– И ты, старик, уверяешь, что она до сих пор девственница? Да по деревням бабы уже к шестнадцати годам все брюхатые! – человек в чёрных одеждах сверлил непроницаемым взглядом тщедушного мужичонку, угодливо кланяющегося опасному гостю.
– Берёг. Как есть берёг, ва-ва-ваша светлость!
Гость медленно поднял правую руку, протянул её к заикающемуся селянину и, не дотрагиваясь до него, стал медленно сжимать кулак.
– А-а-а! Помилуйте, ваше сиятельство! – задыхаясь, захрипел хозяин бедненького подворья. – Не позарился никто! Не из первых красавиц моя Пэл, ногу, опять же, сломала, непутёвая! И, и, и…
– Говори, старик! – страшный посетитель немного ослабил хватку.
– Умом мою девочку всеблагие создатели обидели, ваше высочество!
– Можешь называть меня просто – господин, – раздался гулкий голос из-под капюшона.
– Так что, берёте, милостивый господин? – мужику не удалось скрыть сверкнувшей в глазах жадности.
У ног продавца звякнул серебром кожаный кошель.
– Премного благодарны, милостивый господин, премного благодарны! – мужичок упал на колени и ползком стал подбираться к вожделенному кошелю.
Только он протянул руку, чтобы подобрать такое близкое серебро, как на мешочек с заветным содержимым ступила нога в чёрном кожаном сапоге.
– Изволите шутить, милостивый господин? – хозяин домишки, во дворе которого происходил торг, рассыпался угодливым смехом.
– Девка где? – мягко, почти ласково спросил чёрный господин.
– Дык, у себя она, где ж ей быть, ягодке нашей, – залебезил отец продаваемой девушки.
– Веди во двор!
– Пэл, доченька милая! Иди к нам, и тебе, наконец-то, счастье привалило! – мужичок, как был, на полусогнутых, кинулся в дом, из окон которого выглядывали испуганные домочадцы.
Вскоре он вернулся, крепко прижимая к себе девицу, мычащую что-то невразумительное. Одна её рука была перекинута через отцовское плечо, и бедняга надсадно кряхтел под такой тяжестью.
– Она что? И ходить сама не может?
– Дык, ваше сиятельство, говорю же, ногу ломала! А так-то моя Пэл крепкая! И кушает хорошо! Сама кушает, – счёл за нужное добавить он, – а как выздоровеет, по дому начнёт убираться, или, там вам что сготовить, постирать, – голос отца Пэл неуверенно затихал.
Неужели такая выгодная сделка сорвётся? На те деньги, что лежали в кошеле, можно и крышу худую подлатать, да и старший сын давно уж соседскую дочку по сеновалам тискает, кабы к зиме пузо на лоб не полезло, а свадьба – это тоже траты.
– Тащи в экипаж! – приказал покупатель. – Но смотри, если девка окажется не девкой, спалю не только твой дом, но и всю деревню!
Угроза была не пустой. Тёмный маг и вправду мог спалить деревню. А как узнаешь, девица она или нет? Снимать с Пэл отец никого не снимал, да и в кабаке никто не похвалялся, что лазил ей под юбку, как это принято среди деревенских. Эх, была не была!
– Всё в лучшем виде, ваше сиятельство! – проговорил продавец и потащил дочь к экипажу важного господина, проверяя быстрым взглядом, лежит ли на месте кошель с монетами. К его облегчению, кошель тёмный господин не тронул. А мог бы и забрать. И ничего ему не сделать. Разве что плюнуть вслед.
Кое-как разместив увечное тело в господском экипаже, отец Пэл последний раз низко поклонился «доброму благодетелю» и вернулся к дому.
– Как ты думаешь, для чего тёмному магу понадобилась наша дурища? – после того, как экипаж господина отъехал, из дома вышла мать Пэл.
– Зачем, зачем? Может, ему умные да красивые не нужны в услужении. Вот и выбрал, какую попроще.
– А чего ж так настаивал, чтоб непременно девкой невинной была?
– Господа, они ж не мы, у них этих странностей полно. А чего там? Вечером девка, а к утру уже нет. Какая разница! – и он весело заржал над своей шуткой. – Эй, Риспе, ты не слыхал, никто нашей Пэл пол юбку не лазил, ничего не совал?
Из-за угла сарая, откуда он следил за торгом, появился старший сын хозяев – здоровый детина, ненамного ушедший интеллектом от младшей сестры.
– Не, отец. Наша Пэл навроде чумной у деревенских была. Сторонились они её.
