На улице были люди. Но едва ли кто-то из них, даже военных, решился бы задержать человека, выпрыгнувшего из окна штаба, со второго этажа. Тем более иностранца. Никто не сможет сразу понять, что на втором этаже произошло. Вдруг там просто пожар, и люди спасаются? По крайней мере один человек рискнул так поступить.
К русским советникам и специалистам в Сирии относились хорошо. А других европейцев здесь по сути дела и не было. Во всяком случае по эту, правительственную сторону фронта. Все, кто увидит прыжок, определят в этом человеке русского.
Виктор Васильевич еще раз глянул вниз. Конечно, высоковато, больше четырех метров будет. Может быть, даже пять, учитывая, что прыгать предстоит с подоконника, а не с уровня пола.
Однако он спрыгнул легко и приземлился удачно. Виктор Васильевич не стал дожидаться окриков или выстрелов из окна, быстрым шагом двинулся к повороту улицы и сразу увидел подполковника Личуткина, стоявшего на небольшом штабном крыльце. Похоже было на то, словно бы тот именно его дожидался.
Россомахов знал и даже сам не раз видел, что офицеры штаба выходят курить в другую дверь, находящуюся в том же холле, что и главная, только выводящую во двор. Там, на широком бетонном крыльце, стояло и специальное ведро для окурков с какой-то надписью сбоку. Она была сделана по-арабски, справа налево и окольцовывала все ведро наподобие рисунка.
Но полковник почему-то вышел на главное крыльцо. Взгляд его при виде Виктора Васильевича выражал удовлетворение, понимание, но никак не враждебность. Личуткин не предпринимал никакой попытки к задержанию беглеца, ничего никому не крикнул. А ведь на улице было немало военных, и практически все они имели при себе оружие, то есть могли стрелять на поражение или же помочь в задержании.
Полковник быстро и в то же время плавно, навесом что-то бросил в сторону Россомахова. Тот уже оценил взгляд полковника и поймал брошенное на лету, понимая, что это вовсе не граната, судя по размеру.
– Машина напротив стоит, – тихо сказал Василий Андреевич.
Его сосед по лестничной площадке в далекой Москве понял эти слова скорее по движению губ, нежели расслышал их. Он разжал ладонь, увидел ключ от автомобиля и сразу шагнул туда, где тот стоял.
– Не та машина! Ваша впереди. За углом смартфон выбросите. Иначе по биллингу отследят и найдут, – уже громче произнес Личуткин, сразу после этих слов резко повернулся и вошел в штаб.
Дескать, я ничего не видел, не слышал и не знаю. Спокойно иду по своим делам и даже не попытаюсь завести с кем-то интереснейший разговор о почтовых марках.
А что, в самом-то деле, тут произошло? Лень было человеку по лестнице спускаться, вот он и спрыгнул с подоконника. Эка невидаль!
Виктор Васильевич поднял с земли свой пластиковый пакет, подождал, когда машина Личуткина приблизится к внутридворовой парковке, но направился не сразу туда, а в сторону дорожки, ведущей от нее к подъезду. Он в сторону парковки не смотрел, но при этом отработанным методом рассредоточил свой взгляд так, что мог периферийным зрением охватить сектор до двухсот градусов. Такова обычная манера слежения, отрабатываемая в военной разведке.
Это позволило ему, пусть и без резкости, необходимой для обычного зрения, заметить, как полковник Личуткин вышел из машины с большим и тяжелым портфелем в руках, остановился, по-хозяйски осмотрел машину, даже сзади под нее заглянул, потом поднял руку и нажал на кнопку, включающую сигнализацию. Та по-кошачьи мяукнула. Щелчок показал, что на всех пяти дверцах автомобиля закрылись стопоры замков.
Василий Андреевич, важно вышагивая и помахивая объемным, явно нелегким портфелем, направился к подъезду. Виктор Васильевич шел ему наперерез. Он правильно просчитал скорость и расстояние, верно совместил эти величины. Встреча произошла неподалеку от поворота на узкий тротуар, ведущий к подъезду. К счастью, на скамейках, стоящих по двум сторонам этого тротуара, никто сейчас не сидел. Подполковник Россомахов увидел и учел это заранее, просчитывая место встречи с сослуживцем.
– Добрый вечер, Василий Андреевич, – тихо произнес подполковник.
Его сосед, задумавшийся о чем-то своем, от неожиданности резко остановился и даже портфель выронил. В нем тут же что-то глухо звякнуло, и этот звук привел Личуткина в чувство.
– Не понял!.. Кто вы? – Полковник явно не узнал сразу своего соседа, как и его жена совсем недавно.
По глазам Василия Андреевича подполковник заметил, что этот процесс растянулся почти на полминуты.
– Неужели Виктор Васильевич?
– Он самый, товарищ полковник. Именно я и есть.
