В своей книге про эмпатию[1] я приводила много примеров причин зарождения этого феномена. И только ухаживая за мамой, наконец поняла, что самый главный импульс для сочувствия, сострадания и даже милосердия – это беспомощность человека, которому ты можешь помочь, имея для этого хотя бы малейшую возможность, а главное, желание. И это желание начинает проявляться еще со встречи с беспомощным младенцем.
Однако старые и больные люди еще более беспомощны. И если беспомощность младенца постепенно отходит на задний план, беспомощность пожилого человека со временем все больше и больше выходит на передний.
Так случилось, что судьба заставила меня, профессора-педиатра, почти на шесть лет превратиться в сиделку. В сиделку ли? Наверное, я не права. Сиделка лишь посторонний человек без медицинского образования, формально ухаживающий тоже за посторонним для нее человеком, не вкладывая в работу свою душу. Да, для нее это только работа. А для меня это было чем-то другим, новым смыслом жизни ради продления хоть на один день жизни мамы.
Моя мама, довольно преклонного возраста, внезапно перенесла инфаркт. Спасая ее, кардиологи объяснили, что ей осталось жить всего два часа.
Это было в июле, когда все близкие уехали в отпуск, я оставалась с мамой одна. Двух часов было недостаточно, чтобы найти мою дочь, врача-терапевта, и попросить ее срочно приехать. Нет, я не верила, что еще днем разговаривавшая со мной мама может больше не вернуться домой, уйдя навсегда.
Она воспитывала меня без отца, и лишь когда мне исполнилось десять лет, дала согласие прекрасному человеку стать его женой. Как смогла она найти такого мужа, а вернее, как нашел ее он, как нашли они друг друга… До сих пор трудно поверить. Но о таком отчиме можно было только мечтать, да и в сказках подобных не было.
Защищавший во время блокады Ленинград, разминировавший со своими снайперами дворец в Царском селе, отдавший спасению людей на войне лучшие годы своей жизни, он мог бы служить эталоном верного мужа и отца. Все мои школьные и институтские годы мы счастливо жили втроем, понимая друг друга без слов. Понимали настолько, что, как я потом осознала, у меня даже не было кризиса подросткового возраста.
Мне не требовалась переоценка прежних ценностей жизни, мне ничего не надо было менять. Меня с раннего возраста никто не воспитывал, отношения строились на доверии и любви. Никого не было «надо мной», все были лишь рядом, мной не командовали, меня не контролировали. Я никогда не слышала грубых слов, не знала про мат, не верила, что родители могут унижать и бить собственных детей, отказываться от них, быть алкоголиками…
Пишу об этом и понимаю, что жила в своеобразном оазисе детства. И, конечно, в первую очередь благодаря маме. Несмотря на то, что она, врач-терапевт, пропадала на работе не только днями, но и ночами, потому что доктор – профессия круглосуточная, с дневной заботой о больных и ночными дежурствами, я знала, что мама думает обо мне, и не сомневалась, что звонок телефона – ее звонок.
Так как я была единственным ребенком, вся материнская нежность предназначалась лишь мне. После моего замужества и рождения дочери мы поменяли квартиру родителей и свою на одну общую, став жить вместе, помогая друг другу. Когда дочка пошла в школу, и некому было с ней находиться после уроков, так как мы с мужем, работая в медицинском институте, собирали материал для диссертаций, а я еще одновременно приобретала в университете специальность филолога, мама досрочно ушла на пенсию, хотя была прекрасным врачом. Моя дочь до сих пор ценит ее любовь.
Когда речь зашла об эмиграции в Австрию, отчима уже не было в живых. Конечно, мама поехала с нами. А после появления двух правнучек она, как и в любимой внучке, не чаяла в них души. И эта любовь стала смыслом ее жизни. Потихоньку мама привыкла к новой стране, и мы забыли о ее возрасте, так как она всегда казалась молодой. И, как молодая, с удовольствием смотрела телевизор на русском или немецком языке, слушала музыку, любила романсы, постоянно читала книги, что-то пекла и с удовольствием гуляла во дворе или в парке недалеко от нашего дома. После восьмидесяти она стала менее активной, больше болела, почти не гуляла, меньше читала, но любила записывать кулинарные рецепты и по просьбе двоюродной сестры даже написала воспоминание о своей молодости.
Встретив девяностолетие, мама реже смотрела телевизор, предпочитая лежать или сидеть в кресле в своей комнате, слушая классическую музыку и романсы. Постепенно начала передвигаться на специальном кресле. Передвигалась уже не сама, мы возили ее по квартире. Но тем не менее была в здравом уме, правда, стала менее разговорчивой или же рассказывала о том, что вряд ли было на самом деле, и уже не нуждалась в телефонных звонках своих бывших знакомых.
Незаметно начался период отчуждения от многого, что в прошлом ее волновало. Каждый возраст имеет свои предпочтения, нивелируя прошлые, созидая новые. Мы понимали, что не за горами начало изменения личности. Но эти горы казались такими высокими и непроходимыми, что, с учетом этого фактора и возраста мамы, нам не хотелось ее пичкать лекарствами, особенно после того как к хрестоматийному тесту со стрелками часов, выявляющему начало деменции, она отнеслась не просто с юмором, а смеясь разнесла его в пух и прах, без ошибок назвав нужное время.
Несмотря на то, что мама раньше часто болела, для своих лет она казалась достаточно здоровой. В любом случае, тот роковой июльский день не предвещал ничего плохого…
И вдруг я услышала, как мама затихающим голосом зовет меня. Хотя ее комната была в нескольких метрах от моего письменного стола, я не пошла, а помчалась к ней.
Когда я вбежала в комнату, она, бледнея на глазах, сидела в кресле, держа руку в области сердца. Решив, что у нее очередной приступ стенокардии, прежде чем дать нитроглицерин, я начала измерять артериальное давление, которое катастрофически падало. В таких случаях нитроглицерин лишь может навредить. Я тут же позвонила знакомому доктору, и было принято решение срочно вызвать скорую. До сих пор благодарна бригаде кардиологической реанимации, восхищаюсь профессионализмом и состраданием венских врачей. Они приехали через несколько минут и сразу же перенесли маму в свою мобильную реанимацию, где кардиологи сделали все возможное, чтобы ее спасти.
У мамы был тяжелый инфаркт. Ее срочно надо было везти в больницу. Мне разрешили сопровождать маму в приемный покой, где я узнала о тех двух последних часах ее жизни, которые не восприняла и не хотела воспринимать как реальность.
– У вашей мамы тяжелый инфаркт, – пытался внушить мне дежурный врач в приемном покое больницы после разговора с врачами скорой. – Учитывая ее возраст…
Я перестала вникать в смысл его слов. Может ли что-то хорошее он мне сказать после фразы «учитывая ее возраст»? Но если вчера ее возраст действительно был чем-то сверхъестественным, то сегодня… Невольно в голову пришли воспоминания, оставшиеся после нескольких месяцев моего участия в проекте помощи персоналу в одном из старческих домов Вены. Там в этом возрасте дамы еще приглашали не менее молодых кавалеров на танцы, любили поболтать про свой флирт, обсуждая своих ухажеров… Они красились, наряжались, занимали очередь к парикмахеру, который приезжал в дом несколько раз в неделю. Для них постоянно устраивались концерты. Их возили на экскурсии. Словом, тот, кто был, как говорится, на ногах, жил полноценной жизнью не только для своего возраста, но и для более молодого. Нет, не надо учитывать возраст – надо учитывать тяжесть заболевания.
– Вы слышите меня? – дежурный врач прервал мои мысли. Наблюдая, как мама дышит кислородом, я наконец обернулась в его сторону.
Молодой, красивый, обаятельный… Таким место на сцене, в кругу торжествующих поклонников, а не здесь, в больнице, пропахшей лекарствами, где люди теряют или приобретают надежду. Через пару часов ночь, а ему до утра видеть чьи-то страдания. Приемный покой… приемное отделение… где близкие, как за соломинку, хватаются за вердикты докторов.
Мне показалось, что маме стало легче дышать. Однако слова врача отрезвили меня.
– Вашей маме осталось жить два часа, – с сочувствием сообщил он, рассматривая ее электрокардиограмму и какие-то анализы, сделанные со скоростью света.
– Два часа? – Нет, этот вопрос задала не я, а мои глаза, потому что губы не раскрывались, а зрачки превратились в «пиявки», высасывающие ответ из глаз доктора.
– К сожалению, – почти извиняясь, подтвердил он свои первые выводы.
– Нет! Нет! Нет! Вы не правы, я тоже врач, я тоже понимаю…
Я кричала, что понимаю, ничего не понимая. Меня трясло как в лихорадке. Я смирилась с инфарктом, но не могла смириться с таким последствием. Неужели придется навсегда распрощаться с мамой? Неужели осталось лишь два часа? Нет! Нет! Ни за что!
– Что вы себе позволяете! – донеслось до меня.
– Как вы разговариваете с доктором, он же знает, что говорит!
На меня смотрела с презрением вернувшаяся с новым анализом мамы в приемный покой медсестра. Она была лет на десять старше врача, работала дольше и знала, как надо отстаивать честь своих докторов.
Но и ее «воспитание» не подействовало на меня.
