Глава 1 Как Флоренция получила купол благодаря дверям. История о Филиппо Брунеллески

Купол собора Санта-Мария дель Фьоре


Всемирно известным символом города Флоренции и Ренессанса в целом является замечательный купол над главным собором Санта-Мария дель Фьоре. Сейчас трудно представить, что этого купола могло и не быть, что его просто некому было бы возвести. Или он был бы, но точно совсем другим. Ведь история возведения флорентийского Дуомо очень драматична, она длилась несколько веков, в течение которых менялись архитекторы и донаторы, у горожан бывали периоды полного отчаяния, когда они уже и не мечтали увидеть храм завершенным. И все же собор был достроен, его венчает знаменитый гордый купол, а благодарить за такой счастливый исход жители должны были… двери, да, именно двери. Правда, не просто двери, а входные врата в главный городской баптистерий Сан-Джованни.

Давайте отправимся в 1401 год, в самое начало судьбоносного для собора, да и для всей Флоренции, XV века. Дуомо в это время представлял собой громады стен и сводов, а в центре зияло огромное отверстие в 43 метра диаметром, ожидавшее своего героя, который решился бы перекрыть его куполом. Но герой все не находился. Стоящая рядом элегантная колокольня Джотто и старинный баптистерий, в котором крестилась вся столица Тосканы, входили в единый ансамбль с собором. Баптистерий был посвящен покровителю города Иоанну Предтече и назывался Сан-Джованни: восьмиугольное здание, детище Средних веков, построенное на этом месте задолго до собора, еще в XVII веке, его главное украшение – византийские мозаики, сверкающие золотом и поныне. Мозаики и скульптурное убранство создавали долго, в течение всего XIII столетия. А в XIV веке баптистерий обзавелся великолепными парадными бронзовыми дверями, покрытыми прекрасными готическими рельефами скульптора Андреа Пизано. Как видим, флорентийцы, украшая свой город, не любили торопиться, они ориентировались не на современников, а на вечность.

Когда наступил новый век, отцы города решились подарить любимому баптистерию, из купели которого они все вышли, еще одни бронзовые врата. Поводом послужила закончившаяся эпидемия чумы, и новые двери были благодарностью покровителю города – Иоанну Крестителю. В городе было несколько блестящих мастеров, которые могли бы справиться с заказом, и, чтобы все были в равных условиях, был объявлен конкурс, по условиям которого каждый мастер должен был представить одну панель с изображением сцены «Жертвоприношение Авраама». В рельефе, отлитом из бронзы, должен был быть представлен сюжет, пейзажный фон, фигуры людей и животных. Скульпторам давался год на исполнение задания. Затем была созвана комиссия экспертов из 34 человек, которая в финал вывела двух участников, молодых талантливых флорентийских ювелиров, которым исполнилось по 23 года, – Лоренцо Гиберти и Филиппо Брунеллески.


Соборная площадь (Пьяцца дель Дуомо) во Флоренции. Баптистерий

Сан-Джованни прямо перед флорентийским собором Санта-Мария дель Фьоре


Оба рельефа были настолько хороши, что комиссия оказалась в затруднительном положении. Панель Брунеллески впечатляла своей экспрессией и драматизмом, а также реалистичностью и убедительностью деталей: Авраам, готовый нанести решающий удар; ангел, хватающий руку отца; слуга, вытаскивающий занозу из ноги. Рельеф Гиберти отличался мягкостью линий, плавностью движений, гармоничной композицией, особенно выразительным получился образ прекрасного и гордого Исаака. Оба участника были объявлены победителями, но заказ отдали Гиберти, поскольку технологически его рельеф был совершеннее, его можно было отлить целиком, тогда как Брунеллески отливал фигуры отдельно. К тому же работа Гиберти была значительно легче и экономичнее, а бронза была очень дорогим материалом.

Результаты конкурса молодой Брунеллески воспринял очень болезненно, его огромное честолюбие было ущемлено, от предложения принять участие в работе над дверями вместе с Лоренцо Филиппо гордо отказался. Он не находил себе места в родном городе, спасением для него стал отъезд в Рим, о чем он давно мечтал. Брунеллески покидает пределы Тосканы на долгие 17 лет, в течение которых он жадно познает мир и набирается опыта.

А Гиберти все эти годы работает над своим заказом, он создает 28 панелей на евангельские сюжеты для северных дверей баптистерия. Эти рельефы настолько были новыми в своих трактовках и так мастерски выполнены, что с них принято вести отсчет Возрождения в скульптуре. Гиберти смог объединить вокруг себя многих учеников, подмастерий и помощников, в ходе работ над дверями они прошли прекрасную школу и получили бесценный опыт, и многие из них составили славу итальянского искусства, к примеру, скульптор Донателло или архитектор Микелоццо.

