Утром Михаил встал невыспавшийся, с головной болью. Попрощавшись с командой, сошел на берег.
У многочисленных судов всех размеров, облепивших причалы, уже суетились купцы и их помощники. С кораблей сгружали и несли на ярмарку тюки, узлы, сундуки, катили бочки с вином, медом, воском, маслом и еще бог знает с чем.
Михаил подходил к кораблям, интересовался – не идет ли судно на Москву? И везде получал неутешительный ответ.
Один из парней, видя его расстроенную физиономию, подсказал:
– Ты, парень, смотреть не умеешь, подходишь ко всем. А спрашивать попутное судно надо у тех, кто уже расторговался, купил здесь другой товар и грузится, кто обратно скоро пойдет.
Михаил поблагодарил. Мелочь, а досадно, что сам не сообразил. Надо впредь мозг подключать.
Теперь он шел по причалу, не интересуясь судами, с которых товар выгружали – он подошел к суденышку, на которое заносили тюки. С виду объемные, но грузчики, по-местному – амбалы, – несли их легко.
Михаил подошел, поинтересовался, кто владелец судна и товаров.
К нему не торопясь приблизился дородный муж с окладистой бородой.
– Если ты насчет постоя судна, так уплачено.
– Нет, я хотел добраться с вами до Москвы.
– Если пассажиром и с моими харчами – две деньги. Будешь помогать грести – одна.
– Когда отходите?
– Сейчас загрузимся и отходим.
– Согласен.
Михаил достал из кармана штормовки одну монету и отдал мужу.
– Вещичек много ли? – поинтересовался владелец судна.
– Все на мне.
Владелец судна, он же купец, скептически оглядел Михаила, хмыкнул, но ничего не сказал.
– Проходи.
Михаил поднялся по трапу на судно – это был речной ушкуй об одной мачте.
Амбалы сбросили в трюм еще два тюка, купец кивнул и черкнул палочкой по восковой дощечке.
– Все, отчаливаем.
Парень из команды отвязал веревку от бревна и лихо спрыгнул на судно.
Оттолкнувшись веслом от причала, вышли на чистую воду. Течение сразу понесло ушкуй вниз.
– На весла!
Сам купец встал у рулевого весла.
Команда на ушкуе была побольше, чем на ладье у Георгия – восемь человек вместе с Михаилом.
Восемь весел вспенили воду. Ветра не было совсем, потому парус не поднимали.
– И-раз! И-раз! – командовал купец.
Судно шло, прижимаясь к левому берегу. На середине реки, на стремнине, течение было более быстрым и отнимало много сил.
Порядки на ушкуе оказались такие же, как и на ладье. Утром завтракали, второй раз ели вечером. Когда ветер был попутный, ставили парус, и тогда гребцы отдыхали.
На третий день миновали Нижний Новгород. На ночную стоянку у городской пристани не останавливались.
– Дорого у пристани-то! – объяснил купец.
Дотемна они успели пройти до Оки, там свернули влево; отойдя на пару верст, пристали к берегу.
Вероятно, места корабельщикам были знакомые, останавливались они здесь не раз. На земле было выжжено пятно от костра, рядом – поваленная колода, подтесанная топором вроде лавки. В отличие от других дней после ужина выставили дежурного.
– Разбойнички иногда балуют, места обжитые, – посетовал купец Илья.
Дальше уже шли по Оке. С ушкуя Михаил видел по левому берегу деревушки и села.
– Земли Рязанского княжества пошли, – заметил купец, – скоро Переславль. Надо остановку сделать, о прошлом годе рожь у них уродилась, можно прикупить.
Однако когда они добрались до Переславля, городские ворота, выходившие к берегу, оказались заперты. На высоком берегу виднелся огромный ров, за ним – высокие, метров пять, стены из бревен.
– Торг у рязанцев здесь, на берегу. И никого!
Купец нахмурился. Запертые ворота и пустой торг означали беду. Либо враг на подходе, либо эпидемия чумы или моровой язвы. И то и другое одинаково плохо.
– Мимо идем, – зычно скомандовал купец. – Тут, в полдня пути, Солотчинский монастырь есть, там у монахов все и прикупим.
Но Михаил заметил, как помрачнело лицо Ильи. Стоя за рулевым веслом, он бросал внимательные взгляды на берега.
Ушкуй шел под парусом, подгоняемый попутным ветром.
Издалека послышался нарастающий шум, и команда подбежала к правому борту.
Из-за рощицы вынеслась конница и поскакала к берегу.
– Татары! – охнул кто-то.
Татар было десятка два. Они домчались до уреза воды. Двое вскинули луки. Тынн! Одна стрела вонзилась в палубу рядом с Михаилом. Древко ее вибрировало.
– Михаил! Пригнись за борт! – закричал купец. – Стрелу в брюхо получить хочешь?
Пока купец не крикнул, Михаил не осознавал опасности. Татары далеко, судно на середине реки – что они могут сделать? Однако после окрика Ильи и вонзившейся совсем рядом стрелы ощутил грозящую опасность. Он прилег, укрывшись высоким бортом ушкуя – как, впрочем, и другие.
Татары посвистели, покричали что-то и повернули коней назад.
Парни поднялись с палубы.
– Опять крымчаки балуют! – сказал один из них.
– С чего решил? – спросил другой.
– Великий князь московский Иоанн Третий о прошлом годе на Казань ходил – усмирять. Притихли казанцы-то, о набегах не слыхать.
– Может, ордынцы?
– Один черт – нехристи! Так от них пакости и жди. То крымчаки, то мордва, то казанцы, то Орда! Будет ли когда-нибудь этому конец?
Михаил внимательно слушал. Эх, не пришло еще время Иоанна, прозванного Грозным. Это он взял Казань и приучил татар к миру и покорности.