– Доктор, я могу позвонить дочери, она тоже врач, проходила интернатуру в вашей больнице, мы с ней вместе спасем маму?
– Конечно, не возражаю.
Я судорожно рылась в сумке. Ничего, кроме ключей и клочка бумаги с номером телефона отеля, где отдыхала дочь, в ней не оказалось. Да и как могло оказаться, хорошо, что хоть не забыла ключи и номер телефона. Я вспомнила, как лихорадочно собиралась в больницу, когда врачи скорой разрешили сопровождать маму. В моем распоряжении была минута. Успела схватить первую попавшуюся сумку и бумагу с телефоном отеля с письменного стола. Кошелек с мобильником остались в другой сумке. Что мне делать? Что? Что? Не буду же я просить у врача пару монет, чтобы позвонить дочери с телефона-автомата, мимо которого везли маму.
Но молодой, похожий на артиста и, как мне казалось, достаточно легкомысленный доктор внезапно понял мое состояние.
– Пожалуйста, подскажите номер телефона вашей дочери.
– К сожалению, мобильный она вечером отключает, но хозяйка отеля ее позовет. Дочь в отпуске и не в Вене.
Волнуясь, с трудом поняла, что должна сказать не только номер отеля, но и данные дочери.
Врач тут же начал звонить, но трубку никто не брал. Мне показалось, что он расстроился не меньше меня.
– Все, что было необходимо сделать в приемном покое, мы сделали, сейчас переведем вашу маму в кардиологическое отделение.
– Доктор, можно еще раз позвонить… я забыла дома деньги и телефон, но дочь приедет и расплатится с вами. Я понимаю, что дорого звонить в другую страну.
– В другую страну, – возмутилась медсестра. – Мы не имеем права звонить в другую страну.
– Ничего страшного не произойдет, – откликнулся врач, набирая вновь нужный номер. Наконец кто-то ответил ему. А так как хозяйка отеля тоже была из Австрии, они хорошо поняли друг друга. Закончив разговор, доктор объяснил, что моей дочери срочно передадут о болезни бабушки. Не успел он это договорить, как в приемный покой позвонила дочь. Она попросила врача, чтобы он сказал мне, что срочно выезжает и к утру будет в больнице. Подобного облегчения я не испытывала давно. Лишь бы мама дожила до утра. А там уже…
Я не сомневалась, что произойдет чудо. Поблагодарив молодого человека не просто за любезность, а за буквальное спасение меня, я решила напомнить ему, что завтра мы оплатим счет за разговор. Но он даже возмутился.
– Никакой оплаты!
Медсестра сделала вид, что занимается своими делами.
В этот момент за мамой приехали из кардиологического отделения. И снова дежурный врач проявил свое милосердие, попросив, чтобы мне разрешили остаться в палате вместе с ней до приезда дочери. Про оставшиеся два часа он больше не говорил.
До сих пор, вспоминая тот душераздирающий день, я благодарна ему за сочувствие и сострадание. Нет, таким людям место не на сцене, какими бы красивыми и обаятельными они ни были бы. Их Дар – исцеление и возвращение умирающего к жизни.
Эта ночь была одним из самых тяжелых испытаний в моей жизни. Маму положили в палату, где было еще несколько человек. Ее кровать оказалась возле окна. Мне поставили стул так, чтобы я видела звезды. А небо действительно было усыпано ими. Но я боялась даже на мгновение задержать на них свой взгляд. А вдруг, вдруг, вдруг… мне покажется, что я вижу падающую звезду… Я не знала, какое в этом предзнаменование, но толковала по-своему. Только не падающую, только не падающую… Падающая может расколоться на осколки, на осколки прежней жизни…
Маме поставили систему с лекарствами. Вновь взяли какие-то анализы. Продолжали давать кислород. Почему-то о стентах не было и речи. Очевидно, не верили, что они спасут ее. А я верила, что она выживет, постоянно держа руку на ее пульсе, который, невзирая ни на что, продолжал подавать признаки жизни.
Я считала уже не минуты, а секунды рокового часа, не веря, что они будут последними. Я просила о помощи всех богов, начиная с мифического Зевса. Я придумала даже молитву, постоянно твердя ее про себя, убаюкивая сама себя ею. Поняла, что с молитвами не сравнится даже самая лучшая психотерапия. И поэтому верующие или неверующие во все времена будут использовать это средство как надежду на помощь и чудо.
Я смотрела на стрелки часов, освещенные звездным светом. Еще час, как его пережить, если он неизбежный…
Медсестра вызвала меня в коридор:
– С вами хочет поговорить дежурный врач отделения. Она ждет в ординаторской.
– Вас предупредили, – услышала я, еще не успев переступить порог комнаты, – что ваша мать живет последние часы или минуты, что вы должны быть готовы к этому?
За столом сидела женщина в белом халате, на шее висел стетоскоп. Ее голос был безразлично-бесцветным, никаких даже самых примитивных эмоций, а не то чтобы сострадания, в нем не было. Обычно так разговаривают эмоционально выгоревшие люди. Но для ее возраста такое еще слишком рано. Нет, она не была моложе спасшего меня красавца в приемном покое, она была старше его, но не настолько, чтобы с безразличием смотреть на мир.
«Может быть, она просто сонная», – решила я. Ночное дежурство в таком тяжелом отделении вряд ли дает возможность прилечь на пару часов, хотя это и разрешено. Однако этот бесцветный голос продолжал внушать мне мысль о грядущей неизбежности и об отсутствии необходимости сидеть ночью рядом с больной.
– Поезжайте домой, – советовал он. – Попрощайтесь и поезжайте…
Я пыталась вглядеться в лицо говорящей. Робот без мимики…
В комнату заскочила сестра: «У больного в четвертой палате резкое ухудшение. Я за вами!»
«Робот» медленно стал подниматься со стула, хотя надо было бежать.
– Поезжайте домой, – вновь услышала я. Видно, снова включила программу своего алгоритма.
«Ни за что! Не поеду!» – пронеслось в голове. Разве можно такой доверять мою маму? Я вернулась в палату. Пульс был прежним. Дочь приедет с рассветом. Хоть бы не было хуже. Посмотрела на циферблат. Роковой час прошел. Уже начался новый. Маме хуже не стало.
– И не будет, не будет, – повторяла я это как мантру, превратив в формулу выживания. Мантра – слово с космической силой, за окном звездное торжество и серебряный свет освещает кровать вместе с мамой.
Не отрывая взгляда от стрелок часов, я не сразу услышала шепот медсестры. Она напомнила мне о совете врача. А если я не приму его во внимание, то меня просто выгонят из палаты. Я мешаю больным спать. Но я не мешала. Выйдя в коридор, я попыталась объяснить сестре, что мы не австрийцы, и мама без моей помощи просто не сможет рассказать о своем состоянии и о жалобах.
– О каком состоянии? – услышала я голос врача-робота, возвращавшейся от тяжелого больного. – То, что она до сих пор жива, непонятно. Но ошибиться на пару часов может любой.
– Это прекрасная ошибка! – не могла сдержать я своей радости. – Проверьте ее пульс, он возвращается к норме.
– Не вам об этом судить, – тут же последовал ответ. – А в палату больше не заходите! Уезжайте! Через пару часов уже утро. Придет завотделением. Без его разрешения посторонним сидеть в палатах нельзя. Мне не нужен выговор из-за вас.
Наконец я хоть поняла, в чем причина ее неприветливости. В простом страхе что-то сделать не так. Врач в приемном покое не испугался, а она – она просто трусиха без эмпатии к своим больным.
– Но когда он придет, я ему объясню…
– Я сказала! – наконец безразличие голоса окрасилось гневом. Медсестра за спиной врача мне подмигнула, подав знак, чтобы я не перечила.
– Пока дочь не приедет, никуда не уйду! Посижу в коридоре…
Разъяренная, врач пошла дальше. До сих пор не понять ее негативизм. А сестра оказалась отзывчивой женщиной.
– У нас много сегодня тяжелых больных, – попыталась она объяснить ситуацию. – Тоже вижу, что маме становится лучше. Может быть, вправду выживет. Это случается. А пока не волнуйтесь. Я открою сейчас дверь палаты, чтоб немного ее охладить. Этот жаркий июль палит даже ночами.
Благодаря этой сердобольной женщине я почти постоянно видела кровать мамы, а когда врач шла в другой конец коридора, на птичьих правах заходила в палату и минуту-другую щупала пульс. Пульс был лучше и лучше. Еще пару часов – и моя дочь приедет в больницу.
Когда утром приехала дочь, мама была еще жива. Дочка выпросила, чтобы бабушку ей как врачу разрешили забрать домой. Разрешили, не скрывая удивления, что больная дожила до утра. И в домашних условиях наша династия врачей (мой муж тоже врач), привыкшая спасать жизни других, незнакомых людей, обсудила все возможные варианты продления ее жизни, помимо назначения кардиологов, не верящих, что она долго протянет, тем более без стационара. Но они не учли нашу самоотверженность и желание спасти маму и бабушку.
С этого времени начался наш круглосуточный почти шестилетний марафон по продлению жизни любимого человека, марафон, лишний раз доказавший, что любовь творит чудеса.
