Звонок Агаты и просьба (которая больше выглядела, как приказ) купить ей большой стакан кофе застала меня, когда я уже подходил к зданию Следственного комитета. Хорошо, киосков с кофе по городу понатыкано на каждом шагу. Я без проблем взял ей большой латте и поднялся на третий этаж. Агата нервно долбила по клавиатуре правой рукой, а левой загребала из пакетика тараллини с чесноком и грызла их. Мне она скупо кивнула, не отрываясь от своего занятия, получила кофе, сняла крышку и жадно отхлебнула, на миг блаженно закрыв глаза.
– Чем занята? – с любопытством спросил я.
– Говнюка одного закрываю. Дело простецкое, но он упорно косил под невменько, – буркнула Агата. – Три трупа, по синьке поругались, этот схватил нож и пошел кромсать собутыльников направо и налево. Я его быстро вычислила, только искать пришлось долго. Он свалил в деревню к бабке и залег там на дно. Знаешь, сколько у него было ходок?
Я покачал головой.
– Ну, предположи, – сказала Агата. – Чтобы тебе было легче, скажу, что ему сорок семь лет.
– Пять, – сказал я. Она улыбнулась.
– Ну, почти. Шесть. Начал он по малолетке. Как только стал совершеннолетним, присел на полтора года. Но убийств в его биографии еще не было. Воровство, разбой… А еще я порой удивляюсь, как стопроцентно работает генетика.
– В каком смысле?
– Ну, жил он в пьющей семье, и, в принципе, то, что он бухать начал с детства, вполне объяснимо. Но при этом и мать, и отчим были не сказать что совсем пропащими. Отчим – снабженец, мать – бухгалтер. А вот родной папашка зону топтал с детства и воровал так же. Причем клиент мой папашку никогда не видел, тот помер, когда сынок еще не родился. Судя по личному делу, пошел по папашиным следам, воровать начал, как только ходить научился…
Ее слова прервал звонок. Агата взглянула на экран. Я заметил, как сдвинулись ее брови, она моментально помрачнела, но тут же, словно ластиком стирая гримасу раздражения, улыбнулась, провела пальцем по экрану и вытянула руку, чтобы попасть в кадр сеанса видеосвязи.
– Здравствуй, Агатушка! – загрохотал мужской, слегка смазанный голос, словно ее собеседник говорил с полным ртом. Мне показалось, что она беседует со стариком. Агата метнула на меня осторожный взгляд, но продолжила улыбаться.
– Привет. Ну, как ты там?
Голос Агаты мгновенно поменялся, в него словно налили меда, придав бархатистости и тепла. Даже ее хриплый, словно с бритвами в горле, тембр стал совершенно иным. Стальная леди, которую я знал все эти годы, моментально испарилась.
– Да как… Сейчас вот поел немного… Мне тут кашу принесли, без соли. И еще суп, совсем пустой, ничего в нем нет, вода одна. И компот. А потом… ну, что, полежал, с мужиками погутарил, сейчас вот тебе звоню. А ты на работе?
– Да где мне еще быть?
– Всех переловила? Или еще кто остался?
– Всех не переловишь, пап, – вздохнула она, вновь посмотрела на меня и торопливо свернула разговор: – Я тебе вечером из дома позвоню.
Она отключила связь и поглядела на меня с вызовом, будто то, что у нее есть родители, должно было меня шокировать. Я не отреагировал, и этим, кажется, ее разочаровал. Не дождавшись боя, Агата быстро допила кофе и вновь застрекотала на клавиатуре. Я терпеливо ждал, пока она закончит. Завершив работу, она с облегчением отодвинула клавиатуру, подцепила еще одну крохотную баранку и отправила в рот, с наслаждением размолов ее зубами.
– Что у тебя? – сурово спросила она.
– Видеозаписи. Здания напротив, банк, камеры на площади. Их, конечно, никто не отключил, как в бассейне, и кое-что можно рассмотреть.
Я вынул флешку и подал Агате. Она торопливо воткнула ее в разъем компьютера и клацнула мышью. Я присел на краешек стола.
– Давай, покажу, я уже все посмотрел.
