесткие кресла, заболели глаза. В какой-то момент Цин заметил, что из-за возросшей гравитации нет сил уже и руки поднять. Давление словно пыталось размазать человека по креслу, как масло по хлебу.
При этом, как ни странно, женщина через проход продолжала курить, хотя и держала руку неудобно выгнутой. Кто-то спереди сказал что-то через силу, в передних рядах послышался смешок.
Все это продолжалось буквально несколько минут, но когда планетолет наконец прошел сквозь атмосферу и вышел в космос, у Цина страшно разболелась голова, пришлось на полчаса натянуть маску и дышать в нее. Он закрыл глаза и пытался прийти в себя. А люди в салоне оживились и непохоже было, чтобы кого-то еще волновали проблемы со здоровьем.
– Так, а что с Жабуем? Совсем плох? – спросил мужчина, сидевший в кресле впереди
– Легкие, говорят, уже все… – ответил толстяк рядом с Цином. – Раз говорит вдохнет, все более-менее, а потом пытается и ни в какую. Раз десять, говорит, не получается, на одиннадцатый опять хорошо и вот так…
– А врач чего?
– Да ничего, говорит не отлынивай, здоров, работай. Врач больничный выпишет только покойнику, да и то на пару дней.
– Это да, – мужчина расхохотался, – мертвеца под руки и обратно в шахту.
– И живому плохо, и мертвому не лучше.
Свет чуть приглушили, чтобы желающие могли вздремнуть.
Цин включил миниэхо и занялся новостями. И сразу же:
«Межзвездный корабль Сигмунда КТ12-С взорвался на планете Гамма Тора при взлете с космопорта».
«Теракт на планете Гамма Тора – взорван космический лайнер. Тысячи погибших».
«Не менее полутора тысяч человек погибло при взрыве крупного космического звездолета модели Сигмунда».
«Полиция объявила в розыск террориста, взорвавшего лайнер на Гамма Тора».
«Составлен фоторобот предполагаемого террориста с Гаммы Тора».
Цин опустил руку вниз так, чтобы экран его миниэха больше никому не бросался в глаза, и открыл изображение – человек на цифровом фото был одновременно и похож на Цина, и не похож. Среднее лицо, средний нос, средние губы. Разве что этот раскосый разрез глаз, характерный для жителей Дзитигонэ…
Но как?.. Как?.. Неужели они все-таки сделали это?! Без него?! Неужели они все же взорвали тот звездолет? Неужели собирались все равно взорвать его, будь там и сам Цин на борту? Неужели все те люди погибли?..
Быть такого не может! Он ведь был там, на Гамма Тора, в тот миг и в тот час. Шнырял перепугано и в районе космопорта, и в городе, и уж наверняка увидел бы и услышал взрыв у себя над головой. Наверняка обратил бы внимание на бесчисленные городские инфопанели, загоревшиеся сенсацией, ведь при современных средствах связи задержка перед появлением информации в СМИ часто не превышает минуты. Но инфопанели молчали. Пережевывали все на свете, нудили о бесконечных политических распрях крошечных далеких государств и мелких криминальных потасовках на окраинах галактики, обсуждали новые спортивные импланты и провал какой-то паршивой постановки, но ни словом не заикнулись о теракте у себя под носом, о падающих на голову обломках! Сплетничали ни о чем, пропустив сотрясший мир взрыв за окном?! Мир Гаммы Тора, по крайней мере. Возможно ли такое? И почему? Не потому ли, что когда корабль на самом деле не взорвался, пришлось спешно придумывать новый план? Не имея фактических данных, картинки с места, принялись моделировать ее в срочном порядке, создавать, придумывать. Переписывать заранее сочиненный текст. Ведь знают же, что никто не станет проверять! Кому это нужно – проверять новости?! Для чего вам, простому обывателю, проверять новости?! У вас нет своих дел? Своей жизни? А полиция!? Полиция – внутреннее подразделение корпораций. У каждой – своя. Например, уголовная полиция Адении, если не подводит память, – коммерческая компания в составе Эл Тун. Эта банда работает по приказу свыше.