К вечеру они добрались до впадения в Оку реки Солотчи. Здесь, на стрелке, стоял основанный еще Олегом Рязанским в 1390 году Солотчинский Рождества Богородицы монастырь. Здесь и был погребен затем князь и жена его Ефросинья.
Ближе к темноте ворота в городах и монастырях запирали, и открывались они только утром. При приближении врага ворота были заперты даже днем, иногда за воротами опускалась кованая железная решетка.
Проломит ежели враг тараном ворота, а за ними в нескольких метрах – железо, и лучники наготове, стрел не жалеют. Иногда вражескими телами проход едва ли не доверху забивался. И сверху, с крепостной стены, врагов не жалуют. Льют им на головы кипяток и кипящую смолу, сбрасывают камни, мечут стрелы. Тяжело взять крепость, даже небольшую. Если нахрапом, без подготовки – потери наступающих велики, а проку мало.
Ушкуй Илья поставил к причалу у берега монастыря. На невысоком, метров десяти, берегу высились монастырские стены и макушки церквей. Ворота, как и ожидалось, были закрыты. У надвратной башни прохаживались двое монахов с факелами в руках.
Илья, как и всегда, тоже выставил на судне караульного и раздал команде оружие из трюма. Кому достался меч, кому – сабля, а Михаилу – боевой топор. На длинной деревянной рукояти, окованной двумя полосами железа, было насажено небольшое топорище с клевцом на обухе. В отличие от топора плотницкого лезвие боевого было узким – для пробития стальных доспехов, вроде юшмана или кольчуги.
Навыков пользования топором, впрочем как и другим оружием, Михаил не имел, но, положив топор рядом с собой на палубу, почувствовал себя спокойнее, увереннее.
Едва рассвело, команда развела костер и стала готовить неизменный кулеш.
Илья, не дожидаясь завтрака, направился в монастырь к настоятелю. Ему хотелось побыстрее купить рожь и убраться из этих земель, грозящих опасностью. Конечно, можно было и после завтрака или даже без него сразу же уплыть. Но какой же из Ильи купец без риска? Кто не рискует, тот сидит без прибыли. В Москве в начале лета цены на рожь, пшеницу или муку поднялись, и он, купец, не желал упустить прибыль.
Княжества Рязанское и Московское издавна враждовали друг с другом. Если Рязани угрожали, а то и разоряли дотла крымские или ордынские татары, то Москва отбивалась от нападавшей на ее земли Литвы и тех же татар. И каждое из княжеств хотело главенствовать, отхватить кусок земли от соседей.
Эти распри не лучшим образом сказывались на торговле, и торговые люди по возможности старались не упустить выгоду – в одном месте купить, в другом – продать.
Но и купцов ждали опасности. На суше бесчинствовали грабители и разбойники всех мастей, и небольшие тележные и санные обозы шансов добраться без охраны до места назначения имели немного. Потому купцы объединялись, шли обозами крупными. Скинувшись, нанимали охрану, да и сами неплохо владели оружием – жизнь заставляла.
Летом и весной до самого ледостава купцы – из тех, что побогаче – товары возили на судах. Но таких было не слишком много, судно стоило достаточно дорого, и команду требовалось содержать. Был и выигрыш. Судно брало на борт товаров значительно больше, чем обоз, и могло забраться по рекам в отдаленные районы, где у местных задешево можно было купить выделанные шкурки, соль, копченую и соленую рыбу – да много чего еще. Соль стоила дорого, и были торговцы, занимающиеся только ею, и целые районы, где добывали эту соль, – вроде Сольвычегодска.
Купец вернулся быстро, и вид был довольный, видно – сладили.
– Настоятель дозволил продать двадцать пять мешков ржи – все равно амбары надо освобождать перед новым урожаем.
Илья от удовольствия потирал руки.
– Сбросить трап и всей командой – к воротам. Монахи сами вывезут к нам мешки. Наше дело – перетащить зерно на судно.
Для команды таскать и грузить товар – дело обычное.
Сбросили трап на причал, команда сошла на берег. У открытых ворот уже стояло двое иноков с небольшой тележкой, на которой лежало несколько мешков. Парни из команды взвалили на плечи по мешку и, кряхтя, потащили. Зерно в мешках – груз изрядный, пуда четыре-пять весом.
Четверо из команды ушли за другой партией мешков, а Михаил и еще трое из команды судна остались стоять у ворот.
Внезапно за кустами на другом берегу Солотчи защелкали луки. Ширина реки в этом месте не превышала полусотни метров, и стрелы нашли свою цель. Парни, притащившие мешки на судно и сложившие их в трюме, попадали замертво.
Из-за кустов появились конные всадники и направили коней в воду. Кони поплыли, отфыркиваясь, а татары держались за седла и хвосты коней. Видимо, они знали, где находится монастырь, и теперь решили ворваться в него.
Парни из команды сообразили это сразу и юркнули за ворота. Один из них схватил Михаила за руку:
– Чего встал, как соляной столб? Стрелу татарскую в брюхо получить хочешь?
Михаил сбросил оцепенение. Все происходило, как в дурном кино. А парни с судна вместе с подоспевшими монахами уже закрывали тяжелые, окованные железными полосами ворота. Затем задвинули два дубовых запора. А со стен кричали:
– Татары! Все на стены!
Из монашеских келий выбежали иноки в подрясниках. Они бежали к амбару, где хранилось оружие. Выбегали оттуда – кто с копьем в руках, кто – с мечом, и сразу взбирались на стены. Судя по тому, как четко и деловито они это делали, оборонять монастырь им было не впервой.
А за стеной уже кричали и улюлюкали.