Агата уступила. Я перемотал на нужное время и остановил воспроизведение. На экране застыла компания из двоих парней и четырех девушек, которая заходила в здание бассейна через служебный вход. Расстояние не позволяло разглядеть их отчетливо. Однако было понятно, что им кто-то плохо различимый в полумраке открывает дверь.
– Незадолго до этого они приехали на двух машинах, – пояснил я и открыл другой файл, промотав видео до нужного момента. Парни и одна девушка прибыли на машине Романова, судя по всему, на видео был именно он. Еще три девушки прибыли на такси, шли от площади пешком. Внутри их кто-то ждал и открыл двери. Это случилось в двадцать два тридцать четыре. Камеры в здании не работали уже примерно полчаса.
– При этом вахтер уверял нас, что двери никому не открывал, – припомнила Агата. Я кивнул.
– Он был в своей каморке в соседнем крыле. Оттуда не только криков из бассейна не будет слышно, но даже стрельбы. Но вот, что интересно: в три двадцать вся эта компания выходит из дверей служебного входа.
Я вновь перемотал видео и показал Агате. Она нахмурилась, отняла у меня мышь и просмотрела фрагмент несколько раз.
– Вошли шестеро, а вышли семеро, – сказала она. – Ты заметил?
– Заметил. А теперь самое интересное.
Я вновь промотал видео до нужного момента. Агата уставилась на экран, сморщилась, не понимая, зачем я показываю ей здание, и нетерпеливо гаркнула:
– Ну?
– Я тоже не сразу обратил внимание, – усмехнулся я и вновь отмотал видео. Агата одарила меня ненавидящим взглядом и уставилась на экран. Происходящее она заметила только после третьего показа, торжествующе ткнув в монитор ручкой.
– Ага! – обрадовалась она, увидев, как смазанная черная тень перебегает неосвещенное расстояние и подбирается к окнам хозяйственной части бассейна, толкает створку и забирается внутрь.
– Это Романов? – спросила Агата. Я покачал головой, взял мышь и вновь перемотал видео на четверть часа вперед.
– Нет. Вот Романов.
Антон вновь приблизился к двери служебного входа, открыл ее ключом и вошел внутрь. На часах было четыре ноль две. Через полчаса из окна выскользнула темная фигура и растворилась в утренних сумерках. Романов из здания не вышел по простой причине: он был уже мертв. Агата, зло щурясь, таращилась в монитор и еще пару раз проматывала фрагмент, а затем накинулась на остальные файлы.
– Можешь не искать, – сказал я, прерывая ее занятие. – Кто бы это ни был, он все время находился в слепой зоне. Это единственный раз, когда он попал под камеры.
– А остальные? – прервала Агата и ткнула ручкой в монитор, где вновь застыла группа молодых людей в компании Антона Романова. – Они кто?
– Устанавливаем, – дежурно ответил я, прекрасно понимая: злая, как сатана, Агата сейчас скажет мне что-нибудь едкое, мол, очень долго устанавливаем, уже сутки прошли… Но она промолчала. Когда зазвонил ее служебный телефон, она сухо бросила холодное «да», а потом велела:
– Пусть поднимается.
Я вопросительно уставился на нее. Агата махнула рукой в сторону стула у стены.
– Не уходи пока. Там внизу мать Романова, она только что вернулась в Россию и пришла поговорить. Может, расскажет, с кем ее сын мог плескаться в бассейне.
Светлана Романова, что по какой-то причине не взяла фамилию второго мужа, напомнила мне знаменитую Рыжую Соню, точнее, актрису Бриджит Нельсон: высокую, широкоплечую, с высокой грудью и зачесанными назад белыми волосами. Определить ее возраст я затруднился: можно было дать и тридцать, и пятьдесят. Пластика лица была сделана очень умело и естественно, и, если бы не странно искривляющийся лоб, перекачанный ботоксом, я бы смело решил, что эта женщина просто очень хорошо сохранилась, и хирургическое вмешательство тут ни при чем. Романова была так же просто и дорого одета, как и Торадзе. Черные воздушные одеяния невероятно шли ей. А еще я подумал, что она очень хорошо держится для матери, потерявшей единственного сына.
