– Вы так самоотверженно, мужественно бросились на помощь. Боже, ранены! Право, не знаю, как выразить благодарность и восхищение, мой благородный спаситель.
Пусть это произошло не так, как обычно описывают барды, Алекс расцвёл. Его угораздило отличиться на глазах воистину прекрасной дамы.
– Тей Алексайон Алайн, легион Леонидии, к вашим услугам, высокородная синьора.
Он церемонно поклонился, но был остановлен.
– Что вы! Не нужно таких жестов. Рана тревожится…
– Пустяки. Мужчине не престало обращать внимание на подобные мелочи, синьора…
– …Йоганна. Выздоравливайте, мой учтивый спаситель!
Приблизился Марк, с ним пара легионеров, но тея уже попрощалась. Незадачливый кучер, по вине которого произошла заваруха, осторожно тронул пару взмыленных присмиревших лошадей. Йоганна захлопнула дверцу.
– Ты – везунчик, Алекс, – позавидовал Марк. – Забирайся на моего жеребца, гнедая едва дышит.
Раненый повиновался. Всю дорогу к казарме он улыбался, романтично и глупо.
– Дома съешь чего-нибудь кислого, благородный, рожа треснет.
Алекс оторвался от мечтаний.
– Как ты думаешь, встречу ли её вновь?
– Кто вас знает, ветроголовых.
– Йоганна! Прекрасное и, к сожалению, не столь уж редкое имя. Дурак! Нужно было расспросить… Или проследить – куда поедет.
– Шпионить за дамой? Фи-и! – засмеялся Марк. – Пусть сама тебя ищет, старуха.
– Да как ты смеешь…
– Она мне не строила глазки, поэтому я не растаял как некоторые наивные романтики. Лет двадцать пять, а то и все двадцать восемь.
– Не может быть!
– Ночное освещение скрывает морщинки. Так что – просто жди. Она же тебе обязана спасением?
– Формально, конечно, да, но…
– Если и вправду благородная, не только от тейских родителей, но и по натуре, непременно найдёт. А если неблагодарная сучка, как и большинство – плюнь. Ищи случая, где спасти следующую.
Алекс гордо выставил вперёд тщательно выбритый подбородок – он его выскоблил, чтобы быстрее оброс.
– Ничего не понимаешь в высоком, деревенщина. Зато у меня, как у легендарных рыцарей овального стола, появилась дама сердца. Йоганна… Но мучает вопрос, где-то, по-моему, я уже видел эти бесподобные глаза. Только не могу вспомнить.
– В грёзах, мой друг. Иначе бы не забыл.
Марк до самой казармы подшучивал над приятелем, понимая, что единственное средство излечения от романтической лихорадки – весёлый поход к гулящим девкам. Но он не успел пригласить, зато оказался прав в предположении: на следующий же день Алекс получил письмо, пахнущее ароматно и загадочно.
«Благородный тей! Надеюсь, что вы столь же галантны, как и мужественны. Жду вас завтра в семь пополудни. Бульвар Анжелос, 17».
Отсутствие подписи не ввело в заблуждение. Адресат разве что не взлетел к потолку без крыла, потом побежал хвастаться Марку и Терону, а также сообщить прим-офицеру: следующим вечером многочисленные боевые раны точно не позволят нести службу, а если повезёт – на всю ночь не позволят.
Глава девятая
– Вы разбираетесь в живописи, тей?
Этим вопросом хозяйка особняка загнала Алекса в тупик. Спаси Всевышний, какая ещё живопись на севере! Картинные галереи среди скал? Конечно, в замке графа и, тем более, во дворце герцога Северной Сканды полно портретов многочисленных родственников, преимущественно – давно покойных. Но вряд ли важные лики можно отнести к настоящему искусству. Скорее – дань традиции, а портретист вызывается раз или два в течение жизни вельможи. Ни отец Алекса, ни бравый легионер и не задумывались, чтобы обвешивать полотнами родной дом.
– Люблю красиво… синьора, – кое-как выкрутился смущённый тей.