Михаил, как и другие, взобрался на стену и увидел – на суденышке с двумя татарами дрался топором Илья. Басурмане пытались достать его саблями. Но купец прижался спиной к борту, не давая татарам зайти сзади, и боевым топором успешно отбивал татарские выпады.
Михаил заметался по стене. Сверху над помостом был навес из бревен, укрывавший от стрел или непогоды. Передний обзор был возможен только через узкие бойницы. Помочь бы надо Илье, тяжело ему одному против двух врагов. Человек на помощь надеется, ведь монастырь рядом.
– Помогите же кто-нибудь! – взмолился Илья.
– Чем? Ворота открывать нельзя. Татары в монастырь ворвутся – тогда всех вырежут. Нас тут всего четыре десятка иноков вместе с послушниками. Стены оборонять надо, тогда есть шанс уцелеть.
Но и смотреть со стороны, как убивают купца, не было сил.
В это время внимание всех переключилось на атакующих. Татары, гарцуя на конях, поочередно метали в бревенчатые стены копья. Их лезвия глубоко входили в дерево.
Сначала монахи язвили, что сил у басурман не хватит, поскольку копья не доставали до верха стены. Но потом им стало не до мелких шуточек. Один из татар с ходу, стоя на крупе коня, подпрыгнул, ухватился за древко копья, подтянулся, перебрался на второе копье – повыше, и, как обезьяна, стал взбираться наверх. За ним последовал второй, третий… Копья образовали своего рода лестницу, опору для рук и ног атакующих.
Как только первый татарин показался над стеной, один из монахов рубанул его мечом. Татарин полетел вниз, сбивая с копий своих соплеменников.
Татары отбежали и стали стрелять из луков, метя в бойницы.
Один из послушников упал замертво – из глазницы его торчала стрела.
Михаил заметался по стене. У монастырских оружие, а у него руки пустые.
Он сбежал по лестнице. Навстречу шел почтенных лет монах с совершенно седой бородой.
– Где можно оружие взять? – с ходу спросил его Михаил.
– Владеешь ли чем? – деловито осведомился старец. – Пойдем со мной.
Он завел Михаила в деревянную избу. В изрядного размера комнате было что-то вроде оружейни. На полках лежали щиты, кучки стрел, мечи, в углу стояли копья и сулицы, на стене висела пара луков. К сожалению, пользоваться ими Михаил не умел.
– Выбирай, – повел рукою монах.
Михаил решил взять что-нибудь попроще – боевой топор или железную палицу. Взгляд его упал на нечто, покрытое рогожей, из-под которой выглядывало подобие приклада.
– А это что? – Михаил отдернул рогожу.
– Так самострел. Хочешь – бери.
Михаил взял в руки арбалет. Штука несколько неуклюжая. На грубоватую ложу спереди прикручены плечи, снизу вместо спускового крючка – спусковой деревянный рычаг. Видел он такие в музее и на фото в Инете.
– Тетива есть?
Старец нашел и тетиву, и арбалетные болты – вроде коротких стрел, только без оперения. Все протянул Михаилу.
– Ты не из подлого ли сословия? – спросил он.
Михаил замешкался с ответом. Что такое «подлое сословие»? Лишь позже он узнал, что так, в отличие от дворян, называли простолюдинов, а не разбойников или воров, как он сначала подумал.
– Знаком с самострелом?
– Разберусь, – коротко бросил Михаил. Уж если он со сложными авиационными двигателями разбирался, то с арбалетом и подавно должен.
Он вышел во двор. Сюда периодически залетали татарские стрелы – басурмане пытались расстрелять защитников монастыря из луков. Но монахи и послушники явно обладали опытом отражения атак. Без нужды они не высовывались из бойниц, а, как только татары пытались взобраться на стену, сбрасывали на них приготовленные и сложенные на помосте стены грудами булыжники.
Михаил внимательно осмотрел оружие. Устройство его было довольно простым и интуитивно понятным.
Он с трудом натянул на плечи арбалета тетиву. Довольно толстая, едва ли не в палец толщиной конопляная перекрученная веревка потребовала значительных усилий. У ложа впереди, где крепились плечи, было железное стремя. Михаил сунул туда носок ступни, потянул. Плечи арбалета изогнулись, тетива встала на взвод. А уж дальше – проще некуда. Он наложил арбалетный болт на желоб, и арбалет был готов к действию.
На Руси арбалеты не были широко распространены. Полевая форма боя татар и русских предполагала в основном действия конницы. Перезарядить арбалет, сидя на коне, было затруднительно, и потому пользовались луками.
Но арбалет, в отличие от лука, не требовал большой физической силы и постоянных упражнений в стрельбе. Поэтому бояре, боярские дети и люди благородного сословия сразу решили, что пользоваться арбалетом – удел подлого сословия.
Применяли их в основном для обороны или осады крепостей – то есть там, где не требовалась мобильность. Вес арбалетного болта доходил до ста граммов, убойная дальность – до двухсот метров, а броню в виде кольчуги или колонтаря болт пробивал с расстояния до двадцати пяти-тридцати шагов. Щиты надежным укрытием от арбалетного болта не являлись – в отличие от стрелы, пущенной из лука.
На Руси арбалеты величали самострелами. Существовали они в крепостях иногда довольно больших размеров, и вместо болтов использовали круглые камни или небольшие свинцовые ядра.
Михаил решил испытать арбалет и вскинул его к плечу. Прицельных приспособлений не было, но его и по болту навести можно было.
Он навел арбалет на торец бревна и нажал на рычаг. Щелкнула тетива, и почти без промежутка в бревно ударил болт.
