Глава 5 Est quadam prodire tenus, si non datur ultra. Следует продвинуться хоть немного, если нельзя зайти далеко
Следователь всегда должен учитывать опасность оказаться в плену типовых версий, привычных житейских аналогий.
Госпожа Абрамова жила в Остермундигене в небольшом двухэтажном доме за невысокой зеленой изгородью на окраине Берна. Ледников отправился туда на такси без предварительного звонка, чтобы она не могла отговориться от встречи. Позвонил по телефону, уже стоя у калитки.
Она долго не брала трубку. Так долго, что мужчина, подстригавший кусты во дворе напротив, видимо, сосед, несколько раз внимательно посмотрел в сторону Ледникова. Сейчас еще полицию вызовет, подумал он. У швейцарцев это любимое занятие – в полицию звонят по любому поводу. Тут нет слова стукач, а есть выражение «сознательный гражданин».
Наконец, она ответила. Естественно, по-немецки. Голос звучал испуганно. Господи, чего она-то боится?
– Здравствуйте, Женя. Это Валентин Ледников.
Она молчала.
– Я стою у вашей калитки… Откройте, пожалуйста, нам надо поговорить.
Спустя какое-то время, дверь дома распахнулась, и госпожа Абрамова с телефоном в руке вышла на крыльцо. Через изгородь ее было хорошо видно. Высокая темноволосая женщина в очень дорогих, судя по количеству дыр, джинсах. Вот только лица ее было почти не разглядеть. Оно было слишком бледным как на плохой фотографии. Но что-то в нем показалось Ледникову хорошо знакомым, словно они уже виделись где-то…
Потом она торопливо подошла к калитке, распахнула ее и шагнула в сторону.
– Здравствуйте, – тихо сказала она. – Проходите.
Молча прошли в дом. Она провела Ледникова в гостиную, занимавшую весь первый этаж, показала на светлый кожаный диван, сама нервно прошлась по комнате, потом встала у окна. Кого же она так напоминает?
– Вы давно… в Берне? – по-прежнему не глядя на него, спросила она.
Ледникову не раз приходилось в своей следственной практике сталкиваться с людьми в таком состоянии. Обычно это были близкие или родные жертв, которые чувствовали себя виновными в случившемся. Хотя всего-навсего они просто оказались на пути равнодушной судьбы. Ледников всегда выделял таких людей и доверял их показаниям.
– Я прилетел вчера, но это неважно. Женя, я хотел бы, чтобы вы рассказали мне все об Анне. Решительно все.
Ледников решил, что называть Разумовскую по фамилии или Анеттой в данной ситуации как-то неуместно. Лучше строго и нейтрально – Анна.
– Мне надо знать, чем она здесь занималась, с кем встречалась, о чем с вами говорила…
– Да-да, конечно, но… Боже мой, я чувствую себя виноватой во всем! – в отчаянии воскликнула Женя. – Вы знаете, я не просила ее приехать. Она сама, сама предложила! Наверное, я не должна была соглашаться, но вы же знаете, какая она была решительная и непреклонная.
– Женя, я ни в чем вас не обвиняю, – по возможности мягко сказал Ледников. Но получилось холодно и официально. – Просто я хочу узнать правду о том, что произошло.
– Да-да. Вы лучше спрашивайте – так мне будет легче.
– Значит, Анна прилетела не только потому, что вы ее об этом просили?
– Я не просила, только рассказала ей по телефону, что тут творится и что папа прилететь пока не может. Она сказала, что ей все равно надо в Швейцарию по своим делам.
Ну, что ж, на Разумовскую очень похоже – она не любила уговаривать, предпочитала ставить людей перед фактами.
– Так что же все-таки произошло с вашими счетами? – по следовательской привычке резко переменил тему Ледников. – Вам удалось выяснить, почему их заблокировали?
Женя покачала головой.
– В банке только сообщили, что это было сделано по распоряжению следственного судьи Уве Штюрмера.
Следственный судья во многих кантонах Швейцарии, вспомнил Ледников, принимает решение об ограничительных мерах на стадии предварительного следствия. Таких, как арест, обыск… Значит, идет какое-то следствие, в зону внимания которого почему-то попала Женя Абрамова.
– В офисе судьи, куда мы обратились с Анечкой, сказали, что сделали это в рамках какого-то секретного расследования.
– Какого именно расследования? Расследования чего?
– Нам так и не сообщили.
– А вам лично никаких претензий, обвинений не предъявляли?
Женя виновато пожала плечами.
– Нет.
Какая-то сумрачная история, подумал Ледников. Но как может быть с ней связана смерть Разумовской?.. Арест счетов Жени вполне может оказаться случайностью или даже ошибкой. Или следственный судья мог просто перестраховаться.
– Вы сказали, Анна прилетела еще и по каким-то своим делам. Не знаете, каким именно? Она ничего не говорила на сей счет?
– Нет, конечно. Вы же знаете, она в них никого не посвящает. Единственное… Во время нашего последнего разговора по телефону я случайно слышала, она договаривалась о встрече с кем-то, кого она называла Элис. Они говорили по-английски. Может быть, она как раз ехала от этой самой Элис, когда… это случилось?
А вот это уже было интересно.
– Почему вы так решили?
– Когда она сказала мне по телефону, что выезжает и скоро будет, я услышала женский голос, сказавший по-английски что-то вроде: «We'll discuss it tomorrow once more…»
– «Мы обсудим это завтра еще раз…» – задумчиво повторил Ледников.
Женя согласно кивнула. Она почему-то упорно старалась не смотреть на Ледникова. Интересно почему? Впрочем, ясно почему – чувствует себя виноватой.
– Когда Аня прилетела сюда, я как-то сразу успокоилась. Рядом с ней ничего не страшно. Я сказала об этом и папе, и Руслану Несторовичу.
