Сюрприз


После обеда бабушка прилегла подремать. Дед и дядя Вова, мамин брат, уехали по каким-то делам. Я сел в гостиной за стол и начал рисовать химическим карандашом на газете «Правда» смешные рожицы. Потом мне надоело рисовать. Я достал из кармана двух солдатиков – они отправились в путешествие по столу, перелезая через книжки, газеты и неровности скатерти. В большой вазе солдатики нашли несколько конфет и печенье и, как положено солдатам, угостили своего командира. Потом мне надоело и в солдатиков играть. Ничего другого я к бабушке не принёс, а у бабушки детских игрушек не было – я стал прохаживаться по гостиной туда-сюда, сложив руки за спиной и разглядывая разные интересные вещички в шкафу-серванте. Там были фарфоровые чашки, блюдца и салатницы с причудливыми сказочными рисунками, вилки и ложки с резными ручками, какие-то коробочки и хрустальные бокалы, которые всегда искрились, когда на них падал солнечный свет или свет лампы.

Залезать в сервант мне строго-настрого запрещалось, да и дверца была заперта на замок – но я каждый раз дёргал её на всякий случай: а вдруг забыли закрыть. Дверца и в этот раз была заперта, и мне захотелось посмотреть, что лежит в бельевом шкафу. Там было много одежды, разных аккуратно сложенных стопочками тряпочек, и пахло мылом: бабушка клала в шкаф мыло, чтобы отпугивать моль. «Ничего интересного», – понял я и решил посмотреть, что на шкафу сверху. Поставил большой стул, на него – табуретку, забрался, держась за шкаф, встал на носочки и увидел слегка запылённую «крышу» шкафа. Там ничего не было, только прямо передо мной лежала какая-то пачка бумажек, перетянутая лентой. На верхней голубенькой бумажке было написано «гос…ный к…ий билет СССР», «5», «1961» и что-то ещё мелкими буквами. Это была пачка новеньких пятирублёвых купюр. Я до этого ни разу не видел бумажных денег вблизи, но зато видел пригласительный билет на дядину свадьбу. Тот пригласительный билет, как мне показалось, был чем-то похож на этот голубенький, и я подумал: «Какой старый билет – уже больше десяти лет прошло, а его так и не использовали, наверное, и все остальные такие же». Взяв пачку, спустился на пол, разорвал бумажку, стягивавшую билеты, и разложил их перед собой. Билеты были гладкие на ощупь, очень красивые, все одинаковые – сразу же захотелось домик из них склеить. Канцелярский клей и ножницы лежали на столе, домики из бумаги я делать умел – и этот домик с двускатной крышей получился неплохо. Правда, билеты склеивались неважно, но это, наверное, клей такой попался.



Домик сох на столе, а билетов оставалось много. Я решил сделать бабушке, дяде и деду пригласительные билеты на свой день рождения. Помусолив химический карандаш, написал на белых полосках трёх бумажек:

ПРИГЛШАЮНА

ДЕНЬРАЖДЕНЯ.


Положил эти «пригласительные»: деду – в карман пиджака, бабушке – в сумку, дяде – под дверь его комнаты. Потом подумал, сделал ещё два «пригласительных» – маме и папе, и спрятал их в свой карман.

Билетов оставалось много – я принялся делать самолётики-галочки и пускать их по комнате. Какие-то самолётики летали хорошо и, пересекая коридор, приземлялись где-то на кухне. Другие заворачивали в сторону и врезались в шкаф или залетали под стол.

Вскоре и это занятие мне наскучило, билетов по-прежнему оставалось много, а бабушка всё спала и спала. Я положил пару билетов в карман, чтобы в трамвае показать их контролёру, когда тот будет просить у нас с бабушкой «предъявить билетик», а из остальных билетов продолжил делать самолётики. Решил запускать их на улицу в окно. Два самолёта улетели далеко, почти к перекладине, на которой выбивали ковры. Другие самолёты, кувыркаясь, упали под окном. «Жалко, что на улице никого нет, – подумал я, – никто не оценит моё самолётостроение и самолётопускание».