– То-то хорошо, то-то славно! Теперь локти вся деревня грызть будет. Как же, так удачно дочурку пристроили. Вот вам и чумная Пэл! Чего стоишь, дурень? Иди, говори своей крале, что берём её в невестки! Да поторапливайся! Надо начинать крышу крыть.
***
То, что происходило с Полиной после удара об асфальт, воспринималось ею, словно в тумане. Сквозь туман ощущался толчок. Сквозь туман и немного сверху она видела, как из джипа выскочил перепуганный прыщавый юнец. «Восемнадцать-то тебе есть, мажорик?» – сквозь туман же подумала она. И сквозь туман увидела, как отъезжает со стоянки супермаркета серебристый Volkswagen. И такая злость растеклась по всему телу. Хотя нет, тело вон лежит, на дороге, в самом центре беспорядочно мечущейся толпы. Значит, на этом всё? Закончен её жизненный путь? И вдруг так захотелось жить. Может быть, не здесь и не так, но жить! Она ещё видит, слышит и чувствует, она ещё не ушла в ничто! Мироздание! Боги! Светлые, тёмные, какие вы там ещё бываете, неужели вам безразлично, что такая душа исчезнет? Неужели Полина нигде не нужна? Ну хоть в каком-нибудь из миров? Боги!
Туман после такой молитвы не только не рассеялся, но и уплотнился, закружился в бешеном вихре и потащил за собой Полину.
Безумно болела голова. Как будто… как будто в ней поменяли мозг! Ломило всё тело, с особым садизмом отдавая болью в правом боку и ноге, куда пришёлся удар. Никак не удавалось сообразить, где же она находится. В глаза будто насыпали песку, и всё время казалось, что лежит она не на асфальте или больничной койке, а на куче вонючего тряпья в грязной и такой же вонючей хижине. Бред. Какой же бред!
– Пэл, доченька милая! Иди к нам, и тебе наконец-то счастье привалило! – совсем рядом послышался чей-то неискренний призыв.
Что же им всем нужно? Куда её тащат? Очень хотелось придушить или хотя бы, как следует, отругать неуклюжего санитара, что так бесцеремонно тащил её куда-то. Но из горла вырывалось лишь невнятное мычание. Ощущение, что её разбитое и раздавленное тело участвует в какой-то сюрреалистичной постановке, не проходило. Пахнущий застарелым потом и луком санитар, который, надсаживаясь, куда-то это тело тащил, с завидным воодушевлением нахваливал какую-то Пэл. Причём делал это так старательно, что ему не верила даже Полина, которая находилась в полубессознательном состоянии. Потом её куда-то грубо затолкали, хлопнула дверца, затуманенный разум автоматически отметил какую-то неправильность. Дверцы машин с таким звуком не закрываются. Ну, да ладно, как будто это сейчас главная проблема. Последовал ещё один удар дверцы, уже с другой стороны, транспорт качнуло, видимо в него сел доктор или тот санитар, что так грубо перетаскивал её, и «скорая» тронулась. Странно, неужели наша медицина так обнищала, что в каретах скорой помощи нет обычных носилок? Почему её разместили прямо на полу?
Полина со стоном открыла глаза. Нет, это точно, бред. Перед глазами находился блестящий кожаный сапог. Очень дорогой, это отметилось даже сквозь пелену странного бреда. Работники скорой в таких сапогах не ходят. Так, если не обращать внимания на жуткую головную боль, то можно утверждать, что в голове проясняется, и этот сапог и обитый чёрным же бархатом пол машины ей не чудится. Или чудится? Но только очень качественно? И где они нашли в городе такие дороги, что всё в машине, в том числе и многострадальное тело, трясётся на ухабах. Нужно подняться и осмотреться. Как только она попыталась подняться, раздался грубый окрик:
– Лежи, где лежишь!
А это уже больше похоже на похищение. И опять основной мыслью было то, что всё это бред её воспалённого сознания. Ну кому она нужна? Выкуп требовать за неё не с кого. Одна она осталась после смерти бабушки. Артур решил припугнуть? На него это совсем не похоже. Вот порочащие фотографии это его стиль – мелко, подленько, дёшево и наверняка. Опять же, сам весь в белом остался. А этот, похититель – в чёрном, совсем некстати пришла отстранённая мысль. Так, как там нужно вести себя при похищении? Вот, же незадача. В голову лез только стокгольмский синдром. Но пока это не наш случай. И Полина опять застонала.
– Ну что ещё? Велел же лежать и помалкивать! – опять послышался тот же голос.
