ШЛЯПА ДЛЯ ВРАНЬЯ
Эта история произошла со мной пару лет назад, когда я училась в восьмом классе. Кто я? Я – Маша Вихрова, обладательница неисчислимого количества веснушек и неуправляемой копны рыжих волос, живущей какой-то своей собственной жизнью и не желающей подчиняться ни умелым рукам парикмахера, ни требованиям школьного дресс-кода. А еще у меня дома огромная библиотека. Книги занимают большую часть нашей не такой уж большой квартиры. Книжные полки у нас везде: в прихожей, в детской, в гостиной, в спальне родителей и даже на кухне. Потому что мои родители – филологи, преподаватели Московского Университета и «Книги, – как говорит мой папа, – наше все!».
Еще у меня есть две бабушки и два дедушки, которые очень меня любят и соревнуются между собой в доказательствах этой любви. Есть еще много не таких уж близких родственников, среди них особняком стоит тетушка Аглая, которую мне запрещено называть тетушкой, но об этом я расскажу вам позже.
У всех моих родственников есть неосуществленные детские мечты, которые они решили воплотить в моем детстве. Бабушка Василиса Петровна мечтала стать балериной, поэтому в пять лет меня отвели в хореографическую студию, которую мне удалось бросить только два года назад. Дедушка Терентий Павлович мечтал играть в большой теннис, поэтому мне пришлось несколько лет бегать по корту и махать ракеткой, пока тренер не объяснила моим родным, что это пустая трата денег и времени. У бабушки Ариадны Сергеевны не заладилась музыкальная карьера, и поэтому я до сих пор мучаю соседей игрой на фортепиано, не говоря бабушке о том, что я дала себе клятву, после получения диплома об окончании музыкальной школы никогда не открывать крышку пианино. Могло быть, как говориться и хуже, ведь дедушка Фридрих Карлович в детстве мечтал стать боксером, но… слава Богу, остальные члены семьи убедили его, что для девочки бокс – не лучшее занятие.
Конечно, если бы у четырех полных сил и любви пенсионеров было бы на несколько внуков больше, мне было бы легче, но, поскольку я у них одна – приходится терпеть. Нет, вы не подумайте чего-нибудь такого! Я очень люблю всех моих бабушек и дедушек, просто мне, порой, сложно соответствовать их ожиданиям.
Чем же хочется заниматься мне самой? Если честно, еще не знаю. Наверно, я тоже стану филологом, потому что очень люблю читать. А может быть… Впрочем, не буду загадывать, потому что, как показала практика, трудно предугадать, что произойдет с тобой даже спустя несколько минут.
Был теплый апрельский день, и солнце светило так жарко, словно изо всех сил старалось растопить остатки почерневшего снега на уже начавших зеленеть газонах. В такие дни особенно неприятно получать плохие оценки. Если небо застилают серые тучи, а под ногами слякоть и грязь, идти из школы с двойкой по английскому не так противно. А в хорошую погоду, когда сердце должно заходиться в восторге от предвкушения близкого беззаботного лета, нести домой плохие оценки обидно до слез. Потому что твое настроение никак не соответствует погоде. «Диссонанс да и только», – как сказала бы моя учительница фортепиано. Диссонанс, как она объяснила мне, – это звучание тонов, «не сливающихся» друг с другом. Вот так и в моей душе прекрасный солнечный день никак не хотел «слиться» с двойкой, камнем лежащей на сердце.
Мама, наверно, уже заглянула в электронный дневник… А если еще нет, то с минуты на минуту заглянет. Это значит, что вечером, когда родители вернутся с работы, вместо веселого ужина меня ждет грустная трапеза, во время которой мама с папой, словно не замечая меня, будут переговариваться друг с другом:
– Ну, ничего… и с двойками люди живут, – со вздохом скажет папа.
– Конечно, – грустно подтвердит мама, – дворники тоже люди…
– Зато все время на свежем воздухе.
– Перед одноклассниками, конечно, стыдно будет… – продолжит экзекуцию папа.
– Да ладно! Они утром все в университеты спешить будут. Может быть и не
заметят нашу Машку с метлой и лопатой, – подхватит мама. И так целый вечер. Дело в том, что я – в целом «хорошистка», и оценки ниже четверки в моем дневнике большая редкость. Вот у Вальки Генераловой сплошные тройки, поэтому периодически возникающие в дневнике двойки ее родителей мало волнуют. «Лишь бы ребенок был здоров!» – говорит Валькина мама и совершенно «не парится» из-за оценок. Нет, я совершенно не хотела бы быть дочкой Валькиной мамы, но…
– Эй, рыжая! Купи шляпу! – услышала я вдруг у себя за спиной.