– А я как раз о вас думал, голову ломал, куда вы сгинули.
Полковник пришел в себя, тут же поднял портфель, вытащил из него три довольно тонкие картонные папки и несколько пластиковых файлов с бумагами. Он стряхнул с них какие-то капли, после чего зажал все это под мышкой, вытряхнул из портфеля в металлический ящик, оказавшийся под рукой, осколки стекол, заодно вылил туда же некую жидкость. Ее запах сообщил подполковнику Россомахову о том, что в портфеле была бутылка вина.
– Эх, как же напугали вы меня. Я тут задумался, шел, понимаете ли, домой. У нас с женой сегодня годовщина свадьбы. Решили дома отметить, никуда не ходить. Дата-то не круглая. Вот я и купил бутылочку «Вдовы Клико». А теперь надо же, разбил! Придется за другой бутылочкой в магазин съездить. Вы, Виктор Васильевич, как я понимаю, хотели со мной поговорить. Поехали вместе. В машине и пообщаемся.
– Поехали, – согласился Россомахов, радуясь в душе тому обстоятельству, что в квартире Личуткиных окна выходят на другую сторону двора, и увидеть его оттуда практически невозможно. Разве что из окна подъезда, но ведь туда еще необходимо специально выйти, а такой необходимости у Ларисы Витальевны, вероятно, не было.
Офицеры прошли к машине. Говоря честно, Россомахов ждал, когда Личуткин скажет что-то про цену шампанского, разбитого из-за неожиданного окрика. Все-таки такая бутылка стоила немалых денег. Но Василий Андреевич про цену промолчал, не обвинял соседа в неожиданном появлении и в собственном испуге.
Сначала они ехали молча. Каждый, видимо, ждал, что начнет говорить собеседник. Так и добрались до ближайшего магазина.
– Посидите, Виктор Васильевич, здесь. Я за шампанским сбегаю.
Полковник убежал, но вернулся быстро и заявил:
– Здесь даже не знают, что такое «Вдова Клико». Народ только одну водку раскупает. Заглянем в следующий.
В следующем магазине картина повторилась.
– Придется в центр ехать, где я покупал сегодня, – посетовал полковник, снял фуражку и бросил ее на заднее сиденье.
Она, видимо, мешала полковнику хорошо видеть дорогу. А в центре Москвы движение всегда насыщенное, там требуется особая внимательность. Однако он ехал вполне уверенно, придерживался максимально возможной скорости и наконец-то купил шампанское.
Личуткин вернулся в машину, уложил пакет с бутылкой на заднее сиденье, рядом с фуражкой и спросил Виктора Васильевича:
– Ну так что вы теперь намерены делать?
– Для начала я хотел бы узнать свой настоящий статус.
– Возможно, я не в курсе всего, но, насколько мне известно, вы находитесь в статусе беглеца. Я признаюсь, что там, в Сирии, получил приказ от нашего с вами совместного командования обеспечить вам возможность побега. Не более того. О содействии не было сказано ни слова, а я таковое оказал, превысил свои полномочия, предоставил вам транспорт.
– Как, кстати, там все обошлось? К вам лично претензий не было?
– Полковник Савелкин попытался было высказать недовольство по поводу незарешеченного окна. Но мои аргументы оказались почти равнозначными. Вставлять решетку ради одного часа допроса мне показалось лишним. В результате Савелкин добился только выговора в мою сторону за проявленную халатность. Без занесения в личное дело. Там, в Сирии, мне его объявили, но в Москве это почему-то забыли даже приказом оформить. Повсеместная, понимаете ли, халатность и нерадение. Но я не против. Значит, выговора и не было.
– А относительно машины что? Неприятностей не было?
– А это была не моя машина. Какие у меня могут быть из-за этого неприятности? Это был автомобиль гражданского человека, который работает в штабе. Кажется, переводчиком с французского языка. Какие-то инструкции к трофейному оружию в интернете выискивает и переводит.
– Но ключи-то я получил от вас.
– Разве? – показушно удивился полковник, усмехнулся и добавил: – Я давно уже заметил, поглядывая в окно, что он оставляет ключи в машине, как в Сирии делают многие. В то утро на всякий случай, во избежание случайностей, ключи я реквизировал, а потом передал их вам. Вы сумели благополучно скрыться. Как вам это, кстати, удалось? Все выезды из города, я слышал, были перекрыты постами с участием российской военной полиции.