Михаил подбежал и увидел, что болт попал довольно точно. Он попробовал его вытащить, но болт сидел прочно. Михаил качнул его за древко в одну сторону, другую. Древко обломилось, а наконечник так и остался в глубине бревна.
Михаил снова взвел тетиву, побежал к стене, взобрался на помост и осторожно выглянул в бойницу.
Мертвый Илья лежал на палубе ушкуя рядом с убитым татарином. Еще несколько татар, откинув трюмный люк, пытались определить – есть ли там что-либо ценное? В стороне группа татар человек из двадцати, сидя на мохнатых лошадях, спорили, показывая пальцами на монастырь.
Михаил навел арбалет на одного из татар на ушкуе и нажал на спуск. Болт попал татарину в спину, точнехонько между лопаток, и басурманин рухнул в трюм.
Остальные на потерю соплеменника не обратили внимания. Арбалет – не ружье, выстрела не слышно. Прямо оружие спецназа для тайных операций.
Михаил взвел тетиву еще раз, наложил болт. Теперь он целился в татарина, сидящего на коне спиной к нему, Михаилу. Спину самого татарина прикрывал небольшой круглый щит. Вот по нему-то и прицелился Михаил – умбон щита был как яблочко на мишени.
Михаил нажал на спуск. Болт попал в щит, пробил его и татарина. Тот завалился сначала на шею коня, а потом сполз на землю.
Татары закричали разом и принялись осыпать монастырские стены стрелами. У каждого из них за спиной висел колчан, и стреляли они довольно шустро. Стрелы с глухим звуком впивались в стены.
– Эй, добрый молодец, не расходуй попусту стрелы. Они тебе еще пригодятся, когда басурмане на приступ пойдут, – посоветовал ему монах, стоящий на помосте метрах в пяти от Михаила. В руках он держал боевой шестопер – оружие мощное, требующее большой физической силы. Такой шестопер мял латы и кирасы, как картон, ломал ребра и кости, от него не защищал стальной шлем. Как заметил Михаил, у большей части татар на головах были мисюрки – плоские, вроде чашки, шлемы.
Обозленные потерей двух воинов, татары снова полезли на стены. Только теперь они выбрали другую тактику. Половина татар на конях отъехали метров на пятьдесят-семьдесят, а другая половина начала штурм. Как только кто-то из защитников высовывался в бойницу, по нему одновременно стреляли два-три татарина.
Смена тактики принесла плоды. Уже двое послушников бились на помосте в предсмертной агонии.
При такой тактике татары имели шансы прорваться на стены и добраться до ворот. Тогда внутрь ворвутся конные, и никому из русских не уцелеть.
Двое монахов довольно крепкого телосложения подтащили к стене котел с кипящей водой, стоявший до того на костре, и опрокинули его на татар, ползущих на стену. Дикие крики и вопли, шум падения тел были результатом.
Михаил немного отступил от бойницы, и теперь снизу, со стороны татар, попасть в него из лука было невозможно. Но сам он видел головы татарских лучников. Прицелился, нажал на рычаг. Голова татарина исчезла из поля зрения.
Он взвел арбалет снова, наложил болт. Сдвинувшись немного вправо, выцелил еще одного лучника и угодил болтом ему в лицо. Он даже успел увидеть, как лучник запрокинулся назад, на круп лошади.
Слева от Михаила раздался крик. На стену взобрался татарин и снизу, от пояса, ткнув саблей в шею послушника, молодого парнишку, спрыгнул на помост.
Михаил отбросил арбалет, поскольку времени зарядить его просто не было, схватил из кучи здоровый, почти в два кулака, булыжник и с силой запустил им в татарина. Тот попытался уклониться, и камень попал в правый плечевой сустав. Татарин вскрикнул и выронил саблю. Левой рукой он выхватил нож, висевший на поясе, и шагнул к Михаилу, но тут же покачнулся и упал. Сзади за татарином стоял монах с окровавленным топором в руке.
– Что ж ты его камнем-то? Сабельку подбери.
И в самом деле, кроме арбалета, никакого другого оружия у Михаила не было.
Он подобрал саблю, покрутил ее в руках. Куда ее девать? За пояс заткнуть – так и сам обрежешься ненароком.
Морщась от отвращения и сдерживая рвотные позывы, он перевернул татарина, расстегнул на нем пояс, к которому были прикреплены ножны, перепоясался и вложил в ножны саблю.
И вот, сабля-то теперь есть, да как ею работать в бою?
Видел он как-то по телевизору спортивный поединок на шпагах. Скорость такая, что за кончиком шпаги уследить невозможно – только на замедленных повторах.
Михаил чувствовал, что у него огромный пробел, дыра огромная в познаниях. Мысленно Михаил дал себе слово, что если ему удастся выбраться живым из монастыря, он возьмет несколько уроков владения холодным оружием у опытного воина. Мастером, конечно, он не станет, но хоть защитить себя сможет. Пацифистом быть хорошо, но только до определенного предела. И сейчас здесь, в монастыре, он бился не столько против степняков, сколько за свою жизнь.
Татары, потеряв несколько человек убитыми, прекратили атаку и отошли от стен монастыря.
– Нам бы еще день-два продержаться, – подошел к нему монах, зарубивший топором татарина. – Басурмане – они какие? Набежали, нахапали трофеев, повязали людей в полон – и назад, в степи, пока войско наше не подошло. В открытом бою воевать они не любят, потери большие. У монастыря их уже с десяток полегло. Могут уйти, пограбить и пожечь села и деревни – там трофеи проще взять. Тебя как звать-то?
– Михаил.
– А меня – Данила, послушник я.
– А я с судна. Купец наш погиб, и половина команды тоже.
– Видел я. Только и команды твоей тоже нет, один ты остался.
– Не может быть!