Мы представились, Агата предложила Романовой стул. Светлана села, привычно закинув ногу на ногу, с прямой спиной и изящно сложенными руками, и уставилась на Агату. Глаза у нее были бледно-голубыми, почти белыми, как у хаски. И только безумные зрачки были расширены почти до предела. За внешним спокойствием бушевало истинное горе. Я перевел взгляд на ее руки. Пальцы мелко тряслись. Заметив мой взгляд, женщина сжала их в кулаки так, что костяшки побелели.
– Когда мне можно будет… его забрать? – спросила Светлана. Голос был глух, словно звучал из пыльного сундука. Стало понятно, что она лишь огромным усилием воли держит себя в руках, и этот стержень не прочнее хрусталя, нажми, и сломается в мелкое крошево.
– Идут следственные действия, – мягко сказала Агата. Бритв в ее голосе все еще не было, а сочувствие к матери убитого хоккеиста казалось почти искренним. – Так что пока мы не можем выдать тело. Нужно установить причину его смерти.
– Да какая, к чертям, причина? – с яростью выдохнула Светлана. – Я только что ездила в морг, делала официальное опознание, как будто кроме меня… Мой мальчик, мой дорогой мальчик лежит там совершенно голый, синий, с разбитой головой… Какая разница, отчего он умер?
– Разве вы не хотите покарать убийцу? – спросила Агата. – Разобраться?
– Я хочу похоронить сына, – ответила Светлана. Ярость в ее голосе сдулась до булавочной головы. – А потом лечь на его могилку, свернуться клубком и сдохнуть. Это все чушь, мол, если узнаешь правду, станет легче. Ну, найдете вы убийцу, и что? Это Антона воскресит?
Хрусталь все-таки треснул. Она не смогла договорить, всхлипнула и закрыла лицо руками. Я налил ей воды, но Светлана не стала пить. Сгорбившись, она просидела несколько минут, не отнимая рук от лица. Плечи содрогались в беззвучных рыданиях. Затем она выпрямилась. Глаза были красными и влажными.
– Ладно, – сухо сказала она. – Ладно… Вам ведь нужно что-то спросить? Да, я на все вопросы отвечу.
– Нам сейчас важна каждая деталь. Скажите, а отец Антона… Он сейчас где? – спросила Агата. Светлана вынула из сумочки платок, высморкалась и бросила его обратно.
– Он умер. Мы с Андреем… ну, отцом Антона, давно расстались, и как-то по-дурацки все получилось. Я сама была виновата. Встретила это ничтожество, повелась на смазливую мордашку и сладкие речи, а потом… Андрей был слишком гордый и благородный. Он очень красиво ушел, оставив мне все, платил алименты честь по чести. И с сыном виделся, – никогда не ругался, не пытался настроить против меня. Антон в него пошел, такой же честный стал и благородный. А потом… Андрей умер. Сгорел от рака за считаные месяцы. После развода он так и не женился.
Я заметил, что Агата дернулась при этих словах. Поднявшись, она налила воды в свой стакан и подлила Светлане, но та лишь замотала головой.
– После смерти бывшего мужа я все переосмыслила. Поняла, какой дурой была, но поздно, да и оставаться одной не хотелось. Одно дело – сознавать свои ошибки, а другое дело их исправлять. Вот я и закрывала глаза на то, что Востриков долгое время существовал на мои деньги, на его бесконечные измены… А потом стало все равно. Сергей сейчас спит с дочкой сенатора, причем уже пару месяцев, а я этого как бы не замечаю. Собственно, в Мюнхене у меня не было никаких дел, я там встречалась с любовником… Я бы даже хотела сказать, что если кто и виновен в смерти Антона, то это Сергей. И пусть это несправедливо, я бы позлорадствовала.
Любовью к нынешнему мужу здесь явно не пахло. Я заметил, что Агата напряглась, как гончая, почуявшая след.
– Почему вы назвали мужа ничтожеством?
Светлана покосилась в угол и зло ухмыльнулась.
– Разве его можно назвать по-другому? Ничтожество, приспособленец, альфонс. Все, что у него есть сейчас, пришло от меня. Если бы не я, он бы до сих пор тренировал детишек в Задрипанске. А сейчас один из самых известных тренеров в стране. Только за душой ничего нет, одна фотокарточка красивая.
