Порою против нашей воли Мы демонами для себя самих Являемся и обуздать не в силах Ни слабостей, ни склонностей своих[10].
Если вы немного знакомы с музыкой Аманды Палмер и знаете о ее запрещенной в Англии песне про аборты или видели клип «Предатель» с ее участием, в котором она нагишом с ножом в руке гонится по коридору за голым парнем, то вряд ли сочтете ее образцом совершенного самоконтроля.
Ее описывали по-разному: более острая Леди Гага, более забавная Мадонна, транссексуальный провокатор, верховная жрица «брехтовского панк-кабаре», однако слова «сдержанная» и «викторианская» как-то не вяжутся с такими описаниями. Она скорее дионисийская личность. Когда она приняла предложение выйти замуж за Нила Геймана, английского фантаста, ее способ формального объявления о помолвке выглядел как похмельное признание в Твиттере: «Похоже, я помолвлена. И похоже, была сильно пьяна».
Однако недисциплинированный артист не смог бы написать такое количество музыки и дать столько концертов по всему миру. Палмер не смогла бы выступить в «Радио-cити-мьюзик-холл», не репетируя. Нужно обладать большим самоконтролем, чтобы создать образ человека, напрочь лишенного этого качества. И она объясняет свой успех «предельной дзенской тренировкой» – долгим пребыванием в застывшей позе живой статуи. Палмер на протяжении шести лет выступала на улице и основала компанию, предоставляющую живых статуй для корпоративных мероприятий.
Палмер начинала в своем родном Бостоне в 1998 году, в возрасте 22 лет. Она снимала видео, считала себя «зарождающейся рок-звездой», но ей по-прежнему не хватало денег на оплату счетов. Тогда она стала выступать в Гарвард-сквер с уличными театральными представлениями, похожими на то, что она видела в Германии. Она называла себя «восьмифутовой[11] невестой». Она стояла на ящике, с лицом, покрытым белым гримом, в подвенечном платье, длинных белых перчатках и с букетом цветов. Если кто-то кидал ей монетку, она давала ему цветок, но все остальное время оставалась совершенно неподвижной.
Не раз ее пытались оскорбить, бросали в нее различные предметы, или старались рассмешить, или хватали ее. Ей кричали, что она должна идти работать, и грозили отобрать у нее деньги. Пьяные порой пытались стащить ее с ящика и опрокинуть.
«Ничего веселого, – вспоминает Палмер. – Однажды, когда пьяный студент терся головой у меня в промежности, я смотрела в небо и думала: «Боже милостивый, чем я это заслужила?» Но за те шесть лет я вышла из роли, может быть, пару раз».
Толпа восхищалась ее выдержкой; люди считали, что, вероятно, очень трудно удерживать тело в одной позе столь долгое время. Однако Палмер считает, что дело вовсе не в напряжении мышц. Да, для решения ее задач существовали определенные ограничения (например, она отказалась от кофе, потому что он стимулировал легкую неконтролируемую дрожь в ее теле), но главный вызов находился в голове.
«Стоять не шевелясь не так уж сложно, – говорит она. – Искусство живой статуи заключается в освоении состояния отсутствия реактивности. Мне нельзя двигать глазами, поэтому я не могу следить за окружающими меня вещами, даже если они мне интересны. Мне нельзя отвечать людям, которые заговаривают со мной, нельзя смеяться. Я не могу высморкаться, даже если у меня течет из носа. Не могу почесать ухо, если оно чешется. Если мне на щеку сел комар, я не могу его прихлопнуть. Вот это – главные испытания».
Хотя эти требования были скорее психологическими, она обратила внимание, что постепенно стали появляться и физические. Несмотря на то что ее устраивал заработок (примерно 50 долларов в час), она поняла, что не сможет выстаивать без движения подолгу. Обычно она застывала на полтора часа, делала часовой перерыв, возвращалась на ящик еще на 90 минут и на этом заканчивала. В разгар туристического сезона она иногда работала на фестивале «Ренессанс», изображая в течение нескольких часов лесную нимфу, но это ее утомляло.
«Я приходила домой чуть живая, не чувствуя тела, – рассказывает Палмер, – ложилась в горячую ванну, и мой мозг был совершенно пуст».
Почему? Ведь она не тратила энергию, чтобы заставить работать мышцы. Она не дышала тяжело. Ее сердце не билось учащенно. Что такого трудного в ничегонеделании? Она могла бы сказать, что она упражняла силу воли, чтобы устоять перед искушениями, но это понятие XIX века было тогда не в чести. Что значит тренировать силу воли? Можно это как-то увидеть? Или это просто метафора?