Рут нажал на кнопку лифта, и двери закрылись. Долго ехать не пришлось – всего один этаж вниз. Орнубия с Фортром разместили в двух комнатках на этаже выше, Аслу, Крама и Олероя – на том, что ниже. Адвоката с Инсайтом он уже посетил, теперь пора было обойти второй этаж. Двери лифта разъехались. Рут прошёл по узкому коридору, уловил запах греющейся еды. Нахмурился, о чём-то задумавшись.
Пятнадцатью минутами позже Смотритель приложил ключ-карту к двери, за которой находилась Асла. Её он оставил напоследок.
– Ты как? Держишься? – спросил он, зайдя в комнату. Дверь за ним закрылась.
Асла вместо ответа посмотрела в окно. Прохожие, чей маршрут проходил около Зала Собраний, бесстрастно направлялись по своим делам. И если она хочет снова оказаться среди них, ей действительно следует держаться.
– Эй? – полувопросительно окликнул её Рут.
Асла повернулась. Рут, прищурившись, рассматривал её лицо, словно впервые видел его. Или словно был бессовестно близорук. Раньше за ним такого не наблюдалось.
– Ага, – буркнула Асла, хотя как-либо поддерживать разговор ей не хотелось. В крайнем случае она была согласна на грубость, но не на беседу. С одной стороны, сам Рут ничего ей не сделал, конечно. Но… Он был Смотрителем. Он работал на Совет. Он работал на Игру. Он всё знал и он заставил её выбирать. Хотя не он, конечно… Но всё-таки – он.
– Не надо винить во всём меня, – сказал Рут. – Понимаю, что хочется, но не надо. Ты и сама знаешь.
Асла промолчала.
– Слушай… – замялся Смотритель, окинув взглядом комнату. Как он и думал, он оказался прав. – Тут такое дело… Я сейчас вернусь. – И он, приложив карту к сенсору у двери, стремительно вышел.
Вернулся он с какой-то маленькой металлической коробкой с проводами и пластиковым пакетом в руках.
– В общем, нормальных рекреационных комнат у нас четыре, – ставя коробку на стол, сказал Рут. – Ну, потому что… Предполагалось, что вас останется четверо. Нет, это замечательно, конечно, – спохватился он, – просто замечательно, что вас пятеро! Но одна комната у нас оказалась не совсем… подготовленной, – Рут достал из пакета какие-то стеклянные баночки и чашку. – Извини, она досталась именно тебе.
Асла против воли потянулась к склянкам – в них оказались специи. Перец или соль можно было бы опробовать на глазах Смотрителя, выхватить у него ключ-карту и бежать, но она сомневалась, что у неё получится. А вот к пюре соль бы пригодилась.
– Это портативная микроволновка, – объяснил Рут, нажимая сенсорные кнопки на панели коробки. – Разогреть еду. Надо было сразу проверить, всё ли у тебя есть, – извиняющимся тоном добавил он.
– Надо было, – отозвалась Асла довольно резко. – Что теперь?
– В смысле – что вас ждёт?
– Только не говори, что ничего не знаешь.
– Так почти и есть, – вздохнул Рут, присаживаясь на кровать рядом с Аслой. – Меня ещё не проинструктировали по этому поводу. Но скоро должны. Пока я знаю, что вам надо отдохнуть. Новый этап начнётся послезавтра. Вам дали две ночи восстановить силы.
– Взаперти, – добавила Асла.
– Да, – согласился Смотритель. – Но вы же потерпите?
Как будто у нас есть выбор, подумала она, а вслух спросила:
– Зря я согласилась, да? За всех нас…
Рут снова вздохнул. Помолчал немного, потом ответил:
– Я бы рад тебе что-то сказать, но мне запрещено комментировать Финальное Решение. То есть твоё.
– А ты бы что выбрал? На нашем месте? На моём? – Асла не вполне понимала, зачем она задаёт Смотрителю эти вопросы, но Рут почему-то уже не вызывал у неё такой враждебности, как когда только вошёл в комнату.
– Не могу сказать, потому что не могу представить себя на твоём месте. Я работаю на Игру, на Паноптикум, на Наблюдательный Совет. Я не могу просто отбросить все свои знания и впечатления, а значит, и решить так, как если бы я был на твоём месте, не могу.
– То есть, учитывая то, что ты знаешь, ты бы решил иначе? Ты знаешь, что нас ждёт? Что я ошиблась? Что ты знаешь?
К волнению в голосе Аслы примешивалась почти мольба, но Рут твёрдо ответил:
– Знаю много чего, о чём сказать не могу. Правда. Извини.
Асла подумала и спросила:
– Но кое о чём всё-таки можешь, верно?
На лице Рута отразился безмолвный вопрос.
– Записка. Ты сказал, расскажешь мне позже, если я хочу. А я хочу. Хочу знать хоть что-нибудь!
– Ах, это… Да. Да, помню. Хорошо.
Он посмотрел на часы – восемь вечера – и вздохнул. Как ей объяснить?
– Почерк… – начала Асла, и Рут кивнул.
– Да. Твой. Ты её написала.
Асла почти не удивилась.
– В какой-то момент… В какой-то момент тебе удалось вырваться, прежде чем тебе «вырезали» очередной «холст» с Игрой. Мы думали, ты попытаешься сбежать, но, по-видимому, ты поняла, что это тебе не удастся. Ты успела написать самой себе записку и спрятать её в землю горшка. Хотела что-то изменить в следующей Игре.