– А как ваш сын относился к Вострикову? – спросил я.
– Антон никогда не любил Сергея, с самого детства. А Сергей не особенно старался заменить ему отца, его куда больше интересовало, как Антон справляется с тренировками. Сергей на него делал ставку, как на породистого жеребца, днем и ночью заставлял тренироваться. А потом Антон ушел к другому тренеру, Семенову… Илье, кажется. Да, Илье Борисовичу. И там еще больше вырос. Ну, Сергея и переклинило. Он считал Антона предателем, но ведь за это не убивают, верно? Тем более через пару лет Антон вернулся в команду, и это Сергей преподносил, как свое достижение. На самом деле Антона просто перекупили, его и Диму Сомова, они с самого детства были вместе. Для команды два таких мощных нападающих стали хорошим вливанием. Они просто должны были выигрывать. В позапрошлом году так и было. А потом…
Светлана порылась в сумочке и вынула сигареты. Агата покопалась в столе и нашла там пепельницу, подвинула ее.
– В прошлом году в конце сезона «Волки» провалились с треском. Это был невероятный позор, их освистали все, кто только мог. Команда начала скатываться в пропасть, ребята играли все хуже и хуже. На последнем матче на выезде, на прошлой неделе, результат был «два-один», еле выиграли, причем одну шайбу Антон забросил. Комментаторы говорили, что ребята, как сонные мухи катались, только Антон летал как пуля. Там еще какой-то конфликт случился.
– Какой конфликт? – насторожилась Агата. Разговор преподносил сплошные открытия. Я вспомнил, в каком состоянии было тело. Светлана развела руками и ответила, шмыгнув носом.
– Я не знаю. Заметила, что у него пальцы разбиты, ну и спросила. Антон не вдавался в детали, но он с кем-то подрался из команды противников. Встретились в баре и надавали друг другу по мордасам, точнее, Антон ему надавал, потому что тот мужик был сильно пьян. Их разняли, конечно… Я говорила Сергею, что надо разобраться, но его только деньги интересовали. Он стал нормально зарабатывать, а шлюхи стоят дорого, даже если они дочки сенаторов.
– Что вы имеете в виду? – спросил я.
– То, что сказала. Сергей спит с дочкой сенатора Завьялова и думает, что я об этом не знаю. Это такой стыд, знаете ли, находить в собственной квартире чужие трусы. Хоть бы постеснялся. Неужели нет денег на гостиницу? Нашел тоже, с кем связываться, она же тусовщица и алкоголичка.
Мы переглянулись. Слухи, что дочь сенатора Вадима Завьялова – Марина – плотно сидела на кокаине, в наших кругах ходили. Завьялову то и дело задерживали за экстремальное вождение, однажды она даже сбила ребенка, но дело замяли, к счастью, тот выжил. Поговаривали и об экспрессивном поведении дочки сенатора, которая, не стесняясь в выражениях, крыла матом персонал ресторанов, гостиниц и прочих заведений. Вадим Завьялов публично от дочки открестился, назвав ее своим позором, однако Марину с завидной регулярностью отмазывали. Из всех передряг она выходила сухой, как лист.
– Антон знал об изменах вашего мужа? – спросила Агата.
– Я об этом не говорила, но, если слухи дошли даже до жены, вряд ли они его миновали.
– И как бы он отреагировал, если бы узнал об этом только что?
– Думаю, мой муж сейчас выглядел бы немного по-другому, а, может, я навещала бы его в реанимации. Ну или я бы убедила его, что это не имеет значения. Собственно, для меня это действительно не имеет значения. Я собираюсь разводиться, и он может спать с кем хочет. Господи, что я говорю… Не обращайте внимания. Меня что-то понесло не туда. Сергей и Антон, конечно, никогда не пытались полюбить друг друга, даже ради меня, но ведь они и не враждовали… Простите. Это моя личная обида. Я сама не знаю, что сказать. Просто мне хочется кого-то обвинить, а я не знаю, кого. А тут Сергей, которого я давно уже очень сильно не люблю…
– Мы понимаем, – сочувственно сказала Агата. – Скажите, вам известно что-то о врагах Антона? Может, о его финансовых проблемах или о чем-то еще, что может нам помочь?