Надо сказать, что я терпеть не могу, когда меня так называют. Да, от рождения мои волосы были темно-оранжевыми, но это же не повод ко мне так обращаться! Что за дискриминация? Почему-то если назвать афроамериканца «чёрным», можно сесть в тюрьму за оскорбление личности, а вот если назвать человека с темно-оранжевым цветом волос рыжим, тебе за это ничего не будет. Разве это справедливо? Оглянувшись, я увидела женщину в каком-то странном пальто, похожем скорее на мантию волшебницы из фильма о Гарри Поттере. В руке она держала старую, видавшую виды широкополую шляпу серовато-коричневого цвета. Испугавшись, я побежала, но женщина не отставала. «Сумасшедшая!» – пронеслось у меня в голове.
– Да не сумасшедшая я! – задыхаясь от быстрого бега пробормотала она, – просто мне деньги очень нужны, я кошелек дома забыла, а тут красягу предлагают по бросовой цене.
Я остановилась.
– А что такое красяга?» – спросила я женщину. Мое любопытство, как всегда, победило страх.
– Да штука такая, очень мне нужная… – с трудом переводя дыхание после бега проговорила она, – в общем, долго объяснять. Берешь шляпу?
– У меня денег нет, – спохватилась я, вспомнив, что родители запрещали мне разговаривать с незнакомыми людьми, – к тому же ваша шляпа мне совершенно не нужна, – сказала я и побежала прочь от странной тетки.
– Нужна! Еще как нужна! – закричала она мне вслед, – ты же двойку в рюкзачке несешь!
– Откуда вы знаете? – остановилась я, как вкопанная.
– Знаю, – каким-то чудным образом она в одно мгновение преодолела несколько разделявших нас метров и оказалась рядом со мной. – Тебе без этой шляпы – кирдык.
– А при чем здесь шляпа?
– С этой шляпой любое вранье правдой становится.
– Это как?
– Очень просто. Надеваешь шляпу и врешь. Если тебе поверят – все так и будет, как ты соврала.
– А если я совру, что… я на Луну летала?
– Нет, это не прокатит.
– Почему?
– А кто же тебе поверит?
– Вот если соврешь, что пятерку, скажем, получила вместо двойки – поверят.
– А если…
– Так ты берешь шляпу или нет? – оборвала меня тетка, – а то я вон тому пацану предложу, – показала она пальцем с ободранным маникюром на понуро бредущего по противоположной стороне улицы мальчишку, – у него сегодня родителей в школу вызвали.
– Откуда вы знаете?
– Не твое дело. Берешь или нет?
– А сколько стоит?
– Пятьсот шестьдесят пять рублей, – не задумываясь сказала она.
– У меня только пятьсот пятьдесят, – ответила я.
Я точно знала, что в кармане рюкзака у меня лежат пятьсот пятьдесят рублей, всеми правдами и неправдами накопленные за последний месяц и отложенные на покупку туши для ресниц.
– У тебя еще пятнадцать рублей мелочью за подкладкой куртки завалялось, – на мгновенье задумавшись изрекла она. – Дырки в карманах зашивать нужно.
Я сунула руку в карман. Там было пусто и никакой дырки не наблюдалось.
– В левом, – нетерпеливо бросила тетка.
В левом кармане действительно оказалась довольно большая дыра, проникнув в недра которой, я нашарила несколько монет. Там было ровно пятнадцать рублей, которые я тотчас же протянула своей странной собеседнице.
– Остальные давай, – притоптывая от нетерпения приказала она.
Я сняла рюкзак и стала копаться в нем в поисках кошелька. В рюкзаке у меня, как всегда, был беспорядок.
– Справа под «Физикой», – командовала тетка, – давай быстрее, а то красяга уйдет.
Я протянула ей две бумажки: пятьсот и пятьдесят рублей. Она выхватила их, словно не брала, а отнимала, сунула мне шляпу и быстро пробормотала:
– Врать нужно только, надев шляпу, иначе не прокатит. Поняла?
