Сияние потухших звезд (Кирилл Викторович Баранов) - читать бесплатно онлайн полную версию книги (Начало книги) #1

Где-то около полудня в комнату бывшего визиониста Ардьяла Цина Сюнзи явился некто или даже нечто и предложил ему стать убийцей. Странный тип высотой в полтора человека торчал в коридоре в бело-синем комбинезоне и маске, похожей на тактический шлем. Он не шевелился и словно бы и не дышал.

В коридоре не пахло, а где-то в стороне и ниже по лестнице кричали дети.

Открыв дверь Цин пожалел об этом тотчас – в комбинезоне гостя он разглядел черты формы коммунальщиков. Последний раз безработный визионист оплачивал комнату месяца три, а то и четыре назад, и все ждал тех, что придут его вышвыривать. Впрочем, а почему коммунальщики? – подумал Цин. Скорее должны заявиться люди из банка, сперва улыбчивые, в чистеньких костюмчиках, с пластмассовыми физиономиями и вросшими косметическими имплантами, а потом уже сотрудники попроще – амбалы с молотками и пистолетами. Этот, впрочем, тоже не карлик – чтоб заглянуть в лицо гостю Цину пришлось задирать голову так, будто он на звезды смотрел. Но, вопреки ожиданиям, Цин увидел лишь физиономию свою собственную – шлем-маска пришельца тускло отражала мир, скрывая зеркалом, что внутри.

И что там может быть, за забралом-то? Цин почему-то решил, что у пришельца лицо кальмара.

– Ардьял Цин Сюнзи, бывший визионист второго уровня? – спросил гость сильно искаженным голосом, с призвуками посвистывающего турбодвигателя и щелканьем водоплавающего беспозвоночного.

Точно кальмар, подумал Цин и кивнул.

– Зайдем, – внезапно сказал амбал, вдвинул Цина обратно в комнату, пролез сам, согнувшись почти в прямой угол, и запер за собой дверь – на замок.

В комнате воняло чем-то неопределённым и всеобщим; сквозь тонко прорезанные окна, почти закрытые металлическими ставнями, внутрь лился голубоватый тусклый свет. Валялись многоразовые бутылки, смята в хлам постель, дверь в туалет – сломана.

– Кто вы? – Цин нахмурился и забеспокоился.

А впрочем, ему было все равно. Хотелось… да ничего ему не хотелось.

– Сядем, – ответил пришелец и уселся на единственный стул.

– Да ладно, чего уже там, разрешаю, можете и присесть, – Цин развел руками и опустился на жесткую продавленную кровать. На пол глухо упало что-то грязное.

– Наша компания готова предложить вам работу, – сказал гость.

Цин вытянулся, расправил плечи и часто-часто заморгал.

– О, – выдавил он из себя, – только имейте ввиду: скидка на похорона уже всё, больше не предоставляется.

Цин никогда не давал скидок на похороны. Тем не менее он весь напрягся и как будто даже перестал дышать – последний раз ему предлагали работу года полтора назад. Хотя нет, тогда ему как раз перестали предлагать. Он все еще помнил того пузатого человечка с изжёванной болезнью кожей, свисавшей водорослями вдоль лица, и еще лучше помнил пощечины, которые тот с трудом пытался Цину выдать, оттащив его в какой-то коридор-кабинет. Человечек шипел и все время искоса поглядывал на удалявшуюся фигуру своего начальника, серого как асфальт.

Профессия визиониста, откровенно говоря, не поощряла насилия. Но визионист – художник, нервный, капризный и переменчивый, драчливый и редко в драках побеждающий. Художник, жаждущий придать миру неряшливому, потасканному и попользованному, форму более аккуратную и изящную. При помощи камер визионизации и голографических проекторов визионисты создавали в реальности прозаической, ветшающей и рутинной, новую – свежую, романтическую, насущную, но виртуальную, по большей части, а скорее, целиком и полностью фиктивную. Вместо огромных безыскусных прямоугольных небоскребов с помощью визионистских технологий выстраивали сияющие драгоценностями дворцы с колоннадами, росписью и башнями. Пошарпанные, корявенькие ипотечные домики чиновников среднего звена превращали в гламурные виллы «как у хозяев», постыдные забегаловки с немытым полом в сверкающие рестораны, а засвиняченные писуары в их туалетах блестели пользователям алмазными струями. Жалкие, выщербленные и потрескавшиеся стены старых домов для низших каст стыдливо прикрывали ослепительной цветастой рекламой с фальшивыми женщинами. Разбитые мрачные площади полнились розами, лютиками и птичками, а вывернутые наружу канализации текли реками пасторальными. Реками проецированного света, достаточно яркого, чтоб затмить своим сиянием неприглядную действительность. Но стоит сунуть внутрь руку, и магия рассыплется, а на пальцах останутся коричневые следы реальности, хотя кому какое дело – главное, ведь, красота.

Визионисты делились на классы, как и любое хаотичное общество, с десятого по первый, самый высокий, престижный. Впрочем, как и в любом искусстве Олимп занимали вовсе не лучшие, а скорее те, кто оказались в подходящей компании в определенный момент истории. По крайней мере, лучшим визионистом из тех, кого Цину довелось встречать, был щуплый очкарик четвертого уровня, пару лет назад простреливший себе голову из-за невозможности оплатить кредиты.

Второй класс, которому когда-то принадлежал и Цин, занимался по большей части уличным декором, превращая допотопные покосившиеся развалюхи в современные благовидные проспекты, заполняя поблекшую пустоту рекламой, деревьями, огнями ночных ламп. Но два года назад произошло непредвиденное. Переулок, который Цину заказали облагородить, ютился среди старинных, корявых и вонючих улиц, отделанных когда-то, пару веков назад, в стиле ретрокеанизма – с его пьяными косыми линиями, серыми тонами и камнями из металла, растопырено торчащими, как побитые зубы. Цин усердно повторил этот стиль в своем уголке, удачно вписав его в общую картину – мрачноватую, но не лишенную старинного очарования. У стоящего со стороны узенькой полоски парка и смотрящего на лесенку, взлетающую в кривом танце к небу под склоненными дугами фонарей, впечатление могло бы создастся более чем романтическое и в чем-то возвещённое. Но не у чиновников, конечно.

– Это что такое?! – дымил из ушей толстяк, швыряя быстрые косые взгляды на пробирающегося к нему начальника. – Что это такое, я спрашиваю?! Что это?! Что?!

После уже, на коленях поговорив с шефом, красный как кровь, он схватил визиониста второго уровня и поволок в свой коридор-кабинет, где долго и безболезненно хлестал по щекам, шипел и плевался, где кричал: «Что вы вообще сделали?! Я что вас просил сделать? Современно! Со-вре-мен-но! Понимаете вы меня, современно!? Что вы сделали?! Что это?! Что это?!», – и после, устав, он внезапно получил дважды в лицо кулаком художника, осел и выдохнул:

– Ну все, все, все, приехали…

Так и закончилась карьера Ардьяла Цина Сюнзи. И сегодня, спустя полтора года после той неряшливой драки он наконец…

– Работа никак не связана с вашей предыдущей, – сказал пришелец в шлеме. – Нас не интересуют голограммы.

Цин даже как будто вздрогнул и различил звук бьющихся надежд. Смешной звук, из мультиков.

– И что же вам надо? – немного вызывающе, но больше разочарованно спросил он. – Станцевать? Суп сварить? Массаж сделать?

Издевательски неторопливым движением пальца пришелец вызвал над ладонью плавающий экран миниэха, крошечного, встроенного в ноготь микрокомпьютера, – экран совершенно непрозрачный, размером в два локтя. Не дешево, подумал Цин.

На экране появилось изображение звездолета Сигмунда КТ12-С, похожего на изящный красноватый наконечник стрелы, но сделанный словно из воды, настолько плавными казались формы. Под изображением мелькнули какие-то сведения, цифры, но Цин ничего не успел рассмотреть.

– Это звездолет Сигмунда 12 завтрашнего рейса на Гамма Тора, – сказал пришелец. – Вы должны будете его взорвать.

Он достал из косого нагрудного кармана маленькую коробочку и положил на стол.

– Это центон, взрывчатка и дистанционно программируемый детонатор, который вы выставите по своему миниэхо.

Цин, совсем потерявшийся, глупо махнул руками.

– Стоп, погодите, охладитесь! Это что-зачем?!

– Звездолет сделает короткую остановку на Гамма Тора и после двинется дальше, – невозмутимо продолжал человек в маске. – Вы установите взрывчатку на пересадочной станции и взорвете, когда корабль взлетит.

– Я еще не…

– В полете вы закажете себе что-нибудь из напитков, желательно не алкогольных, и поместите взрывчатку в пустую банку. Банку отправите в хранилище. Активировать детонатор следует через пятнадцать минут после того, как вы покинете корабль.

– То есть пассажиры на борту погибнут?!

Пришелец немного помолчал, и в тишине этот глупый вопрос приобрел особую бессмысленность.

– Разумеется, – сказал наконец гость. – Впрочем, большинство покинет звездолет на пересадочной станции, следующие остановки технические. Ожидается, что внутри останутся только пилоты и обслуживающий персонал.

– Это же человек двадцать, наверное?

– Двадцать четыре человека, не считая тех, кто решит продолжить полет.

– И я должен их всех убить?

Пришелец снова помолчал. Вдруг сообразил, что не стоит все же доверять дело идиоту, подумал Цин.

– Разумеется, – ответил человек в маске.

– Но ведь это преступление, – как-то тихо и неуверенно проговорил Цин, так что собеседник его едва расслышал.

– Корпоративный терроризм не является уголовным преступлением. Он регулируется статьями административного кодекса и кодекса о конкурентной борьбе. Полицейского преследования можете не опасаться, дело находится во внутренней ведомости корпораций.

– Ну да, но ведь погибнут люди?!

– Ну и что?! – сказал пришелец, и Цин даже сквозь маску различил его удивление. – Так работает свободный рынок. Это часть процесса.

Гость немного помолчал, словно ища причину сомнений Цина, и добавил:

– К тому же вам хорошо заплатят.

Цин хотел было спросить, что будет, если он откажется, если прямо сейчас вот скажет – «нет». Но он и сам догадывался – что. Сложно не догадаться. Человек в маске уже выложил все, что Цину знать не полагалось. Наверняка у него под одеждой оружие, может и не одно, и руки у него из какой-то смеси сплавов с тучей имплантов – под комбинезоном видно, насколько неестественно они себя ведут. Отказаться теперь – тоже самое, что отрицательно ответить на вопрос: «Хочешь жить?» Вместо этого вдруг, не подумав, спросил другое.

– Сколько?

– Пятнадцать миллионов.

Цин и вообразить себе не мог такую сумму, поэтому не удивился, не поразился, а только заморгал и задумался. Ведь, в конце концов, что в сейчас значит человеческая жизнь? Да и чья? Каких-то незнакомцев, которые что есть, что нет… Всякого рода катастрофы в наше время – явление настолько привычное, что в средствах массовой информации под них выделены уже отдельные ежедневные (или по крайней мере еженедельные) колонки и разделы. Корпоративный терроризм одна из форм взаимодействия бизнеса, элемент экономической борьбы, не больше. Элемент, давно не провоцирующий в обществе никаких особо сильных реакций. Недавно, к примеру, в соседнем городе взорвали энергостанцию, столб плазмы, отливающий всеми цветами радуги, было видно даже сквозь щелочки окон в квартире Цина. Тогда в труху рассеяло несколько тысяч человек, не говоря уже о выбросах, которые, поговаривают, позже еще сгноят половину города. А в прошлом месяце кто-то подорвал станцию аэротакси, правда, кажется, жертв было мало. Корпорациям нужно как-то конкурировать, бороться за рынок. А ради прибыли любые средства хороши, здесь запретов нет. Да и какие могут быть запреты, когда законодательные органы государства – часть корпорации, вход на третьем этаже, шестьдесят два шага от лифта.

А что на другой чаше весов? Деньги заканчивались, холодильник пуст и все те бутылки, что валялись по комнате – выпиты были уже давно. Он больше никогда не найдет работу по профессии, а отыскать другую в этом муравейнике… Работать сутками напролет за зарплату, на которую невозможно купить и куска хлеба, чтобы позволить своему работодателю похвастаться новым золотым звездолетом? Помучиться полгода и сдохнуть от переутомления, как это делают все остальные? Миллионы людей живут на улицах, гибнут от голода и средневековых болезней, и все делают вид, как будто даже не замечают этого. У нищих нет денег, а те, кто не может платить – не нужны государству со свободной экономикой.

Будущего нет. Как нет и настоящего. И хорошо бы забыть о том, что было прошлое.

Цин спросил еще о своих заказчиках, но пришелец в маске ничего не ответил. Вместо этого он молча встал и ушел прочь. Цин долго вертел в руках взрывчатку. Она похожа на серую пилюлю с крошечным входным отверстием.

На следующее утро на миниэхо Цина пришел электронный билет на звездолет. В один конец.

Он наскоро собрал вещи в мешок, запихнул в карман рукава бомбу, накинул коричневую куртку на все сезоны и вышел в коридор. Тотчас на миниэхо посыпались сообщения от горсовета о долгах по штрафам, просроченной оплате коммунальных услуг и невыплаченных сборах. Всего почти полтысячи наименований в списке. Цин попытался просмотреть их спускаясь в лифте, но тот застрял (в прошлом месяце он разогнался настолько увлеченно, что врезался в потолок и не смог из него выбраться). Пришлось шлепать по лестнице.

Штраф за отсутствие комнатных растений и сбор за комнатные растения. Налог на оконные ставни. Штраф за прозрачную упаковку алкоголя. Оплата охлаждения воздуха в дневное время. Штраф за отсутствие договора на грязную обувь. Штраф за слишком яркий свет. Налог на подогрев воды для унитаза. Налог на перемещение свыше тысячи километров за день. Налог на поглощение алкоголя и безработицу.

У Цина едва не вспухла голова. Ему навстречу поднималась толстая женщина с двумя детьми. Увидев Цина, она брезгливо нахмурилась, а дети продолжали пшикать друг на друга. Цин остановился, чтобы всех пропустить.