В действительности, для полнейшего стеснения ему за глаза хватило внешнего вида хозяйки картинной галереи. Йоганна встретила его в длинном вечернем обтягивающем платье из тёмно-зелёного бархата, с глубокими вырезами спереди, сзади и на рукавах. Каштановые волосы забраны в сложную и чрезвычайно эффектную причёску, единственный выбившийся из неё локон расчётливо прикрыл левый глаз. Бриллиантовое колье на шее, надо полагать, стоит больше, чем выплачивается легионеру в качестве оклада за десять лет.
– Жизнь ужасна, дорогой мой спаситель. Злобные бандиты, грязь на улицах и в душах, козни, интриги… Или случайная беда, как дурной кучер и понёсшие лошади. Поневоле ищешь утешения в прекрасном. Пусть – иллюзорном. Идёмте!
Она стремительно, с той самой ртутной подвижностью, увлекла Алекса внутрь, едва он успел отдать плащ, шляпу и перчатки лакею.
Во внутренних покоях молодой мужчина ощутил себя ещё более не в своей тарелке. Форменный камзол испорчен. Шерстяной сюртук одолжен у Марка и немного велик. Тщательно начищенные сапоги тоже не первой свежести, и густой слой крема не в состоянии скрыть их заслуженный стаж.
А вокруг богатство и изящество. Царство утончённого вкуса и роскоши. Наконец, сама тея Йоганна, главное и бесценное украшение…
– Не смущайтесь! – она без труда расшифровала бурю чувств, неумело скрываемых подавленным унтером. – У вас всё впереди. А это… мишура. Тонкий слой позолоты на той грязи, о которой я говорила.
И они смотрели картины, Алекс поддакивал в нужных местах, едва глядя на полотна, пленённый идеальной линией шеи, шаловливыми завитками каштановых волос, взмахами ресниц, упругими движениями маленькой груди в такт дыханию, порхающим жестам изящных ручек, когда Йоганна показывала ими на фрагменты картин, роняя непонятные слова: композиция, перспектива, экспрессия, светотень.
Чуть полегчало, когда слуги подали ужин. Основам этикета любой тей обучен с пелёнок, как и искусству зажарить куропатку, используя шпагу вместо вертела, а также съесть птичье мясо без соли.
Он понимал, что должен занять Йоганну лёгким светским диалогом… И не знал, о чём завести разговор. О казарме? Патрульной службе? Дуэлях? Чувствуя его напряжённость, прекрасная хозяйка вела беседу сама, иногда подбрасывая простенькие вопросы, поддерживая иллюзию участия Алекса в общении.
Красное вино крепко ударило в голову. Тем более закуска – привычная для летающей знати, изысканная, но напрочь лишённая жиров и сладкого. А после ужина разомлевшего легионера подстерегала новая пытка живописью.
В сравнительно небольшой комнате, по площади в половину казармы для тридцати человек, Йоганна показала множество этюдов углём. Затем усадила гостя в картинную позу, стянула перчатки и принялась за дело, сосредоточенно прикусив нижнюю губку. Любые порывы Алекса встать или даже поменять положение тела она безжалостно пресекала.
– Нравится?
Он обомлел.
Конечно, до этого видел своё отражение не раз: в зеркалах, в оконном стекле и даже на поверхности воды… Но впервые – чуть со стороны.
И Алекс себе не понравился. Художница умудрилась передать не только черты лица, не только шрамы – на лбу, на щеке, в ушной раковине, но и детали характера, о которых северянин конечно же знал, но не подозревал, что со стороны он выглядит именно таким – глуповато-самонадеянным, наивным, недалёким и слегка испуганным.
– И всё же – нравится? Вижу – не очень. Увы, дорогой Алекс, я не наёмная портретистка, пишущая маслом парадные изображения заказчиков, а правду не любит никто. Не расстраивайтесь, вы гораздо привлекательнее подавляющего большинства моих знакомых.
– Действительно? – смешался в очередной раз юноша и тотчас получил полный до краёв стакан крепкого вина. Несколько неуклюже провозгласил тост: – За ваш гениальный талант…
Она рассмеялась, потом точёным пальчиком, чуть серым от угля, осторожно дотронулась до рубца на щеке.
– Свежий, не больше месяца.