– Поняла… – ответила я в никуда, потому что странная тетка уже растаяла в воздухе словно ее и не было.
Если бы не шляпа, которую я держала в правой руке, можно было подумать, что все случившееся со мной в последние пять минут мне просто привиделось.
Шляпа была старая, мятая, словно вынутая из помойки или отобранная у какого-нибудь бомжа. Я почему-то поднесла ее к носу и понюхала. Нет, помойкой шляпа не пахла, наоборот издавала аромат каких-то благовоний, похожих на те палочки, которые папин брат, дядя Володя привозил из Индии. Но, все равно, надеть ее было выше моих сил. Я вообще не любила головные уборы, предпочитая им капюшоны курток и свитшотов. А тут шляпа, да еще такая стремная… «Неужели пятьсот рублей просто выброшены на ветер? – ужаснулась я, – Нет уж! Нужно по крайней мере проверить, надула меня эта сумасшедшая или нет!», – сказала я себе и напялила этот ужас. «Реакция общественности» не заставила себя ждать в лице Ларки Костальской из соседнего подъезда.
Когда-то в раннем детстве, мы играли в одной песочнице, потом ходили в одну школу и очень дружили. Но, в шестом классе родители перевели Ларку в престижный лицей, после чего она задрала нос, стала общаться со мной свысока, и дружба наша как-то «сошла на нет».
– Что это ты на себя нацепила? У какой-нибудь бомжихи отобрала? – ехидно рассмеялась Ларка.
– Эту шляпу мне, между прочим, дядя Володя из Парижа привез. Последний писк моды, – обидевшись, соврала я на ходу и добавила, – кстати, свое последнее интервью Анжелина Джоли давала именно в такой шляпе.
– Не смеши! – отбрила меня Ларка, но полезла в карман за смартфоном.
«Поверила или нет?», – гадала я, пока она копалась в интернете. Вдруг ее лицо вытянулось и застыло. Боясь поверить в удачу, я обошла неподвижную в удивлении Ларку и через ее плечо заглянула в смартфон. «Поверила!», – чуть не закричала я, увидев на дисплее голливудскую звезду в точно такой же шляпе, как у меня.
– Прикольная шляпка… – очнулась Ларка, – а что за фирма?
– Какой-то молодой дизайнер… не помню фамилию. Но, если это тебе так интересно, спрошу у дяди Володиной жены, она, наверно, знает.
– Спроси, пожалуйста! – заюлила Ларка, – и вообще, заходи как-нибудь, пообщаемся…
Когда-то я любила бывать у Ларки. Мы часами трепались обо всем на свете, устраивали «фотосессии», напялив на себя платья и бижутерию ларкиной мамы, пили вкуснющий чай, заедая его флорентийским печеньем из «Азбуки вкуса». Но в новом классе у Ларки появились новые подруги, и она перестала приглашать меня в гости. Поэтому, поборов в себе желание сказать: «Да, конечно, приду!», я с прохладцей ответила:
– С удовольствием бы… но мне сейчас некогда…
– А что так?
– Готовлюсь к городской олимпиаде по английскому.
– Да ну? Ты же с английским не дружишь…
Ларка и раньше «подкалывала» меня за мою неспособность к иностранным языкам, но, когда мы дружили, мне не было так обидно, а теперь, задетая за живое, я начала вдохновенно врать, не задумываясь о последствиях:
– Это раньше так было, а теперь у меня по английскому сплошные пятерки. Родители классного репетитора нашли, носителя языка. Между прочим, на Джонни Депа похож, – коварно добавила я, зная, что Ларка с ума сходит от звезды «Пиратов Карибского моря».
Я добилась своего. Известие о репетиторе, похожем на Джонни Депа повергло Ларку в глубокое уныние. Она даже не попыталась скрыть своего разочарования моими достижениями.
– Ну, ладно… Желаю успеха!
Ларка понуро потащилась к своему подъезду. А я побежала к своему – мне не терпелось открыть электронный дневник.
Пулей взлетев на третий этаж, я достала из рюкзака ключи и открыла дверь в квартиру. Минуя кухню, куда бы при других обстоятельствах непременно заглянула, побежала в свою комнату к компьютеру. Потом, одновременно молясь и чертыхаясь, ждала пока он включится и загрузится. Когда это, наконец, произошло, с замиранием сердца щелкнула мышкой, чтобы открыть электронный дневник.