И ведь сколько уже бывало схожих скандалов! То и дело всплывают разоблачения информационных фальшивок в пользу какого-нибудь государства, компании или тайного общества. В подпольных (и не очень) студиях массово штампуются поддельные изображения. Нужным людям приписываются нужные слова, которые те в жизни не говорили. Вся информация корректируется так, чтобы рядовой читатель инфопанели не смог отличить реальный факт от выдумки. Потому что покупатель быстрой еды не станет проверять ее состав под микроскопом. А если вдруг какой-то безработный психопат все-таки решит проверить информацию – не беда, ведь сочинить можно и доказательства. И где же тогда правда? Если все вокруг, весь видимый мир идет рука об руку с фальшивкой, созданной с целью задать вам такую модель поведения, которую от вас хотят, заставить вас поверить и совершить то, что от вас хотят, превратить вас из личности самостоятельной в тупое бездушное орудие людей с грязными руками. И визионистские технологии – один из элементов этой цепи манипуляций. Технологии, скрывающие мир вуалью фантазий. Подделкой может быть все и в конце концов в потоке лжи запутаются и те, кто ее создает и что останется от правды? Останется ли она вообще, если мир вокруг – это реальность лжи?
Как если бы кто-то изловчился и стукнул по всем клавишам фортепиано одновременно, тогда как его попросили сыграть одну только ре второй октавы, например. Большинство не сможет расслышать в этой восхитительной какофонии был ли вообще извлечен нужный звук. Зато сколько шума! И если этот шум будет сопровождать каждую из полюбившихся мелодий в каждой их ноте – то прозвучат ли эти мелодии? Или, утонув в потоке других, сами станут только лишь шумом?
Защитная переборка, закрывшая иллюминатор в момент взлета, открылась. В отличие от звездолетов дальних полетов, на скоростных планетолетах ставили настоящие окна, сквозь которые виден был настоящий космос. А если бы здесь стоял монитор? Его можно было бы взломать и показать такую картинку, которую захотели бы вам показать. Вы бы и не сомневались, что видите реальный мир за окном, и потом до скончания жизни рассказывали бы внукам о том, как мимо вас сквозь космос летели вражеские корабли, начавшие очередную войну со своего коварного нападения. И виртуальность эта стала бы реальностью, субъективной, но все же настоящей.
И потому в сети мгновенно размножились тысячи групп сочувствующих пострадавшим в теракте и тысячи порицающих террориста. Возмущенные, или даже скорее взбешенные комментаторы требовали изловить негодяя, схватить и четвертовать вымышленного человека, совершившего вымышленный теракт. Миллионы сообщений под новостями о преступлении появились буквально в первую минуту – и потоки ненависти направились в сторону человека, который по прихоти судьбы существовал в реальности. Презирали фантазию, но волны презрения этого захлестывали того, кто сидел сейчас у окна крошечного планетолета. Чужие, коммерчески ориентированные небылицы захватили в плен целые народы, и те, будучи реальны сами, подчинялись нереальности и жили в ней, и ненавидели в ней, а после их гибели кто сможет сказать были ли они сами реальны или лишь плодом чьего-то воображения?
– Пишут, какой-то педик, которого бросил его дружок, – послышался негромкий голос сзади. – Будто бы подложил ему бомбу в звездолет.
– А я только что читал, что это фанатик из Тамалияны, – ответил другой. – Будто бы он в аэропорту что-то кричал и потом нажал кнопку.
Цин выключил миниэхо и вжался в кресло. А ведь и он сам когда-то занимался тем, что создавал фальшивую реальностью. Создавал иллюзии, подделку.
Курившая женщина через проход теперь что-то лениво рассматривала в своем миниэхо, сигарета в ее правой руке все еще дымилась – некоторые люди совсем не вынимают их изо рта. Над левой ее рукой было открыто сразу два экрана, на одном из которых Цин заметил изображение Сигмунда. А над пустым креслом перед женщиной слегка подрагивал свет лампы, как будто что-то мешало ему или не давало достаточно электричества. Цину еще показалось, что в том месте салон чуть затемнен. Возможно, из-за мерцающего света…
Сосед Цина провел руками по животу, с громким кряхтением встал и отправился в хвост планетолета, наверное, в туалет. Когда позади скрипнула дверь Цин вдруг заметил, что затемнение на пустом кресле всколыхнулось, как невидимое пламя, на которое подул воздух. Оно стало расширяться и двигаться, вылетело в проход и заняло освободившееся возле Цина место. Цин почувствовал, что волосы его поднимаются дыбом, а по всему телу пошла неконтролируемая дрожь, какая бывает от холода. Но в салоне грели кондиционеры и было, скорее, даже жарко. Цин с трудом повернул внезапно потяжелевшую на сто тонн голову и посмотрел на соседнее кресло, которое очень сложно сейчас было назвать пустующим. Что-то «сидело» в этом кресле. Либо кто-то. А по телу Цина бегали мурашки – все быстрее и быстрее. Он различил в тишине салона какой-то неясный треск, множество щелчков на самой границе слышимого. Он был уверен – протяни руку и во что-то да попадешь, несмотря на то, что ничего там, кажется, и нет.