– Достаточно просто. Я спрятал машину в кустах, не слишком далеко от выездной дороги, снял номера, ночью уже без них вклинился в военную колонну, которая передвигалась на северо-восток по главной трассе. Пост находился по другую ее сторону. Колонну никто проверять не будет. Так я и ехал всю ночь, бросил машину только неподалеку от курдско-американского смешанного поста. Через курдские районы шел ночами пешком до самой турецкой границы. Несмотря на все старания правительства, охраняется она, мягко говоря, не особо строго. Курды живут и по одну, и по другую сторону кордона. Друг к другу в гости ходят без проблем. Я нашел себе друзей или купил их – это как вам больше нравится – на сирийской территории, они помогли мне границу перейти и обеспечили на несколько первых дней лежку в курдском селе, расположенном в Турции. Потом, как уж мог, через Турцию шел до Грузии.
– Впечатлений, наверное, набрались, – мечтательно произнес полковник Личуткин.
– Да, хоть роман пиши. Могу опытом о переходе некоторых границ поделиться. Это некоторым отделам нашей службы может сгодиться.
– Хорошо. Прикажете доложить это по инстанции? – с усмешкой осведомился полковник.
– Если можно. – Подполковник в ответ проявил только скромность, приличествующую такому случаю. – Я бы не отказался поделиться опытом и адресами тех добрых людей, которые мне помогали. Не бесплатно, конечно. Это я не о помощи, а о готовности поделиться своими знаниями. Мне достаточно обыкновенной моей ставки, хотя в финансах я сейчас сильно ограничен.
– Однако полковник Савелкин сказал, что вы похитили у него кошелек с пятьюдесятью тысячами долларов.
– Врет как заяц. Там было меньше пяти тысяч. Из них часть сделана на простом лазерном цветном принтере. Даже бумагу не потрудились подобрать. Я не специалист, и то сразу разобрался.
– Значит, деньги вам нужны, – сделал совершенно логичный вывод полковник.
– Деньги, говорят, даже ежику бывают необходимы.
– Насчет ежика я сомневаюсь, но вам смогу, пожалуй, тысяч пятьдесят выделить. Я должен был передать их вам еще в Сирии, но просто не успел снять с карточки. Сейчас сделаю это.
– Значит, вы говорите, что в Сирии действовали по приказу. А откуда он исходил? От кого?
– Прежде всего от нашего с вами руководства. Сразу вслед за этим со мной провел весьма осторожный и по-азиатски замысловатый разговор генерал Сухель. Напрямую он приказать не мог, поэтому просто попросил меня содействовать скорейшему вашему освобождению из-под стражи, если на вас нет вины. Генерал не поверил в ваше предательство, как мне показалось.
– Но кто-то же нас предал! – воскликнул Россомахов. – До тех пор пока этот негодяй не будет определен, меня будут обвинять. Это я понимаю отлично. Даже не сомневаюсь в том, что кроме меня и некоторых отделов нашей службы никто не будет настоящего предателя искать. Но я по своим внешним данным слишком заметный человек там, в Сирии. В этой стране меня запросто можно определить и задержать. Поэтому я должен был добираться до Москвы, искать спасения здесь.
– Извините, Виктор Васильевич, мы подъехали к рынку. Здесь есть банкомат. Я сейчас сниму с карточки деньги и передам вам. Потом мы продолжим наш разговор.
Полковник припарковал машину, вышел, вернулся довольно быстро, опустился на водительское сиденье и стал вслух считать деньги. Снял с карточки он большую сумму, но передал подполковнику ровно пятьдесят тысяч. Не слишком много, но на первое время этого должно было хватить.
– Мне на карточку перечисляли в долларах, но я перевел их в рубли. Не думаю, что в Москве вам удобно будет долларами пользоваться. Доллары я должен был бы передать вам в Сирии. Или, по вашему желанию, перевести их в сирийские фунты. Хотя это из-за постоянной девальвации фунта тоже рискованно. Там доллары – куда более надежная валюта. К тому же они имеют повсеместное хождение. Однако я просто не успел передать вам деньги. У меня такой возможности не было. Слишком поздно мне их перевели. Но я думаю, что доллары полковника Савелкина пошли вам на пользу, помогли добраться до Москвы. Пусть и не пятьдесят, а только пять тысяч.
– Эти доллары кончились еще под Краснодаром. Я же говорю, там было меньше пяти тысяч. А аппетиты что в Курдистане, что в Турции, что в Грузии у всех велики. Особенно если человек в беде. Пришлось мне уже в Грузии стать нищим бомжом. Но я способен выживать в любых условиях. Как и всякого спецназовца, меня учили адаптироваться к каким угодно условиям существования.
– А сейчас у вас какие ближайшие планы?
– Домой прийти, с женой увидеться, больше часа полежать в ванне, отмокнуть. Побриться и подстричься, в конце-то концов. Сначала все самое человеческое, бытовое. Потом уже буду думать, как мне легализоваться.
Полковник явно хотел было что-то сказать, но промолчал.
Россомахов, однако, это чутко уловил, поэтому обеспокоился и спросил:
– Что-то не так, товарищ полковник?