Есть даже штраф за слишком малое использование энергии – экономность вредит экономике, как говорят люди из правительства.

Пятнадцати миллионов хватит на уплату всех поборов на годы вперед. Но как же страшно не хочется туда идти и делать то, что нужно сделать! Как не хочется становится убийцей! Как это противно, мерзко, жаль, что ничего не поделаешь… Надо ведь как-то зарабатывать деньги, и в, конце концов, многие их именно так и зарабатывают. Просто еще одна профессия, говорил себе Цин, но слова не успокаивали. Мысли роились, бегали, выталкивали одна другую, и самой активной в борьбе была одна – «Я не хочу убивать». Цин усиленно гнал ее другой – «Пятнадцать миллионов», получалось плохо, но ничего лучше придумать не выходило. Хорошо еще, что перед уходом допил последнюю бутылку сорокаградусной. Жаль только, что к посадке все выветрится.

Он выбрался наконец на улицу и застегнул куртку. Снаружи свистел прохладный ветерок, небо затянули бурые, пушистые тучи, солнце кое-где стреляло лучами. Морозный день и, наверное, дождь пойдет.

Цин нанял воздушное такси и, пока летел до космопорта, разглядел сразу две темные подозрительные машины. Одна всю дорогу следовала на приличном расстоянии позади, другая, наземная, спокойно катила внизу, среди домов, но тоже почти не отставала.

Интересно, что будет если он сейчас вернется? Поедет домой и ляжет спать. Проснется ли он тогда? Как его убьют? Пристрелят снаружи сквозь стену, или отравят газом, или пришлют робота с пистолетом? А если никак и не убьют… Все вот эти штрафы да поборы, которые с удивительной работоспособностью каждый день сочиняют в домах власти, – что с ним сделают они? Оставят на морозной улице подыхать голодной смертью? Швырнут в тюрьму, или выселят на какую планету, добывать алмазы из недр? Или просто взорвать одну бомбу… Которую так или иначе кто-нибудь да взорвет… Короче говоря, в сочинении оправданий Цину не было равных.

Темные закатные солнечные лучи скользнули на горизонте, когда такси опустилось к широкой круглой стоянке космопорта.

В отдалении слышался гул и грохот космических двигателей и свист колючего ветра.

Какой же холод, думал Цин. Какой дикий холод!

В космопорте, как всегда, не протолкнёшься, с ног сбивают снующие всюду опаздывающие. Люди в черных длинных плащах с цветастыми волосами, нудящие дети в переливающихся фасонами куртках, несколько полубоевых андроидов, охрана в темно-синих бронежилетах, две девушки с излучающими лазер глазами, еще одна с искусственными волосами, торчащими дыбом, как сухой куст, позади нее несколько чиновников в строгих комбинезонах тащат здоровенные сумки и спешат, как жертвы, улепетывающие от убийц. Каких диких типажей тут только не было! В углу робот с фотонным дробовиком обыскивал наглую девицу, которая строила презрительные рожи и пыталась оттолкнуть машину. На полужидких скамейках сидели целыми семействами, а поодаль, у окна с городской панорамой подпрыгивал от нетерпения розовый карлик с механическим лицом. Где-то пикали сигналы прибытия звездолетов. И при этом, что странно, в залах космопорта стояла удушающая тишина. Даже плавающие у стен и под потолком огромные новостные голоэкраны были молчаливы и безучастны. В ногте у каждого был свой собственный миниэхо, и каждый слушал свой собственный звук.

До рейса оставалось еще почти полчаса, и Цин, чтобы отвлечься от гнетущих мыслей, включил в наушнике инфоканал.

«Падение роста экономики оценили от двух с половиной до трех процентов на будущий год и почти на шесть процентов в ближайшее пятилетие. При этом ожидаемого правительством роста не случится и в долгосрочной перспективе. Тем не менее, корпорация Сан Рико Райз опубликовала ежегодный отчет и похвасталась увеличением прибыли на восемнадцать процентов годовых. Только за последний квартал значительно увеличились доходы оружейников, средств массовой информации и визуальной музыки. А вот расходы на правительство выросли почти в половину – на шесть с половиной процентов».

«Топ-менеджер Эл Тун, имя которого все еще не называется для прессы, найден мертвым сегодня утром в районе трущоб Салтык. Тело было обезглавлено и частично растворено в кислоте. Ведется следствие, но по предварительным данным полиция подозревает бытовое убийство или разбойное нападение, связи преступления с профессиональной деятельностью погибшего на данный момент решительно опровергаются».

«Сильное излучение неизвестной природы в секторе созвездия Топаз обнаружено сегодня сразу несколькими ведущими астрофизическими институтами. Официальных комментариев пока не поступало, но, по данным любительского портала «Белая материя x62-13E», выброс энергии, возможно, стал следствием взрыва сверхновой звезды. Впрочем, эту версию уже раскритиковали ученые Первой Академии Наук, назвав ее антинаучной и дилетантской».

Цин не мог сосредоточиться. Кто из этой толпы взойдет в его звездолет? Кто сядет в кресло рядом? Вдруг кто-то не выйдет на пересадочной станции? Вдруг кто-то останется и Цин убьет его? Да что об этом думать, проклятье, все уже решено!.. И что в этом такого, опять-таки?! Сейчас бы выпить…

Когда пришло время занимать места, небо почернело совсем. Как будто необъятная пустота космоса охватила весь мир… Впрочем, так и было.

Цин сел у электронного окна, рядом устроился пожилой мужчина, лет под восемьдесят, наверное. Вежливо поздоровался и стал беседовать со своей супругой через проход. Мужчина впереди разглядывал финансовые графики, а двое средних лет позади шептались о чем-то непонятном, кажется, о квантовых флуктуациях. Детей в салоне было немного, но гомонили они за всех остальных разом, шикающие матери пытались их угомонить, но только раздражали взрослых. Цин включил в наушниках музыку и принялся перебирать виды в иллюминаторе. Красивые пейзажи с соседней планеты, картины космоса, пролет над городом днем, в полночь… Наконец на экране появилось реальное изображение мира снаружи. Пошел мелкий дождь. Даже изнутри он казался острым от холода и неприятным. В ноги ударил жар кондиционеров. Цин заметил, что его трясет. Трясет от холода в этом шумном, тускло-желтом нагревающемся салоне. Все эти люди должны выйти. И вот этот старик рядом, и пара любителей физики позади, и та маленькая девочка, которая с диким смехом дергает за нос своего крошечного брата, за что получает подзатыльников от матери. Они должны выйти.

Мир снаружи на мгновение вспыхнул и всколыхнулся – корабль поднимался над землей. Беззвучно, спокойно, лишь легкая вибрация пошла по стенам и сиденьям. Город внезапно уменьшился и уже через пару секунд исчез в облаках. За окном засветился воздух и смахнул с экранов капли дождя. Где-то в стороне вновь мелькнула полоска солнца, корабль пробирался сквозь атмосферу медленно, не спеша. На мгновение Цин почувствовал, что теряет вес, что все становится каким-то ненастоящим, как во сне, но гравитация вернулась спустя мгновение, и все стало прежним. Корабль вышел в космос.

В салоне приглушили свет. Время потекло сперва как-то медленно, будто с опаской продиралось сквозь туман, словно бы сердце дожидалось нового удара все дольше и дольше и вдруг остановилось совсем, и пошло вспять! Стены корабля чуть поплыли, пространство расширилось и немного потускнело, а на экране иллюминатора все пропало. Он темнел пустотой и, казалось, отключился, но если присмотреться внимательнее, можно было различить темные ультрамариновые волны, разбегающиеся то по сторонам, то сверху вниз, то кружащиеся спиралью. Корабль вошел в бета-пространство.

Полет до системы Тора занимал часов десять, порой одиннадцать – в зависимости от загруженности системы. Большинство пассажиров одели снотворные маски и отключились. Несколько человек, в том числе сидящий перед Цином экономист, продолжали работать через миниэхо, но стояла тишина, и даже гул звездолета куда-то исчез. Цин нажал кнопку и к нему подошла стюардесса. Вместо глаз у нее стояли белоснежные импланты, поэтому с первого взгляда она казалась слепой. Цин попросил сока и через мгновение получил банку. Ту самую банку.

Жидкость в рот не лезла, и бессознательно Цин едва не вылил ее под ноги, как если бы он сидел где-то на улице. Удостоверившись, что банка опустела (Цин опустил ее на уровень коленей и взболтнул), он оглянулся – ему мерещилось, что за ним следят. И не кто-нибудь, – а все, вообще все, кто в это мгновение в салоне. Но большинство спало, даже спекулянт впереди. Цин сглотнул стеклянную слюну и вытащил негнущимися пальцами из кармана в рукаве таблетку-взрывчатку. Казалось, что сейчас кто-то обличительно закричит, его, Цина, схватят, поволокут куда-то, запрут, будут бить и унижать. Но никто не бил, никто и не смотрел, и все плевать на него хотели.

Цин с трудом просунул таблетку в отверстие банки (хотя ширины того было более чем достаточно) и уронил. Бомба рухнула на дно с таким звоном, что Цину подумалось – так падают настоящие громадные бомбы на поверхности планет. Рука вздрогнула, едва не выпустив банку. Цин закрыл глаза и тяжело дышал, затем приоткрыл один и глянул на людей в салоне. Никто не пошевелился. Они как будто бы уже были мертвые, заранее, но нет, конечно нет, мертвыми они будут другими – изуродованными, разодранными кусками костей и мяса, все они, и этот старик рядом и его… Цин прервал поток мыслей и с трудом всунул банку в выемку в ручке кресла.

На выходе из бета-пространства, уже в системе Тора, подступила тошнота, и снова все вокруг поплыло, стало мутным, как на картине маслом. Линии вырисовывались медленно, углы заострялись, стены выравнивались.

Кого-то позади вырвало в специальное отверстие в сиденье, обычно называемое «блевотником». Снова отовсюду загалдели, зашумели болезненные зеленые люди. Корабль вошел в атмосферу Гаммы Тора, засиял в ионосфере и пошел на посадку.

Цину стало тяжело дышать. Как будто грудь не хотела вздыматься, как будто легкие стали каменными, да и воздух весь куда-то пропал, осталась только противная пустота, вакуум и толпа людей вокруг. Цин не заметил, как корабль прошел сквозь облака, замедлился, выровнялся и пошел туго спускаться на площадку для посадки.

Шумели дети, один швырнул в другого игрушку через несколько рядов, мать громко охнула, старик, которому едва не прилетело в лоб, добродушно засмеялся. Мужчина впереди опять включил свои графики, а парочка позади теперь уже читала научные стихи. Парень в стороне громко рылся в своей сумке и беззвучно ругался. Все наполнилось жизнью, и только Цин ощущал себя мертвецом. Тело не слушалось, превратилось в гранит, холодный и ненастоящий.

Снизу скрипнуло, сперва вдавило в сиденья, а потом чуть подбросило. Корабль сел.

– Дамы и господа! – послышался голос стюардессы через громкую связь. – Корабль прибыл на планету Гамма Тора! Остановка пятнадцать минут!

Она повторила текст трижды. Цина трясло – нужно выходить. Всем. Срочно.

Старик рядом с ним потянулся и негромко сказал сидевшей через проход старушке:

– Пойду воздухом подышу.

И встал. Поднялось еще несколько человек тут и там, кто-то чуть слышно прощался.

Что?..

Цин привстал с трудом, как поломанный. Как?!

Воздухом подышу?!

Почему большинство остались на своих местах?!

Почему выходят только эти… трое, четверо, там еще двое, нет, один из них тоже оставил сумку. Еще двое с ребенком шли из носа корабля и всё!

Всё!

Все остальные оставались просиживать остановку в салоне! Все остальные летели дальше! Они оставались здесь, на звездолете. Половина вообще продолжала дрыхнуть сладким, мерзким, беспечным сном в этих своих масках!

Цин поплелся по коридору, а в глазах его все плыло. Людские лица смазывались, расплывались, все голоса слились в одну кашу, бесформенную и холодную. Ноги шаркали по полу, и он никак не мог их поднять. Казалось, прошло всего мгновение, доля секунды, ничтожная, в минус бесконечной степени доля секунды, а он уже стоял у выхода, и на него дохнуло таким морозным ветром, что затрещали зубы.

Он обернулся и с огромным трудом смог сфокусировать зрение. Мир двоился и уходил прочь. Все предметы неслись от него кто куда, как звезды и галактики Вселенной, а точкой Большого Взрыва был сам Цин.

Вон та самая девочка, швырявшая игрушки. Колотит своего брата на сиденье позади, перегнувшись через спинку. Она остановилась и с удивлением взглянула на замершего у входа Цина. Через пятнадцать минут она умрет. Взрыв сорвет с нее кожу, разорвет на куски… Как и того старика, который спускался по трапу «подышать воздухом». Как и его старую жену, кажется, смотревшую что-то в миниэхо. Как и брата, и мать той девочки. Как и спекулянта, воткнувшегося в свои графики, как и парочку любителей физики, как и тех, похоже, очень религиозных людей, сгруппировавшихся на передних сиденьях, как и нервную женщину с печальными глазами, спавшую в маске, как и ее толстую соседку и соседа той соседки. Как и всех остальных этих людей, полторы тысячи человек… И вот эту красавицу-стюардессу, которая в недоумении смотрит на Цина, бледного, как глаза второй стюардессы. И вторую тоже… И все они, все превратятся из этих людей с разными судьбами, разными надеждами, разными желаниями и ожиданиями от своего будущего, все они сперва превратятся в бесформенные куски мяса, а потом разлетятся на атомы в темной атмосфере далекой, никому не нужной планеты. И не будет больше ни судеб, ни надежд, ни желаний, ни ожиданий, все закончится, потому что один глупый слабовольный человек захотел получить пятнадцать миллионов единиц, чтобы выплатить долги за грязные носки и туалет.

– Вы что-то забыли? – спросила красивая стюардесса, но голос ее был таким глухим и далеким, что Цин ничего не разобрал.

Его шатнуло вперед, и мир поплыл. Вдоль рядов кресел к тому месту, где он провел последние десять часов.