Да, любовь творит чудеса, но чудеса более кратковременны чем истинная любовь…
Из моих записей, воспоминаний после случившегося…
20 мая 2021
(утро)
Сегодня уже три недели, как ты ушла в далекое путешествие, из которого не получишь вестей. Но кажется, что это лишь кажется. Ты не ушла, ты лежишь в своей комнате на кровати с матрасом, то поднимающимся, то опускающимся, как будто плывешь по волнам. Но плывешь, не уплывая, потому что вокруг тебя масса людей, которые то появляются, то исчезают, поговорив с тобой. Ты не можешь их бросить, уплыв по этим резиново-электронным волнам, потому что, однажды придя к тебе, они захотят вновь поговорить и обсудить что-то существенное для всех вас. Большинство из них я не знаю, лишь кого-то могу проецировать на знакомых. Откуда взялись другие, когда они появились или промелькнули в твоей жизни, мне неизвестно. Но для тебя они виртуально живые. Наверное, ты не просто разговариваешь с ними, а видишь их, понимая эмоции и чувства незнакомцев, число которых, приходящих к тебе, увеличивается с каждым днем.
Как все они помещаются в твоей комнате, а вернее, в голове – загадка. Хорошо, что вопросы задают по одному, или ты не у всех сразу спрашиваешь, что волнует тебя или их. Но в дни посещения этих загадочных людей тебе даже некогда нормально поесть. Мозг перевозбужден от раздачи постоянных советов и выслушивания бесконечных историй. Разговоры не прекращаются сутками, иногда даже до двух и чуть больше.
А потом наступает затишье. Ты засыпаешь и тоже на сутки, чаще всего сразу на двое. В состоянии «спячки» мозг отдыхает, и восстанавливается возможность снова вести разговоры, не прекращающиеся днями и ночами. В разговорах властвует подсознание, выпускающее забытые воспоминания, о которых ты вряд ли бы вспомнила наяву во времена прежней реальной жизни. Нет, нет, я не ошиблась, написав «прежней». У тебя две реальных жизни, до и после, вернее, тогда и сейчас; до инфаркта – тогда, когда ты жила, как все мы, и после – сейчас, когда жизнь продолжилась, но погрузилась в другую реальность; наяву и как будто во сне, превратившись в сонно-реальное, современное виртуальное бытие.
20 мая 2021
(день)
Мама, как трудно об этом писать, когда живешь, как в тумане, из-за которого не видно тебя, когда дневной свет заменен сумеречным, когда опустошение до предела.
Но может быть, из туманной реальности воспоминания помогут снова вернуться в мою действительную, сегодняшнюю жизнь мне и твоей любимой внучке, возможно, и правнучкам. Мы все еще на пределе возможностей погружения в каждодневную суету. Мы все в недавнем прошлом. Ищем чувство вины и не находим его, пытаемся смириться с неизбежным – не получается; понимаем, что вернуть былое невозможно, но мечтаем вернуть хоть на день.
Для чего и зачем? Чтобы снова стать рабами твоей беспомощности и ига любви или чтобы вернуть смысл жизни последних лет? Да, оказывается, смысл жизни не монумент, он меняется вместе с бегом часовой стрелки, имея свои периоды монументальности. Но эта монументальность не из мрамора или гранита, способных выстоять веками, а кратковременная, в зависимости от ситуаций, поворотов жизни и зигзагов судьбы. Она похожа на временами лопающиеся воздушные шарики из-за разочарований в незыблемости своего прежнего выбора. Везет тем, кто не разочаровывается. Но таких меньшинство. Жизнь не просто движение, но и движение мыслей, направление которых часто меняется, изменяя и ценности жизни.
В последние пять лет и девять месяцев главной ценностью в нашей семье было сохранение твоей жизни. И мы сохраняли ее, идя на различные компромиссы, даже во вред себе, добиваясь невероятного. Вместо двух часов прогнозируемой врачами постинфарктной жизни ты прожила еще почти шесть лет, хотя болезнь застигла тебя уже в довольно солидном возрасте. Может быть, потому доктора дали такой прогноз. Наверное, если бы мы не забрали тебя домой, оценка их твоего постинфарктного состояния была бы не так нереальна. Но любовь и уход в течение дней и ночей зачеркнули безысходность прогноза. Нет, это не обвинение в некомпетентности врачей – я сама врач; это импульс задуматься о важности квалифицированного ухода за больными, эмпатии к ним и желания их выздоровления.
21 мая 2021
(утро)
А мы желали… И делали все возможное, чтобы это осуществить. Не хочу останавливаться на том, как эмпатия отражалась на нашей прежней жизни. Она просто превратила ту прежнюю жизнь в совершенно другую, новую, с незнакомым раннее потенциалом. Человеку действительно стоит лишь захотеть, чтобы дарить частицу себя тому, кого любишь. Правда, величина этих частиц у каждого разная. Если полностью растворишься в жизни кого-то – потеряешь себя. Ради высокой цели можно и потерять. Но высокая цель у любого из нас своя. Даже патриотизм не всегда соответствует этой цели. Наша цель заключалась в продлении жизни любимого человека вопреки прогнозам светил. Да, светилы не всегда источники яркого света, временами он меркнет. Мы решили заменить черно-белые прогнозы красочными, цветными…
Инфарктная катастрофа начала отражаться не только на внутренних органах мамы, но и на личности, изменявшейся прямо на глазах. И хотя вначале она еще различала близких, понимая, кто есть кто, кроме родственников и знакомых у нее вдруг появился кто-то еще. Неожиданно мама стала «общаться» с незнакомцами – с незнакомцами только для нас, но которых она, оказалось, раньше знала. Но откуда, когда? Как смогла познакомиться с ними, если я, ее дочь, постоянно живущая с ней, никогда их не видела и не встречалась ни с кем из них? Может быть, это были друзья юности или детства? Я спросила об этом ее сестру. Но она утверждала, что в их детстве и юности не было даже соседей с такими именами. И хотя имена оказались почти хрестоматийными, сестра этих людей не знала. А вот мама не просто знала, объясняясь кому-то из них даже в любви…
21 мая 2021
(день)
Самым любимым оказался какой-то Сашка, которому было уже 167 лет. Во всяком случае, так сказала она мне. Но даже в таком уже сказочно-библейском возрасте он был ловеласом и гулякой, неизвестно где бродил по ночам, а потом возвращался домой к любящей его маме. Разговаривая с ним, она часто называла себя Анечкой. Мне тоже нравилось называть ее так. Откуда взялся этот Сашка, никто не знал. В моих воспоминаниях у нас не было близких знакомых с таким именем. Младшая сестра мамы тоже не помнила о таких. Но тем не менее Сашка стал постоянным жильцом нашей квартиры и главным собеседником Анечки. А говорили они обо всем на свете, но больше всего о своих чувствах друг к другу.
Когда я заходила в комнату мамы и слушала их беседы, то невольно пыталась найти взглядом этого таинственного незнакомца, настолько реальным был их разговор. Мне не верилось, что Сашка лишь плод галлюцинаций Анечки. А так как этот гуляка оставался ее другом все годы жизни после возвращения из больницы, несмотря на то что любовь постепенно меркла, мне самой начинало казаться, что он не призрак, а совершенно реальный для нее человек, играющий важную роль в ее жизни. Я даже начала изучать медицинскую литературу по галлюцинациям, но так и не нашла удовлетворивший меня ответ. А Сашка уходил от нас и возвращался снова. И Анечка его терпеливо ждала…
21 мая 2021
(вечер)
Вначале мы познакомились с невидимым для нас Сашкой, но потом начали появляться и другие незнакомцы. Они приходили и уходили, поговорив с Анечкой. Она давала им дельные советы или говорила о своей любви.
В первые месяцы после болезни ей хотелось, чтобы было всем хорошо рядом с ней. Она путала день и ночь, непринужденно болтая с кем-то не просто часами, а сутками, доводя себя до изнеможения – а доведя, засыпала и крепко спала приблизительно то же количество часов, которое уходило на разговоры. Казалось, что ее жизнь подчинялась какому-то заданному ритму с равновременными периодами сна и бодрствования.
Лишь когда Анечка засыпала, меня переставал мучить страх, что она разбудит соседей. Хорошо, что речь шла только о соседях над нашей квартирой. Внизу их просто не было, мы жили на первом этаже. Под нами был нулевой этаж, где располагалось нечто вроде вестибюля, а также входы на лестницу и в лифт.
По счастливой случайности рядом с комнатой Анечки их тоже не оказалось. С одной стороны размещалась квартира-кабинет какого-то терапевта, который появлялся в ней лишь днем не чаще одного раза в месяц, с другой – архитекторское ноу-хау поместило ее комнату в каком-то выступе, не соседствующем с комнатами других жильцов. Этот выступ украшал дом, а мне заменял прием валерианы как успокоительного средства. Однако я это полностью осознала, лишь когда мы переехали жить ближе к дочери, в дом без подобного ноу-хау, да еще не на первый этаж. Но об этом потом.