И тут темная тень двинулась прямо на него. Цин отпрянул, попытался вжаться в иллюминатор, попытался вскрикнуть – но звук застрял глубоко в горле. Цин только прокряхтел что-то и почувствовал резкую, мгновенную боль в сердце. Что-то сжимало его, что-то давило на все сосуды тела одновременно. Он потерял возможность дышать. Руки и ноги задергались, лицо побледнело, глаза полезли из орбит. Страшная боль во всем теле вызывала желание бежать прочь – но Цин совершенно утратил контроль над своим телом. Боль, только боль и больше ничего. Мир перед глазами темнел, уходил, умирал.
7
Он ничего не видел, не слышал и уже ничего не чувствовал, но изо всех последних стал старался бить себя рукой в грудь, в сердце. Ладонью, кулаком. Некогда было думать зачем и некогда было думать – что делать. Он даже не знал может ли управлять своей рукой, движется ли она, достает ли до груди. Не было вообще никаких ощущений.
Но вот внезапно что-то изменилось и он ощутил толчок, сначала едва заметный, затем все сильнее и сильнее – тук, тук, тук. Это был его коряво собранный кулак, которым он колотил куда-то в центр груди, в солнечное сплетение. Схлынула кровь, закололо во всем теле и мрак стал расходиться, расступаться перед тусклым светом. Он вновь увидел перед собой спинку кресла впереди, свою ладонь с судорожно скривленными пальцами, руку, согнутую неудобно, напряженную. Боль уходила, мир возвращался. Цин чуть склонил голову и краем глаза заметил сидящего рядом с собой толстого мужчину. Тот нахмурился и сосредоточенно, пусть и несколько неловко, смотрел на Цина. Он вернулся. И тень… Сквозь уходящую пелену Цин увидел колышущийся воздух на сиденье через проход. Тень вернулась на свое место.
Цин откинулся на спинку и попытался расслабиться, но тело истерически трясло. Сосед отвернулся, так ничего и не сказав, и уставился куда-то вдоль прохода. Цин повернулся к иллюминатору и еще минут десять легкими толчками пытался делать себе массаж сердца, хотя, в общем-то, не только сердце приняло участие в недавнем бунте организма.
Весь оставшийся путь, еще почти два часа полета, Цин не сводил глаз с «пустующего» места, готовый чуть что вскочить и броситься наутек – он почему-то думал, что забаррикадировавшись в туалете перекроет путь и своему врагу. Но кто был этот враг? Призрак? Шальной дух умершего человека? Или его жизненная энергия, оставшаяся буйствовать в этом мире после смерти тела? Какое-то время назад в сети распространялись слухи, будто в армии есть целые взводы всякой чертовщины – вампиры, оборотни, привидения. Но таких баек пишется по миллиону в час, поэтому вряд ли стоит ориентироваться на них в поисках правды.
Вскоре корабль резко сбросил скорость и сел на крошечный диск космопорта. Цин поспешил встать вместе со своим соседом, надеясь затеряться в толпе. Он сбежал по трапу и оказался в крытом непрозрачном куполе, отсюда двинулся вместе со всеми по широкому коридору в большую приемную комнату, где горел ярко-желтый свет и все стены были покрыты экранами для прибывающих. На одних можно было выбрать себе желаемую работу и пройти процедуру зачисления в штат, на других отметиться о возвращении на службу, на третьих просмотреть короткие информационные, или скорее рекламные, ролики о шахтах и работах.
