Экскурсия по клинике повергла его в легкий шок. Все выглядело гораздо круче, чем он даже мог себе представить, когда только въехал в ворота и оставил машину на гостевой стоянке. Владелица клиники оказалась к тому же весьма грамотной в деловых вопросах дамой либо нашла человека, который ее консультировал. И здание клиники, и внутреннее устройство, и качество оборудования – все это буквально кричало о том, что сюда вложена такая сумма денег, представить которую Матвей не мог, как ни старался. Где и как такая молодая женщина взяла столько, он даже подумать боялся. «Может, родители какие-то крутые, – размышлял он, садясь в свою довольно уже потрепанную «Ауди». – Но все равно деньги дикие. Хотя… мне-то какая разница, если платить будут и дадут делать то, что я на самом деле хочу».
Выехав на гравийную дорогу, ведущую к трассе, Матвей включил музыку. Его переполняло воодушевление, какого он давно не чувствовал. Уже завтра он вновь окажется в операционной, на том самом месте, где и должен быть, – за операционным столом со скальпелем в руке. И даже не важно, кто будет его первым пациентом – капризная дамочка с «посмотрите, доктор, как вы не видите, мой нос абсолютно кривой» или пострадавший в огне пожарный, которого он видел в коридоре клиники. Это совершенно не важно, потому что Матвей сможет наконец делать то, что он умеет и делает отлично.
Желание стать врачом пришло к Матвею случайно. Его мечтой с самого детства было небо, он хотел пилотировать воздушные суда и всерьез готовился к поступлению в училище, выпускавшее летчиков гражданской авиации. И все бы ничего, если бы не дурацкая травма, полученная так глупо, что даже рассказывать об этом Матвею всегда было стыдновато. Мальчишеский форс, желание порисоваться перед понравившейся девочкой – и безрассудный прыжок с обрыва в реку на даче. Прыжок – удар – резкая боль – темнота. Если бы не рыбачивший неподалеку с лодки пенсионер, Матвей мог просто утонуть. Он потерял сознание, крепко ударившись о воду, и пошел на дно, но вовремя сориентировавшийся мужчина быстро сообразил, что к чему, подплыл ближе и нырнул следом, вытащил находившегося без сознания Матвея в лодку и сделал искусственное дыхание.
Придя в себя, Матвей сперва испугался – что скажет на это мама, а потом вдруг почувствовал, как звенит в голове.
– Ну-ка, следи за пальцем, – услышал он как сквозь вату, и перед лицом возник палец, медленно передвигавшийся слева направо. – Та-ак… понятно, – продолжал мужской голос. – Лежи спокойно, вот-вот «Скорая помощь» приедет, побежали друзья твои в поселок, вызовут.
Матвей закрыл глаза. Левая сторона головы была словно бы плотно укутана чем-то звуконепроницаемым, тогда как справа все было вроде как всегда. «Хоть бы никто к нам домой не забежал, – думал Матвей, представляя, как расстроится мама, узнав о том, что с ним случилось. – Лучше бы я сам смог ей объяснить».
Но Ирина Кирилловна успела на берег раньше «Скорой». Ее лицо было бледным, губы тряслись, а на глазах блестели слезы:
– Матвей! Матвей, родной, что случилось? – опустившись на колени возле него, заговорила она дрожащим голосом, боясь прикоснуться к сыну.
– Не волнуйся, – с трудом выговорил Матвей, пытаясь поймать руку матери, чтобы она почувствовала – он жив, с ним все в порядке. – Я уже… все хорошо…
– Похоже, у вашего сына сотрясение мозга, – сказал сидевший рядом с Матвеем мужчина. – Мне кажется, еще и с левым ухом непорядок, но это уже при обследовании более точно скажут. Но кости целы, других травм нет, так что все обойдется.
Ирина Кирилловна подняла на мужчину полные слез глаза:
– Спасибо вам… даже не знаю, что было бы…
– Пустяки. Я врач, это мой долг. А ты, парень, сделай вывод для себя – не всякая Джульетта достойна отчаянных поступков. Твоя вот, к примеру, где сейчас? Правильно, убежала.
Матвей почувствовал, как краснеет. Действительно, Настя могла бы остаться, когда остальные побежали в поселок. Ведь именно из-за нее он решился на этот глупый, в общем-то, спор – прыгнет или не прыгнет. Ну, вот прыгнул, выиграл – только что именно? Левое ухо совершенно ничего не слышит, левый глаз как будто затянуло пленкой, которая делает изображения нечеткими и расплывающимися. А Настя спокойно ушла.
– Как вас зовут? – спросил Матвей, пытаясь повернуться к мужчине, но тот положил ему на лоб прохладную руку:
– Лежи спокойно. Зовут меня Игорь Андреевич, я в прошлом врач-хирург, работал в госпитале.
– Ого… военный врач?
– Да.
– Круто…
– А вот и «Скорая», – словно не расслышав восхищенного возгласа, произнес Игорь Андреевич. На краю обрыва действительно появились две женщины в белых халатах и с чемоданчиком.
Матвея отвезли в районный центр, а через неделю отправили долечиваться в городскую больницу. Игорь Андреевич трижды приезжал навестить его, беседовал с лечащим врачом и объяснял Ирине Кирилловне то, чего она не понимала. А с Матвеем подолгу разговаривал о медицине. Мальчик интересовался всем – и тем, как устроен мозг, и как организм различает тепло и холод, и почему при подъеме температуры краснеет лицо, и еще много других вопросов он задавал Игорю Андреевичу, неизменно получая на них доходчивые и интересные ответы. И именно тогда, проводя остаток каникул на больничной койке, Матвей Мажаров понял – он совершенно не хочет быть летчиком. Он станет хирургом.