Увиденное поразило меня до глубины души: вместо привычных четверок и полученной сегодня двойки в графе «английский язык» красовались… ни много ни мало, четыре пятерки, по одной на каждый день текущей недели! «Что за прелесть эта шляпа!» – подумала я и побежала на кухню, от радости у меня разыгрался зверский аппетит. По дороге на секунду остановилась перед зеркалом и, напялив шляпу, посмотрела на свое отражение. Шляпа явно была мне к лицу. «Шляпка моя, родная! Теперь даже спать в тебе буду!», – со слезами умиления подумала я. Я была решительно и бесповоротно счастлива!
Забежав на кухню, подняла крышку с кастрюли, стоящей на плите, и вдохнула запах маминой солянки, вкуснейшей солянки на свете. Взяв половник, наполнила глубокую тарелку и поставила ее в микроволновку, а затем открыла в хлебницу и отломила большой кусок ароматной чиабаты. «Жизнь удалась!», – подумала я через две минуты, доставая тарелку из микроволновки.
Я уже откусила кусок чиабаты и зачерпнула большой деревянной ложкой ароматную юшку, но заливистая трель звонка на входной двери заставила меня поперхнуться.
Родители были еще на работе, к тому же у обоих были ключи… Затопить соседей я не могла, так как даже не включала воду – мамы дома не было, следовательно об обязательном мытье рук перед обедом мне никто не напомнил. Осторожно на цыпочках подошла к двери и посмотрела в глазок: на лестничной площадке стоял молодой мужчина, лицо его показалось мне знакомым. Он достал из кармана телефон, набрал номер, и, дождавшись ответа, стал с кем-то разговаривать по-английски…
«Неужели…», – пронеслось у меня в голове.
Ноги подкосились, и я опустилась на коврик в прихожей. Тут же зазвонил мой мобильник. На дисплее высветилось мамино фото. Я отползла подальше от двери и ответила на звонок.
– Ты где? – мамин голос звучал взволнованно.
– Дома, – прошептала я.
– Слава Богу! А я уже думала что-то случилось. Почему не открываешь? Джонни уже пять минут стоит у двери.
– Я в туалете.
– Так долго?
– Живот болит, наверное, съела что-то не то… Уже выхожу.
– Давай скорее, а то неудобно – он такой востребованный репетитор, у него каждая минута на вес золота. Позвони мне потом.
– Хорошо, – сказала я и пошла открывать дверь.
Теперь я поняла, почему его лицо показалось мне знакомым. Репетитор действительно, был похож на Джека Воробья.
– Hi! How are you? – сверкая белоснежной улыбкой спросил он, когда я открыла дверь.
– Fine, thank you…– ответила я, пропуская его в прихожую.
Он сразу направился в мою комнату, как будто и в правду был здесь не первый раз. «Плакала моя солянка!», – с горечью подумала я и обреченно пошла за ним. И тут произошло самое неприятное: у меня так скрутило живот, что мне ничего не оставалось, как крикнув вслед репетитору: «I ‘m sorry! I’ll be back in a moment!», – побежать в туалет. Хорошо, что моего словарного запаса хватило на эти незамысловатые фразы.
«Moment» затянулся на добрые пятнадцать минут. Оставшиеся полчаса урока я мучилась от своей полнейшей словесной беспомощности (Джонни, разумеется, говорил только по-английски) и «революции» в желудке. С облегчением закрывая за Джонни дверь, я подумала, что врать нужно аккуратнее, а то так можно черт знает до чего довраться. Но быть аккуратной с враньем оказалось труднее всего.
За следующие четверть часа я ухитрилась соврать еще несколько раз. Два вранья обошлись без неприятных последствий: сказала интересовавшейся по телефону бабушке Ариадне Сергеевне, что уроки уже сделала – и тут же в моих тетрадках появилось аккуратно выполненное ДЗ; ответила на мамину smsку, что ковер в гостиной уже пропылесосила – и потемневший от пыли ковер вернул свой первоначальный бежевый цвет. А вот когда на вопрос учительницы музыки, почему я не на уроке (разумеется, обалдев от случившегося, я совсем забыла о музыкальной школе) пришлось соврать, что повредила указательный палец на правой руке… Тот самый палец так разнылся, что пришлось подумать об обезболивающем. Это вранье повлекло за собой вранье следующее, а соответственно и следующие неприятности.