О врагах Антона Светлана ничего не знала. По ее словам, молодой хоккеист не вступал в серьезные конфликты, и до сегодняшнего дня она понятия не имела о каких-то сложностях. Ничего ей не было известно и о его финансовых трудностях. Антон хорошо зарабатывал, спускал почти все деньги, но в долги не влезал. Во всяком случае, она про это не знала. Хотя матери мало что знают о жизни собственных детей, если те не желают открываться, это я по своим родителям мог сказать. Не смогла Светлана пояснить, и что Антон делал в бассейне среди ночи. Упомянутого Востриковым Дениса Светлана тоже не знала. Агата продолжала строчить в протоколе.
– Что вы можете сказать о его девушке? – спросил я. Светлана пожала плечами.
– Он встречался с Алисой какое-то время. Алисой Серебряковой, фигуристкой. Она еще тренируется у Торадзе. Очень перспективная девочка, из приличной семьи. Не удивлюсь, если на Олимпиаде она будет первой на пьедестале. Я, правда, не поняла, до чего у них там дошло. Мы с Серебряковыми иногда сталкивались и, в общем-то, были не против их отношений. Антон меня редко знакомил со своими девушками, пару раз всего, очень давно. Он их периодически менял, я даже не успевала запомнить имена. А вот с Алисой, кажется, было по-другому.
– У них все было серьезно? – уточнила Агата.
Светлана грустно улыбнулась, в ее глазах вновь заблестели слезы.
– Они же спортсмены. Алиса очень упертая и целеустремленная, как и Антон. У обоих на первом месте голы, очки, медали, секунды, а уж потом личная жизнь. Им и встретиться-то порой было некогда – сборы, соревнования, тренировки. Но они давно дружили, лет пять, как-то притерлись друг к другу. Хотя я не видела, что Антон вот прямо не может надышаться ею. Я бы, если честно, предпочла кого-то более земного, простого, чтобы девочка сидела дома, готовила борщи и ждала Антона с матча.
– Алиса борщи готовить не станет? – уточнил я.
– Боюсь, она не знает даже, как включать плиту. Если бы они сошлись, это была бы очень красивая пара. И возможно, крепкая семья, но уже после завершения карьеры.
Агата заерзала на месте, а затем пощелкала мышью и развернула монитор с видеозаписью ночного похода молодежи в бассейн.
– Посмотрите, пожалуйста, этот фрагмент. Вы никого не узнаете?
Светлана прищурилась, попросила остановить запись и несколько минут смотрела на застывшую картинку.
– Мне кажется, это Антон. А рядом точно Дима Сомов. Он такой… мосластый, как лось, его легко узнать. Насчет девушки не уверена, но, судя по росту, это Алиса, – неуверенно сказала она.
Агата ткнула ручкой в монитор.
– А вот эти девушки?
– Не знаю. Нет, не разберу. Это имеет значение?
Агата не ответила и запустила новое видео, сразу остановив его.
– Теперь посмотрите вот это. Рядом с вашим сыном еще один мужчина. Вы можете его опознать?
Светлана долго разглядывала стоп-кадр, но сокрушенно покачала головой:
– Нет, боюсь, он мне никого не напоминает. А кто это?
Не ответив, Агата вздохнула, внесла записи в протокол и протянула его Светлане. Та взяла ручку и размашисто черкнула, не перечитывая. Поднявшись, она сделала шаг к дверям, но остановилась и повернулась. Агата подняла брови.
– Вы отдадите мне записи? – попросила Светлана. В ее голосе отчетливо звучала мольба. – Это ведь, наверное, последнее видео, где Антон еще жив…
– По окончании следственных действий, – пообещала Агата. – Вообще, это против правил, но вам я лично все перешлю.
Романова кивнула и вышла за дверь. Я проводил ее взглядом и повернулся к Агате, которая вновь таращилась в монитор, разглядывая видеозапись.