Несколько недоумевающих голов повернулось к нему, но их лица он уже не в силах был различить. Он и сам не понимал, что происходит. Он хотел одного – чтобы мука эта скорее закончилась. Он увидел свою собственную руку, на ногте сидел миниэхо, а в районе запястья темнели два входа для подключения аппаратуры. Рука, серая и почти прозрачная, потянулась к ручке у кресла, с трудом выудила оттуда пустую банку и исчезла из мира, который двинулся в обратную сторону.

– Вам не нужно это выбрасывать, – сказала стюардесса, которая, кажется, прошла за ним. – Мы сделаем это сами.

– Я сам, – ответил Цин, но не услышал своего голоса. – Я выкину.

Он вышел из звездолета с бомбой в руке и увидел ослепительные огни космопорта.

Гамма Тора висела в космосе таким образом, что южная половина планеты пребывала в зоне постоянных заморозков; льды закрывали половину океана, но света почти не отражали, потому что световой день длился всего чуть больше часа. Примерно половину суток занимали серые сумерки – солнечный свет замирал тонкой полоской на горизонте, как на закате дня, и длился десятками часов. А потом наступала ночь – черная и почти пустая. Звезд с Гамма Тора видно было мало.

Сильные холодные ветра несли песок и липкую пыль. Часто шел дождь, часто прекращался и начинал снова.

Цин спустился по трапу и едва не столкнулся с теми, кто уже спешил занять освободившиеся в звездолете места. И снова дети, и снова у всех какие-то странные, не слишком злые улыбки, как будто в этом мире еще что-то есть, как будто людей этих еще что-то ждет.

Ступив на металлическую поверхность посадочной зоны Цин чуть не поскользнулся, закутался плотно в куртку и добежал до входа в космопорт.

Изнутри тотчас обдало теплом и потянуло кисловатым запахом множества живых существ. Свист моторов и ветра сменился гомоном тысячи голосов. Люди толкались и теснились, лепились у стен, у скамеек и турникетов, у касс, шумели, кричали, смеялись, короче говоря, жили и жизнь эта вступала в ожесточенное противоречие с мыслями Цина о смерти. Смерти для всех и теперь, возможно, для него в том числе.

Что теперь? – думал он. – Что делать? Что будет? Куда мне идти? Зачем?

Неприятные запахи на мгновение оттолкнули путанный клубок мыслей – многие ели прямо на скамейках и полах в залах ожидания, и тысячи ароматов сливались в единую вонь. На большинстве была самая простая одежда, рабочие комбинезоны или вообще домашняя ветошь, залатанная, потертая, выцветшая. Элита Гаммы Тора не заглядывала в общественный космопорт.

Цин протолкался сквозь ораву религиозных фанатиков и забрал свой рюкзак. Отойдя в пустой угол, он запихнул в карман сумки банку со звенящей внутри бомбой, достал оттуда шапку.

Оглянулся, попытался решить, что делать дальше, а взгляд зацепился за часы наверху. Сколько времени? Звездолет двинется минут через десять, бомба должна сработать примерно в это же время, но можно накинуть еще минут пять-десять задержки. Двадцать, выходит, максимум, а потом что? А потом они поймут, что Цин струсил, подставил и скомкал планы. И тогда? Не сложно догадаться.

Что же делать?

Он никого не знал на этой планете и вообще никогда здесь не был. Куда пойти и где остановиться? Ведь найдут везде, вряд ли для его нанимателей существуют стены и запертые двери.

А если они подстраховались? Если они сами взорвут эту поганую бомбу через десять-двадцать минут… Уже семнадцать, в лучше случае. И та участь, которую он, Цин, готовил пассажирам звездолета, ждет его самого. И тысячи человек вокруг – если он не свалит к чертям подальше из этого космопорта.

Первым делом необходимо избавиться от бомбы. Но куда ее можно всунуть? Куда выкинуть? Не запихнешь же ее в камеру хранения или не вышвырнешь в мусорный бак. Может, в этом городе есть река? В каком ее нет?!

Цин поспешил вдоль стены, мимо касс и бесконечной шеренги скамеек, мимо растянувшихся на полу грязных, полуодетых людей, мимо нескольких патрулей охраны – в черном и с кучей имплантов. У одного из охранников Цин заметил электронные глаза и дернулся в сторону – что, если в этих глазах распознаватель взрывчатки?! Впрочем, едва ли. Будь эту взрывчатку так просто распознать – черта с два пронесешь ее на звездолет.

Он протиснулся сквозь узкий турникет, вышел к входному залу и двинулся к выходу. Но не дойдя остановился. Сквозь прозрачные двери он различил стоящий через дорогу автомобиль, похожий на боевой броневик – черный и с башней наверху. Из такой могла бы вылезти серьезная пушка. Возле машины стоял, скрестив руки на груди, человек в черном блестящем плаще и с лицом почти полностью механическим – боевой киборг. А чуть поодаль в стороне – другой, почти такой же, болтавший с охранником космопорта.

Цин замер в нерешительности – всего на какое-то мгновение или два, но этого хватило, чтобы карауливший одиноко человек в черном заметил его, опустил напряженные руки и двинулся к дверям.

Цин бросился в сторону, наверное, слишком резко, слишком стремительно, и уже только краем глаза успел увидеть, что человек снаружи среагировал, ускорил шаг, даже побежал. Цин проскочил мимо дверей и свернул в какой-то узкий коридор, плотно забитый людьми, прущими в одну сторону – на беглеца. Этот упругий душный поток изо всех сил пытался выдавить Цина прочь, но он ухватился за поручни у стен и буквально пополз вперед, плечами и головой пробивая себе путь. Людей оказалось так много, что большинство не могли и разглядеть причину внезапно пошедших по толпе волн. Цину пришлось пригнуться, чтобы уменьшить площадь собственного тела, а со всех сторон заиграла дикая монотонная музыка – так здесь приветствовали прибывающие и отбывающие корабли. Уже?! Так рано?!

Цин выскочил в коридор и на миг обернулся – длинный железный человек в черном плаще с трудом протискивался сквозь людскую реку, отчаянно орудия локтями и плечами. Цин поспешил по круговому проходу, заметно менее переполненному, свернул в сторону раз, второй, третий. Все переходы казались одинаковыми – узкими, тонкими, белыми с чуть приглушенным желтоватым светом и какой-то мелкой зеленью, растущей узенькой полоской вдоль поручней. Сквозь прозрачную стену одного из коридоров была видна широкая панорама укрытого черным небом города, сияющего красочными огнями надвигающейся ночи. Города невысокого, всего в пару этажей, – лишь вдали, в темноте, вроде как на самом горизонте различались тусклые фигуры высоток, то прямых, то скругленных; а где-то далеко в стороне двигались колоссальные краны, но отсюда они казались совсем уж нелепыми пятнышками. Окно закончилось и пошел резкий спуск с эскалатором. Цин перепрыгнул через ступеньки и едва не зацепился на последней. Он снова оказался в большом, далеко вытянутом зале, конец которого терялся за множеством голов в сиянии инфопанелей. Вверху что-то беспрестанно пикало. Цин прислонился к узкому блоку камер хранения и спешно обернулся вновь. Сперва он решил было, что преследователь отстал, затерялся в лабиринте коридоров. Но нет, тот, очевидно, просто спутал пути и теперь стоял далеко наверху, на втором этаже, и напряженно выискивал Цина в толпе.

Цин пригнулся (правда сразу сообразил, что зря) и перешел в очередной коридор. Этот оказался гораздо длиннее прежних, к тому же уходил в длинный поворот, из-за чего невозможно было разглядеть, что впереди. Все стены облепили экраны с рекламой, двигающиеся параллельно движению и часто друг друга перекрывающие.

На полу валялись грязные скомканные бумажки, обрывки пластиковых пакетов, бесформенная жижа от раздавленных фруктов и мороженного. Барахлящая система визионизации то скрывала мусор белоснежным пластиковым полом, то исчезала.

И вновь коридор закончился узким длинным залом и, судя по расширению в конце, – там он сообщался с предыдущим, сливаясь с ним в единое целое. На крошечной инфопанели впереди Цин разглядел надпись: «Южные ворота», – а под ней еще одна прозрачная дверь наружу. Цин поспешно шагнул было к ней, но остановился, да так резко, что едва не налетел на группу мужчин в темных неряшливых одеждах. И у этого входа снаружи ждала черная машина, возле которой дежурили два боевых киборга. Цин не успел понять заметили ли его снаружи и торопливо прижался к стене прямо у двери, так, чтобы снаружи его не было видно. Впрочем, если бы сейчас кто-то глянул в зал со второго этажа, то прячущегося беглеца заметили бы едва ли не первым делом, настолько несуразно он выглядел.

Ну и что теперь? Цин был уверен, что все выходы перекрыты таким же образом, будь их тут хоть сто штук. Можно попытаться выскочить в окно где-нибудь в туалете, но, во-первых, окна скорее всего узкие и, вполне возможно, не открываются, а во-вторых, участок улицы под ними скорее всего просматривается снаружи. Караулит его явно не шпана подзаборная, в конце концов. Может, просто спрятаться и переждать где-нибудь в кафе? Но что это решит?

Проходивший мимо высоченный мужчина в странной эластичной шляпе, спадающей вместе с волосами до лопаток, отпихнул Цина в сторону, и тот спиной наткнулся на чуть прикрытый щиток. Цин спешно обернулся. Входы в закрытую аварийную сеть аэропорта. Цин немного опустил голову, достал из запястья короткий шнур и соединил его с разъемами щитка. Шнур этот уходил в визионистский блок, вшитый в руку Цина когда он только начал работать по профессии. Внутри хранились десятки рабочих программ на все случаи жизни, среди которых, разумеется, были и предназначенные, так сказать, для живого выступления – контроля визионизации пространства прямо на ходу, на концертах и праздниках.

Использовать шнур было, в принципе, не обязательно. Подключиться к сети можно и удаленно, но в таком случае придется искать нужные порты, на что уйдет, возможно, немало времени.

На роговице глаза кратко дублировалась та же информация, что и на закрытом миниэхо – всплывающие экраны, видимые каждому, в такой толпе лучше не светить. Вход в систему. Вход в подсистему. Визионизация. Зал А, зал Б, зал 320 и подземный зал, посадочные площадки с первой по двадцатую, кафе (16 заведений), служебные помещения (43 наименования), туалеты… Доступ к большинству функций, разумеется, был закрыт или серьезно ограничен, но до нескольких опыт Цина добраться позволял. Цветовые и световые эффекты, звук… Вот оно – система 462, «убрать предмет». Одна из базовых функций визионизации, позволяющая убрать из поля зрения любой статичный объект. Естественно, он продолжит существовать в пространстве, но станет невидимым, и потому возникнет опасность столкновения. Чтобы избежать подобного, как правило, невидимые объекты не убирали полностью, а заменяли другими, более презентабельными. К примеру, обновляли кору и добавляли листвы иссохшим деревьям, сохраняя примерную структуру ветвей. Цин выставил координаты и выключил объект – и тотчас его фигура исчезла для всех зрителей в зале и с любого из этажей. Его по-прежнему могли обнаружить специальные приборы космопорта и выдать мельчайшие волнения воздуха, но не более того. Даже боевые глазные импланты, в большинстве случаев, терялись в визионизациях – иначе какой в них был бы толк?! Однако, «объект статичный»… Это значило, что едва Цин сделает шаг в сторону, как он выйдет из невидимой зоны и «материализуется».

Он обернулся в поисках преследователей, но никого по-прежнему не увидел. Впрочем, в такой-то толпе…

Нужно все просчитать. Анимировать «объект статичный» так, чтобы он мог перемещаться в пространстве вместе с Цином. Сколько нужно времени? Секунд пять дойти по прямой до внутренней двери, еще три секунды на коридор между ней и дверью внешней, и примерно полметра действия визионизатора снаружи (дальше система уже просто не действовала). После этого – все. Выходит, секунд десять. Цин просчитал все дважды, выставил координаты и двинулся в путь.

Сделал несколько шагов к двери, пытаясь попадать в ритм движущегося статичного объекта, и едва не сбился – один из бойцов снаружи приблизился к внешней входной двери и разглядывал зал. Ждать нельзя – невидимость движется сама по заранее проложенным координатам, и Цину остается только успевать за ней.

Человек в черном заметил, что внутренняя прозрачная дверь открылась сама собой. Удивился. Цин приближался к внешней двери – в нескольких десятках сантиметров от наблюдателя. Если она откроется самостоятельно и Цин выйдет на полметра за пределы космопорта – окажется лицом к лицу с врагом. Дыхание сперло, каждый новый вдох давался с таким трудом, будто в горле выдвинулась защитная крышка, от напряжения замутило в глазах.

А ждать нельзя… В этот миг мимо просочилась сердитая старушка, распихала воздух локтями, открыла внешнюю дверь, и Цин шмыгнул в щелочку. Он вышел из невидимости прямо за спиной бойца в черном. Второй, к счастью, как раз рассматривал другую стену космопорта.

Цин оказался на огромной круговой площади, радиально заставленной машинами, в большинстве своем наземными. В центре – дорожная развилка, а по краям, помимо стен космодрома – мелкие забегаловки и салоны услуг.

Цин двинулся мимо припаркованных машин чуть пригнувшись и склонив голову – так, он надеялся, его не увидит стоявший у бронемашины. Тот, что оставался у двери продолжал таращиться внутрь. Цин обошел наблюдателей и заскочил в комнату мотопроката. Стены его шли полукругом, как у эскимосского иглу, но образовывали длинный коридор, вдоль которого выставлены были не слишком аккуратными линиями десятки самых курьезных мотоциклов для проката. Внутренности обволакивал полумрак – помещение освещали только тоненькие полоски бледно светящихся ламп и мигающие экраны для съема техники.

Внутри воняло жженой резиной и пластиком, гудела прямая ритмическая музыка, даже не музыка, а один невежливо стучащий в мозг ритм. Чуть в стороне, в глубине зала мужчина в футболке с подкатанными рукавами напряженно переходил от одного мотоцикла к другому, щупал ручки, тормоза, крутил кнопки на приборной панели, присматривался, согнувшись, к стеклам или крышам (где они были), водил пальцами по сиденьям и колесам, и переходил к следующему, раз за разом неприязненно кривя физиономию. Еще двое, кажется, девушки (они были далеко в полумраке, с короткими резкими прическами и в мужской одежде), выбирали себе двухместный мотоцикл с крышей.