Поскольку татары атаки прекратили, монахи и послушники снимали со стен убитых и сносили их к лабазу. Все верно. Четверо в черных подрясниках, монастырские, и трое – в цивильной одежде, из его команды.
Плохо для Ильи закончилась покупка ржи. Плыл бы себе по Оке мимо Переславля и монастыря – небось в живых бы остался. Да и кто может знать свою судьбу? Один Господь!
Злопакостные татары решили, что если они не могут взять трофеи в монастыре, то его следует сжечь дотла, и принялись метать зажженные стрелы. Стрелы падали на землю, где не могли причинить вреда, на крыши. Это уже было хуже, поскольку крыши были крыты деревянными плашками.
Монахи полезли на крыши, чтобы предотвратить пожар. Снизу им подавали ведра с водой, и они заливали горящие стрелы и кое-где уже начавшие тлеть деревянные плашки.
Теперь большая часть монастырских боролась с огнем, на стенах остался Михаил и шестеро послушников. Михаил не упускал случая подстрелить татарина, если тот неосторожно приближался к монастырским стенам.
Один из татар решил поджечь ушкуй, побежал к нему с факелом и уже успел взобраться до середины трапа, как Михаил всадил ему в спину болт. Татарин вместе с факелом рухнул в воду.
Факел зашипел и погас, а тело убитого, отягощенное железом – кольчуга все-таки, шлем, сабля и нож, вместе взятые, весили немало, – пошло ко дну, пустив воздушный пузырь.
Татары опасливо потолкались по берегу, но в воду за убитым никто не полез. Конечно, степняки плавать не умеют, к тому же на них доспехи – побоялись, что сами пойдут на дно.
Видя, что попытки зажечь монастырь безрезультатны, татары сели на лошадей и поскакали прочь.
– Вот паскудники, к Зачатьевскому монастырю направились, – заметил Данила.
– Отобьются, – махнул рукой Михаил. – Мы же отбились.
– Монастырь-то женский! Известить бы их как-то надо!
– Точно! Я к настоятелю побег!
Вскоре с колокольни раздался частый, тревожный звон. Его должны были услышать в соседнем монастыре и успеть хотя бы закрыть ворота. Селяне в окрестных деревнях тоже могли иметь время схватить детей и увести их в леса. По лесам татары не шастают, в лесу разгона для конницы нет, да и лошадь может ногу сломать, попав в барсучью нору.
А через несколько минут издалека донесся ответный колокольный звон. Зачатьевский монастырь подавал знак, что сигнал услышан, понят.
– Воздадим хвалу Господу, что он отвел беду от монастыря, уберег братию.
Монахи и послушники направились в храм Рождества Пресвятой Богородицы, преклонили колени.
Седобородый старец оказался настоятелем. Он остановил Михаила у входа в храм.
– Ты православный ли, муж храбрый?
Михаил молча вытащил из-за ворота крестик на цепочке. Настоятель впился в него взглядом.
– Проходи.
Михаил встал за монахами. Кто он здесь? Чужак! Когда крестились все, крестился и он, отбивая поклоны. После молитвы показалось, что на душе просветлело как-то.
Монахи обмыли погибших, одели в чистые одежды и стали рыть в углу монастыря братскую могилу. Здесь уже было небольшое кладбище. Кто-то из проживавших здесь ранее монахов почил своей смертью, другие погибли при защите монастыря.
На обряд отпевания Михаила не допустили. Вроде слышал он от кого-то, что монашествующих отпевают по особому чину.
После похорон монахов, послушников и членов команды монахи поднялись на стены и доложили, что врага не видно. Только тогда настоятель разрешил отворить одну створку ворот. Рядом с ней встали двое вооруженных монахов. Еще трое, в том числе и Михаил, вышли из монастыря. Надо было по христианскому обычаю предать земле Илью и четверых из судовой команды.
Убитых брали по двое, а один осматривал окрестности, был в дозоре – ведь татары могли внезапно вернуться.
После того как все тела оказались за монастырскими стенами, послушник Данила и Михаил обошли убитых татар, коих числом насчитали двенадцать. Они сняли и отнесли в монастырь оружие погибших, потому как оно могло пригодиться в дальнейшем самим монахам, да и стоило железо дорого, можно было выгодно обменять его на что-то нужное.
Дотемна они едва успели отпеть и похоронить членов судовой команды. Монахи, а глядя на них, и Михаил, обмылись из бочек с водой и сели за поминальную трапезу. После боя и последующего рытья могил все устали, и настоятель это понимал. Он выставил двоих караульных на стенах, а остальным разрешил отдыхать, предупредив, однако, чтобы к заутрене все были.
– Данил, возьми к себе в келью Михаила, я вижу – меж вами приязнь.
Данила склонил голову.
Спать они улеглись на жестких ложах, но Михаил уже привык – спал же он на досках палубы целый месяц.
Уснули мгновенно. Утром его растолкал Данила.
– Темно же еще, – вздохнул Михаил.
– Вставай. Пока умоешься, а там и на заутреннюю службу пора.
Пришлось вставать, ведь недаром говорят, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят.
После молитвы скромный завтрак – хлеб и квас.
Настоятель подозвал к себе Михаила:
– Один ты ноне остался. Что делать думаешь?
– В Москву бы мне, – осторожно сказал Михаил.
– Один ты судно до Москвы не доведешь. Оставайся в монастыре. У нас татары четверых живота лишили, еще трое с ранами лежат. В монастыре храбрые мужи нужны, а мне монахи сказывали, что ты от боя не увиливал, за чужими спинами не прятался.
– Не готов я пока, игумен.
– Ты думаешь, князь Олег Иоаннович монастырь здесь поставил только для веры, для спасения душ? Монастырь сей с полуночной стороны Переславль от ворога прикрывает.