– Итак, что мы имеем, – подытожила она. – В бассейне с Антоном предположительно находились фигуристка Алиса Серебрякова и нападающий Дмитрий Сомов. Если, конечно, Романова не ошиблась. А это уже хорошая зацепка. Они точно скажут, кто с ними был в бассейне. Я выпишу повестки, а ты притащишь их ко мне.
– Это явно была Серебрякова, – ответил я и протянул Агате телефон.
На экране высвечивался профиль фигуристки в соцсетях. На последнем селфи Алиса Серебрякова позировала с букетом роз того же цвета, что и найденный в машине лепесток. Под фотографией, рядом с грустным смайликом, виднелась лаконичная надпись: «Вот и всё».
– Интересно, что она имела в виду, – заметил я. – Запись датирована сегодняшним утром, за час до того, как нашли тело.
– Выпишу им повестки, тащи всех на допрос, – приказала Агата.
Побегать пришлось изрядно. Новое дело не отменяло всех имеющихся, и до самого вечера даже присесть было некогда. Из положительного – одно из моих дел решилось само собой. По убийству на бытовой почве фигурант сам пришел с повинной, совесть замучила.
Агата показалась мне не такой, как всегда, – излишне взвинченной и мрачной. Я готов был поклясться, что от нее, как от старухи, попахивает корвалолом, пробивающимся сквозь аромат сладкого французского «Пуазона». Следак, что принимает сердечный препарат вместо алкоголя, – настораживающий пунктик. Ранее на сердце Агата не жаловалась, даже когда влипала в различные переделки из-за своего характера, неуживчивости и длинного языка. Что-то такое в ее жизни происходило, но лезть с вопросами я не стал. Захочет – расскажет, нет, значит, не мое дело. Ее прежняя язвительность нравилась мне гораздо больше этой угрюмой замкнутости, что торчала сквозь напускную деловитость. Да и, вообще, Агата мне нравилась. Особенно после того, как стряхнула с себя неудачный брак с местным криминальным журналистом Никиткой Шмелевым, легкомысленным балбесом, что уже лет пятнадцать, как сох по другой. Пару месяцев назад я даже попытался подкатить к Агате, но был недвусмысленно послан в пеший эротический тур.
Ладно.
Я позвонил в контору, которая занималась охраной объекта, и отправился туда для беседы, благо, там работал бывший сослуживец, который согласился без запроса проверить, что интересного происходило с бассейном. Оказалось, интересного было много. Регулярно, по ночам, последние три месяца кто-то снимал бассейн с охраны, используя код сигнализации, а потом ставил вновь. Жалоб на несанкционированное проникновение от руководства спорткомплекса не поступало. Все, что запечатлевали камеры до того, как их выключали, так это одинокого мужчину с капюшоном от толстовки на голове, полностью скрывающим лицо, – он подходил к дверям, вводил код, а потом шел к дверям серверной. После – темнота. Затем камеры включались, мужчина запирал двери и уходил. Я посчитал: за три месяца таких случаев было девять.
Жора Милованов сообщил, что Антона Романова действительно оглушили предметом с небольшой тупой поверхностью, которым мог выступить, например, молоток. Рана была не смертельной. После хоккеиста сунули головой в воду и держали, пока он не захлебнулся, причем макнули целиком, а потом вытащили наружу. Ни на теле, ни под ногтями не обнаружили чужого ДНК, фрагментов кожи и крови. Если что и было, все смыла вода из бассейна.
В разблокированном телефоне – никаких угроз. Да и, вообще, телефон оказался новым, его практически не использовали. В переписке – несколько чатов, однако в большинстве своем или безобидная болтовня, или рабочие моменты, датированные двумя-тремя днями. В настройках почти всех чатов стояло автоматическое удаление через неделю. И только один чат насторожил сразу. Это был неизвестный номер, с которого Антону прислали сообщение, на которое он ответил: «Да, я сейчас вернусь». Судя по времени, сообщение пришло примерно через полтора часа после того, как Романов покинул бассейн. А вот что было в сообщении, прочитать не удалось, поскольку его удалил или сам Романов, или его отправитель. Агата сообщила, что отправила запрос на восстановление переписки, но это требовало времени. Номер, с которого пришло последнее сообщение Антону Романову, не отвечал и в сети не был зарегистрирован.