Не найдя дома обезболивающих таблеток, я вышла на лестничную площадку и позвонила в соседнюю дверь – пенсионерку тетю Иру всегда можно было застать дома.
– Ой, Маша! Заходи! – радостно встретила она меня, – как дела в школе?
– Да, вроде бы, все нормально, – осторожно ответила я, – Теть Ир, а у вас не найдется чего-нибудь от боли в пальце.
– А что у тебя… Ой! – взвизгнула она, увидев мой распухший указательный, – а может тебе в травмпункт обратиться? Вдруг перелом?
– Да нет, теть Ир! Просто мячом ушибла на физкультуре, – мне очень нужно было, чтобы тетя Ира поверила, что это не перелом – очень уж не хотелось месяц ходить в гипсе.
– Ну так от ушиба-то как раз переломы и случаются… – не сдавалась тетя Ира, – рентген нужно сделать.
– Я уже сделала. Сказали все нормально, перелома нет, просто ушиб.
– А-а-а… Тогда ладно, сейчас поищу чего-нибудь… Пойдем со мной на кухню, у меня все таблетки в холодильнике хранятся.
Нестерпимая боль в распухшем пальце стала затихать. «Значит, поверила», – обрадовалась я. Мы прошли на кухню, где тетя Ира, открыв холодильник, стала доставать из него многочисленные коробочки с таблетками. «Это не то… и это не то….», – приговаривала она, словно колдуя. Наконец, нужная коробочка была найдена, тетя Ира вручила мне таблетку, стакан воды и проследила, чтобы я как следует запила лекарство.
– А что это за дрянь у тебя на голове? – вдруг заметила она мою шляпу.
– Да так… – замялась я, чтобы не соврать что-нибудь не то.
– Сними, не позорь семью! – тоном, не терпящим возражений, приказала тетя Ира и уже протянула руку, чтобы стащить с моей головы шляпу.
– Это мы в школе мюзикл репетируем, – выпалила я, – мне по роли такая шляпа полагается, вот я к ней и привыкаю.
– А-а-а, – заинтересованно протянула тетя Ира, – сейчас угадаю, что это за мюзикл! Это… – она сделала эффектную паузу, – «Моя прекрасная леди», а ты играешь Элизу Дулитл! Угадала?
– Ага, – ответила я, хотя слыхом не слыхивала ни о прекрасной леди, ни об этой Элизе, – ладно, теть Ир, я пойду, – пытаясь избежать дальнейших расспросов, а следовательно, и дальнейшего вранья, я выкатилась из тети Ириной квартиры.
– Я танцевать хочу! Я танцевать могу до самого утра… – неслось мне в след, видимо тетя Ира напевала что-то из того самого мюзикла.
Уже стоя у своей двери, я вспомнила, как, выходя на лестничную клетку, захлопнула ее, не позаботившись о том, чтобы взять ключи. «Ну, вот что теперь делать? – думала я, стоя у родного порога, – На улицу в тапочках не выйдешь… Родители вернутся домой не скоро… Если вернуться к тете Ире – заболтает до смерти…». И тут в моей голове родился план. «Зря что ли я купила эту дурацкую шляпу?», – решила я и позвонила в теть-Ирину дверь.
– Ты чего? – спросила она, открывая.
– Ключи у вас забыла, тетя Ир! Тут, в коридоре на тумбочке, – голос мой звучал достаточно нагло для того, чтобы она поверила.
– Сейчас, сейчас… – тетя Ира нырнула в темноту прихожей и… вынырнула с моими ключами.
«Вот так шляпа!», – подумала я в очередной раз и, поблагодарив тетю Иру, побежала к себе.