Дышать все еще было тяжело и больно. Цин подошел к панели и глянул на список мотоциклов. Только наземные модели, ни одной воздушной. Вообще, Гамма Тора сильно не благоприятствовала воздушному транспорту своими катастрофически короткими днями и морозной погодой (которая на высоте становилась просто невыносимой). Да и кому нужен воздушный транспорт в таком низком городе?

Цин выбрал простой старый мотоцикл, вскочил в седло и двинулся к выходу из зала, к концу трубы. Легкое жужжание колес практически скрадывалось монотонной музыкой.

Мотоцикл выбрался на улицу со стороны ведущего к космопорту проспекта. Отсюда нельзя было разглядеть ни входов в залы, ни наблюдателей. Цин повернул машину резко прочь и помчался по широкой дороге, освещаемой кое-как тусклыми, еще не ночными фонарями, и разноцветьем оконный огней. Над стеклом проецировался защитный экран, который должен был отводить потоки холодного колючего воздуха от человека без шлема. Но получалось плохо. Струи ветра скрючивались изумительными узлами, огибали защиту и больно кололи глаза и щеки. Цин чуть пригнулся, чтоб спрятаться под стекло, но сильно лучше не стало.

Город с мотоцикла не казался таким уж низким, как сверху. На фоне едва ли не черного неба терялись во тьме крыши даже двух и трехэтажных домов. В глаза била богатая пестрая роспись вокруг окон и вдоль крыш, с характерными для системы Тора этническими мотивами – с кружочками, завитушками и раздвоенными языками. Цвета нарочно выбирались такие ослепительно резкие, чтоб хорошо различались в непрестанной темноте. Из окна низенького дома выползла рисованная фигура растянутого животного, вообще-то чем-то похожего на жабу, длинный язык которой волнистой линией заплетался через всю стену и уходил за угол. На следующем уже была розовая птица, тонкими извивающимися крыльями охватывавшая здание от края до края.

Мимо домов порхали молчаливые голоэкраны, рекламирующие дешевые лекарства и кредитные организации. Они словно бы поджидали прохожих и выскакивали вдруг из-за угла, липли к лицу. И бесполезно было махать руками, чтобы оттолкнуть их или спугнуть. Реклама отставала только тогда, когда понимала, что не способна заинтересовать клиента и тотчас набрасывалась на следующего.

Дождь то накрапывал – тяжелый, почти как град – то пропадал. Но лужи на дорогах и узких тротуарах, похоже, не просыхали годами, а может, и больше. Люди, в одеждах таких же кричащих, как и краски домов, шлепали по ним и не обращали внимания. Все здесь было кислотно ярким, неестественно выпяченным, болезненным. Прически, то торчащие столбом, то рассыпающиеся шипами, то развевающиеся цветастыми змеями. Куртки – ярко малиновые с толстенными рукавами, изумрудные, косые и наполовину срезанные, апельсиновые с тысячей лиловых точек. Ослепительные вывески, измазанные красками машины, даже цвета фонарей попадались чем дальше, тем все более сумасшедшие и психоделические. Гамма Тора изо всех сил пыталась компенсировать вечную серость своей природы этим живописным парадом огней.

Мотоцикл остановился на перекрестке, замигал фиолетовый светофор, и снова пошел дождь; совсем слабый поначалу, он с каждым мгновением становился все сильнее и сильнее. Дождь липкий и холодный.

Что теперь то? Трасса впереди расходилась сразу несколькими путями, и он не знал какой выбрать. Куда ехать? И зачем? Нужно было собраться с мыслями. Разобраться во всем. Цин поискал в навигаторе какую-нибудь забегаловку с гостиницей на окраине города. Маленькую и неофициальную, можно доходный дом. Что-то такое, где не просят документов и не звонят по полициям чуть что. Цин выбрал наугад и свернул налево, когда светофор перестал мигать и просто погас.

Мотоцикл не спеша двигался по сужающейся улице, а дождь усиливался. Цин смахнул воду с лица и на мгновение обернулся. Огромная, как броневик, черная машина следовала за ним метрах в тридцати.

Цин обернулся снова, затем переключил камеру приборной панели на задний вид. Точно такая махина, что стояла у аэропорта. Цин свернул на узенькую одностороннюю улочку, на другую, третью, проскочил по тусклой дорожке мимо мусорных баков и снова выбрался на более-менее широкую трассу, перегруженную движением. Каким-то неведомым образом черный бронеавтомобиль проследовал за ним, пролез своей жирной тушей сквозь улицы-кишки и со скрипом выскочил на дорогу – теперь уже гораздо ближе, чем прежде. Стоило сейчас Цину затормозить, как в его зад тотчас впечатался бы огромный черный бампер.

Мало того, впереди и чуть в стороне по соседней полосе не торопясь катил еще один такой же броневик. Да к тому же смещался еле заметно в сторону Цина, чтобы перекрыть траекторию.

Дождь начал лупить со страшной силой. Дорога превратилась в зеркало, и городские огни бушевали теперь со всех сторон, сверху и снизу. Улица стала похожа на калейдоскоп.

Цин снова свернул – трасса сузилась и пошла вдоль лавочек и сувенирных. На тротуарах попадалось все больше народа. Броневик впереди растерялся и остался позади, зато задний, наоборот, ускорился и висел почти уже на колесе. Цин дал газу и ушел на тесную улочку, где и дороги-то не было – один только тротуар, да и на тот едва ли влезут человека три в ряд. Мало того, этот щуплый тротуар резко разделился пополам, и одна из его частей полетела вниз лестницей. Цин остался на прямой дороге на прежней высоте, выскочил под ряд длинных, залитых фонарным светом арок, пролетел под ними со скоростью пули, выскочил на растянутую широкую площадь, переполненную народом (машины сюда, кажется, вообще не пускали) и помчался вдоль ее края, мимо домов. Сзади завизжала женщина, одна, другая. Цин невольно обернулся – один из бронеавтомобилей топил по площади вокруг фонтана, распихивая людей.

А площадь кончилась, и дорога опять внезапно сузилась. И тотчас перед мотоциклом Цина появился второй броневик. Цин дал по тормозам, заболтался, чуть не вылетел из седла и объехал машину по краю тротуара на одном переднем колесе. Вторая, преследовавшая по пятам, чудом не влетела в перегородивших путь коллег.

Дождь молотил уже просто сплошной стеной. Сердце колотило, как проклятое. Цин обернулся – обе машины неслись за ним по такой тоненькой дорожке, что догони они сейчас – и уже не разъехаться. Все поплыло в глазах. Цин запаниковал по-настоящему. Краски смазались, мир потерял контуры.

Мотоцикл едва не поскользнулся, свернул раз, еще и еще. Заплясал в лабиринте крошечных улочек, мелких кафе, лавочек, киосков, съездов и разъездов, среди бегущих от дождя людей, среди сигналящих и пытающихся хоть куда-то влезть курьеров… Четвертый, пятый, шестой, сердце стучит – тук, тук, тук.

Дорога так резко ушла в низину, что мотоцикл понесло потоком воды, и компьютер уже не сумел его выправить. Он свалился на бок, скользнул по мокрым камням метров на пять, подскочил на тротуаре и со страшным грохотом и звоном влетел в пеструю витрину магазина. Переднее колесо стукнулось об оконную раму, и мотоцикл, выбросив прочь водителя, завертелся волчком и вонзился в стеллажи. Цин проехался по полу еще немного и остановился только тогда, когда с силой стукнулся спиной о пластиковый прилавок, устроив в нем приличную вмятину.

В уши хором закричали. Свет в магазине замерцал, краем глаза Цин увидел фигуры людей, кто-то приближался, кто-то, наоборот, шарахнулся в сторону. Трещал дождь. Цин приподнялся на одной руке и пополз по коридору вглубь магазина. Привстал на четвереньки, затем приподнялся совсем. Он шел по тесному проходу в сторону подсобных помещений, кто-то налетел слева, отшатнулся. Цин почти ничего не видел – только мутные тени и неясные фигуры. Он припал к стене, надавил на нее, и она отодвинулась; стена оказалась дверью. Цин опять вывалился наружу, под иглы дождя. С усилием волоча ушибленную ногу, он поплелся подальше во тьму, в какой-то совсем уж мерзкий, бесцветный переулок, заваленный горами пахучего мусора. Здесь город менялся, и не в лучшую сторону. Грубо слепленные, исполосованные трещинами стены искривлялись и косили, темноту кое-как отгоняли лишь редкие огоньки из редких окон. Ни одного фонаря. Цин споткнулся о мусорный пакет, вывернув наружу его полужидкое содержимое, с трудом удержался на ногах и поплелся дальше, держась за стену. Ничего не было слышно, кроме шума дождя. Вода текла повсюду – по волосам, лицу, шее, по стене, за которую он держался, по непромокаемой куртке, по грязному полу, и в потоке ее чего только не плыло. Впрочем, что именно там плыло и не разглядеть в потемках.

Цин несколько раз сворачивал и наконец выбрался на очередную цветастую улицу. Пронзительный контраст ввел его в оцепенение, но Цин быстро пришел себя и, не замечая и не желая замечать ничего вокруг, ввалился в салон автоматического беспилотного такси.

– Добрый вечер, вас приветствует индивидуальный предприниматель Мачадо Чансонхо, – произнес резковатый женский голос, в салоне загорелся холодный бледный свет. – Благодарим за то, что выбрали наши услуги. Вы находитесь в беспилотном такси марки…

– Езжай уже, – раздраженно сказал Цин, опускаясь пониже на сиденье.

– Куда желаете ехать?

Цин назвал адрес мини отеля, который нашел в навигаторе мотоцикла.

– Благодарим за то, что выбрали наши услуги, – повторило такси. – Дорога займет двадцать восемь минут.

Машина незаметно тронулась, выехала на проезжую часть и покатила по широкой улице.

– Желаете что-нибудь посмотреть или послушать? – не унимался женский голос. – Мы можем предложить вам самые трендовые шоу и визуальные композиции из Адении.

– Не надо, приглуши свет.

– Насколько сильно приглушить свет?

– На половину, или еще чуть больше, и затени стекла, чтоб снаружи сложно было разглядеть салон.

– Свет приглушен на пятьдесят процентов, окна затенены.

Внутри стало чуть теснее, мир снаружи потускнел и отдалился. Цин почти лежал на широком заднем сиденье, пытался отдышаться. Он стряхнул с куртки воду и провел рукой по волосам, лицу.

– Сделай в салоне чуть теплее.

– Насколько теплее желаете сделать?

– На двадцать пять процентов.

– Температура салона повышена на двадцать пять процентов.

Болела ушибленная спина, и нытье ее только усугублялось скрюченным положением Цина. Но он не желал садится прямо – салон нельзя было полностью затенить от взгляда окружающих, запрещено законом.

– Дай обзор с наружных камер на экран позади переднего сиденья.

– Обзор включен.

На экране, возникшем перед Цином, появилась дорога впереди. Он чуть сдвинул проекцию в сторону, увеличил и стал крутить камеру – справа от машины, слева, позади. Грузовики, автобусы, мотоциклы, такси, в большинстве своем древние развалюхи… Преследователей нигде не было видно. Цин проверил трижды – ни следа.

Мир снаружи тек и расплывался каплями дождя, сбегавшим по прозрачному пластику окон. Как будто рисовался акварелью по ходу движения. Огни, не такие яркие как прежде, под темными стеклами все тускнели, серели и пропадали совсем, мир поблек. Потянулись улицы почти без рекламы, только с редкими вывесками то ли лавочек, то ли подвальных трактиров. Но и вывески эти попадались все реже, рубиновые и пурпурные, как маяки во тьме. Желтоватый свет фар едва ли освещал темную дорогу и служил скорее сигналом для пешеходов, самому автоматическому такси он был ни к чему.

Вот уже стали гаснуть и огни в окнах, по краям дороги выстроились сплошные, ровные темные стены, кажется, каких-то складов, старые, изъеденные ржавчиной ограды, потрескавшиеся, избитые жизнью заборы. Машина пошла волнами от ям и выбоин, заметно снизила ход и подпрыгивала на каждом ухабе, болью стреляя в спину Цину.

– Долго еще? – спросил он, но такси не ответило.

Навигатор на экране миниэха показывал, что машина отклонилась от курса минут десять назад и ушла далеко в сторону зон старого грузового космопорта. Прежний курс с карты исчез и никакого другого взамен не появилось. Машина шла своим, только ей ведомым путем. И едва Цин попытался отследить его – как все погасло. Экран у сиденья, датчики и индикаторы на приборной панели. Даже лампочки у дверей, указывающих на то, что они не заблокированы, и в сиденьях. Один лишь общий рассеянный свет продолжал кое-как освещать салон.

Что-то не так, такси перехватили и, похоже, управляли дистанционно. Цин чуть приподнялся (в спине кольнуло резкой болью) и выглянул наружу, но стояла страшная темень, а стекла залило дождем. Могло показаться, будто машина движется в пустоте. И света фар отсюда не разглядеть.

На всякий случай Цин попробовал открыть дверь. Ожидаемо не получилось. Он перегнулся к передним сиденьям и через шнур из разъема в руке попытался подсоединиться к закрытой системе управления машины. Но безуспешно, не удалось пройти и первого файерволла. Здесь нужен хакер, а максимум, на что хватало Цина – настройка визионизатора.

По салону метнулся яркий свет фар, Цин резко обернулся – позади к такси приближалась машина. Не видно было ничего, даже ее формы – только свет.

Такси сделало небольшой разворот и остановилось почти поперек дороги, перегородив ее наполовину. Тишина.

Свет фар снаружи тоже замер – встали и преследователи.

Цин подергал все двери еще раз, попробовал сдвинуть крышу, поискал в полу люк. Все напрасно. Неужели вот теперь – конец?! Кто это вообще? Что им надо? Хотя, уж если они пошли на такое – взломали такси и приволокли его в самое темное место на планете – не сложно догадаться, что ничего хорошего им не надо. Цин сполз совсем на пол и взглянул на изображения с камер, передававшееся на парящий над рукой экран миниэха – из черной машины вышли сразу четверо, у двоих в руках небольшие ручные фотонные пулеметы; два других стали позади машины, возможно, караулили случайных свидетелей. Вылезший с пассажирского сиденья двинулся к такси.