– Нога, – простонала Полина.
– Носит вас, дур, где попало, – отругали её, – ломаете себе кости. И ведь, как знаешь, что кристалл выбрал тебя, и переиначивать уже некогда!
Полина почувствовала, что её подхватили по мышки, протянули немного вперёд, и она ударилась головой обо что-то твёрдое. О дверцу? Нужно ещё раз осмотреться. Отсюда видно было немного больше. Странный салон. Таких она ещё не видела. Довольно-таки высокий, просторный, а вот окна совсем маленькие, заднее, вообще, не больше дамской сумочки. Два обтянутых чёрным же бархатом диванчика расположены один напротив другого. Её похитили на бронированной представительской машине? Только Полина хотела рассмотреть похитителя, как на лицо набросили какую-то вонючую тряпку, одновременно по ногам пробежался холод, как если бы с них задрали юбку. Какую юбку? Она же вышла в джинсах! А к голым ногам уже прикоснулись мужские руки. Они умело пробежались по щиколоткам, поднялись до бедра, нашли больное место и на нём задержались, ощупывая. Одна рука взялась за колено, другая поднялась до промежности. Что? На ней нет не только джинсов, но и белья?! Полина дёрнулась.
– Лежать, я сказал! Не думай, что я поведусь на твои прелести!
Мужчина резко дёрнул руки в стороны, при этом удерживая больное бедро. Полина закричала и отключилась.
***
Очнулась Полина от того, что очень хотелось в туалет. Открыла глаза и огляделась. Она лежала на деревянном топчане в небольшой каменной комнатке. Через небольшое оконце пробивался неуверенный свет раннего утра. Прежде всего, нужно найти туалетную комнату. Но как же она до неё доберётся? Вспомнился удар, боль, потом то, как её куда-то тащили, странный то ли доктор, то ли похититель весь в чёрном. То, как он лапал её. Или, всё же лечил? И вдруг Полина поняла, что нога у неё не болит, вернее, болит, но не так, как будто перемолоты все кости, а терпимо. Наложили гипс и обезболили? Она ощупала бедро. Гипса нет. Заглянула под юбку – и бинтов никаких нет. Да, белья тоже нет. Это что? Ещё один способ морального давления? А теперь нужно попробовать осторожно встать и найти этот, будь он неладен, туалет.
Девушка толкнула дверь из массивных тёмных досок. Надо же, натуральное дерево! Сколько, интересно, такая дверь может стоить? А, впрочем, не всё ли равно, дверь закрыта, а ей надо. Ну, очень надо! Полина заколотила в дорогущий раритет кулаками. Она побоялась использовать для этих целей недавно поджившую ногу. Никто на отчаянный призыв не появился. Что же делать? Не присаживаться же прямо в уголке! Внимательно оглядев свою темницу, пленница нашла лишь прикрытый тряпицей кувшин на небольшом подобии стола и, в одном из углов – небольшой желоб и уходящее в стену отверстие. Это и есть местные сан удобства? Впрочем, уже всё равно, и пусть даже этот желоб является частью системы водоснабжения хозяев её темницы, тем хуже для них, Полина использует его по своей нужде.
Ох, как же просто поднять настроение. Справил малую нужду, и уже чувствуешь себя человеком! Теперь хорошо бы поесть и помыться. Именно так, сначала поесть, а потом помыться и поменять эти ужасные тряпки на нормальную одежду. Звать официантов, надо полагать, бесполезно. Полина подошла к ранее замеченному столику и заглянула под так называемую салфетку. На деревянном подносе, кроме кувшина с водой ещё находилась тарелка холодной каши. Пища, конечно, не самая полезная для беременной, но привередничать будем потом. И девушка принялась за еду.
И вдруг, как молния, как обухом по голове. Ребёнок! Как же так! Она только сейчас вспомнила о ребёнке! Как он? Бросив есть, Полина прижала руки к животу. Но разве на столь малом сроке что-то определишь? Должны же быть какие-то другие признаки. Девушка лихорадочно задрала юбку. Чисто. Кровотечения нет. Стоп! Она же натуральная блондинка? А там… И руки. Как она раньше не обратила внимания на руки? Грязные, неухоженные, с поломанными ногтями. Схватила прядь длинных волос и поднесла к глазам. Чёрные! Конечно, можно было сделать предположение, что какой-то злой шутник перекрасил её волосы, причём везде. Но почему они такие длинные? И грязные. И ещё много, много почему. Нужно срочно найти зеркало. Полина в очередной раз оглядела свою темницу. Зеркала не было. Значит ли это, что от удара у неё что-то случилось с головой, и стены этой комнатушки вовсе не каменные, а мягкие или упругие? Она даже провела по стене ладонью. Обычный холодный камень. Ну-ка, ну-ка!