– Бессмысленно, – сказала Асла. – Мы нашли эту записку, но слишком поздно. Ничего не изменилось.
– Ты хотя бы попыталась, – вырвалось вдруг у Рута. – А вообще вы бы нашли её раньше. Но при уборке комнат Паноптикума, а именно – комнаты отдыха, горшки с цветами переставляли. И твой, с посланием, задвинули к самой стенке шкафа. Если бы Флора… – у Рута внезапно сел голос, он откашлялся. – Если бы она не полезла в шкаф и горшки не оказались передвинутыми, вы бы вообще эту записку не нашли.
– Орнубий знал про неё… Про записку. Почему?
– Почему? – удивился Рут. – Да потому что он видел это! Он же был Заместителем Главы Наблюдательного Совета, он следил за всеми Играми. По крайней мере за той, в конце которой ты вырвалась и написала себе записку – точно.
Асла вздрогнула.
– Господи! Но ведь…
– Что?
– Но ведь он же не должен этого помнить! Ему стёрли память, он не помнит, что входил в Совет, почему тогда он помнит про записку? Потому что как иначе объяснить то, что он про неё знал? Никто ему не говорил. А сам он толком не объяснил, откуда знает.
– Да… – протянул Рут. – Думаю, тут дело в выборке.
– То есть?
– Технология позволять стирать воспоминания и целые серии воспоминаний, да, но Совет всегда ограничен выборкой. По сути – подчистую они могут стереть только те воспоминания, о которых они в курсе. У остальных процесс модификации происходит с перебоями, и что-то смутное от них у человека всё-таки остаётся.
– И поэтому он не помнит, что входил в Совет, не помнит, что я уже играла, что Олерой работает на Совет, но вспомнил про записку? Но он же её видел!
– Значит, он никому не сказал об этом. Поэтому воспоминание стёрлось не полностью.
И он решил оставить её в Игре, подумала Асла, и сердце её ударилось о грудную клетку чуть сильнее, чем прежде.
– Никому? А тебе?
– Никому. Я узнал об этом лишь недавно.
– Но почему?!
– Не знаю, – пожал плечами Рут.
– За что его отправили в Игру?
– Не знаю, – повторил Рут.
И Олерой не знает. По крайней мере, так сказал. А сам Орнубий не помнит.
– Он вспомнит теперь? Вспомнит, как работал в Совете? Раз ему рассказали?
Смотритель вдруг рассмеялся, и от этого смеха затылок у Аслы похолодел.
– Рассказали? Да ему ничего и не рассказывали, только поставили перед фактом.
– А подробности смогли бы помочь ему вспомнить?
– Асла, – строго сказал Рут, и она невольно вздрогнула. – Ты спрашиваешь из-за него или из-за себя? Слушай, технология эта работает как надо и сбоев вроде пока не давала, – добавил он, когда она не ответила. – Иначе ты бы всё вспомнила на второй, пятой или даже последней Игре, но этого не произошло. Верно? Как и не произошло сейчас. И не произойдёт никогда.
Верно, подумала Асла. Но всё-таки…
– Ладно, – Рут похлопал её по колену. Потом достал из кармана какую-то картонную открытку. – Вот ваше расписание. Отдыхай.
Асла машинально взяла картонку, и, когда Рут уже собрался уходить, спохватилась:
– А можно… Могу я выйти?
– Нет, – покачал головой Рут.
– Ну, не то чтобы совсем выйти, – поправилась Асла, – а… Поговорить со своими?
«Своими Игроками», – собиралась сказать она, но в этом не было необходимости. Всё и так было понятно.
Рут задумался. Потом ответил:
– Завтра. Сегодня всем надо прийти в себя. Отдыхай, – повторил он и ушёл.
Асла взглянула на открытку-расписание, но читать не стала. Бросила её на стол и снова завернулась в одеяло. Впереди была первая ночь после Игры, первая ночь после Финала. Спать ей по-прежнему не хотелось. Она всё думала о том чувстве, что возникло у неё перед Решением. То, что повлияло на её выбор. То, что обострилось, когда Олерой перехватил адвокатскую руку, собирающуюся как минимум разбить ей лицо, если не придушить. То, в которое она провалилась ещё глубже из-за этой чёртовой тесьмы на полотенце. Олерой. Первая Игра. Что там произошло? Почему именно он и именно Первая?
Внезапно Асла испугалась. Пытаясь что-то вспомнить, раздвинуть границы того, что ей вроде бы приоткрылось, она не могла отличить выдумку от воспоминаний. Она перебирала какие-то возможные варианты, надеясь, что на правильный мозг среагирует, но в итоге сама запуталась, что она придумала, что она вообразила, а что могла бы действительно вспомнить. Единственной константой во всём этом был Олерой. Объяснение у неё было, но насколько оно верное, она не имела ни малейшего понятия.
По крайней мере, она точно не сходит с ума. Спасибо Руту. По крайней мере, она действительно что-то вспомнила, несмотря на все эти «вырезанные холсты» – а это значит, что Совет не знал того, что знала она. Того, что она постепенно вспоминала. А знал это, похоже, лишь один человек кроме неё, и ей было необходимо с ним поговорить. Завтра так завтра. Главное – не вызывать подозрений, иначе её могут лишить и этих смутных обрывков воспоминаний.
В комнате раздалось лёгкое гудение, длившееся минут пять или все десять, затем свет погас и всё затихло.
Отбой.