– Извините, Виктор Васильевич, даже и не знаю, как к этому вопросу подступиться.
– А прямо вот так и подступайтесь. Говорите как есть.
– Вы ничего, похоже, про свою жену не знаете.
– Вы желаете открыть мне на что-то глаза?
– И раньше, значит, ничего не знали и не подозревали?
– Нет. А что я должен был знать про нее?
– Про нее и про ее любовника.
Кровь ударила Россомахову в голову. На какое-то мгновение он даже видеть перестал, но быстро овладел собой, опасался только, что этот момент не остался не замеченным полковником Личуткиным.
Тот передал Виктору Васильевичу деньги из рук в руки, плавно тронулся с места и поехал неторопливо, поскольку двигаться быстро просто не позволяла дорожная обстановка. При такой езде Василий Андреевич имел полную возможность бросать косые взгляды на своего пассажира, что время от времени и делал.
Произнеся последние слова, полковник, кажется, сам засмущался и потому стал старательнее смотреть за дорогой. Хотя, возможно, ситуация на ней этого и требовала.
– Нет. Я даже не подозревал, – наконец-то ответил Виктор Васильевич и спросил: – А это точные сведения?
– Настолько точные, что я сам однажды утром, отправляясь на службу, увидел этого человека. Он при мне вышел из вашей квартиры и закрыл дверь своим ключом. Мы вместе спускались в лифте. А потом этот тип сел в свою машину и уехал. Это было года полтора назад.
– А я тогда где был?
– Насколько я помню, в командировке. Вы же часто ездите на задания. Анну Ярославну я, правда, с ним не видел. Но их вдвоем встречала на улице Лариса Витальевна. В сторону дома шли, потом по отдельности в подъезд заходили. Она посмотрела и мне, естественно, рассказала, когда я со службы вернулся. А в тот день я домой пришел уже после двадцати двух, задержался, понимаете ли. Мне Лариса Витальевна доложила, я сначала не поверил, подумал, не может такого быть, чтобы профессиональный военный разведчик ничего не заметил. Но Ларисе Витальевне строго-настрого наказал, чтобы она в чужую жизнь не совалась. При вашей с Анной Ярославной разнице в возрасте всякое может быть. Не исключено даже такое, что вы ей разрешаете любовника держать. Но, естественно, с условием, чтобы никто ничего не знал. Я с такими случаями несколько раз встречался. Нервная работа, иногда сложные ранения и все такое прочее. А относительно разницы в возрасте я ничего против не имею. У меня у самого она в девять лет. Только в обратную сторону, жена старше.
– Я как мужчина еще вполне в силе, – сказал Виктор Васильевич. – Просто я жене полностью доверял. Даже больше, наверное, чем самому себе. У меня никогда даже тени сомнения насчет нее не возникло. Да мне, честно признаться, и теперь не верится.
– Сейчас, после того как Анна Ярославна получила насчет вас предупреждение, она, похоже, мысленно уже похоронила любимого мужа. Сколько месяцев прошло после вашего побега?
– Три с половиной.
– Вы ей не звонили?
– Никак нет, товарищ полковник. Смартфон, как вы правильно и вовремя подсказали, я за углом выбросил в развалины дома. Может, кто-то подобрал. Или же он и до сих пор там еще валяется. Вы сами давно оттуда вернулись?
– Месяц с небольшим.
– И что за это время вам удалось усмотреть? Это я к разговору о жене возвращаюсь.
– Кое-что удалось. Того человека – вы понимаете, о ком идет речь – я теперь вижу очень часто, иногда каждый день. Все зависит от того, когда он на службу уходит. Или у них это не службой, а работой называется. Я не знаю, кто он. Ни разу с ним не разговаривал всерьез.
– Выходит из моей квартиры, – заметил Виктор Васильевич.
– Мы даже здоровались, – продолжил полковник Личуткин. – Он предпринял попытку познакомиться, назвался Виталием. Я в ответ даже не представился, посмотрел на него так, что он сразу заткнулся. Но с Анной Ярославной мы здороваемся. Просто по-соседски. Лариса Витальевна пыталась как-то ее на разговор вызвать, но та сказала, что сильно торопится, и убежала к машине.
– К моей машине, – снова вставил Виктор Васильевич. – Она со своей зарплатой маникюрши на такую не скоро заработает.
– Да, наверное, – согласился Василий Андреевич. – Ваша «Мазда» шестой модели – не самая дешевая машина. А что, маникюрши мало получают?
– До смешного мало. Однажды Анна кошелек со всей зарплатой потеряла, так я нисколько не расстроился, ее утешал, сказал, что потеря для семейного бюджета минимальная.
– «Объявление. Утерян кошелек с зарплатой. Нашедшего прошу не смеяться», – ответил полковник анекдотом, таким же бородатым, как его собеседник.