– Да – ерунда.
– И на лбу не очень старый. В этом году. Видно, текущий год особенно богат на приключения.
– Да, синьора. Отметина над переносицей напоминает мне об одном подлеце, которого непременно отправлю на тот свет, как только встречу.
Естественно, она узнала любимый автограф Байона, который чаще видела на бездыханных телах.
– Судя по шраму, ваш противник не из тех, на кого надо бросаться сломя голову.
– Пустяки, прекрасная тея…
– Нет, не пустяки. Поверьте, я беспокоюсь о вас.
Беспокоится… Значит – не безразлична?
Сердце так заколотилось в груди, что, будь он в воздухе, Алекс верно перевернулся бы от возбуждения.
Женщина тихонечко прикоснулась к его лбу, словно пытаясь этим касанием излечить след шпаги. И в этом лёгком ободряющем движении было столько нежности, что юноша потерял голову. Он схватил узкую кисть и начал бешено осыпать её поцелуями. Потом по предплечью поднялся до локтя и выше, проскочил препятствие в виде узкой полоски зелёного бархата и прорвался к упоительной поверхности шеи. Он рухнул на колени, будто силы оставили его, и обхватил тугие бёдра Йоганны, а лицо нырнуло в волшебную ложбинку, открытую глубоким вырезом.
Нежные но цепкие женские руки запрокинули голову Алекса, и он увидел невероятно близко её лицо, наверно – самое прекрасное на свете. По крайней мере, в этот миг.
Она властно впилась в его губы, крепко ухватив за короткие волосы на затылке. Молодой человек, познавший до этого только утехи с простолюдинками на сеновале и ни разу по-настоящему не целовавшийся, почувствовал упругий и настойчивый язычок своим языком. Ощущая, что обтягивающие лётные бриджи вдруг начали жать в самом нескромном месте, ухватил Йоганну чуть выше колен и приподнял. Понятно, что их недлинный совместный путь пролёг к ближайшей удобной софе, где не помешала ссадина на рёбрах и прочие бреши на молодом теле…
Он проснулся в предрассветных сумерках. Не удивительно – страсть отпустила его каких-то пару часов назад, выкрутив до предела, будто тренировка у Горана, но неизмеримо приятнее.
Комнату осветили четыре канделябра. Одеяло сброшено, он совершенно гол. Столь же нагая Йоганна заняла место за мольбертом.
– Лежи ещё минут десять. Где в наше время найти достойного натурщика, вдобавок – не болтливого. Ты ведь не болтлив, правда, тей?
Алекс понадеялся, что лёгкий полумрак прикроет красноту щёк. Конечно, никому ничего не говорил. Кроме Марка и Терона, разумеется, поэтому вся казарма в курсе.
– У тебя ревнивый муж или любовник?
Слово «любовник» прозвучало так: назови мне имя, и я его заколю. Да и супруг не бессмертен.
– Муж. Нет, не ревнив. Но и афишировать не следует. Он должен будет принять какие-то меры, хотя бы для сохранения лица. Ты не желаешь мне неприятностей?
– Что ты, дорогая…
– Лежи как лежал. Заканчиваю… – она добавила последние штрихи. – Достаточно. Одевайся.
– Э-э… мне не холодно. И готов тебя согреть снова.
Но Йоганна наотрез отказалась, возбудив отказом неистовое желание приходить снова и снова, чтобы позировать в чём мать родила. И не только позировать.
Через день после описанного сеанса живописи тей Горан сделал попытку возобновить тренировочные мучения, но плюнул на это дело, и не из-за руки в лубке, а чувствуя полную неспособность подчинённого сосредоточиться. Прим-офицер грубо выругался, обвинив Алекса, что унтер думает не головой, больше – неприличным местом, которое в результате потеряет в первом же бою.
Сознавая правоту наставника и не в силах выбраться из дурмана, в котором как в тумане постоянно мелькали горящие карие глаза, хищно раскрытые алые губы и распущенные каштановые кудри, Алекс отправил посыльного на бульвар Анжелос с запиской. После самого длинного в жизни дня ожидания он получил заветное приглашение.