До сих пор не понять, как ритмично включалось и отключалось сознание Анечки, открывая заслон подсознания во время моих бесед с ней. Казалось, что она понимает мои разговоры днем, совершенно не воспринимая мои просьбы ночью. Как бы я ни умоляла ее тихо говорить по ночам, чтобы не разбудить соседей, она не обращала на это внимания. Я спала, вернее, пыталась спать, на раскладушке с ней рядом, упрашивая ее помолчать, но все было безрезультатно. Прислушавшись на секунду к моим словам, она разговаривала со своими ночными собеседниками все громче и громче. Конечно, если бы не венская тишина, где уже после десяти вечера надо было заботиться о сне соседей, чтобы не нарушить их отдых, ее эмоциональные разговоры не казались бы мне намного громче, чем они были на самом деле. Просто я еще не адаптировалась к ее состоянию после болезни – зато адаптировалась к требованиям венского этикета.
22 мая 2021
(утро)
Так и не поняв, что происходит с Анечкой, изучая доступную литературу не только по всем видам галлюцинаций, но и бреду, пытаясь вникнуть в смысл происходящего с человеком, личность которого постепенно начала изменяться, я невольно пришла к выводу, что приход к ней незнакомых гостей важнее многих медицинских процедур.
После инфаркта и сильного стресса, связанного с ним, на фоне резкого изменения деятельности сердечно-сосудистой и нервной систем неожиданно появился Сашка. Безусловно, все эти проблемы со здоровьем отражались на психике. Проводя дни и ночи под капельницами с различными медицинскими препаратами и приемом кислорода, не имея возможности двигаться, слушая разговоры родных, которые, видимо, не всегда понимала и не могла к ним присоединиться, мама постепенно создавала для себя новую жизненную реальность.
Теперь главной ценностью жизни для Анечки стало не просто здоровье, а выживание в этой критической ситуации. Одиночество Робинзона Крузо без Пятниц оказалась не для нее. И она нашла этих Пятниц в многослойных лабиринтах своего подсознания, напоминающих дома с чердаками и подземельями, а не только с элитными этажами. Оказалось, на всех этажах, чердаках, в подземельях «жили люди», которым хотелось познакомиться с Анечкой. И она открывала им двери. Приходили все те, кто желал.
Мама говорила с каждым из них, а вернее, за каждого, в своих монологах имитируя разные голоса: от пискливого детского до разновидностей голоса взрослых людей различного пола. Иногда забывая, кто же она, на вопрос отвечала, как женщина или мужчина. Эти ответы озадачивали меня. Из-за них пришлось изучить все доступное мне о больных с множественными личностями, но критерии подтверждения этого состояния были другими. Она просто «играла», превращая свой голос в голоса незнакомцев разного возраста, изменяя их интонацию. Нет, нет, нет, это вовсе не являлось свидетельством о состоянии множественной личности. Это лишь была бесконечная пьеса одного актера с перевоплощением его в своих героев. Это был ее вымышлено-реальный мир…
22 мая 2021
(вечер)
Да, для нас этот мир был виртуальным, для нее – совершенно реальным.
А вообще, что такое реальный мир, и может ли он быть одинаково реальным и у младенца, и у старика? Это мы, не задумываясь, считаем, что как дети раннего возраста, так и люди преклонного без психических заболеваний проживают в одной и той же реальности, воспринимая все окружающее идентично с любым здоровым человеком в расцвете сил.
Но это не совсем так. В зависимости от крайних вариантов возраста – от периода новорожденности до библейских седин, – человек живет в разных реальностях. Во время младенчества ребенку необходимо еще эту реальность начать познавать, копилка его жизненного опыта пустует. Чем смогут наполнить ее окружающие, особенно мама и папа, то и окажется для него настоящим реальным миром.
В отличие от малышей, копилка жизненного опыта пожилых людей переполнена. В ней много ветоши и хлама, которые не дают пробиться наружу более нужному и ценному. В ней все перемешано с прошлым и настоящим, которое надо так утрамбовать, чтобы оставить хотя бы щель для ожидаемого будущего. И это тоже реальный мир таких людей. Но что в нем общего с реальным миром младенца, у которого впечатления от прошлой жизни в организме матери полностью стерты, и их практически невозможно воскресить? Его подсознание ждет жильцов, а подсознание стариков часть этих жильцов пытается вытолкнуть, чтобы освободить место другим, более подходящим…
Получается, что даже у здравомыслящих людей при рождении и увядании разные реальности жизни. Так какую реальность тогда считать виртуальной? Для пожилых людей – это реальность младенцев и детей раннего возраста, а для самих детей – это реальность стариков. А то, что сегодня мы принимаем за виртуальную реальность из сказок и наших фантазий, нечто иное.
Скорее всего, одной нормы реальности нет. Поэтому воображаемый мир Анечки был для нее совершенно реальным, а не галлюциногенным или же связанным с множественной личностью.
23 мая 2021
(утро)
Заглядываю в свои записи, которые старалась вести по мере возможности, иногда ежедневно, в попытках рассказать об Анечкиных друзьях. В моей тетради они оживают, я слышу их голоса вместе с ее голосом, вспоминаю различные ситуации их появления, дружбы, признания в любви, а иногда обиды и разочарования.
Невольно воскрешается та странная жизнь мамы, что протекала на моих глазах на протяжении почти шести лет ее болезни. Странная для меня, но очень интересная и насыщенная для нее. Анечка перешагнула через порог своей прежней добольничной реальности, перейдя в новую, как, открыв парадные двери, выходишь из молчащего подъезда на переполненную людьми говорящую улицу, окунаясь в совсем другой мир. И мне довелось жить рядом с этим новым для нее миром, без критики и навязывания своих советов, ограничившись ролью наблюдателя.
25 мая 2021
(утро)
Этот новый для нее мир был удивительно самобытным. В нем быстро решались житейские вопросы, не прекращались беседы, творилось добро. Крайне редко кто-то вызывал у хозяйки агрессивные реакции, но они распространялись лишь на плохих людей. Несколько раз агрессия была направлена на меня. Всего несколько раз за эти неполные шесть лет. Тем более что виновата была я сама, делая болезненные уколы, перебивая ее разговоры вопросами, мешающими ей выразить мысли. В эти минуты она не понимала, кто я, не узнавала, отрешенно смотря на меня. Да, я, наверное, подрывала ее авторитет перед теми, с кем она разговаривала.
Но тогда я просто не понимала этого. Я и сейчас многое не пойму. Не могу сказать, что до рокового инфаркта она была выраженным экстравертом. Она любила общаться с людьми, без подобной любви нельзя быть хорошим врачом. Когда мы вместе с ней шли по улице, ее, начиная с самого моего детства, постоянно останавливали бывшие больные. Сколько благодарностей выпало на ее долю – вряд ли столько раз вызывают на бис своих кумиров. Просто это оставалось в тени. СМИ подобное не интересует.
Вообще, жизнь в СССР не любила отшельников, надо было стать частью коллектива и влиться в него. Правда, каждый вливался по-своему. И интроверт даже в нем пытался сохранить свою интровертность, свою необщительность. Кто-то мог, кто-то нет, но только не врач, общающийся с больными. Не мог же он лечить людей, не разговаривая с ними, не собирая анамнезы жизни и заболевания, не спрашивая о жалобах. Нет, мама никогда не была интровертом, но и столько незнакомцев, которые появились в последнее время, все вместе не приходили в наш дом…
Пишу об этом и ловлю себя на мысли, а не были ли эти незнакомцы из несметного числа ее прежних больных? И как только я не догадалась раньше… Но догадалась ли? Не верится, чтобы она говорила с пациентами о любви и дружбе.
25 мая 2021
(вечер)
Не перестаю переваривать былое. Конечно, в Вене у нас не было так много знакомых, как прежде. Но тем не менее не было и одиночества. Куда-то ходили, у кого-то были в гостях, кто-то приходил в гости к нам. Приезжали родные, знакомые… Кроме того, музеи, театры, прогулки в парках, разговоры по телефону… Нет, Анечка не была замурована в башне из слоновой кости, особенно когда к нам приходили, а потом приезжали мои дочка и внучки – ее внучка и правнучки. Не могу сказать, что мама любила шумные компании. Но почему сейчас, лежа в кровати и не имея возможности ходить, она постоянно общается все с новыми и новыми людьми, и вряд ли это прежние больные?
Но она привыкла кому-то помогать. И если даже дает всем новым незнакомцам советы, они из прошлого, докторской практики, так как рецепты – те же советы… Но кто, кто эти люди, нуждающиеся в них? И почему она без конца признается в любви к какому-то дряхлому Сашке, родословную которого не знает никто, и совершенно не употребляет имени своего Сенечки, которого очень любила, и который очень любил ее? Почему? Какой пласт подсознания не дает выбраться на поверхность и встречу с ней ее любимому мужу? Кто как не он еще может так настроить ее на желание жить?
До сих пор задаю себе эти детские «почему» и не могу дать на них взрослый ответ, прочитав все доступные монографии и статьи о строении и работе нашего мозга.
26 мая 2021
(утро)
После того как мы забрали Анечку из больницы… Ловлю себя на мысли, что никогда раньше не называла ее по имени, она была просто мамой… Но так как потом в разговорах с незримыми для всех остальных людьми она начала называть себя Аней и Анечкой, временами забывая, кто я, пришлось принять роль одной из ее знакомых. При этом она очень ценила мою роль спасателя, зовя на помощь при ухудшении состояния или для решения какого-то спора. У меня было сразу несколько ролей, среди которых постепенно стиралась роль дочери, но зато появлялись другие: медсестры, сиделки, кормилицы, собеседницы, не говоря уже не только про спасателя, но и спасителя. В ее мире я тоже была своеобразная множественная личность; хорошо, что я этого не ощущала, исполняя долг любящей дочери, заставляющий меня играть эти роли. Правда, я потом поняла свою самую важную роль, но об этом чуть позже.