Думай, думай, идиот… Взгляд Цина лихорадочно метался по приборной панели такси. Можно ли войти в одну реку дважды? Цин подключился к интерфейсу такси, забрался в открытую панель визионизации…

Человек в черном подошел к машине и резко рванул заднюю дверь на себя. Внутрь ворвались ночной холод и крошечные иголки дождя. В машину глянуло сперва дуло фотонного пулемета, и только после него к проему нагнулся человек в черном. Пусто. В такси никого не было. Только рюкзак небрежно валялся на пассажирском сиденье в полумраке и теплоте. Человек открыл его и сразу же наткнулся на банку с бомбой, просверлил ее датчиком в глазном импланте. Встряхнул и бросил обратно в рюкзак, взял его с собой и двинулся назад к своей машине.

Цин боялся пошевелиться – он едва успел выставить координаты прозрачности, и теперь стоило хоть чуть-чуть пошевелить локтем, как тот сразу же выполз бы на свет божий. Дождь легким вихрем врывался в салон и, упав на невидимый объект, мог выдать его наблюдателю. Цин перестал дышать.

– Пусто, только рюкзак оставил, – донесся голос. – Центон внутри.

– А судя по сканеру – его миниэхо до сих пор в такси, – ответил второй мягким, почти женским голосом.

Тот, что утащил рюкзак, внимательно присмотрелся к такси и пошел обратно. Цин изо всех сил ухватился за ноготь, к которому был прицеплен миниэхо, и пытался содрать его прочь, при этом не шелохнувшись. Человек с оружием подошел ко все еще открытой двери, хотел было наклониться, как где-то чуть впереди заскрипело, блеснули яркие разноцветные фары, и на дорогу выехали две машины. Кислотных цветов, с шалящими, мигающими отовсюду огнями, они выскочили из темноты и так резко затормозили рядом с такси и черным бронеавтомобилем, что во все стороны брызнули волны грязи.

Из первой машины вывалилась разом целая толпа молодежи в легкой не по погоде одежде и с оружием в руках. Похожи на бандитов. Позади из второй машины выбрался огромный толстяк и следом за ним щуплая, маленькая девушка с беспорядочно смятыми на голове фиолетовыми волосами. Вылезший первым высокий парень в сиреневой футболке и с сиреневыми наточенными зубами взмахнул автоматом.

– Ну и какого хрена вы за уроды такие? – сказал он, сильно картавя и выставляя вперед физиономию с каждым слогом. – Вы откуда такие…

Парень не договорил. Все четверо в черном вскинули фотонные пулеметы и дали по обоим машинам несколько залпов. На мгновение стало ярче чем днем. Беззвучные лучи продырявили легкие машины насквозь; зазвенело стекло, заскрипел метал. Никто из мужчин не успел и вскрикнуть. Парню в фиолетовой футболке разнесло пол тела, а оставшуюся перебросило через вспыхнувшие искрами машины и унесло в темноту. У толстяка лопнула голова, а стоявшего перед ним крепко сбитого качка разорвало напополам. Вскрикнуть успела только девушка. Она дико заскрипела, свалилась на колени, поползла быстро-быстро и юркнула в темный переулок, тотчас исчезнув из поля зрения. Только ее крик еще доносился пару секунд. Стоявший возле такси человек чуть сместился в сторону и дал залп в переулок – вспышка от каждого выстрела прожектором разрывала тьму, разбрасывая дугами на своем пути капли дождя.

– Да похер с ней, пусть валит, – сказал тот, с женским голосом.

Залитые кровью машины брызгали искрами в темноте. Остановившаяся чуть дальше вспыхнула было оранжевым пламенем, но сразу погасла. Где-то звонко стукнулось о землю стекло. Барабанил дождь. Цин сорвал с пальца миниэхо, на мгновение выставив в видимую зону плечо и локоть, и швырнул на соседний коврик.

– Ну что там?

Человек в черном наклонился и заглянул в салон такси. Осмотрел приборную панель, сиденья, двинул руку вдоль спинки и тут заметил валяющийся на полу миниэхо.

– Нашел, – сказал он и вылез из машины. – Этот?

– Да, похоже, сбросил его.

– Что теперь? Кончаем машину?

Человек с автоматом с силой захлопнул дверь и сделал несколько шагов в сторону от такси.

– Не надо, заметят, – сказал второй и полез обратно в машину.

– Да мы тут и так уже повоевали.

– Этих клоунов искать не станут, они и мамке родной не нужны.

Других слов Цин не разобрал – бойцы сели в бронемашину, и та мгновенно исчезла в темноте.

Стало невыносимо тихо. Дождь неслышно стучал по крыше и неровными струями тек по стеклам, смывая бледные капли крови; беззвучно, казалось, искрили разодранные в бою машины; ни звезд, ни неба. Прошло, вероятно, минут десять, прежде чем Цин привстал и огляделся, но вокруг чернела тьма. Двери по-прежнему не открывались. Еще через несколько минут свет в салоне стал чуть ярче, загорелись индикаторы приборной панели, лампочки, экраны. Что-то мягко пикнуло. На табло в центре засветилась надпись: «Статус: свободен». И уже через мгновение: «В пути».

На экране появилась новая траектория, и машина неспешно двинулась в ночь.

Несмотря на плотные, могучие, частые тучи на Сита b редко шли дожди. Тяжелая атмосфера, обычно совсем непрозрачная, серым ковром низко нависала над землей, закрывала поверхность от лучей звезды Сита и не позволяла планете нагреваться. Из-за постоянной облачности все вокруг казалось бледным и неприветливым, застывшим и холодным. Редкие щуплые деревца кое-где проступали сквозь льняного цвета песок и медленно поднимающиеся бурые скалы. Только широкое ярко-зеленое поле вокруг биологической станции выразительно контрастировало с унылым, однообразным пейзажем. Искусственно выведенные цветы с выразительным, густо закрученным карминово-оранжевым бутоном достигали высоты в половину человеческого роста, стояли прямо, как штыки, и редко колыхались под легкими порывами чахлого ветерка. Станция, составленная из нескольких прямоугольных строений, расположилась как раз в центре кругового поля неправильной формы, возле выдававшегося чуть в стороне пруда, по которому лениво текла блестящая, сильно отражающая жидкость.

Энкердецени Волков, сильно постаревший за годы, проведенные на Сита b, стоял в поле, нежно водил ладонью, закрытой плотным серым скафандром, по стеблям, и смотрел на возвышающийся далеко-далеко вулкан, один из крупнейших на планете. Вулкан давно спал. Уснул задолго до появления людей как вида и проснется он, возможно, много лет спустя после их исчезновения, если вообще когда-нибудь проснется. Быть может, какое-нибудь другое существо будет стоять здесь, на месте экзобиолога Волкова, устало сожалеющего о бесполезно прожитой жизни, и будет оно смотреть на взмывающие в небо столбы пепла. Не останется в памяти ни Волкова, ни долгих пяти лет изучения и селекции этих высоких цветов, хлорамидам, как их назвали ученые. Впрочем, Волков думал о том, что не нужно ждать миллионов лет. Не надо ждать вообще сколько бы то ни было. Никто не знает о хлорамидам сейчас, а уже через три дня, когда прибудет корабль Эл Тун Фарм – все данные будут засекречены, возможно и навсегда. И хлорамидам исчезнет в мрачных орбитальных лабораториях фармацевтического гиганта, превратившись в колоссально дорогие таблетки, которые могли бы спасти миллионы, но, в силу своей стоимости, спасут единицы. Разработанные на Сита b сложнейшие химические соединения – в сочетании местными микроорганизмами – способны были дать бой массе проблем сердечно-сосудистой системы. Особенно тем, что появились в последнее время из-за изменившихся условий труда и экологии некоторых планет. Беда в том, что современными болезнями кровеносных систем страдают в первую очередь бедняки, которые никогда не смогут себе позволить дорогое лекарство, созданное для высших слоев общества. Для тех, кому по средствам и так избегать подобных осложнений. А значит – все было зря. Все эти годы тяжелого, напряженного и такого вдохновенного труда. Все эти выдающиеся достижения, все то, чего заурядный экзобиолог Энкердецени Волков и не мыслил достичь, но достичь сумел. Все это – прах и пустота. Какими бы ни были возвышенными помыслы, какими бы ни были благородными цели, они теряются и гибнут, когда на пути встает экономическая выгода. И как бессмысленно это все на фоне вечного, казалось бы, вулкана, который тоже когда-то родился и, без сомнения, когда-нибудь умрет!

И ведь который уже раз! Сколько лет жизни потрачено и опять все в пустую. И так ничего и не сделано вновь. И ничего уже не осталось. Ни трудов, ни семьи, которая видела отца так мало, настолько мало, что перестала видеть в нем отца. Жена и дочь, которые никогда не поймут его, мужчину, и того, что ему нужно. Волков считал, что женщинам, связанным с потомством кровью, телом, вынашивающим его месяцами, рождающим его на свет гораздо проще – жизненная цель дается им самой природой. А вот мужчине, не имеющему таких связей со своим будущем, нужно искать ее самому, создавать память о себе своими руками, добиваться, пробивать стены и, скорее всего, разбиваться о них. Особенно, когда твоя стена – гигантская звездная империя, или, что еще хуже, транснациональная корпорация этой империей управляющая.

Что дальше? Что вообще может быть дальше? Очередной проект, еще пять-десять лет жизни, возможно, последних, и снова все только ради того, чтобы какие-то богачи стали еще богаче. Зачем это нужно, собственно, ему, Волкову? Зачем ставить себе в жизни целью обогащение, да к тому же каких-то никчемных, мерзких людей?

Вчера, после долгого нервного разговора, начальник станции Кланц, человек, больше похожий на подключенную к хозяйской сети машину, не имеющий и не желающий иметь собственного мнения, долго и недоуменно орал на Волкова.

– Ты работник! – кричал он и делал движения руками, будто хочет встать из-за стола, но не вставал. – Наемный работник! И все! Ничего больше! Что тебе сказали – то и делаешь, не нравится – увольняйся, тебя не держат!

– Ладно, – зло хрипел Волков, – уйду и формулы заберу с собой.

– А какое ты право имеешь на эти формулы? – процедил Кланц, состроив мерзкую физиономию и склонив голову.

– Я их создал! Я вырастил хлорамидам! Я его разработал, я его собрал, и я выделил из него мидацелы!

– Да неужели? Все ты? Только ты, один? А кто тебе сказал это сделать? Сделал бы ты, если бы не сказали? Кто тебе денег дал? Кто тебе людей дал – пятнадцать человек!? Сделал бы ты все сам, без денег?

Когда Кланц говорил слово деньги – глаза его блестели, увлажнялись, слово он это произносил с возбуждением и нежностью, и хотел бы оставить только для себя и очень ревновал, когда нужно было делиться им с другими.

– Все у тебя одни деньги, – с досадой прошептал Волков, не зная, что ответить.

Ведь и правда, чем он маялся до того, как к нему заглянули люди из Эл Тун? Он бы и дальше преподавал элементарные науки первокурсникам второсортного института экзобиологии, составлял научные статьи, которые разносили бы в пух и прах более именитые коллеги. Может быть и правда, вся его работа…

Но есть ли в желании создать хлорамидам со стороны корпорации своя воля? Или это просто необходимость, часть процесса? Что будет, если корпорация остановится, перестанет разрабатывать новые проекты, перестанет присваивать себе труд ученых и инженеров, исследователей и создателей? Что становится со звездами, которые прекращают вырабатывать энергию?

С другой стороны, а могло ли быть иначе, в конце концов? Мог ли Волков самостоятельно заниматься научной деятельностью без чужой помощи? Где бы он брал средства, людей? Можно ли выговаривать человеку за то, что он воспользовался возможностью тогда, когда другой возможности просто нет и быть не может? Нельзя брать с чужого огорода, но что делать, если весь мир – чужой огород?

– Деньги, мой дорогой Энкердецени – всего лишь способ оценки человека и вложенного им труда. Сколько вложил, такая и сумма.

– То-то твои хозяева, подключенные с утра до ночи к системам жизнеобеспечения, получают в миллион раз больше тебя. Мало работаешь, муассон.

– Я получаю больше тебя, Энкердецени, – зло процедил Кланц.

– Ясен пень, ты ведь, как и вся корпорация в целом, присваиваешь мою работу себе.

Эта сцена случилась вчера и длилась еще по меньшей мере час. Сегодня утром Волков втайне скопировал на автономную карту памяти все материалы по хлорамидам и спрятал ее в ручном импланте, при этом с трудом отдавая себе отчет – зачем это нужно. Конечно, он мог бы вывалить всю информацию в сеть. Но в таком случае, во-первых, преследованию подвергнется не только он сам, но и его семья. Что это будет – очередь в голову, несчастный случай или бомба в унитазе не так и важно, учитывая конечную сущность результата. А во-вторых, это попросту не имеет смысла. Вырастить хлорамидам можно только здесь, на Сита b, с ее перенасыщенной микроорганизмами атмосферой, в условиях ее климата и гравитации. А планета принадлежит Эл Тун, если не по праву юридическому (ведь это далекий фронтир, где запрещено иметь собственность гражданам империй), то по праву сильного уж точно.

Перед шлемом возник экран с физиономией Кланца.

– Зайдите ко мне, – раздраженно сказал он, пытаясь разглядеть лицо Волкова под забралом. – Поступили распоряжения из главного офиса.

Волков не ответил. Убрал экран, последний раз провел ладонью, хоть и в скафандре, по пухлому маленькому бутону, но тот выскользнул от порыва ветра.

В кабинете Кланца неприятно пахло застойным воздухом – на станции заканчивались воздушные фильтры, завтра должен как раз прийти грузовоз с припасами, за два дня до корабля фармацевтов.

– Я уволен? – поинтересовался Волков с порога.

– К сожалению, нет, вы повышены, – сквозь зубы процедил Кланц, глядя в стол, над которым плавало несколько экранов. – Вас отправят на орбитальную станцую в системе Бета Пера, где выдадут распоряжение о новом назначении.