– Не сомневаюсь.
– Ты бы подумал, я ведь тебя не тороплю. Походи по монастырю, спроси у своего святого совета – он тебе правильное решение подскажет.
– Хорошо.
Михаил и в самом деле обошел монастырь. Был он по численности не маленьким, до схватки с татарами сорок душ имел, а ведь большая часть монастырей по десять-двадцать монахов имели. Были, конечно, и большие, например – Троице-Сергиева лавра, где в эти годы находилось до семисот монахов и послушников. Только не хотелось Михаилу запирать себя в четырех стенах, служить только Богу. Ему казалось, что он должен посмотреть на Русь, коли он волею судьбы попал сюда, а кроме того, он полагал, что найдет применение своему уму и знаниям.
Из святых он знал иконы Николая-угодника и Пантелеймона. Он постоял у этих икон, помолился, испросил совета, как ему поступить. Однако молчали иконы, не давали совета.
После вечерней молитвы он подошел к настоятелю.
– Я все-таки решил добираться до Москвы.
– Как знаешь. Видно, Бог ведет тебя другой дорогой. Купец твой за рожь заплатил сполна, потому завтра монахи снесут тебе на судно недостающие мешки.
– Настоятель, не смогу я один судно против течения в Москву пригнать.
– Набери в Переславле команду.
Михаил задумался. Чтобы набрать команду, нужны деньги.
Настоятель как будто прочитал его мысли.
– В одежде купца денег не было. Потому поищи на корабле потаенное место.
– За совет спасибо.
– А впрочем, дам я тебе одного человека – знакомца твоего, Данила. Мне все равно в Алексин человека с письмом посылать надо.
– Благодарю сердечно, но одного мало.
– Чем могу.
Настоятель дал понять, что аудиенция окончена. На прощание сказал:
– Передумаешь – возвращайся, приму, – и перекрестил Михаила.
Он уселся во дворе монастыря на камень. Даже вдвоем им с ушкуем не управиться. Если будет попутный ветер, можно поднять парус. Он на рулевом весле, Данила – у паруса. Река широкая, отмелей и перекатов быть не должно. Но если ветер стихнет, придется стоять у берега. Или, если повезет наткнуться на рыбацкую деревню, набрать людей. Возвращаться к Переставлю не хотелось. Это двадцать километров туда и столько же обратно одному, а по земле рязанской татары рыщут. Нет, надо убираться отсюда поскорее.
Вечером он рассказал в келье Даниле, что настоятель посылает вместе с ним и его, Данилу, с письмом в Алексин.
– Знаю уже, дал мне настоятель такое послушание, – коротко ответил Данил.
После утренней молитвы и завтрака братия вывезла и помогла погрузить в трюм мешки с рожью. Судно сразу просело.
Михаил и Данила веслами оттолкнулись от берега и, осеняемые крестными знамениями монахов, вывели суденышко на середину Солотчи, а из нее – в Оку. Течение подхватило судно, развернуло боком и поволокло вниз, к Переславлю.
– Данила, ставь парус.
Послушник шкотами с трудом поднял парус – обычно это делали два человека. Парус хлопнул на ветру и развернулся.
Михаил налег на рулевое весло. Тяжело груженное судно плохо слушалось руля, но парус выправил положение.
Ветер был не сильный, но ровный, и ушкуй постепенно лег на курс. Михаил направил его ближе к берегу, где течение было не такое быстрое. Сразу вспомнилось все, что говорили Илья и Георгий, управляя корабликами. Эх, надо было самому расспрашивать, только кто же знал, что их опыт ему пригодится? Стать купцом или судоводителем он никак не собирался.
Журчала за бортом вода, в спину дул ветерок, светило солнце – вроде бы жить да радоваться надо. Не убит, не ранен после набега татарского. Но кто он в этом мире? Нет ни дома, ни семьи, куда нормальный человек стремится вернуться после долгого и опасного похода. У него тут не было прошлого, он не записан в церковные книги о рождении, нет друзей, нет работы. Не человек, а привидение какое-то, виртуальное создание. Вроде при прикосновении он чувствует тепло, при уколе – боль. Живой человек из плоти и крови, и в то же время нет его. Явился из ниоткуда, исчезнет в никуда – никто и не заметит. Страшное состояние своего существования здесь и одновременно условности этого существования.
Михаил задумался, отвлекся от управления, и ушкуй подошел близко к берегу.
Вывел его из задумчивости послушник, который закричал:
– Михаил, уснул, что ли? Скоро в берег врежемся!
Михаил виновато улыбнулся и налег на рулевое колесо, поправляя курс и отводя ушкуй подальше от берега. Голова была полна мыслями. Куда в Москве девать товар и судно? Что делать дальше? А может, и в самом деле заняться торговлей? Судно у него есть, товар – тоже. Продать его – будут деньги; снова купив и продав то, что пользуется спросом в других землях, можно получить прибыль. Но для этого надо набрать команду и решить – для себя в первую очередь, – какая у него цель? Если обогатиться, то можно заняться торговым делом. Потом даже дом можно купить и жениться. Или посмотреть земли русские и найти ту проклятую пещеру, которая неведомым образом перенесла, переместила его в другое время? Много вопросов, и нет ответов; и вариантов жизни здесь тоже несколько.
Михаил решил себя не мучить, а решать проблемы одну за другой. На данный момент, в самое ближайшее время ему надо обзавестись оружием и командой. Ценность, силу и значимость оружия он уже осознал. Пожалуй, еще о провизии подумать надо.
Река делала плавный поворот. Ветер подул сильнее. Данила радовался – он перебрался поближе к Михаилу на корму.
– Я ведь тоже далеко не забирался, интересно посмотреть, как в других землях люди живут, – начал он.