Свою внучку, мою дочь и главного нашего врача – спасателя-спасителя – она тоже постепенно превратила в какую-то незнакомку, мужественно терпя все самые важные манипуляции, производимые прежней любимицей, которую перестала называть по имени, но слушалась намного больше меня. До сих пор не знаю, кем воспринимала она любимую внучку, ради которой раньше была готова на все и, чтобы водить ее в школу и быть с ней после занятий, ушла с престижной работы.
Моя дочь оценила ее неподдельные чувства, подарив ей не только свою безграничную любовь, но и почти шесть лет жизни. Правда, сразу после выписки из больницы эта жизнь была под системами, с круглосуточными капельницами и постоянной подачей кислорода, не говоря уже о многом другом… Конечно, тогда ей было не до разговоров и объяснений, кого она принимала за кого; необходимо было одержать победу за жизнь. И мама боролась вместе с нами, понимая, что от нее тоже многое зависит. А когда уже можно было уменьшить количество капельниц, время дыхания кислородом, она постепенно начала разговаривать с нами. Это были односложные разговоры типа телеграфного шрифта, чаще всего ответы на наши вопросы типа «да» и «нет».
Постепенно речь становилась более разнообразной, но все еще односложной или двухсложной. А потом вдруг начались какие-то необъяснимые вспышки бодрствования и угасание их. Вначале Анечка могла сутки быть возбужденной и сутки спать. Затем установился другой ритм – двое суток бодрствования и двое суток непрерывного сна. И именно во время бодрствования впервые появился Сашка и угнетавшее меня выражение «Я умираю»… Не могу больше писать, вспоминая, как сжималось мое сердце при этих словах.
26 мая 2021
(вечер)
Она не просто произносила это, а сопровождала слова угасающим взглядом. От ужаса я буквально сходила с ума. Хорошо, что через пару минут мама забывала об этом. Что означала эта страшная фраза: в самом ли деле резкое ухудшение самочувствия в такие моменты или своеобразную манипуляцию для привлечения к себе внимания, хотя и так внимания было предостаточно? А может быть, она просто играла какую-то роль, я так и не поняла.
Да, при этих словах у меня сжималось сердце, а она, высказав их, переводила разговор на другое, как будто бы и не произносила их. Пишу свой дневник и постоянно ловлю себя на мысли, что слишком много в нем «не знаю», «не понимаю»… А ведь это было действительно так, и даже сейчас я многое не могу расшифровать. Есть масса моментов с вопросами без ответов, вернее, ответы я до сих пор не нашла.
Ей действительно было не легко. Она с трудом ела и пила, не могла сидеть и ходить. Постепенно аппетит начал улучшаться. Оставались проблемы с питьем. Появление Сашки выводило ее из грустного состояния. Он невольно стал для нее панацеей от всех бед. И Анечка радостно отвечала на наши вопросы относительно нового знакомого.
Я уже писала о его старческом возрасте и о том, что он был гулякой. Что означало «гуляка» в то время, было трудно понять. Но скорее всего речь шла не о его отношениях к женщинам, а о любви гулять на улицах или ходить в гости.
27 мая 2021
(утро)
Влюбленность в Сашку была почти роковой. Дни и ночи возбужденного «говорения» заполнялись только беседами с ним. Она объяснялась ему в любви, а он терпеливо слушал, лаконично отвечая на ее вопросы:
– Сашка, ты любишь меня?
– Да. Люблю.
О «нет» в период накала страстей не могло быть и речи. Мне приходилось присутствовать при общении двух влюбленных, постоянно рассказывавших о своих чувствах.
Влюбленная лежала в кровати, прикованная к ней болезнью, влюбленный приходил, уходил и тут же возвращался.
Влюбленная была на виду, влюбленного не видел никто, зато отчетливо слышал его нежно-мужской голос.
Влюбленная отвечала на наши вопросы, влюбленный, по-видимому, не слышал их, когда мы задавали вопросы ему. Он вел беседы лишь с Анечкой.
Меня и всех нас удивляло, как отличались голоса влюбленных, как можно было так изменять свой голос на другой.
Навряд ли такое было доступно самым заслуженным артистам. Как можно было так имитировать свой голос, подделываясь под кого-то, чей голос не только не знали мы, но и она сама. Выдуманный герой выдуманного романа реального человека, верившего, что все происходило на самом деле.
Если Сашка был галлюцинацией, почему он приходил к ней, объясняясь в любви, на протяжении почти шести лет. Причем, она то не могла без него жить, как говорила своим собеседникам, то влюблялась в других мужчин, влюбленных в нее, чаще всего в Вову, не говоря уже о папе, но это было потом. А вначале весь мир ее ограничивался любовью к Сашке, о происхождении которого и о причинах появления в жизни мамы не знала даже она сама. Да и не хотела знать. В отличие от меня, ей это было неинтересно. Какая разница, кто он, откуда родом, чем занимается, где они познакомились…Главное, что он есть.
Но даже сейчас пытаюсь понять, почему он был Сашкой, а не Сашей. В нашей семье никто никого никогда не называл по имени с оттенком пренебрежения. Однако Анечка превратила этот оттенок в оттенок дружелюбия и приятельства.
27 мая 2021
(вечер)
Сашка был первым персонажем в новой жизни Анечки, благодаря которому прорезался ее сарабернаровский артистический талант. Сарабернаровский ли? Смогла ли бы великая артистка превзойти неизвестный до болезни Дар мамы в имитации голосов и изображении характеров тех, кто приходил в наш дом поговорить с ней? Причем это были не только разные голоса, но и сугубо индивидуальные ответы на сходные вопросы. Ответы мгновенно приходили ей в голову, она не задумывалась относительно их, продолжая тараторить, переходя к своим новым вопросам и молниеносным ответам на них.
К сожалению, главный герой ее любви на протяжении почти всех шести лет особенно не развивался. Может быть, из-за этого горячее чувство к нему Анечки напоминало качели, то вверх, то вниз… Оно было то сильнее, то слабее, то раскалялось, то угасало, но не совсем. Тлеющий уголек или же маленькая искорка были всегда, даже тогда, когда она влюблялась в кого-то другого, то ли отвечая на его чувство, то ли он отвечал на чувство ее.
28 мая 2021
(утро)
По мере улучшения состояния мама становилась более активной, но ходить уже не могла. Питьем захлебывалась, жидкость поступала лишь через системы, но и это был не лучший вариант. Неожиданно в голову дочери пришла идея: а не попробовать ли поить ее, как младенца, через соску, вместо того чтобы ставить системы; она и так настрадалась от них и бесконечных уколов. Но возьмет ли мама в рот соску, которую не сосала даже малюткой, находясь на грудном вскармливании? Однако соска – имитация соска груди матери, образ которого запечатлен где-то в ее подсознании. А так как она все чаще и чаще отказывалась от питья, молча отталкивая современные чашки с особыми приспособлениями для этого, оставалось лишь «или… или…»: или вернуться к системам, или попробовать осуществить эту идею.
Были куплены бутылочки с сосками для младенцев. Мы налили в одну из них фруктовый чай, приложили соску к губам… И о Чудо! Она взяла соску в рот и начала пробовать, что там за еда. Я пыталась ей объяснить, что это не едят, через нее нужно пить, но она уже поняла все сама и, причмокивая, стала сосать, не скрывая получаемого наслаждения. Это было начало решения многих проблем с наполнением ее организма нужным для поддержки здоровья количеством жидкости. Соска стала своеобразным лекарством для выживания. Очевидно, сосание погрузило ее снова в детство.
Непонятно лишь то, почему она вспомнила папу, а не маму. Теперь Анечка объяснялась в любви кроме Сашки ему. Я с тех пор не могу разгадать этот ребус. Почему любовь была направлена на отца, с которым ее мама развелась, когда она еще не достигла подросткового возраста, а не на мать, заменившую ей икону. Как Анечка любила ее, я знала с раннего детства. Она буквально молилась на нее. И несмотря на то, что моя бабушка ушла молодой, мама всю жизнь вспоминала ее как самое ценное и чудесное в жизни, почти ничего не рассказывая про своего папу.
И вдруг, вдруг самым главным в нашем доме оказался ее отец, мой дедушка, сожженный фашистами во время войны в Белгороде задолго до моего рождения. Он ожил в ее разговорах, беседах, давая ей важные советы, и, также как и Сашка, объяснялся в любви, отвечая на ее вопросы об этом. А она не скрывала свою любовь к нему, временами не просто как к папе, а как к своему жениху и возлюбленному, путая, кто есть кто…
28 мая 2021
(день)
До сих пор вспоминаю ее разговоры с папой, затмившем воспоминания о других самых любимых людях, не только о маме. Вспоминаю и вновь и вновь задаю себе одни и те же вопросы: как могло такое случиться, почему моя мама практически не вспоминала мужа, которого очень любила, и который очень любил ее. Как свидетель их отношений знаю, что их чувства были искренними и чистыми, они были безумно преданными друг другу. Но почему, почему своего ненаглядного Сенечку за все эти годы мама вспомнила лишь несколько раз, и то мимолетно. И вновь для меня это неразгаданная шарада, тем более что нейронная связь «Сенечки» безусловно у нее сформировалась и должна была быть довольно обширной. Неужели болезнь почти полностью стерла ее, оставив лишь крошку следа. Но как тогда крошечный след от воспоминаний о папе стер почти все другие значимые для Анечки следы? Как? Никому не могу задать этот судьбоносный вопрос, хотя на протяжении всей болезни при уходе за мамой пыталась найти всезнающего – не нашла. Может быть, это было результатом своеобразных «коротких замыканий» ее памяти. В любом случае, дегенеративные изменения мозга способствовали реабилитации незаживающих ран от воспоминаний детства, леча их постоянным присутствием папы рядом с любимой дочерью.