– Самая дальняя станция отсюда, какой разумный выбор, – скривил губы Волков.

– Возможно, пока вы будете до нее добираться, вы сможете более трезво оценить свое положение, как в жизни, так и в обществе.

– Пф, надо же, пышно-то как. За мной пришлют?

– Добираться вы вольны своим ходом, как того пожелаете, однако компания готова предоставить вам каюту на корабле Эл Тун Фарм, который прибудет на днях. Впрочем, он отправляется только до границы Адении. Дальнейший путь вам придется преодолевать за собственный счет.

– Весьма мелочный способ указать мне на мое место, вам так не кажется?

– Не я его утвердил.

– Но вы придумали?

Кланц промолчал.

– В таком случае – я отказываюсь от такого любезного разрешения и доберусь своим ходом от начала и до конца.

– Это как же? У нас здесь такси не ходят.

– Завтра прибудет корабль снабжения, где освободится немало места – они выгрузят вам центнер туалетной бумаги. Мне комната – вам наслаждение.

Кланц скривил физиономию и покачал головой.

– Приятного полета в ящике для туалетной бумаги.

– Спасибо. Кстати говоря, муассон, что вы придумали насчет моего назначения? Буду выводить лекарство от смерти, которое засекретят и уничтожат?

– Нет, нет, куда вам… Хотя многого и не знаю, – Кланц потер нос, – но, насколько мне известно, компания начинает дополнительные разработки неких сверхтоксичных веществ. Быть может, вас назначат руководителем комплекса по созданию нового бактериологического оружия, – Кланц улыбнулся. – Вы же так хотели сделать что-то большое и заметное для всех, для бедняков в том числе. Орудия убийств людей на касты не делят, радуйтесь.

Перепалка могла тянуться еще многие тысячелетия, но после этой фразы в кабинет вошла помощница и секретарша Кланца и стала в дверях, давая понять, что все – хватит. До драки не дошло здесь, на поверхности, зато наверху, далеко на орбите Сита b, где в пространстве мчался спутник-станция, среди ученых-астрофизиков самых разных специальностей в ход пошли кулаки, правда по цели не попал ни один. Почти десяток ученых, не слишком именитых и скорее даже безвестных, спорили и ругались матом, махали руками, кто-то и вовсе пустил по воздуху пепельницу, а один, самый вредный, на минуту выключил искусственную гравитацию, из-за чего под потолком случилась настоящая свалка. Расшиблись лбы, помялись юбки.

Еще несколько дней назад исследовательская станция Сита b 416 одной из первых обнаружила крайне необычное излучение, внезапно возникшее в стороне от государственных границ и зоны нейтралитета – фронтира, то есть формально там, куда еще не добирался ни один из кораблей. Внезапный выброс неопознанного вещества (или, что вероятнее, энергии) пришел со стороны Тау Звездного Скитальца в созвездии Топаз и мгновенно привлек к себе внимание тысячи телескопов разной направленности со всех концов света. Сита b 416, парящая в космосе близко к внешним границам фронтира, увидела все на несколько мгновений раньше остальных (что фактически означало значительное превышение светом своей скорости) – лишь на несколько мгновений, а не на тысячи лет, как того следовало ожидать. В черной космической пустоте с невозможной скоростью набух красочный кипящий пузырь. По его неровной и постоянно расширяющейся поверхности растекались кляксы самых разных цветов – аметистовые, лазурные, розовые, ярко-оранжевые. Конечно, тотчас стало ясно, что наблюдается выброс некоей энергии (или все же вещества), но какой именно – определить не удалось. И попытки понять, как это можно осуществить, в конце концов и довели заброшенных на границу человеческого мира людей до потасовки с кулаками и витиеватыми оскорблениями.

Шум стоял во всех обсерваториях мира, научных институтах и станциях, среди сообществ любителей астрофизики и в группах искателей братьев по разуму в сети, но только здесь, на Сита b балаган этот имел важный практический смысл. Ученые станции оказались на передовой впервые в своей жизни и получили важный шанс для развития своей карьеры, поэтому каждый изгалялся в сочинении методов исследования цветастой аномалии: от достаточно будничных работ со всеми наличными телескопами, до безнадежно романтической идеи запустить всю станцию в полет к системе Звездного Скитальца. Проблема осложнялась одним – финансами. Эл Тун, которой станция принадлежала, как и любая корпорация крайне щепетильно следила за своей бухгалтерией и с большим недоверием относилась к любому проекту, который не сулил выгоду по меньшей мере в среднесрочной перспективе. Выгоды от аномалии пока только обсуждались. Поэтому буквально целые сутки после баталии научных сотрудников заведующий станции Кеплюс пытался выдрать из руководства корпорации средства хоть на какой-нибудь проект. Сперва речь шла о запуске звездолета с ближайшей возможной станции (на Сита b 416 подходящего не нашлось), затем об аренде проходящего мимо, например, прибывающего грузовоза «Танидзам», потом о пуске хотя бы трех зондов в сторону аномалии. Сошлись в конце концов всего на одном аппарате, который должен будет выпустить «Танидзам», сделав серьезный крюк через бета-пространство в сторону Звездного Скитальца.

На следующий день межзвездный грузовоз пристыковался к станции и капитан его, полный задумчивый мужчина с усталой улыбкой по имени Каратикардха, тотчас отправился в кабинет Кеплюса, где долго пытался понять, что, собственно, от него хотят. Примерно в это же время, а на самом деле чуть раньше, на станцию поднялся Энкердецени Волков с двумя не слишком большими чемоданами. Ему пришлось обратиться к старшему помощнику капитана – тот, человек длинный, издевательски вежливый, и, без сомнения, страстный любитель интеллектуального хамства, слушал Волкова с иронической усмешкой, особенно тогда, когда речь зашла о перепалках с начальником и о том, что «вот ему где уже такая жизнь».

– Будь я на вашем месте, – заметил Яраджен Кихан, старший помощник на «Танидзам», – сидел бы смирно, получал зарплату и поплевывал на все, когда никто не видит.

– Кажется, я все сделал наоборот, – проворчал Волков.

Кихан провел его на «Танидзам». Это был сильно вытянутый корабль в форме трубы с заостренным, стреловидным носом и чуть раздутыми боками, внутри которого почему-то всегда морозило и казалось, что серые узкие стены сжимаются пока вы идете по коридору. Чуть в стороне от стыковочного шлюза на маленькой скамейке лежала женщина, кажется, без сознания. Запястье одной руки она положила на красный лоб и тяжко вздыхала, большая грудь ходила туда-суда под потной майкой.

– Это наш счетовод-бухгалтер, – познакомил Кихан Волкова со спящим телом. – Не слишком удивляйтесь, обнаружив ее в таком состоянии где бы то ни было. Иногда она забирается поспать даже в чужие ванные.

– Это же опасно и здесь, в конце концов, холодно, – забеспокоился Волков о женщине.

Он стоял от нее в нескольких метрах, но все равно чуял сильнейший запах спирта.

– Ну можете передвинуть, если хотите, – пожал плечами Кихан. – Если не против, чтобы вас немного покусали, конечно.

– Можно же отнести человека в его, то есть ее, каюту, хотя бы.

– Поверьте, уже через несколько минут она будет лежать где-нибудь под столом на другом конце корабля. Женщины – загадка не только для мужчин и здравого смысла, но и для самого создателя. Законы мира, которые с таким усердием пытаются разгадать наши ученые наниматели, не в силах справиться и с одной женщиной. Тем более с той, что немного навеселе.

Слева в широкий проем был виден громадный зал, до потолка заполненный контейнерами и висевшими над ними роботами-погрузчиками. В углу за пультом управления стоял крупный мужчина с огромными мускулами и ненатуральной челюстью, а в стороне от него, перед экраном учета груза – молодая женщина лет двадцати пяти с красивыми, редкими ныне настоящими черными волосами.

– Вот эти вот двое слева, – сказал Кихан, кивнув в направлении мужчины и женщины, – Брок и Ниями. Наши грузчик и связистка, которой временно приходится выполнять обязанности счетовода, ввиду некоторой недееспособности последнего. Парочка тех редких людей, у которых вы при всем желании не найдете ни одного таланта.

– Я все слышу, – уже сзади послышался приятный женский голос.

Кихан не ответил. Вместе с Волковым они поднялись на следующий ярус и подошли к небольшой пассажирской комнате, похожей на погнутую трубу. Внутри стояла кровать, а остальные предметы мебели были вмонтированы прямо в стены. Всю дальнюю из них занимал монитор, имитирующий окно в космос. Однако, насколько Волков мог представить расположение отсеков, комната ни одной из стен не могла касаться края обшивки и находилась где-то в глубине корабля.

– Скажите, – поинтересовался Волков, думая куда бы пристроить свои вещи, – сколько займет перелет?

– До ближайшей станции стандартное расчетное время четыре месяца. Однако на вашем месте я бы приготовился потерпеть, кажется, нам нужно будет сделать еще приличный крюк за чем-то там.

Кихан оставил Волкова распаковывать вещи, а сам поднялся на мостик. Через два часа туда же наконец добрался и капитан, потный и заметно осунувшийся.

– Кихан, – с порога позвал он, – что с разгрузкой?

– Уже почти, – отозвался сидевший в капитанском кресле старший помощник и даже не обернулся.

Капитан прошел к мониторам и посмотрел на кривую курса, который как раз высчитывал второй пилот Яким ниб Харос, мужчина лет тридцати, но выглядящий едва ли не на шестнадцать. Впрочем, и едва ли как мужчина.

– Где Салук? – спросил капитан.

Салук – первый пилот «Танидзам».

– В своей каюте, – ответил Харос, тоже не глядя на капитана.

– Спит?

– Одним глазом спит, а вторым смотрит на пачку анэгерицина и шашку гашиша, – бесстрастно произнес Кихан.

– Отдыхает, – добавил Харос.

– Таким образом… – сказал капитан, но сбился и задумался. – Кихан, ступайте-ка во второй грузовой и проследите за погрузкой аппарата, который к нам тащат со станции. Установите на позицию для пускового отсека.

– Значит, летим дальше? Далеко?

– Да, на пределе топлива. Говорят, три месяца, пойду высчитывать траекторию на один.

– Да здравствует капитан Каратикардха! – Кихан взмахнул руками, но ни один мускул на его лице не дрогнул.

Капитан вышел, а через несколько часов «Танидзам» отделился от орбитальной космической станции и начал неспешно набирать скорость в направлении расширяющейся аномалии.

Дождь как раз прекратился, когда беспилотное такси подъехало к обочине и остановилось. Из-под козырька высокого, по меркам Гаммы Тора, здания финансовой компании вышел человек и быстро зашагал по лужам в сторону машины. Дверь сзади открылась будто бы специально для него, однако – нет. Из салона выполз человек с загнанным взглядом и принялся оглядываться по сторонам, выставив одну ногу на тротуар. Финансист остановился так резко, что Цин вздрогнул, уставился на него, поспешил выбраться совсем и уйти прочь.

Он оказался у подножья корпоративных кварталов, где с каждой новой улицей дома росли ввысь, богатства множились, а свет и цвета становились сдержанней, проще. Буквально в ряд выстроились банки, офисы крупных компаний (дочерних какой-нибудь из суперкорпораций), рестораны для элиты и несколько шикарных и весьма безвкусно отделанных храмов, куда заглядывали самые шишки из шишек в сопровождении средств массовой информации. Чуть дальше, несколько в стороне от основных управленческих кварталов далеко-далеко уходили пустые бутики с абсурдно дорогой одеждой, украшениями и товарами самых претенциозных брендов. Дорога выложена была простой плиткой строгих геометрических форм, машины проезжали редко, люди проходили – и того реже.

Шагая мимо окон торгового центра Цин обратил внимание на информационные панели. Одна из них демонстрировала здоровенную цветастую кляксу, бурлящую и как бы пенящуюся прямо посреди космоса. Титр гласил: «Загадка космической аномалии». Другую полностью занимали быстро сменяющиеся графики: «Рецессия экономики Тамалияна продолжается». Следующие две рассказывали о политическом скандале между конфедерацией Адения и республикой Чжи Со, вызванном обоюдными запретами на ряд товаров и поддержкой со стороны Адении беспорядков в автономной системе Раг Зин Тоси. Еще один экран демонстрировал кадры тех самых беспорядков.

Цин попытался поглубже спрятать лицо в воротник куртки и на новости глянул лишь краем глаза. В мозг же не попало вообще ничего. Он пытался думать, но от усталости в голове как будто шар надули, который выталкивал все мысли прочь. И особенно главную – «что делать?»

Вероятно, преследователи ненадолго сбились со следа, но уже очень скоро выйдут на него снова. Причем, не обязательно те же самые преследователи. Что же делать?

Навстречу попалась целая орава подвыпивших конторских служащих. Двое из них горлопанило на всю улицу о чем-то, что они видели вдвоем вчера в каком-то ночном заведении. Цин опустил голову еще ниже и прошел совсем впритык к шероховатой стене. Он свернул на первом же повороте и оказался возле простоватого кафе с маленькими столиками и высокими стульями, за которыми нужно было стоять, подпирая зад. Несколько человек внутри буднично, со скучными лицами набивали желудок кто чем, и Цин только теперь вспомнил, что не ел уже достаточно давно. На другой планете в другой звездной системе. Разболевшийся желудок усох и скукожился.

Но чтобы оплатить еду в кафе (очевидно неоправданно дорогую, как и все на этих улицах) – нужен миниэхо. А Цин оставил свой в такси.

Мимо проехала машина, захрустела грязью и бросила несколько капель с маленькой лужи. Цин поспешно ушел вглубь улицы, и тут ему на глаза попался торговый автомат. Он стоял одинокий, важный, большой, в стороне от тротуара, так что его легко можно было и пропустить.

Цин подошел поближе. Торговый автомат продавал много всякой всячины первого потребления – от салфеток и туалетной бумаги, до носков и ботинок. И, конечно, среди товаров был миниэхо. Цин заказал один, оплатил со своего банковского счета и вдруг спохватился – перевод мгновенно отследят. Да уже наверняка прямо сейчас отследили!