– Ты ведь послушник, не монах, стало быть – недавно в монастыре. А до того где жил?
– В деревне. Как все, с отцом пахал и сеял, собирали урожаи. А о прошлом годе мор у нас случился, за две седмицы вся деревня вымерла. И отец помер, и матушка, и братья мои. Схоронил я их. В мертвой деревне оставаться страшно было, вот и подался в монастырь. Раз я один выжил, значит, Господу так угодно.
– Невеселая у тебя жизнь, – подытожил Михаил.
– Я вот гляжу – ты торгуешь, на корабле плаваешь, другие земли повидал. Наверное, интересно.
– Интересно. Только ведь я не купцом был – просто в команде. А самого купца татары на судне убили.
– Я видел, – кивнул Данила, – он против двоих татар дрался. Помочь бы ему надо было, да настоятель запретил ворота открывать, боялся, что татары в монастырь ворвутся. Я вот, как приму постриг, хочу во Владычный полк податься.
– Не слыхал о таком.
– При митрополите есть, там только монахи служат, воинскую службу несут. Одежа и оружие у них лучше, чем в дружине Великого князя.
– За веру с мечом сражаться хочешь?
– Есть такие думки.
Ветер начал стихать, и к вечеру совсем успокоился. Спустив парус, Михаил и Данила с трудом, на веслах, загнали ушкуй в небольшой залив или бухту. Михаил спрыгнул на берег и веревкой привязал судно к дереву, чтобы не унесло течением. Теперь можно было приготовить кулеш.
– Данила, бери топор, разводи костер.
Послушник отправился заготавливать дрова, а Михаил спустился в трюм. В носовой его части, за загородкой, хранились продукты для команды. Он нашел крупу в мешочке, соленую рыбу, небольшой шмат сала и сухари. Пища непритязательная, но долго не портится и после варки вполне сытная. Вот только… Михаил обшарил все, но соли не нашел. У членов команды соль висела на поясе.
Михаил махнул рукой – он решил бросить в кулеш несколько кусков вяленой рыбы.
Кулеш получился неплохим, но Михаил не рассчитал, и сварил больше, чем они могли съесть вдвоем.
Наелись от пуза.
– Эх, благодать Божия! – растянулся на траве Данила.
– Ты отдыхай, а я пока покараулю. Потом ты меня сменишь.
– Как скажешь, – Данила повернулся на бок, сунул руку под голову и уснул.
Пока было светло, Михаил решил посмотреть, что за груз в трюме. Ну, мешки с рожью – это понятно. Они лежат по центру – для остойчивости. Но были и другие мешки и тюки, которые грузили на ушкуй на Макарьевской ярмарке. Они лежали в носовой части и ближе к корме.
Михаил развязал один мешок и вытащил лисью шкурку, за ней – другую. Понятно, купец на ярмарке меха взял. Михаилу вдруг вспомнилось, что купец писал на восковой дощечке. Где же он ее хранил? Наверняка учет товару вел.
Михаил внимательно осмотрел трюм. В одном месте, на корме, доска была захватана руками, как будто засалена.
После нескольких манипуляций доску удалось вытащить. За ней был небольшой тайник – с локоть во все стороны. Там и табличка нашлась, и мешочек с монетами. Ну, монеты он потом пересчитает, а табличку надо прочесть.
Он вылез на палубу, но сколько ни тщился, прочитать табличку не получалось. Первую букву, согласную, читал. А дальше тоже шли согласные: то ли шифровал купец свои записи, то ли сам для себя сокращал?
Михаил оставил табличку в тайнике. Он развязал мешочек и высыпал монеты на ладонь – тяжелые золотые и легкие серебряные, с непонятными словами. Есть надписи на латыни, есть – арабской вязью. Надо будет показать Даниле, может – он подскажет?
Данила проспал полночи, прежде чем Михаил разбудил его.
– Твоя очередь караулить. Смотри не спи, лихих людей хватает.
– Разумею.
Данила взял топор и устроился на носу судна, а Михаил улегся на палубе.
Утром, проснувшись, он первым делом взглянул на нос ушкуя. Данилы на месте не было. «Сбежал?» – мелькнула мысль. Михаил вскочил.
Однако зря он подумал плохое. Данила уже запалил костер и, стоя в стороне, лицом к востоку, с отрешенным видом читал молитву, шевеля губами и крестясь.
Ветра не было совсем, и Михаил упал духом – вдвоем против течения им не выгрести. Предстоял вынужденный отдых.
Они поели вчерашнего кулеша, не спеша сгрызли по вяленому лещу.
– Данила, помоги прочитать, что купец записал.
– Сам грамоту не разумеешь?
– Да что-то мудрено.
– Неси.
Михаил достал восковую табличку, спрыгнул с борта на берег.
Данила молчал пару минут, вглядываясь в текст.
– Да все понятно. Смотри: лиса – два десятка. Надо полагать, речь о шкурках.
– Именно.
– Бобер – два десятка; енот – пять и еще десять; белка – пять десятков.
– Подожди-подожди, что-то у тебя ловко получается.
– Давай вместе.
Данила водил пальцем по записям и медленно читал вслух. Михаил понял свою ошибку – он не знал орфографии и некоторых букв славянского алфавита. При письме оставлялись согласные буквы, и только иногда вставлялись гласные, а слова писались без промежутков. И, кроме того, некоторые буквы имели непривычный вид. Та же буква «я» – она была похожа на «а». Далее, его сбили с толку меры длины – ведь одной из записей было: сукно немецкое – восемь арш.
«Арш» оказался аршином. Все встало на свои места. Теперь он знал, что хранится в мешках. Цены бы теперь узнать, только вряд ли Данила поможет.