Прислушиваясь к разговорам Анечки с папой, «разлученным» с ней почти на восемьдесят лет, портрет которого даже не стоял в доме, я по-новому начала понимать, как тяжело ребенок переносит развод самых дорогих для него людей, любя их и мечтая любить. Наступило прозрение несовершенства нашего знания, а вернее, незнания глубинных чувств детей разведенных родителей. Мы видим лишь нечто вроде ряби на воде при ветре над ее поверхностью, а что под этой «водой», на дне, в глубине, не задумываемся, давая советы экспертов по этой проблеме. Но экспертом может быть только тот, кто пережил это сам, а не психолог с книжными знаниями.
Теория быстро отыщет причины, а верные или нет, не имеет значения, и сделает выводы, как нивелировать их. Но, как я теперь поняла, и даже убеждена, «заноза» развода не только лишь в сердце, но также в душе. А щепка или осколок ее – инородное тело, которое надо извлечь. Но как удалить такую «занозу» из сердца или души без ампутации самого главного в жизни? Практически невозможно. Она остается навечно, замуровавшись в ребенке на всю его жизнь. А мы не поймем причины депрессии, печали, тоски, удрученности, подавленности, уныния… У взрослых успешных людей.
Казалось бы, Анечка обожала и боготворила свою мать, но в глубине души, наверное, никогда не заживала рана по утраченному детству с отцом и, видимо, эта рана постоянно невидимо кровоточила. И вдруг началось заживление…
28 мая 2021
(вечер)
Подсознание выпустило ее отца из темницы. Анечка начала общаться с ним, и вся прежняя боль от раны постепенно заглохла. Папа жил рядом с ней. Казалось, что у него никого не было, кроме нее. Он никогда не говорил с ней о ее сестрах, да и она все реже и реже вспоминала их, как, впрочем, и всех остальных близких. Все самые значимые и любимые люди Анечки, по-видимому, заняли в ее подсознании, которое не хотело их выпускать наружу, прежнее место отца. Так сколько же в подсознании человека тайных комнат нашей памяти, ключей от которых у владельца этого подсознания нет? Ключами владеет само подсознание. Но открывает оно двери этих темниц, чтобы кого-то впустить или же выпустить по своему усмотрению. И все впечатления человека, превращаясь в воспоминания, навечно тоже переселяются в эти темницы, из которых в нужный момент подсознание разрешает их оживлять.
Кто умеет задабривать подсознание, тот блистает долговременной памятью на события своей жизни и людей, принимавших участие в них. Но не все из нас знают, как вести себя с подсознанием. Анечка, вероятно, поняла как, оживив самое болезненное воспоминание своего детства – разлуку с отцом. Оживила, вернув к себе вновь горячо любимого папу, превратив его в самого главного человека в момент своего увядания, перед уходом из жизни во время ее заката.
Наконец у нее появилась возможность показать ему свою любовь. Наконец можно было утолить свою жажду желания всегда быть рядом с папой. Да, она променяла на это «быть рядом» общение с другими любимыми. Но общением с ними она насладилась в прежней жизни, пока они все не ушли навсегда. Ее мама, мой папа, Сенечка знали, что были любимы. А вот своему папе она не успела это сказать. Он покинул семью, когда у нее не было права голоса. И всю жизнь тосковала по нему, постоянно ждала его письма. А узнав происшедшее с ним на войне, постоянно винила себя в его гибели.
Вот если бы он не ушел тогда от них и не уехал из города, вот если бы… если бы… Но разве это зависело от нее?
29 мая 2021
(утро)
Неужели уже прошел месяц, как моя жизнь превратилась из «надо» в «не надо»?.. Лучше было бы «надо», хоть это и тяжело. Передо мной постоянно стоит твоя фотография, где ты переполнена счастьем и держишь плюшевого мишку и белого кудрявого щенка. Игрушки тебе подарили внучка с правнучками, приехавшие к нам в гости на каникулы в Вену. В нашей семье почти все обожают их, особенно мягких зверей и сказочных животных, несмотря на то что уже не маленькие. Скорее всего, это дань воспоминаний о самом прекрасном периоде детства. Тебе тоже дарили их постоянно, особенно во время болезни.
Ты даже ушла от нас с плюшевым зайчиком в руке… Ушла… Ушла, чтобы не возвращаться… открыв перед своим уходом давно никого невидящие глаза… Казалось, что ты вдруг прозрела, чтобы запомнить нас навсегда.
30 мая 2021
(утро)
Решила продолжить историю родителей Анечки…
У ее мамы и папы были разные взгляды на жизнь и разница в возрасте. Когда они полюбили друг друга, любовь смогла на время затмить их будущие разногласия. Мой дедушка участвовал в Великой Октябрьской социалистической революции, его кумиром был Лев Троцкий, который подарил ему именной пистолет. Моя бабушка в те времена была слишком юной, но жаждала строить Советскую власть под руководством Иосифа Сталина. А дедушка не верил Сталину и был убежден, что тот погубит страну. На этой почве они постоянно спорили, ссорились… Тем не менее у них появились трое дочерей. Жена окончила институт и стала директором школы для глухонемых детей, вступила в партию, и ее выбрали членом Харьковского горкома, а потом и обкома партии. Жизнь кипела вокруг нее, а он довольствовался тем, что имел: никуда не рвался, радовался жене и детям.
Но когда бабушка познакомилась с коммунистом, приехавшим помогать строить социализм из Польши, брак рухнул – рухнул из-за политических разногласий. И хотя этого коммуниста в 1937 году, как и большинство иностранцев, признали врагом народа, бывшая семья мамы больше не восстановилась. А потом война, и след отца исчез навсегда. Лишь спустя много лет после победы узнали о происшедшем. Бабушка больше не выходила замуж, сама поставив на ноги трех своих дочерей. Но очень скоро ушла и она, став мадонной для них. А папа остался в забвении. И вдруг… вдруг… все оказалось наоборот.
Неужели бутылочка с соской воскресила его? Или это лишь совпадение? Может быть, здесь сыграл свою роль закон Джексона, утверждающий, что даже при расстройстве психики человек позже всего теряет те навыки, которые раньше всего были им усвоены в жизни. И если Анечка приняла соску за сосок груди мамы, то могли и воскреснуть воспоминания, связанные с папой, который в младенчестве часто брал ее на руки, выказывая нежность. Кроме того, она была старшей из трех сестер и дольше их жила рядом с отцом. Закон Джексона согласуется с законом Рибо, о котором вспоминают при прогрессивной амнезии (потере памяти). Из этого закона следует, что разрушение памяти в старческом возрасте происходит поэтапно. Когда, казалось бы, человек лучше всего должен помнить сегодняшнее событие, он часто забывает о нем вообще, в то время как дольше всего сохранена инстинктивная память.
К сожалению, Анечка не могла объяснить, почему ее папа заменил ей всех других любимых людей. В ее постинфарктной жизни ей самой это было понятно, в нашей – нет. Мы лишь поняли еще больше, чем раньше, как тяжел для ребенка развод, негативная ноша от стресса – на всю жизнь, боль, запрятанная в подсознании, или же замурованная в нем. А теперь разводы – рутина. Полноценные семьи редки. Когда слушаешь исповеди более или менее известных людей, узнаешь про похождения, которыми они гордятся, то вообще удивляешься, что сегодня встречаются дети, живущие вместе с родителями, а не с мачехами и отчимами.
29 июня 2021
Сегодня ровно два месяца как ты ушла. А передо мной фотография, на которой ты в прекрасном настроении в нашей венской квартире, и на ней ничего не предвещает плохого. Но это было в доинфарктной, прежней жизни, в жизни «до» и «тогда», как я ее называю теперь. Ты была там, как все, как все люди твоего возраста, не нуждаясь в особой защите, а нуждаясь лишь только в нашей любви. И мы дарили тебе эту любовь. Наша любовь оказалась лекарем и во времена «после», «потом».
Ты чувствовала себя защищенной всегда, поэтому и перекраивала свою новую жизнь по новым законам: общение – самое главное, потом все остальное. Общение – на доверии к людям, пускай даже вымышленным. Это мы закрывали входную дверь, но в твою комнату она была распахнута всегда. Ты стала открытой миру – миру, которого не было, населенному призраками, превращающимися в людей при встрече с тобой.