Снова картины. Иные. Талантливые, исполненные в едином стиле, но не похожие друг на друга. Прекрасные.
Нагая тея с распущенными длинными волосами летит над горами, запрокинув голову навстречу солнцу и ветру.
Мужчина в форме гвардейца, с высоты птичьего полёта оглядывающий землю.
Стайка молодых девушек с крыльями у края утёса, им что-то объясняет инструктор.
Сломанное крыло. Сломанное тело.
И снова женщина в небесах. Если присмотреться, её черты лица удивительно напоминают Йоганну. Целомудренно одетая, с оружием.
Отряд гвардейцев атакует бомбами вражескую эскадру. Корабли пылают. Крылатое воинство, непостижимо прекрасное, парит на недоступной для червей высоте.
Полёт через грозу. Практически – самоубийство. Никто не мог этого увидеть, а если увидел – то не выжил. И всё же картина настолько реалистична, что глупо сомневаться: это – с натуры.
Волны прибоя выбрасывают обломки крыла. Женщина на берегу с тоской вглядывается вдаль.
Опять небо. Опять крылатые люди.
– Йоганна… Ты – волшебница. Ты так это почувствовала… И выразила… Как?! У меня просто нет слов!
– А ты – чувствовал?
– Да! Всё это – да! Но никогда бы не передал, даже если бы умел рисовать.
– Тогда и не надо слов. Лучше действием покажи, как ты восхищён.
Одного действия не хватило. И второго тоже…
В следующую встречу Алекс, избавившийся, наконец, от шины на предплечье, с тоской сообщил, что его и небольшой отряд легионеров отдают под командование императорского гвардейца для выполнения какого-то тайного и ответственного задания на западном побережье.
– Надолго?
– Не знаю. Туда десять дней лёта в одну сторону. Пожалуй – на месяц. А к Новому году…
– Не загадывай. Я несвободна. Может понадобиться присутствие, так сказать – по протоколу.
Уличённый в излишней болтливости, Алекс предпочёл не узнавать, кто у нас муж. И не расспрашивать. Не знаешь – не проговоришься.
– Кстати. Кто из императорских летит с вами? Я узнаю по своим каналам.
– Синьор Ториус Элиуд, элит-офицер.
– Седой лис… Тогда – что-то серьёзное. Береги себя.
– Конечно, любовь моя. Но не из трусости, а из желания непременно встретиться с тобой ещё и ещё.
Перед вылетом молодой любовник получил последнюю записку.
«Уезжаю. Не ищи меня».
Вместо подписи – размашистый рисунок летящей женской фигурки.
То есть – прощай? Или до встречи, но нескорой?
Об этом раздумывать он мог сколько угодно в долгие часы полёта на запад в ледяном ноябрьском небе, подставляя лицо ветру и вспоминая тею в облаках на картине Йоганны.
Косой строй, походный. Каждый синьор правее и выше лидера. Два-три часа в воздухе и короткий отдых под крышей очередной таверны или корчмы, как и в августе. Только не нужно считать монеты. За всех расплачиваются Грег и Кирос, неизменные спутники имперского элит-офицера, свидетели позора в таверне «У Тобиуса».
Лишь через день после отлёта, в средней руки харчевне высокородный Ториус соизволил просветить Горана, Терона и Алекса о причинах столь тайного и необычного вояжа.
– Синьоры, прошу не считать секретность недоверием. Миссия в высшей степени деликатная. Надеюсь, вы никому не сообщали о направлении путешествия?
– Нет! – решительно заявил Терон, Горан спокойно кивнул, Алекс предпочёл промолчать.
– Хорошо. Так знайте, в августе в порт Нирайн отправился мессир Эрланд с крайне важным сообщением, которое он должен был неофициально переправить через океан. По пути на него напали наёмники герцога Мейкдона. Благодаря неожиданному вмешательству присутствующих здесь юношей Эрланд счастливо избежал гибели. Потом, видимо, чтобы ввести в заблуждение ищеек герцога, он продолжил путешествие в одиночку, а его сестра Ева Эрланд в сопровождении теи Ианы Лукании отделилась и пропала из виду. Мессир погиб.