– Спасибо. А про деньги объяснишь?
– Не, не могу. Я, кроме медного пула, других денег в руках не держал. Псковское пуло от новгородского или московского отличу, а ежели у тебя серебро или золото – то, прости, сам не видал.
– И на том спасибо.
По незнанию, Михаил считал, что большевики убрали из алфавита старорежимное «ять». Однако дело обстояло намного хуже. Малограмотный Данила смог легко прочитать то, что он, человек с высшим образованием, счел за зашифрованную тарабарщину.
Они сидели на берегу до полудня, провожая глазами редкие проплывающие суда. Они шли под веслами. Михаил решил про себя, что в первом же встречном городе наберет нескольких гребцов. Все равно Данила плыть вместе с ним до Москвы не будет, ему в Алексин надо, а это на половине пути.
Далеко за полдень поднялся едва ощутимый ветер, который постепенно усиливался. Михаил с Данилой отвязали судно, веслами вытолкали его на чистую воду, поставили парус. Ветер расправил прямоугольную холстину и повлек судно вперед.
А к вечеру впереди показался город.
Они причалили к пристани, принайтовали ушкуй. Тут же появился неказистый мужичок.
– Сколь стоять будете?
– До утра точно, а там видно будет.
– Одна медяха за постой.
Михаил расплатился.
– Что за город?
У мужика высоко взлетели брови.
– Так Коломна же. Это Ока, а вон – Москва-река. Ты что, не был в этих краях?
– Не довелось.
– А команда где? – не унимался мужичок.
– Татары побили на Солотче.
– У монастыря?
– Там отсиживались.
– Монастырь-то цел?
– Пытались штурмом взять – отбили, татары стрелы огненные еще метали. Только Господь не дал свершиться святотатству, – вступил в разговор Данила.
– Ох, прости, святой отец! Благослови!
– Не священник я пока, не монах даже – послушник просто.
– Вы первые, кто про нападение татар сказал.
– В Переславле ворота городские закрыты и торга нет.
– Вона как!
– Ты лучше подскажи, где мне людей в команду набрать, – перевел разговор на другую тему Михаил.
– И подскажу! Кто лучше меня знает, где лучшие люди? Сколько гребцов надо?
– Четверых, а можно шестерых.
– О-хо-хо, – перекрестил рот мужичок. – Побегать придется. – Он хитро посмотрел на Михаила. Тот правильно понял намек.
– Ежели утром, в крайнем случае – до полудня, найдешь шестерых, только не пьяниц и не лентяев, получишь за труды медный пул.
– Два, и по рукам.
Михаил и мужичок пожали друг другу руки, скрепив тем самым устный договор.
Данила улегся спать, рядом пристроился Михаил. Данила все крутился, не мог уснуть.
– Ты чего не спишь, Данила? – не выдержал Михаил.
– Расставаться с тобой жалко.
– Как расставаться?
– Мы же в Коломне. Тебе по Москве-реке к городу подниматься надо, а мне искать попутчиков – кто по Оке пойдет. Ты не забыл, что мне в Алексин с письмом от настоятеля надо?
– Не забыл. Только я думал – мы вместе до Москвы поплывем.
– Так это ж крюк какой!
Михаил сам расстроился. Данила – парень хороший, на него положиться можно. Уйдет он, и Михаил останется совсем один.
– Может, останешься со мной? – предложил Михаил.
– Нет, не могу. Письмо доставить надо, и из монастыря уходить нельзя.
– Ты же не монах – послушник только. Пока можно назад отыграть.
– Я Господу засулился, что до конца дней моих служить ему буду. А с тобой? Купцу ведь деньги надобны, а душа? Ее ни за какие деньги не купишь.
– Это верно. Только привык я к тебе, расставаться неохота.
– Мне тоже. Только ведь это не навсегда. Будешь проходить на судне своем мимо монастыря – остановись на ночевку, тут и свидимся.
Михаил только вздохнул. Где он будет, как сложится его жизнь дальше – никто не знает. Да и доведется ли свидеться еще?
Парни поговорили еще немного и уснули поздно.
Утром же были разбужены вчерашним мужичком.
– Хозяин, так все деньги проспишь! Людей я тебе привел.
Михаил и Данила продрали глаза. На причале стояли трое бородатых мужичков лет сорока.
– Так мы же договаривались о шестерых?
– Скоро и другие подойдут.
– Тогда и деньги получишь.
Мужики оказались из одной слободы. Раньше они плавали с купцом, но у того плывущим бревном-топляком пробило обшивку корабля, и судно затонуло вместе с товаром. Они трое спаслись, но остались без работы.
– На сколь нанимаешь, хозяин?
– До конца сезона, – на всякий случай сказал Михаил. Он и сам не знал, что будет завтра, но скажи им сейчас, что до Москвы – так не согласятся.
– Как платить будешь?
– Прежний купец сколько платил?
– Медный пул за седмицу, ну и харчи твои.
– Согласен.
Михаил не знал, сколько стоит эта работа, но, похоже, не врут мужики.
Мужики степенно взошли на ушкуй.
Пока Михаил прощался с Данилой, сунув ему за помощь серебряную монету в руку, мужики успели облазить ушкуй.
Данила отталкивал деньги, говорил, что он с Михаилом по наказу настоятеля, но Михаил был непреклонен.
– Тебе же до Алексина еще добираться надо, кушать в дороге. Бери, чудак-человек, я тебе от чистого сердца предлагаю.
Он обнял Данилу, стиснул в объятиях.
– Свидимся еще. Ступай.
Данила осенил Михаила крестным знамением, повернулся и пошел по пристани искать попутное судно. Вроде и недолго они были знакомы, но опасности и трудности сближают.