{если р – простое число, то для любого натурального а разность ар–а делится на р}
Элементарно. Интересно, то, что она помнит малую теорему Ферма, может являться доказательством вменяемости? Или… как Перельман? Теорему-то доказал, а сам не совсем от мира сего? Нашла, с кем себя сравнивать, тоже захотелось побыть гениальной? – невесело усмехнулась она.
Нужно оглядеться. Полина подошла к небольшому зарешёченному окошку, которое находилось на уровне её груди, и выглянула наружу. В окно удалось рассмотреть, что комнатка находится примерно на уровне четвёртого-пятого этажа, а сам дом – на скалистом возвышении, поэтому окрестности просматривались прекрасно. Вид сверху открывался интересный, если не сказать странный. Вокруг почти голой скалы, на которой располагался дом, куда похитители её поместили, было бескрайнее зелёное поле. Дальше – тёмный, так и хотелось сказать дремучий, лес. По лесной обочине вилась узкая – двум машинам не разминуться – дорога, которая и вела к её временному пристанищу. В далёкой дымке на западе угадывались горные вершины. Это ж куда её завезли? Ну ладно поле, лес. Может, где-то рядом и сохранились подобные, без единого обработанного клочка земли, места. Но горы? Да до ближайших гор от их города не меньше тысячи километров! Словно невзначай, Полина ещё раз потрогала стены. Под пальцами по-прежнему ощущался холодный безразличный камень. Жаль. Она бы, наверное, обрадовалась, если бы поняла, что находится в палате для душевнобольных.
Душевнобольная. Полина усмехнулась. А болит ли у неё душа? Обида, конечно, никуда не делась. Но так, что бы страдать из-за того, что её бросили. Нет, этого не было. Да, именно так, обидно и стыдно. Перед друзьями стыдно. Как же! Будущая жена будущего дипломата. Ну, да ладно, чего нет, того нет. Выходит, и любви не было. Так, одна физиология, от которой ей остался малыш. И девушка прижала руки к животу. Нечего предаваться ненужным воспоминаниям, нужно что-то делать. И тут же вспомнилось, что Артур частенько называл её «моя эвээмочка». Да, а что тут такого? Как истинный математик, Полина любила все факты и события расставлять по своим местам. Расставлять по местам, анализировать и делать из них необходимые выводы.
Итак, что мы имеем? Девушка похлопала по бокам. Ничего не имеем. В чужой грязной одежде не было даже карманов. Значит, телефонный звонок отпадает. Да и надеяться на это было бы глупо. Похитители, если они не полные идиоты, не оставляют своим жертвам телефоны. Впрочем, судя по виду за окном, и связи-то здесь нет. Так, пункт первый – телефона нет.
Пункт второй – местность не просто неизвестная, а, вообще, непонятная. И даже, если ей удастся разбить окно и выбраться, направление, куда идти, определить будет сложно, если, вообще, возможно. И, вообще, темнеющий на горизонте лес совсем не производил впечатления дружелюбного городского парка. Мало ли какое зверьё там водится? Рассмотрев вариант побега, Полина пришла к выводу: либо она заблудится, либо её задерут дикие звери. А здесь, в доме, коли не убили сразу, остаётся надежда, что не убьют, и всё же объяснят, зачем же её выкрали? Значит, пункт второй – побег – отпадает. Пока отпадает.
Пункт третий. А вот третий пункт остаётся пока открытым. Для решения этой задачи у Полины недостаточно данных. Есть только вопросы. Почему на ней чужая одежда? Почему из короткостриженой блондинки она превратилась в длинноволосую и, надо полагать, натуральную брюнетку? И грязное неухоженное тело. И ещё. Как похититель вылечил её сломанное бедро? Каким бы специалистом ни был доктор, но на заживление кости элементарно требуется время. Месяц, как минимум. Но, чаще всего, больше.
Итак, рассмотрев условия задачи, к каким можно прийти выводам? А выводы, дорогая Полина Степановна, такие, что нам пока выданы не все условия! Значит, нужно ждать, пока экзаменаторы не подкинут ещё каких-нибудь вводных. Именно так – ждать и ничего не делать. Тем более, в закрытой комнате много не сделаешь. Пока инициатива и преимущество не на нашей стороне.