Закрыв за собой дверь, я задумалась: врать дальше или на какое-то время остановиться. И вообще, хорошее ли приобретение эта шляпа? С одной стороны – суперхорошее: благодаря шляпе «исправилась» двойка по английскому, само собой «сделалось» ДЗ на завтра, сам пропылесосился ковер… А с другой… С другой стороны, каждое вранье «цепляет» за собой следующее, с последствиями, которые так сразу и не предугадаешь… Нет, нужно остановиться. Конечно, хорошо бы наврать про какое-нибудь путешествие или что-нибудь еще в этом духе… «Не все сразу, – оборвал мои мечты внутренний голос, – ты сначала с тем, что уже наврано, разберись». И я послушалась. Нужно сказать, что мой внутренний голос бывает гораздо умней меня, и если бы я его слушалась, то многих глупостей не совершила бы. На всякий случай я сняла шляпу и забросила ее на антресоли, где хранились дорожные сумки и чемоданы. А чтобы отвлечься от мыслей о шляпе, я решила что-нибудь почитать. Взять это что-нибудь с книжных полок в моей комнате, где родителями была подобрана литература, которую мне, по их мнению, мне следовало бы прочитать, не захотелось. Я решила побаловать себя чем-нибудь «взрослым», взятым из книжного шкафа в родительской спальне. Я даже знала, какую книгу возьму. На третьей снизу полке справа стоял томик «Анны Карениной». Недавно родители ходили на этот мюзикл в Театр оперетты, а меня не взяли. «Тебе еще рано», – сказала мама. А если рано, значит там про любовь и про это самое… Ну, про то, о чем взрослые обычно не говорят при детях и вообще…
В полумраке «будуара», как в шутку называли родители свою комнату, царил горьковатый аромат маминых духов. Это были какие-то очень крутые духи, привезенные дядей Володей из Парижа. Хрустальный флакон причудливой формы украшал мамин туалетный столик.
Пройдя к книжным полкам, я практически наощупь нашла желанную книгу. Свет зажигать не хотелось, так было прикольнее. Держа в руке увесистый томик, подошла к зеркалу, в котором, как на старинной картине лишь угадывались мои очертания. Одной рукой сжимая книгу, другой потянулась к маминой шкатулке с «драгоценностями». Чтобы доставить себе полное удовольствие, я решила примерить мамины сережки с капельками аметистов. И тут произошла катастрофа. Книга выскользнула из моей вспотевшей от волнения руки, и упала прямо на хрустальный флакон, который, словно в причудливом танце, завертелся на полированной поверхности туалетного столика и полетел на пол. Комната сразу же наполнилась едким запахом концентрированного парфюма, только отдаленно напоминавшего аромат легких с горчинкой духов. Выйдя из оцепенения, я подбежала к двери и включила свет. Осколки хрусталя в желтой резко пахнущей лужице сверкали, как россыпь драгоценных камней в сказке о сокровищах в пещере Али-Бабы. Я побежала за веником и совком, но… на полдороги к кухне вспомнила, что у меня есть шляпа…
Закинуть шляпу на антресоли было просто, а вот достать ее оттуда – гораздо сложнее. Забравшись на стремянку, я тщетно шарила руками по пыльным чемоданам: по закону подлости, шляпа улетела в самую глубь. Только минут через пятнадцать, все в пыли и паутине, мы со шляпой спустились вниз.
Теперь нужно было придумать, как и кому соврать, чтобы исправить ситуацию. Мозги мои скрипели, как проржавевшие карусели на детской площадке возле нашего дома. Ну, предположим, я позвоню бабушке Василисе Петровне и скажу: «Ты знаешь, бабуля, я не роняла флакон с мамиными духами!». Разумеется, бабушка сразу поймет, что я что-то натворила, и ни за что мне не поверит. А если позвонить однокласснице Катьке Стародумовой и сказать, например, что… Мои размышления прервал дверной звонок. Дав себе слово, что открывать никому не буду, я тихонько подкралась к двери и заглянула в глазок. Там стояла Ларка! Собственной персоной. Видимо шляпа как у Анжелины Джоли и репетитор, похожий на Джонни Депа подняли мой рейтинг на высоту Останкинской телебашни, если Ларка сама прибежала ко мне. Нахлобучив шляпу, я открыла дверь.
– Привет! – сказала я как можно более равнодушно.
– Привет, – ответила Ларка, удивленно втягивая носом, пропитанный духами воздух, – что это? Принимаешь ванну из парфюма?
– Да нет… – как можно беспечнее бросила я, – это домработница в родительской спальне прибиралась и мамины духи пролила.
– У вас же не было домработницы, – недоверчиво заметила Ларка.
– Теперь есть, – соврала я, но, испугавшись, что из-за моего вранья у нас в квартире будет жить посторонний человек, добавила, – приходящая.
– Ну, теперь твоя мама, наверно, ее рассчитает. Духи-то, судя по запаху, немерено стоят.
– Да у мамы еще один такой же флакон есть. Я его туда же на туалетный столик поставила, чтобы мама на домработницу не ругалась.