Миниэхо вывалился из автомата ему на руку. Цин защелкнул аппарат на ногте, попробовал вызвать какой-нибудь экран – над ладонью снова появились новости, на этот раз о переговорах каких-то двух министров. У одного из них кожа была выкрашена в модный темный зеленый цвет.

Цин спрятал экран и поспешил в кафе. Заказал с собой крупную обеденную упаковку и, уже выходя, спросил скучающего у стены официанта:

– Не подскажете где-нибудь рынок техники здесь, на районе? Подержанной, может быть?

– В этом районе такого точно нет, – удивительно добродушно ответил официант.

По своему опыту Цин знал, что такие люди из низов, оказывающиеся в пространстве и среде высших слоев, часто бывают нетерпимы к людям своего уровня гораздо больше собственных хозяев.

– Ну как же, – откликнулся один из посетителей, мужчина в очень длинном пальто из непонятного пушистого материала, – рынок на двести двенадцатой. Это в пятнадцати минутах ходьбы, если пешком.

Цин кивнул и выскочил на улицу. Проложил путь до двести двенадцатой улицы в навигаторе и принялся по пути поедать содержимое обеденной упаковки.

Дорога спускалась вниз и оказалось, что корпоративный район стоит на холме, что делает его визуально только выше. Правда высота эта терялась в ночи и морозном тумане.

Рынок шумел, и шумел так отчаянно, что, не дойдя до него еще минут пяти, – Цин уже слышал. Огромное количество ларьков и лавочек – так много, что стоя в центре не видно были ни одного из краев всей конструкции – было словно бы утоплено в гигантской яме прямо посреди города. Спуститься в котлован можно было по лестницам, часть из которых – ржавые и болтающиеся от ветра – казалось, вот-вот выбросят вас вниз, а со стороны корпоративных кварталов к рынку сползали нитки лифтов. Хотя сложно было и вообразить, чтобы кому-то из небожителей пришла в голову мысль спуститься во тьму и грязь дешевых товаров.

Рынок гудел в темноте, освещаемый плавающими над ним экранами, рекламными вывесками и световыми дронами, шевелился и жил как один гигантский, мерзкий организм с вывернутыми наружу склизкими внутренностями. Лотки, лавочки, бутики сложенные то из камня, то из металла, то вообще, кажется, из какой-то липкой глины, – все было понатыкано вразнобой тут и там, где-то еще вроде бы и корявыми, нестройными рядами, а где-то совсем хаотично, наползая друг на друга, сталкиваясь, образуя опасный лабиринт, где легко можно сбывать контрафакт, подделки, ворованное или просто слепленное на коленке, где свободно работают личности самых темных профессий и где, вероятно, не так сложно затеряться самому грязному из притонов. При этом полицейские патрули, заметные издалека благодаря фонарям и сопровождению из боевых дронов, старались держаться тех рядов, которые имели хоть какой-то порядок в построении.

Уже спускаясь по скрипучей металлической лестнице, Цин столкнулся плечом с мрачным человеком. Тот резко обернулся, и свет выхватил из темноты его злобное лицо, покрытое шрамами и волдырями. Человек сделал достаточно ясный жест большим пальцем через горло, издал шипящий звук и пошел дальше. Внизу от таких персонажей было не протолкнуться. Чтобы двигаться вперед среди шумной, хаотичной толпы приходилось вилять пьяными зигзагами, ежесекундно рискуя с кем-нибудь столкнуться, кого-нибудь сбить с ног. В голову лупила смесь запахов жженой электроники, чего-то кисло-капустного, людского пота и дождя. С плавающих над головой здоровенных экранов неслась ритмичная, примитивная музыка, на каких-то пели и плясали красивые девушки или парни, похожие на некрасивых девушек. Кое-где музыка гремела так сильно, что сложно было расслышать продавцов – в таких зонах люди толпились вокруг торговых автоматов или торговцев-роботов, оснащенных мониторами.

Два пухлых лысых карлика со вскрытыми черепами, внутри которых виднелись ряды печатных плат, проскочили сквозь толпу и остановились возле ларька старинных приборов. Мимо Цина пролетела целая семья дронов разных размеров, один из них то и дело взлетал повыше и подзывал остальных. Отчаянно отмахиваясь от дронов, прошел мужчина с яркими фиолетовыми глазами и в тяжелом мокром балахоне. Девушка в плотной кожаной одежде и с сердитым лицом стукнулась Цину в спину, когда он вынужденно сбросил скорость, выругалась и побежала дальше. Еще несколько человек прошли мимо него так, будто хотели пробить насквозь.

Световой луч одного из музыкальных экранов скользнул по кромке ямы, и Цин заметил остановившиеся далеко наверху обрыва бронеавтомобили, сперва один, а чуть в стороне другой – точно такие же, что преследовали его от аэропорта. Мало того, в стороне от них стояли несколько человек в черной одежде. Они разглядывали рынок сверху, со стороны. Цин поспешил отвернуться, но тут его взгляд зацепился за нечто странное. У двухэтажных лотков справа воздух колебался так резко, что кое-где сквозь него, кажется, проскакивали электрические разряды. Словно маленькое темное наэлектризованное облако двигалось среди торговых рядов и там, где оно проплывало сквозь людей и дома вздрагивал свет лампочек, трещали вывески, кое-где совсем потемнело. Воздух вокруг этого облака рвался и бросался в стороны языками пламени, но никто, как показалось Цину, не обращал на этот феномен никакого внимания.

Цин поспешил скрыться в толпе, прошлепал по грязи и остановился возле лавки, продающей миниэхо устаревших моделей. На прилавке, под ним и в списках на двух парящих экранах были тысячи приборов самых разных лет, кроме современных. Огромные модели еще столетней давности – размером больше ногтя. Миниатюрные, но слабые и мало функциональные, популярные лет тридцать назад. Толстые модели, выпирающие на целых полсантиметра в высоту. И, конечно, похожие на современные, но с резкими углами, правильных геометрических форм. Мода на такие прошла еще лет пятнадцать назад, и современные миниэхо в большинстве своем делали расплывчатыми и мягкими, чтобы они, прицепившись к ногтю, стали на нем совершенно неразличимыми. Предыдущее же поколение считало эти приборы видом украшения.

Цин приобрел модель в форме ромба и попросил перекинуть на нее значительную сумму, почти все, что у него осталось – пять тысяч единиц.

– Еще чего-нибудь? – спросил одноглазый продавец в липкой, похожей на кусок слизи шапке. – Кроверы? Санты Бультеры? У нас есть хороший выбор цветочных лякусов. Есть двойной анальный парусный штильверт.

Цин отрицательно мотнул головой и, запихнув покупку в карман, отошел от лотка. Навстречу плыла толстая дама в огромной шляпе, с которой стекали струями ленты цветных камней, похожих на драгоценные – женщину поддерживал в воздухе в десяти сантиметрах над землей аэроскелет. Цин попытался отыскать взглядом черные броневики на краю обрыва, но заметил только один. Где же второй? Но, что еще важнее, – никого рядом с первым. Цин отошел в сторону и выбрался на узкий перекресток, откуда лучше видны были окрестности. По лестнице, которая сходила на рынок неподалеку от бронеавтомобиля, спускались двое в черном. Спускались быстро, почти бежали, первый живо двигал губами, тараторил, скорее всего через радиосвязь другой группе. Они не смотрели в сторону Цина, но наверняка уже получили сигнал с купленного в автомате миниэха – отследить его было делом времени.

Ускорив шаг, Цин заспешил по лабиринту путанных рядов в поисках выхода, но почти сразу понял, что зря. Он запутался и потерялся. В какой-то момент Цин заметил, что края котлована совсем потерялись в темноте – а значит, вместо того, чтобы идти к выходу, он двигался к центру. Цин стал ориентироваться по указывающим знакам, мелькавшим тут и там, и скользящим над головой осветительным дронам. Через несколько минут он вновь вышел на перекресток и оказался примерно там же, где был и десять минут назад. Потерял время и только помог своим преследователям – они то шли по сигналу. Правда, конечно, не по прямой.

Он попытался пройти резко в сторону края ямы, но толпа вокруг стала мельчать и расступаться, и вскоре Цин увидел несколько человек в полицейской форме, а рядом с ними одного из тех, кто спускался с лестницы от бронеавтомобиля. По крайней мере, так показалось Цину – это был крупный, крепко сбитый мужчина в черном плаще, и он явно вел полицейских за собой.

Цин мигом свернул в сторону, перескочил через маленькую лестницу и оказался возле кривого и грязного здания общественного туалета. Стены его были покрыты чем-то вязким и издавали кошмарную вонь, внутри мерцал тусклый свет. Цин вошел в мужское отделение, заперся в кабинку и снял с ногтя купленный совсем недавно в автомате миниэхо, положил его на трубу электробачка, достал из штанов устаревший, ромбообразный. Он с болью защелкивался на ногте и оттягивал его своим весом. Цин вышел из кабинки и выглянул в окно – несколько полицейских шли вдоль лотков поблизости от туалетов, человек в черном стоял чуть в стороне и оглядывался, пристально щурясь. Когда его взгляд остановился на туалете, Цин поспешил отойти от окна.

Он нервно обернулся и увидел панель управления – грязную и покрытую какой-то мерзостью, как и все тут. Цин брезгливо погрузил в нее штекер из запястья и принялся искать раздел визионизации, хотя сильно сомневался, что в этой развалине он есть.

Так и оказалось. Здание туалета вообще не имело никаких сетевых функций. Скорее всего это сделали намеренно, чтобы не провоцировать любителей сальных шуток. Цин выдернул шнур и стал искать через сеть миниэха. Можно подключиться к танцующим над рынком дронам, которые проецируют экраны с музыкой и рекламой. Не бог весть какие эффекты из них можно извлечь, однако на поиск других вариантов времени не оставалось.

Один из полицейских, вероятно начальник, двинулся в сторону туалета, остальные рассредоточились и выстроились веером вокруг, чтобы прикрыть своего товарища, или, по крайней мере, не нарваться на ту же пулю, что и он. Человек в черном отошел в сторону и направился вдоль стены туалета. По пути он извлек из-под плаща фотонный пулемет.

Полицейский прошел мимо входа в женскую половину (оттуда как раз вышла дама в короткой юбке и с ароматической сигаретой, она презрительно смерила стража закона взглядом и, сдержав плевок, пошла прочь), обошел перегородку и остановился в нерешительности. Двери в мужское отделение не было. Вместо нее – сплошная, оплёванная, вымазанная все тем же вязким чем-то стена. Полицейский обернулся к своим товарищам и развел руками.

Человек в черном дошел до угла, обернулся и задумался. Стена возвышалась сплошным блоком, хотя ему казалось, что, подходя, он видел в ней окна. Теперь же ни одного не осталось.

Цин пододвинулся к одному из них с внутренней стороны и выглянул наружу – дроны в небе визионистскими лучами прятали окна и двери от взгляда снаружи. Но едва ли этот эффект мог подарить хоть минуту для бегства. Справа на углу стоял задумчивый человек в черном с пулеметом, позади – входная дверь, за которой уже толпились полицейские.

– Эй, уважаемый, – позвал один из них человека с пулеметом и тот сошел со своего поста, – тут какая-то хрень, двери-то нету.

– Что значит – «нету»?

Едва человек в черном скрылся за углом, Цин подтянулся и полез в окно. Узкая рама ножом надавила на живот. Цин перевернулся, вывалился наружу и грохнулся на плечи. Брызнула грязь, кто-то мимолетом обернулся.

Человек в черном подошел туда, где по прикидкам должна была быть дверь. Прорычав что-то матерное, он со всей силы грохнул ногой по стене, что-то с треском рухнуло на пол, а стена стояла дальше как ни в чем ни бывало. Боец выставил перед собой пулемет и шагнул вперед. К немалому удивлению полицейских – он прошел сквозь стену и исчез внутри.

Цин пробирался сквозь толпы хаотично мечущихся людей – белых, черных, оливковых, зеленых, пурпурных, то в строгих деловых костюмах, то в розовых шубах, то в шерстяных трусах… Он ориентировался по краю ямы и шел к сдвоенной, широкой лестнице с эскалатором. Грязь хрустела под ногами, налетал резкий ветер.

Где-то позади зазвенело стекло, кто-то закричал. А через несколько мгновений затрещало электричество, задрожал свет. Цин обернулся на ходу, чуть не врезавшись в высоченного мужчину с жирным пузом, и увидел мутное колебание воздуха далеко позади себя, глубоко в толпе. Свет вокруг него волновался, истерично мерцал, но люди как будто ничего не замечали. Что это такое? Цин не в силах был даже вообразить.

В это время все вдруг резко изменилось, правда сначала Цин и не понял – что. Музыка пропала и навалилось одиночество и пустота. Порхавший над толпой свет дронов вспыхнул, но как-то тускло, лучи прожекторов сменились небольшим круговым освещением, словно пытаясь привлечь внимание. Над рынком пронесся резкий, низкий и яростный электронный звук, потом еще раз и еще. Так, наверное, слышался бы рев тромбона на земле, если бы издавался он в аду. Цин поднял глаза к экранам и едва не оступился, едва не рухнул в мокрую черную массу на полу. Пропали певицы, пропали певцы-гермафродиты, пропала реклама модных очков и миниэхо. Теперь на всех экранах было одно – лицо Арьяла Цина Сюнзи. Серое, с темными глазами, измученное, такое, как на документах. Лицо повернулось боком, затылком, другим боком. И снова этот дикий звук – еще и еще раз.

Цин отошел к торговому автомату и купил первые попавшиеся очки – с круглыми стеклами и облегающими пластиковыми ободками, сильно закрывающими лицо. Внешний вид очков можно было настроить через миниэхо, но руки дрожали так сильно, что и надеть-то их получилось только с третьего раза.

Некоторые в толпе чуть сбросили скорость, некоторые приостановились, смотрели наверх, на экраны, на загадочное лицо без каких бы то ни было подписей.

– И что это такое? – спросил продавец неподалеку от Цина, выглядывая из-за прилавка.

– Какая-то реклама, – пожал плечами человек с железными руками.

Цин юркнул сквозь столпотворение и влез в узкий, совсем уж грязный и темный переход между ларьками. Он открыл экран миниэха и спешно изучал карту в поисках единственного, что могло ему прийти в голову в этот миг – космопорта.