Цин поспешил занять место у одного из экранов и стал смотреть список должностей. Шахтеры, контроллеры шахтеров, контроллеры роботов разных типов, контроллеры продукции, инженеры по робототехнике и обслуживающей технике, инженеры бурильных машин… Список оказался внушительным, правда раньше Цин полагал, что работа на шахте проста в освоении, однообразна, и не слишком изменилась за тысячелетия своего существования. И действительно, несмотря на то, что процесс был глубокого роботизирован, здесь по-прежнему трудилось огромное количество «живых» людей на должности простых шахтеров, причем работу им подавали как правило самую сложную и специфическую, роботы для которой стоят слишком дорого и в производстве, и в обслуживании. Люди всегда дешевле машин, мало того каждой машине нужен свой «живой» управляющий контроллер.
Но Цину все это не подходило – большинство профессий списка предполагало длительное пребывание на станции, на добыче. А если засядешь на одном месте, хоть и не слишком заметном, рано или поздно тебя найдут. Поначалу он хотел выбрать что-то вроде перевозчика или его помощника, работу, которая позволила бы покинуть станцию и улететь на край Вселенной. Но, как тотчас выяснилось, грузы возились беспилотниками. Цин не мог думать долго, не имел на это права – краем глаза он видел странную тень в дверях. Она не шевелилась и будто бы наблюдала за ним. Или так казалось. Он выбрал профессию контроллера погрузки, быстро заполнил анкету фальшивыми сведениями и поспешил в выделенную ему для проживания кабинку – на работу нужно было выходить уже через два часа.
Цин прошел в утомительно длинный коридор, всю правую стену которого занимало слегка изогнутое окно. А за ним на многие километры до самого горизонта тянулась казавшаяся бесцветной дымно-серая равнина, лишь кое-где вздыбленная какими-то высокими холмиками и теряющаяся впадинами. Отсюда астероид, находящийся далеко за последней планетой системы Тора, казался чуть ли не идеально ровным шаром, хотя на самом деле обратная его сторона была похожа скорее на надкушенное яблоко – в поверхности зияла гигантская дыра неизвестного происхождения. Самая популярная теория ее образования звучала весьма экзотично – миллиард лет назад в ядре этой крошечной планеты произошел сильнейший взрыв, который вырывал почти половину ее поверхности в космос. Назывался астероид Моди.
Пока Цин спешил по коридору, успел разглядеть несколько тонких гейзеров, практически ровными струями уносивших газы куда-то далеко наверх.
Идя по коридору, он на короткое время вновь смешался с толпой, пусть и не был уверен, что это как-то может его защитить. Но вскоре дорога разделилась, и Цину пришлось спускаться сначала по лестнице, затем на жутком пустом лифте, одном, втором, и снова по лестнице. Судя по инфопанелям на углах, он забрался почти на двести метров под поверхность астероида.
Люди попадались все реже, и Цин заметил определенную зависимость глубины шахты и безразличности во взгляде ее работников. Наконец он отыскал камеру 619, в которую его отправил компьютер. Размером она походила на тюремную, да и интерьером тоже – у стен по краям стояли кровати, два узких шкафа и один маленький стол. По потолку шла линия серой лампы. На полу остался широкий темный высохший след непонятного происхождения, из тонких вентиляционных отверстий с тихим сипением шел холодный воздух, а на одной из кроватей сидел мужчина в грязном сером комбинезоне и курил так, что плотный дым почти с головы до ног окутывал его фигуру. Он уставился на Цина.
– Новенький? – спросил мужчина, вставая и вытирая о штанину потную руку, чтобы протянуть Цину.
– Да, – нервно ответил тот и поскорее шагнул внутрь, чтобы дверь позади закрылась.
Он надеялся, что темный призрак, преследовавший по пятам, отстал и затерялся в дымных коридорах Моди.
Цин пожал протянутую ему руку.
– Уже где-то работал в таком месте? – почему-то спросил мужчина в комбинезоне.
– Нет, – протянул Цин.
Цин так волновался, что мозгу не оставалось времени думать над ответами.
– Почему же тогда сюда? Здесь у нас такое захолустье… Я, кстати говоря, Карбюзо.
– Цин… то есть Ци Жанчу.
– Из Чжи Со?
– Нет, я местный, из Тора.