Наконец, бабушка проснулась и, застав меня около открытого окна, дрожащим от волнения голосом почти прокричала:

– Андрюша, отойди от окошка!

Потом она увидела самолётики, домик, разбросанные по столу «неиспользованные» мной билеты, и с ещё большим волнением спросила:

– Что это?

– Бабушка, – сказал я, – ты только не волнуйся, это просроченные билеты…, я вам кучу сюрпризов из них сделал…

Бабушка положила руку на грудь и села на табуретку около стола:

– Где ты их взял?

– На шкафу.

– Как ты туда залез?

– Табуретку на стул поставил и залез…

– Ты же мог свалиться…

– Нет, бабуля, я за шкаф держался.

– Горе ты моё, горе. Это же деньги, целых пятьсот рублей…

– Нет, бабушка, это билеты, там так написано, а деньги, они железные.

– Это банкноты, бумажные деньги. Ты что, никогда бумажных денег не видел? – покачав головой, сказала бабушка и начала собирать самолётики.

– Видел, но только издалека, – ответил я и тоже стал собирать самолётики, – те, что я видел, были жёлтые и зелёные, а синих я никогда не видел… а разве можно на деньгах писать «билет»?… это правда деньги?… ты не шутишь?

– Какие тут шутки, – говорила бабушка, расклеивая домик, – зарплата за квартал. Куда ты ещё запускал этих «галок»?

– На кухню и на улицу…

– На улицу? – бабушка поглядела на меня очень печальными глазами и побежала во двор.

Когда бабушка вернулась, я уже подобрал всех «галок» на кухне и достал пригласительный билет из дедушкиного пиджака.

– Хорошо, что на улице никого нет, – сказала бабушка и принялась пересчитывать банкноты. Насчитала 93 штуки, – семи бумажек не хватает…

– А-а, – вспомнил я и достал из кармана четыре бумажки, – ещё одна в твоей сумке, и одна у дяди Вовы в комнате.

– Ещё одной не хватает, – заключила бабушка и принялась ползать по полу. Я начал ползать вместе с ней. – Не мешайся, лучше на кухне посмотри. Скоро дед придёт, если узнает – будет буря.

Одну «галку» мы так и не нашли: на улице или на кухне затерялась. И в комнату дяди без ключа попасть было невозможно. Но бабушка хитрость придумала: когда дед и дядя пришли, она их сразу чаем с Рижским бальзамом стала угощать, а ключ взяла, чтобы «пыль протереть».

Дед так бы ничего и не узнал о моём «сюрпризе», если бы не та, потерянная, «галка». Она залетела ему в ботинок, и на следующее утро было слышно, как бабушка долго пыталась убедить деда, что это она сделала из пятирублёвой бумажки самолётик, запустила его и потом не смогла найти. Дед кричал: «Лёля, не прикрывай его, я в пять лет уже за плугом ходил, а этот всё шкодит…», – но меня спасло то, что дед опаздывал на работу. Через полчаса за мной пришла мама, и мы отправились в детский сад.

Недели две я у бабушки не появлялся, то ли занята она была, то ли попросила родителей «пока не приводить»…

В следующий мой визит бабушка усадила меня за стол в гостиной и стала показывать бумажные деньги:

– Это рубль, жёлтенький; это трёшка, зелёная; это пятёрка… ты её уже видел; красный – червонец, то есть десять рублей; а эта фиолетовая – двадцать пять рублей, или четвертной. Эти две – самые большие купюры: пятьдесят рублей и сто рублей, но мы ими редко пользуемся: у нас зарплаты не такие большие. Посмотри, потрогай и запомни: из этих бумажек самолётики делать нельзя, мы много трудимся, чтобы зарабатывать эти бумажки.

Я рассматривал деньги, слушал бабушку, а в голове невольно вертелась мысль, что из пятидесяти и ста рублей «самолётики» получились бы гораздо лучше, чем из пятёрки… Бумажки эти были и длиннее, и шире пятирублёвых купюр.