– Как думаете, что же это такое? – спросил Чидам Салук, первый пилот «Танидзам». Он сидел перед мониторами и пальцами отбивал по их поверхностям нервную дробь.

Буквально час назад корабль в очередной раз вышел из бета-пространства, чтобы дать отдохнуть и людям, и материалам, и двигателю, и немного скорректировать новый курс. Сейчас «Танидзам» шел со скоростью почти световой, но, если не считать странного помутнения на мониторах, казалось, что он стоит на месте. Звезды на экранах будто бы дрожали, смазывались, прыгали, как ночные огни, снятые трясущейся в руках камерой. На центральном экране на мостике переливалась яркими цветами космическая клякса – ее неровные границы колыхались, растекались и снова собирались. Отсюда ее можно было бы разглядеть гораздо лучше, чем со станции на Сита b… можно было бы, если бы на корабле был такой же мощный телескоп, а по факту картинка на далекой станции позволяла увидеть много больше.

Световое пятно заметно волновалось и создавалось невольное ощущение, будто оно хочет сложиться в какую-то фигуру, например, в лицо. «И заговорить», – так прокомментировал всеобщее впечатление старший помощник Кихан.

На тесном мостике столпилась чуть ли не вся команда, включая временно (или не очень) безработного экзобиолога Волкова. Он стоял у стены и напряженно вглядывался в изображение далекой космической аномалии.

– Откуда нам знать, что это такое? – сказала стоявшая в дверях Яланиюма, бухгалтер «Тандизам».

Это была та самая женщина, которая спала на скамейке у входа на корабль. Кажется, ее до сих пор немного пошатывало, по крайней мере лицо раскраснелось, а от чего – дело третье. Только теперь Волков обратил внимание на ее удивительные волосы – ярко розовые, как будто совершенно настоящие, они торчали во все стороны целыми спицами, и такие длинные, что девушка походила на какого-то громадного ежа.

– Среди нас умных людей нет, – заключила она.

– Я бы на вашем месте не говорил таких вещей в присутствии меня, – ответил Кихан. – И вообще, если уж говорить откровенно и по чести, которая есть, впрочем, не у всех присутствующих, вовсе необязательно нужно иметь сорокакилограммовые мозги, чтобы строить предположения.

– И что же вы предполагаете? – поинтересовался второй инженер Дика, опиравшийся на спинку кресла Салука.

Это был достаточно длинный человек с очень добродушным лицом и глазами такими грустными, что едва ли человек способен с такими глазами родиться. Некоторые вещи приобретаются только с жизненным опытом. Или вместо него.

– Что пожелаете, – пожал плечами Кихан. – К примеру, крошечная сверхновая, замедленная в развитии по причине своих размеров. Где-то я читал теоретическое обоснование подобного явления, и автор уверял, что осталось только дождаться, когда его предсказание произойдет у всех на глазах. Все очень просто. К подобному варианту подталкивает и наблюдавшаяся не так давно в глубинах Вселенной гигантская суперсверхновая, поглотившая десяток галактик и в первые мгновения имевшая более-менее схожий облик.

– Чушь какая, – проворчала Яланиюма. – То есть вы хотите сказать, что все эти тысячи миллионов тощих астрофизиков, которые сейчас ночуют у своих телескопов по всему миру, не способны отличить банальную сверхновую от чего-то такого вот такого? Вы думаете если бы наблюдаемому нами можно было найти такое примитивное объяснение – они бы его не нашли на раз-два, пусть бы в виде теории?

– На вашем месте, Юма, – затянул Кихан тоном, который на корабле называли «тоном Кихаря», – я бы не возводил таких больших надежд на разного рода ученых, к тому же прямо сейчас у каждого из них наверняка уже с десяток теорий, просто до поры до времени они боятся ими поделиться, чтоб не сдирать потом с головы ушат помоев, справедливых или нет. Один мой знакомый физик мелких частиц и еще более мелкого воображения, отведав сильно пересоленный суп, состроил шестьдесят тысяч штук теорий относительно произошедшего на кухне. Он расписал все варианты взаимодействий протонов с электронами, и нейтронами, и нейтрино, и кварками, и шварками, и с таким частицами, о которых вы никогда не узнаете, в силу вашего упрощенного интеллекта. Но не было в жирном списке его гипотез тривиальной ошибки повара. То есть, самого нашего господина физика, потому что готовил себе он сам.

– Чушь какая, – фыркнула Яланиюма, – вы эту галиматью только что прямо на ходу придумали.

– Это еще значит, что такого не было.

– В вашей больной голове – несомненно было.

– Хоть и так.

Кихан меланхолично скривил физиономию и выровнялся в кресле.

– А может же быть, что это, к примеру, сигнал? – сбивчиво, делая длинные, но не многозначительные промежутки между словами подал голос Яхим, второй пилот. – Инопланетный сигнал – нам. Например, как азбука Морзе.

– И что вы думаете они нам говорят, Яхим? – спросила Сан-ка-Ниями, корабельный связист.

Девушка внимательно рассматривала какие-то графики на своих мониторах.

Ниями очень редко можно было застать в другой позе и в другом месте. Разве что – в буфете. Впрочем, Яхим почему-то покраснел и сделал вид, что задумался, но на самом деле мысли спутались и совсем не думалось.

– Читаю, – отозвался капитан Каратикардха. – Добрый день, дорогие человеки. Вот уже шестнадцать дней, как у нас идут дожди, и мы все думаем о вас.

– Думаем о том, как прелестно смотрелись бы ваши хорошо проваренные ножки в нашем обеденном бульоне, – продолжила Яланиюма.

– А на второе, пожалуйста, макароны с печенью и сердечко.

– Можно два.

– Так это что, заказ еды на дом? – серьезно спросил Кихан. – Мы теперь и таким не брезгуем?

Яланиюма презрительно скривилась.

– Разворачивайтесь, – сказала она, – или они выпьют весь наш шнапс.

– Разве вы еще что-то оставили? – удивился капитан.

– Все это фантазии и детские выдумки, – после некоторой паузы раздался из коммуникатора голос старшего инженера Кин Метци. – Скорее всего это штука наподобие квазара или, в крайнем случае, с тем же принципом. Лопнула, допустим, все та же сверхновая вблизи черной дыры, и пошло-поехало, трали-вали все такое. Взрыв выбрасывает вещество в дыру, та через силу его пожирает. В результате – бум! Бах! Тра-ра-рах! Жратва не лезет, изо рта вываливается, кушать надо, хочется или не хочется! Короче, просто, как вентиль прикрутить.

Кин Метци целыми днями просиживал среди электроники, машин и двигателей, и почти не появлялся снаружи. Однако голос его регулярно транслировался то тут, то там, как будто он всегда где-то рядом с вами, стоит тенью за спиной. Однажды он обратился к Волкову когда тот был у себя в каюте, и теперь биолог с опаской поглядывал на туалет.

– Трали-вали – это хорошо, – похвалила Яланиюма, – вы, Энхайнц, прямо профессор, какой ученый слог!

– Не у всех же сфера интересов ограничивается бешерским самогоном и макаронами с сердечком, – сердито прогудел голос Кин Метци.

– Капитан, это о вас.

– Что поделать, макарошки с сердечками – единственная причина, почему я не пошел в десантники, – капитан развел руками. – Там, знаете ли, кормят только биологическими крапозанами, если вы знаете что это такое?

– А вы уверены, что влезли бы в боевой скафандр десантника? – спросил Кихан. – Или экзоскелет?

– Раньше и я был молодым, красивым, не настолько и толстым.

– Подтверждаю, – отозвалась Яланиюма, – я видела изображение, где у вас всего четыре подбородка.

– Эта женщина колет ножами, – пожаловался капитан.

– Боевой костюм десантника называется Личной Боевой Броней, – заявил вошедший на мостик Атэр Брок.

Несмотря на то, что дверной проем был высок и предназначался не только для будничных приключений, но и для проноса огромного количество крупного оборудования, Броку пришлось пригнуть голову. Яланиюма, все еще державшаяся со сложенными руками у косяка, по сравнению с корабельным охранником и грузчиком выглядела как маленькая кукла рядом с носорогом. Брок свирепо осмотрел мостик, и Волкову показалось, что под этим гигантом прогибается листовой пол.

– Кому интересно, – добавил Брок, – у меня в каюте имеются две. Броня для открытого космоса и для безвоздушных планет. А кому не интересно – хрен и с вами. Играйтесь в игрушки, пейте молочко.

– Брок – молодец, – отозвалась Сан-ка-Ниями, что-то листавшая в своем компьютере, – закончил пять классов.

– Шесть.

– Кстати, Атэр, как вы назвали людей, неспособных вытянуть полутонную штангу, напомните, пожалуйста, я забыла.

– Дерьмом.

– Точно-точно, так и было.

– Друзья, мы все дерьмо, – сокрушенно проговорил Каратикардха.

– Согласен, – отозвался Брок.

– А того, кто не может сделать жим лежа сколько-то там раз… сколько вы говорили?

– Семьсот раз за три минуты.

– Да, да, кажется. Или вы говорили больше? В любом случае, как вы таких назвали?

– Дерьмом.

– Точно-точно, совсем из головы вылетело.

– И это если считать на пальцах одной руки.

– Ну а как обычно, на двух руках?

– Дерьмом.

– В вашей классификации никогда не запутаешься, – похвалила Ниями. – Кстати, я вот сейчас читаю сеть, раз уж мы вышли из бета-пространства. Много мнений о нашем родном пятне. Есть, к примеру, целая группа, которая считает, что это просто-напросто боженька пукнул.

– Фу, остановите корабль, Салук, – попросил Кихан, – я сойду.

– Что? – доверчиво удивился Дика, главный спец по двигателям «Танидзам». – Зачем? Достаточно поставить защиту против токсинов.

Кихан исподлобья поглядел на Дику. Второй инженер – человек очень серьезный.

– В любом случае, религиозные фанатики из Тамалияны в комментариях, наверное, рвут и мечут? – спросил Кихан.

– Кстати, да, – ответила Ниями, – но подписаны уже шесть миллионов человек. Еще вот есть версия, что это разрыв в пространстве Вселенной, из которого на нас глядит глаз высшего существа.

– Я таких версий могу штук по тридцать в минуту генерировать, – заявил Кихан.

– Вот самая популярная группа, пока десять миллиардов человек. Ну, то есть когда последний раз мы получали сигнал было десять миллиардов. Сто двадцать восемь миллиардов положительных оценок. Аномалия – это Большой Взрыв в миниатюре.

– Пф…

– Что за взрыв? – нахмурился Атэр Брок. – Не понял, там типа войнушка какая-то? У меня фотонные торпеды в разобранном виде…

– А я думал, Ниями, вы там за компьютером работаете, – заметил Каратикардха. – Волновые таблицы рассчитываете. Анализом полей занимаетесь. Регистрацией излучений.

– Куда ей, она не умеет, – ответил Кихан.

– Не умею, – подтвердила Ниями. – Куда мне?

– Вы то сколько классов закончили?

– Классов? Каких классов? Вообще не понимаю, о чем речь, – Ниями улыбнулась.

– И раз уж зашла об этом беседа, разве в ваши трудовые обязанности входят прогулки по сети и чтение комментариев?

– Как? – удивилась Ниями. – Я должна делать что-то еще? Мне за это не платят.

По комнате пролетела пущенная Яланиюмой пустая пластиковая кружка из-под кофе. Она аккуратно ввалилась в отверстие в кофейном аппарате, и тот издал холодный звон.

– Как жаль, конечно, – подал голос первый пилот Салук, – что объяснение этому яркому феномену ученые найдут, как всегда, простое и скучное. Без громких сенсаций, без приключений, с помощью серенького маленького космического аппарата, вычислив атомарную структуру вещества или, может быть, химический состав, или что-то в таком роде, что обычного человеку ничего не скажет. Протоны стучатся в электроны…

– Как-как? – оживился Кихан. – Патроны стучатся в элероны? Ого, вот это я понимаю приключение!

– А что скажете вы, профессор Волков? – поинтересовался капитан.

Волков, до сих пор тихо слушавший разговор, вздрогнул, услышав свое имя. Он стоял у дальней стены, почти в углу, и видел сразу весь мостик.

– Я же биолог, капитан, – напомнил он и прокашлялся, голос показался глухим. – Конечно, много чего проходил и когда был студентом, и после, во время научной работы довелось изучать и Всеобщую теорию, и астрофизику в некоторых деталях, но четкую картину мне представить тяжело. Тут скорее важен опыт. Но вот что я припоминаю. Лет пятнадцать назад, что-то около того, когда я еще работал преподавателем в Институте Квантовой Экзобиологии в системе Некифи, мы часто возили студентов на практику на четвертую планету системы. Там очень сложная химическая среда, атмосфера переполнена ядовитыми газами, поэтому человеку там непросто, нужно ходить в тяжелых скафандрах. При этом сила тяжести почти два жэ, скафандр шестьдесят килограмм и забрало шлема вечно запотевает, и не сплошным туманом, как обычно, а узорами, отчего изображение искажается и, скажем так, гуляет. Но это все, в общем, детали. Кстати говоря, студентов туда брали только по желанию и никого не заставляли, не подумайте. Так вот, на планете на этой сформировалось просто сумасшедшее количество самой разной флоры и весьма своеобразные, пусть, как правило, и простейшие образцы фауны. Но все опустим и перейдем к делу. Было там такое озеро, которое называлось, кажется, Лишайным… не помню. Название не официальное, а наше, институтское, молодежное. Если подойти к краю этого озера и вглядеться в воду, то на отбрасываемую вами тень тотчас слетались крошечные существа, которых назвали пышноцветами, хотя это все-таки была живность, а не растения. Пышноцветы в затененной воде превращались в цветастую чернильную кляксу, которая то растекалась, то собиралась, и принимала при этом самые хаотичные формы. И, что самое любопытное, когда вы вот так смотрели в озеро и бросали на него свою тень, ваше отражение полностью пожирали пышноцветы. Вы представьте – смотрите в зеркало, а вместо вас там какая-то совершенно умопомрачительная галлюцинация. Очень интересный эффект.

К описанию Далее >