Для меня до сих пор загадка твоя экстравертность. Почему экстравертность, а не возрастная интровертность?.. Неужели потеря памяти обнажает все затаенное, или же это дань профессии, о чем я писала в начале воспоминаний? Да, врач – профессия эмпатически-экстравертная. Но ты давно уже не работала врачом, а жизнь в Вене резко ограничила твои непосредственные контакты. Но ты никогда не страдала от этого, заменяя их телевизором и чтением книг, слушанием музыки, разговорами по телефону. А после… «после» исчезло и это…
30 июня 2021
(утро)
Я не закончила вчера свои воспоминания. У меня тоже теперь жизнь «после». До сих пор не могу войти в твою комнату. А когда через фрамугу до меня доносится с улицы чей-то голос, я вздрагиваю, думая, что это ты зовешь меня снова, как раньше. Но как раньше уже не будет никогда, никогда, никогда… Даже воспоминания «раньше» будут осмыслены сегодняшним днем, вернее, с привкусом сегодняшнего дня. Я просто сама уже не мыслю, как раньше. У меня другие нейронные связи на то, что было на самом деле, и на то, как я все это вспоминаю.
Эти связи надо раскапывать, как клад, чтобы добраться до самого ценного состояния твоей души в те времена, когда ее свет был сравним лишь с сиянием солнца. А сегодня, хотя тебя нет рядом с нами, твоя душа осталась здесь в бесконечных фотографиях. Но это уже не сияющая душа, а озябшая, замерзающая, потускневшая, витающая… Хорошо, что витающая – и будет витать постоянно в наших воспоминаниях о тебе.
1 июля 2021
(утро)
Вот и завершился первый месяц лета. Ему на смену пришел второй. А мне, как прежде, не хочется вставать по утрам. Раньше чуть свет господствовало «надо». «Надо!», «надо», «надо» быть путеводителем дня. Жизнь за кого-то труднее, чем жизнь за себя. К себе можно отнестись по-свойски, отдав в чем-то предпочтение лени, откладыванию дела на завтра, а еще проще – в долгий ящик. Жизнь за другого – это раз «надо», то «надо» сейчас! Сейчас может состоять из секунды, минуты, часа, в крайнем случае превратиться в «надо» сегодня, которое можно перенести на более позднее время, но этого дня. А есть ли у тебя для этого силы, неважно. «Надо» не для себя не может иметь медицинских отводов.
Да, меня заставляло просыпаться ранним утром «надо» для мамы, которым был заполнен весь день, а в периоды «бодрствование – спячка» и ночь. Теперь нет причины для привычного пробуждения ради утреннего «надо». Просыпаясь, я успокаиваю сама себя: «не надо», но это «не надо» все равно заставляет меня не спать. И если раньше, не смотря на всю тяжесть, я вставала, чтобы продлить жизнь мамы, и это был смысл моей жизни, мой икигай, как говорят японцы, то в чем сегодня заключается он?
Перечитываю «Маленькую книгу икигай» нейробиолога Кен Моги про японское благополучие, икигай, заставляющее людей просыпаться с радостью по утрам, с предвкушением счастья в сегодняшнем дне, с возможностью самореализации. Казалось бы, у меня теперь нет незримых цепей, не пускающих к удовлетворению собственного благополучия. Появилась возможность посвящать время своим желаниям, продолжению самореализации, писать книги, приближаясь к заветным мечтам…
Но все то, что я делала в эти годы плена дочерней любви урывками, отбирая минуты от сна и не понимая, как написала не одну книгу, сейчас я почти не в состоянии делать. Даже эти короткие дневники отбирают у меня всю энергию. Я никак не могу войти в настоящее, хотя все убежища прошлого распахнули передо мной не просто двери, а ворота, сняв засовы, задвижки, запоры… Но приблизившись к месту свободы, я пока не решаюсь уйти, находясь в периоде «после», только он у меня «после»… «после»…
1 июля 2021
(вечер)
Временами мне кажется, что, как в детстве, я поймала волшебную ящерицу, но не удержала в руках, потому что она увильнула, подарив мне свой хвост. Этот хвост вызвал плач: я, я, я… превратила красавицу-ящерицу в инвалида, испортив ей жизнь, она стала калекой…
Мне никто не сказал, что ящерица отбросила хвост ради самозащиты, и что хвост у нее отрастет. Я узнала об этом позднее, спустя много дней горевания. После этого больше никогда никого не ловлю, если даже сам просится в руки. Не могу уважать тех, кто ради забавы убивает живое, даже бабочколовов… Почему это вдруг пришло в голову? Что за странная ассоциация?
Может быть, тот трепещущий, вздрагивающий в моих руках хвост, который я бережно оставила в траве, не зная, что искалеченная ящерица, съев его, может восстановить часть потерянной во время самозащиты энергии, ассоциируется у меня с дрожью воспоминаний об ушедшем человеке. Человека нет, а воспоминания живут. И все чаще и чаще преобладают воспоминания «до», «тогда»…
2 июля 2021
(утро)
К сожалению, никто не ценит все хорошее, что происходило «до», «тогда», привыкнув к нему, считая его нормой. А то, что это лучшая норма, понимаешь потом, когда ее затмевает другая и тоже норма, но уже патологическая. Да, у человека с деменцией патологическое для психически здоровых людей состояние превращается в нормальное. Вы уже знаете, что мы живем в параллельных мирах, которые могут на короткое время пересекаться. Тогда человек со своеобразным коктейльным мышлением вдруг на мгновения отрезвляется и начинает делать логические выводы. Но, не доделав их, он вновь возвращается в свое прежнее состояние.
Гибель нейронов в ядрах серой коры головного мозга уменьшает выработку специфических нейрорегуляторов, среди которых и ацетилхолин. Нарушение обмена ацетилхолина, обеспечивающего синаптическую пластичность и возбудимость холинергических нейронов, ухудшает кратковременную память. Но об этом потом. Да и стоит ли этими знаниями забивать свою голову?
2 июля 2021
(день)
Не думала, что так трудно будет описывать происшедшее, хотя время должно уже было бы начать лечить. Правда пока целебного эффекта нет. Но теперь мое «надо» в этом «надо»: я должна, я обязана все рассказать…
После инфаркта разрушение памяти у Анечки приобрело лавинообразный характер. Она все чаще и чаще забывала текущие события, а воспоминания были перезагружены далеким, а не близким прошлым. Все, как описывает закон Рибо, закон регрессии памяти, или, как принято говорить, закон обратного развития памяти. С каждым днем мама удалялась от самой себя, себя прежней… Другие условия жизни, другое принятие их, другая адаптация, другая реальность… И как бы врачи ни считали такую реальность безумной, она ненормальная лишь в учебниках и методичках. А для человека после девяноста лет, которого спасли от инфаркта, и, вопреки прогнозам специалистов о продолжении его послеинфарктной жизни не больше двух часов, еще прожившего почти шесть лет, она совершенно нормальная.
Нормальная, но просто другая, приспособленная к тем остаткам серого вещества и нейронным связям, которые у него еще сохранились, несмотря на болезнь. Очень хочется написать оду нашему мозгу, своеобразному богу человеческого организма. Сколько мозг возится с нами с момента рождения, и даже до, помогая во всем, создавая судьбы, а в критические моменты, когда жизнь висит на волоске, пытается ее спасти!
Гениальное изобретение нашего бытия! Ему нет и не будет равных. А искусственный интеллект… на то и искусственный… Он попробует лишь догонять, но не догонит, а тем более перегонит. Это жалкие потуги для рождения полноценной копии. Но разве копию можно сравнить с оригиналом?
2 июля 2021
(ночь)
Почему мы считаем реальными даже чудеса, производимые фокусниками в цирке, почему не называем это безумием? Почему не препятствуем уходу людей в секты, в которых они живут совсем в другом мире?
Почему смиряемся с виртуальной реальностью, временами предпочитая ее всем другим? А вот причуды жизни старых людей с «новыми» особенностями мозга, к которым они приспосабливаются, пытаемся лечить, даже если человек миролюбивый, прекрасно зная, что новые нейронные связи в их мозге под воздействием этих лекарств не появятся. Зато появятся амебоподобные, аморфные призраки людей, с ватными телодвижениями, прилипшие к стульям, на которые их посадили, или безмолвно распластанные на кроватях.
Конечно, уход за такими не требует много сил. Они же почти неживые, похожие на манекены, без просьб и эмоций. Так как же не поблагодарить современную фармакологию, напоминающую укротителя диких зверей, которая делает всем хорошо: молчаще-сидящим, молчаще-лежащим, молчаще-ухаживающим, не тратящим силы на полноценный уход за больным, чего-то хотящим, чего-то желающим и переполненным эмоциями. Эмоции старикам ни к чему, особенно если у них не все в порядке с мозгами. А все ли в порядке с мозгами у «укротителей» этих «безмозглых», трудно сказать. Но они же все «над», а больные – те «под», и этим все объясняется.
5 июля 2021
(утро)
Проблема была в том, что мама до инфаркта была совершенно нормальным человеком, с которым можно было разговаривать на многие темы. И вдруг буквально за несколько часов уже ни о каких нормальных беседах не могло быть и речи. Не знаю, кому проще было адаптироваться к новым реальностям, ей или нам. Во всяком случае она практически не осознавала, что с ней произошло, а нам все было ясно. Ясно, что происходит изменение личности, к которому надо привыкать. И, не рассуждая, мы приняли все, как есть. Главное, что она была жива.