Следующие четверть века маэстро Лоренцо также отдал баптистерию, на этот раз он создавал самые главные двери – восточные. Теперь он был знаменитым мастером, он достиг такого совершенства в своем деле, что вторые двери сотворил уже по своим собственным правилам. Он разделил врата на десять панелей, сделал всего десять позолоченных рельефов, каждый из которых стал шедевром. Микеланджело восторгался Восточными дверями, называя их «Вратами в Рай», с тех пор их так и зовут – Райские двери Гиберти. Завершен этот многолетний проект был только в 1452 году, над чудесными дверями, северными и восточными, мастер в общей сложности трудился полвека! Подобное подвижничество под силу немногим, это особая природа таланта, сосредоточенного, целеустремленного, способного на каждодневную скрупулезную и при этом новаторскую творческую работу.


Лоренцо Гиберти и Филиппо Брунеллески

Жертвоприношение Авраама. 1401


А смог бы полвека работать над дверями оппонент Гиберти – Брунеллески? Это большой вопрос. Ведь его талант совсем другой – более универсальный и стремительный, Брунеллески не мог оставаться только ювелиром или скульптором, пусть даже блестящим. Его феерическая натура требовала грандиозных замыслов и проектов, его интересы простирались от математики до технологии изготовления новых строительных материалов. Он подарил изобразительному искусству линейную перспективу, на основе которой европейская живопись развивалась следующие полтысячи лет. Он привнес множество новшеств в археологию, инженерное дело и даже в изготовление часовых механизмов. Но главным его поприщем стала архитектура, к которой он пришел не сразу.

Когда же он решил стать зодчим? Вазари пишет, что именно пребывание в Риме предопределило дальнейшую судьбу мастера. Увиденные им античные памятники произвели на Филиппо неизгладимое впечатление: «Он так погрузился в свои занятия, что не заботился ни о еде, ни о сне, его интересовала только архитектура, причем архитектура прошлого, то есть древние и прекрасные законы ее, а не немецкие, варварские, которые были в большом ходу в его время…» (Это Вазари имел в виду готику.) «Он все время записывал и зарисовывал данные об античных памятниках и затем постоянно изучал эти записи, – читаем далее в «Жизнеописании». – Если случайно они находили под землей обломки капителей, колонн, карнизов или фундаментов, они организовывали работы и выкапывали их, чтобы изучить надлежащим образом».

Так Брунеллески нашел соразмерное своим дарованиям предназначение – он совершит революцию в архитектуре, он возродит античное зодчество с его ордерной системой, арками, колоннами, размеренным ритмом и гармоничными пропорциями. Именно с такими планами, будучи уже зрелым человеком, в 1418 году Филиппо возвратился домой. Здесь ему довелось стать автором множества чудесных сооружений – от камерной капеллы Пацци, пленительной в своей лаконичности, до обширного ансамбля Воспитательного дома, завораживающего ритмом своих аркад. Брунеллески действительно удалось показать красоту и гармонию античной архитектуры, все его здания отличаются простотой и ясностью, а также безупречной соразмерностью и величавостью.

Но самым главным в его судьбе стал купол Санта-Мария дель Фьоре. Когда Брунеллески прибыл на родину, здесь как раз после очередного политического кризиса к власти снова пришли Медичи, которым срочно нужен был «градообразующий» мощный проект, способный объединить всю Флоренцию под их властью и прославить их на века. А что может быть более актуальным и грандиозным, если не проект создания купола над многострадальным собором?! И Брунеллески его предложил. Но его вариант был настолько рискованным, что согласиться его финансировать мог только Козимо Медичи, который был достаточно дальновиден и открыт новым идеям, а обстоятельства не оставляли ему времени на колебания и сомнения.

Гениальность и простота идеи состояла в том, что двойная конструкция, связанная ребрами и обручами, задумывалась системой, поддерживающей саму себя. Особый способ укладки кирпичей придавал дополнительную прочность конструкции. Пройдя все конкурсы и экспертные советы, 1 августа 1420 года архитектор приступил к строительным работам. Двойной купол требовал не только точных расчетов, но качественных материалов и квалифицированных рук. Поэтому Филиппо, как пишет Вазари, «ходил на кирпичные заводы, где месили кирпичи, чтобы самому увидеть и помять глину, а когда они были обожжены – собственной рукой, с величайшим старанием отбирал кирпичи. Он следил, чтобы камни были прочные и без трещин, и давал каменотесам модели подкосов и стыков, сделанные из дерева, воска, также поступал он и с кузнецами». Возведение купола длилось четверть века, Брунеллески даже успел спроектировать и заложить фонарь-латерну над куполом. Купол стал делом всей его жизни.

И сейчас сложно представить, как сложилась бы судьба собора, если бы конкурс 1401 года выиграл Брунеллески. Возможно, потомки не увидели бы ни купола, ни дверей… Каким пророческим следует признать решение комиссии, отдавшей пальму первенства именно тому из двух ювелиров, кто был предназначен для подобного проекта. А в мир пришел гениальный зодчий Филиппо Брунеллески.

Загрузка...