– А кто это? – насторожился Ледников.
– Руслан Несторович Сухоцкий – старый папин друг и компаньон. Он давно живет в Америке. Он папин друг еще по институту, меня знает с самого рождения… Он позвонил сразу, когда все это случилось со счетами, сказал, что при первой же возможности прилетит сюда и постарается помочь. Он звонит мне часто, чуть ли не каждый день. Но сразу предупредил, что снять все вопросы может только папа, и ему все-таки надо обязательно приехать сюда.
– А что именно вы сказали ему про Анну?
– Я сказала ему, что с Анечкой мне гораздо спокойнее и что отец теперь может не волноваться за меня.
– И что он?
– Он спросил, кто такая Аня. Я рассказала.
– А он? – продолжал давить Ледников.
– Сказал, что очень рад тому, что у меня есть такая замечательная подруга. Знаете, я ему и про вас рассказала, – смутившись, сказала Женя.
Ледников удивленно посмотрел на нее.
– Он как раз звонил вчера вечером, – торопливо стала объяснять Женя. – Сразу после вашего звонка. Очень взволнованный. И я, чтобы его успокоить, рассказала, что приехал друг Ани, который работал в прокуратуре и потому может мне помочь.
– Понятно, – без всякого восторга проронил Ледников. Он бы предпочел, чтобы о его приезде знало как можно меньше людей. А уж в Америке тем более.
Женя его настороженность сразу заметила. Она вообще, судя по всему, очень чутко реагировала на собеседника.
– Но вы можете не беспокоиться. Я не собираюсь донимать вас и мешать вам. Это я просто сказала Руслану Несторовичу, чтобы он не волновался за меня слишком сильно.
И тут Ледников понял, кого Женя ему так напоминает. Ну, конечно, Нину Гладыш! Роковую женщину, измученную своей способностью влюблять мужчин до желания убить соперника. Тот же тип – ничего особенного, на первый взгляд, и в то же время ясно ощущаемая неуловимость, сулящая нечто неожиданное… Разумовская, правда, говорила, что Женя просто беззащитная и не приспособленная к жизни, совсем не схожая характером с безгранично уверенным в себе, пробивным, как танк, отцом. Разумовская в людях разбиралась, но что-то от роковой Гладыш в беззащитной Жене все-таки было.
– Скажите, а Анна жила у вас?
– Нет, в гостинице, но два раза мне удалось уговорить ее переночевать у меня.
– От нее ничего не осталось? Может быть, какие-то бумаги, документы…
– Она же была такой аккуратисткой. После нее в комнате можно было не убираться – никаких следов.
Ледников задумчиво обвел глазами комнату. На столике у окна лежал закрытый ноутбук.
– Женя, а вашим компьютером она не пользовалась?
– Да, как раз когда она первый раз осталась на ночь. Сказала, что ей надо найти кое-что в интернете.
– Вы не помните, какой это был день?
– Кажется, одиннадцатое…
– Я посмотрю компьютер с вашего разрешения?
Женя посмотрела на него непонимающе.
– Я хочу посмотреть, какую информацию она искала, – терпеливо объяснил Ледников. – Это может быть важно.
– Пожалуйста, конечно.
Через журнал посещений он открыл список сайтов, на которые заходили с этого компьютера две недели назад. Он был совсем невелик. Все сайты были найдены через Google. Значит, искали какую-то конкретную информацию…
– Вы часто пользуетесь интернетом? – поинтересовался он у Жени.
– Очень редко. В основном почтой. Ну, иногда захожу на российские сайты. А в тот день я в интернет вообще не заглядывала – у меня страшно болела голова.
Ледников почувствовал необходимость остаться одному.
– Вы не сделаете кофе? – повернулся он к Жене.
Она молча кивнула и вышла.
Итак, что Разумовская могла искать? Что ее интересовало? Выяснилось это очень скоро. На всех сайтах она смотрела материалы, связанные с заявлениями сенатора Генриха Фрая по делу семейства Винеров, отца и двух его сыновей. Сенатор обвинял швейцарские власти в том, что они отказываются назвать причины, по которым был уничтожен архив Винеров, – их подозревали в контрабанде ядерными технологиями со странами-изгоями. История была действительно непонятная…
Вернулась Женя с чашечкой кофе на подносе.
– Женя, вы знаете, как добраться до места, где погибла Анна?
– Вы хотите туда поехать?
– Да.
– Это за городом, совсем недалеко, если на машине. Берн вообще небольшой город.
– Да уж не Москва.
– Давайте я вас отвезу, – неожиданно предложила Женя.
– Ну, если это вас не затруднит…
Ледников предпочел бы отправиться туда в одиночестве, но и отказываться смысла не было.
– Я только оденусь и выключу свет, – сказала Женя.
Она вернулась через минуту. На ней была короткая кожаная куртка с тисненой надписью на спине. Вместе с драными джинсами она составляла ансамбль, который как-то не вязался с образом безответной жертвы, которой ему до встречи представлялась Женя.
Когда выехали на улицу, Ледников заметил, что сосед напротив по-прежнему сосредоточенно возится со своей изгородью. На повороте Ледников оглянулся. Теперь мужчина говорил по телефону, глядя им вслед. Наверное, все-таки решил настучать в полицию о подозрительном субъекте.
Надо сказать, Женя вела свой «фольксваген-гольф» неожиданно уверенно. За рулем она словно переменилась. Ледникову вдруг на мгновение даже показалось, что он едет с Разумовской, которая в машине всегда чувствовала себя не меньше, чем царицей.
– Меня водить машину учила Аня, – словно угадав его мысли, сказала Женя. – Она объяснила мне, что машину надо чувствовать, а главное – не бояться. И тогда она тебя примет.