Но жизнь пока лишь теплилась в ней. И потребовались месяцы не только применения различных медицинских процедур, чтобы она ожила, но и ежесекундного ухаживания вплоть для приглашения хотя бы на час социальных помощников. Казалось, что с помощниками мне стало бы легче. Но мое медицинское образование подмечало все недостатки в их уходе за мамой. А им, видимо, так надоела их депрессивная работа, что даже час не могли усидеть на месте. Тяп-ляп, декоративно все правильно, но лишь декоративно. И все это под моим наблюдением. А как же работают они, оставаясь один на один с беспомощными людьми? Из всех приходивших квалифицированно помогала только одна. Но она не могла приходить каждый день. Из-за особенностей правил подобной работы невозможно было договориться, чтобы утром присылали одну и ту же помощницу.
А так как это были не сиделки, а социальные работники, то практически каждый час у них был расписан по секундам: от какого больного уйти, к какому прийти. Нуждающихся много, а их мало. Поэтому к нам посылали того, кто был свободен в это время. А для таких больных, как мама, очень важно, чтобы не менялись люди, контактирующие с ними. Поэтому через несколько месяцев я отказалась от «приходящей помощи», взяв почти полностью уход на себя. А когда была уже не в силах квалифицированно справляться со всем необходимым, мы переехали жить ближе к дочери, ставшей моей главной опорой, так как муж по ряду причин помогать мне почти не мог.
Нет, я не жалуюсь, описывая свои трудности. Мне просто хочется, чтобы тот, кто прочтет мои воспоминания, знал, как важна помощь близких людей, когда речь идет о продлении жизни их любимого родственника. На то близкие, на то родственники… Важно, чтобы они оказались добрыми людьми.
7 июля 2021
(день)
То, что Анечка стала другой, постинфарктной, можно было бы отнести к состоянию деперсонализации, потери самой себя. К сожалению, я понимала, что никакие лекарства не сделают ее прежней и не спасут от потери самоидентификации (определения своего Я). Это возможно при других вариантах болезни, при других степенях заболевания. У нее была самая тяжелая степень, при которой жизнь в опасности, и тревожиться из-за деперсонализации не было смысла. Какая разница для меня и дочери: спасать прежнюю маму и бабушку или ее же, но с несколько иным восприятием себя, с другим взглядом на мир, в котором она потерялась, ища дорогу назад… Но не найдя прежней дороги, попала в какой-то другой, параллельный, а может и перпендикулярный, мир.
Когда она живет в совершенно другой реальности, не сомневаюсь, что местожительство ее в эти мгновения в неизвестном нам параллельном мире. Когда у нее бывают вспышки и просветления проживания «здесь», мне кажется, что она переселилась в перпендикулярный мир, в котором бывают точки соприкосновения. Но все эти миры зависят от состояния нейронных связей в остатках серого вещества мозга. А если бы мы умели восстанавливать серое вещество с прежними нейронными связями, пусть даже не восстанавливать, а наращивать недостающее… А если бы… Пока эти «если бы» еще не достижимы. Но кто знает, что будет завтра, при таком ни с чем не сравнимым сегодняшнем прогрессе. Фантастика в изучении мозга вдруг сможет вообще сделать сюрприз человечеству и превратить деменцию в редкое заболевание, сместив с современного пьедестала. Жаль, что мы этого не дождались.
8 июля 2021
(утро)
Изучая специальную литературу по деменции, диагноз которой выставили мы сами, было понятно, что речь идет о сосудистой форме. В первое время это подтверждалось просветлением памяти мамы при общении с ней. Находясь в недосягаемом для нас виртуальном мире, она вдруг внезапно возвращалась в свой прежний, реальный… Отвечала на наши вопросы, как раньше, узнавала всех нас. И казалось, что ее жизнь «не здесь» – это просто ролевая игра, чтобы не было скучно и грустно. Но когда «игра» после просветления начиналась вновь, продолжаясь без конца, и она узнавала Сашку, а не меня, становилось понятно, что игра не игра. А я снова и снова возвращаюсь к мысли, что расстройство психики в преклонном возрасте, которое нельзя вылечить и практически невозможно предупредить, если оно суждено и для этого есть предпосылки, не просто заболевание – это возвращение в детство.
Я назвала бы такое «детство» старческим детством. Почему старческое и почему детство? О каком детстве может идти речь после девяноста лет сознательной жизни с аттестатами школ и дипломами университетов, трудовыми книжками и массой удостоверений? Нонсенс…
Да, это особый вид детства, законсервированный навсегда, не развивающий человека, а возвращающий его к тем временам, когда ребенок начинает познавать окружающий мир. Но в мире ребенка каждый день – путь вперед, путь познания, стремление соответствовать идеалам. Это путь совершенства мышления, накопление активного словаря, усвоения новых навыков. Это состояние наивности, веры в добро, доверия людям. Это – путь приобретения…
В старческом детстве развитие идет не вверх, а вниз, не вперед, а назад, от знаний, накопленных в течение жизни, к элементарным познаниям дошкольника с мышлением маленького ребенка. И если путь малыша – это путь приобретения и преумножения бездны премудрости, то путь части старых людей (нет, не всех) – путь утраты «богатств» смысла жизни с возвращением к началу пути.
Но если вы поговорите на эту тему со специалистом, он просто скажет, что подобное «возвращение», вплоть до возвращения к примитивным рефлексам – а у Анечки налицо были сосательный и хватательный, – это лишь «лобные знаки». И если вы продолжите слушать его объяснения, то он подробно расскажет вам, что происходит во время этой болезни в лобных отделах головного мозга, что переход из виртуального мира в реальный и наоборот лишь флюктуация сознания. Но надо ли нам знать эти подробности? Мы сами оцениваем состояние своих близких, продлевая их жизнь.
8 июля 2021
(день)
Решила объяснить ход своих мыслей и уточнить, что под «богатствами» смысла жизни подразумеваются не материальные ценности, а ценность знаний, ставших навигаторами судьбы. Кстати, новое начало пути у старых людей происходит не с нулевого миллиметра, как у новорожденных, а с отметки их сохранившихся прежних познаний. Поэтому, мысля, как дети, наиболее интеллектуальные пожилые люди говорят на почти поэтическом языке.
Во всяком случае, меня постоянно удивляла речь мамы. Все чаще и чаще Анечка рифмовала. Иногда ее монологи напоминали белый стих. А какие фразеологические обороты слышались в ее комнате! С каким совершенством она превращала слова в каскад фразеологических клише! Порою ее сравнения и метафоры хотелось позаимствовать, как и классический литературный язык, вызывавший ощущение наслаждения.
Однако при таком знании языка в своих монологических беседах она часто возвращалась к периодам раннего развития речи, особенно словотворчества, забавлявшего не меньше словотворчества малыша со скудным активным словарем, расширяющим его таким способом. Казалось, что она соединяет несоединимое. Ее словотворчество заключалось не только в образовании новых слов, а в придумывании нелепых по смыслу предложений, которые вызывали улыбку, удивляя наивной изобретательностью.
О ее возвращении в детство свидетельствовала также беспомощность, свойственная малышам. За Анечкой надо было наблюдать, предугадывая желания. Это был беззащитный, несамостоятельный, хорошо разговаривающий ребенок, беседующий на множество тем.
Пытаясь не забыть темы разговоров, я часто записывала их, как, впрочем, и то, что происходило в этот день. Но об этом чуть позже.
10 июля 2021
(утро)
Ее комната напоминала микромир в нашем мире, где отмечают громкий приход с возгласами «ура» и тихий уход с едва уловимыми вздохами. Ее уход был тишайшим…
А до этого ей хотелось не просто вернуться в детство и молодость, а быть любимой, быть счастливой, быть красивой, умной, здоровой…
Она хотела сама любить, а не только чтобы любили ее, иметь родителей, особенно папу, обожающего ее мужа, детей, работу. Иначе говоря, мечтала о том, без чего человек не бывает счастливым. И это можно было понять, прислушиваясь к ее диалогическим монологам.
Но как, как подобное объяснить, если считается, что при тяжелой степени человеческого увядания интеллект чуть ли не падает до нуля, нейроны гибнут один за другим, больной не живет, а существует?
Но разве можно считать не жизнью, а существованием бытие уходящего от нас человека, в минуты бодрствования имеющего те же духовные ценности, что и мы, испытывающего те же эмоции и чувства. Получается, что нейронные связи духовного исчезают последними и, скорее всего, они самые прочные у людей.
Жаль, что в процессе жизненного пути их у многих из нас нередко затмевают другие – более низменные, не внушаемые воспитателями, а приобретенные во время приспособления к обстоятельствам будней…
11 июля 2021
(утро)
Казалось, что мама беспомощнее беспомощного ребенка. Она также не могла ходить, но не из-за того, что еще не научилась, а из-за того, что уже разучилась. Ее поза в кровати постепенно становилась похожей на позу эмбриона. Ногами она не двигала даже в периоды спокойствия. И только руки не прекращали что-то делать, держа то, что мы ей давали. Наверное, если бы мама что-то видела, то с удовольствием играла бы с игрушками, которые мы ей покупали. Но она лишь держала их в руках, а иногда просто хватала.