– Ну, ты добрая. Я свою наоборот в строгости держу, чуть что – говорю, что маме пожалуюсь, а она мне за это ДЗ по алгебре делает.
– Домработница? – удивилась я.
– Ага. Она у нас кандидат математических наук, в универе преподает, а уборкой подрабатывает, – поведала мне Ларка, и я пожалела, что не наделила свою навранную домработницу корочками университетского препода по математике – с алгеброй у меня тоже были не очень хорошие отношения.
– Покажи хоть, что за духи, – сказала Ларка и бесцеремонно зашагала к родительской спальне.
«Не поверила…», – подумала я и опустилась на пол, в ожидании ларкиной реакции от увиденного.
– Wow! – донеслось из спальни, – вот это да! Какой флакон! Это же топовый аромат сезона! Я о нем в «Космополитен» читала.
Я поднялась с пола и прошла в спальню. Судя по всему, Ларка поверила: на столике как ни в чем не бывало красовался хрустальный флакон, рядом с ним лежал томик Толстого, а от лужи и осколков не осталось даже следа, видимо навранная мной домработница уже успела все прибрать. Шляпа работала на славу!
На радостях я предложила Ларке чаю.
– Да нет, спасибо, я только что дома поела, – поспешила она отказаться.
– А у меня флорентийское печенье есть и эклеры из «Азбуки вкуса», – соврала я, назвав вкусности, которыми меня иногда угощали у Ларки дома.
– Тогда не откажусь, – согласилась Ларка, и мы пошли на кухню.
На столе, где еще пять минут назад ничего не было, красовалась коробочка с флорентийским печеньем и пластиковая упаковка с эклерами. Я включила электрический чайник и приготовилась заваривать чай.
– Ой! Давай без чая, – предложила Ларка, увидев коробку с надписью «Краснодарский».
– Да это только коробка такая, – успокоила я Ларку, вспомнив, что у них дома пьют только крутой чай. – Там коллекционный чай, собранный на вершине Эльбруса. Аромат – закачаешься.
– А что на Эльбрусе чай растет?
– А ты не знала? – «удивилась» я, – что у тебя по географии, детка?
Я плеснула кипятка в заварочный чайник, и по кухне поплыла волна сказочного аромата.
– Слушай, – не выдержала Ларка, – а откуда у вас все это: репетитор по английскому, домработница? Наследство что ли свалилось или твои предки клад нашли? – Ларка помнила, что родители мои преподавали филологию в университете, но, получая более, чем скромные зарплаты, ни за какие коврижки не расстались бы с любимой профессией.
– Да нет, – начала выкручиваться я, – просто мама сейчас дает частные уроки русского языка одному из сыновей султана Брунея, он в МГУ за папины деньги поступил, а с языком проблемы.
– А-а-а, – протянула Ларка, так что непонятно было, поверила она или нет. – А чего ж мебель не сменили? – заерзала Ларка на старом, видавшем виды диванчике.
– Да мы в новую квартиру на днях переезжаем, вон в том доме, – ткнула я пальцем в элитную новостройку, один из корпусов которой виднелся в окне, – поэтому сюда новую мебель и не покупали.
– Ничего себе… – Ларку аж пот прошиб от такого известия, – а по тебе не скажешь…. До сих пор, небось, телефон кнопочный…
– Ну, что ты! – как можно естественнее возмутилась я. – Мне еще на Новый год родители «десятку» подарили…
– Хr? – опешила Ларка, сжимая побелевшими от волнения пальцами свою «восьмерку».
– Xs, – с садистским спокойствием «добила» я бывшую подругу, и, видя, что Ларка поверила, полезла в задний карман джинсов, где вместо старенькой кнопочной Nokia уже лежал десятый айфон. Пока Ларка сравнивала мою «десятку» со своей «восьмеркой» я с удовольствием уплетала эклеры и думала: «Каким же вкусным может быть вранье!».
Ларка просидела у меня почти до вечера. Мы объедались флорентийским печеньем и эклерами, новые коробки которых появлялись сразу, как заканчивались предыдущие, стоило только соврать. Конечно, за это время мне пришлось еще много раз говорить неправду, зато у меня появились беспроводные наушники, джинсы Guess и еще куча вещей, о которых раньше я могла только мечтать.
Наконец, Ларка засобиралась домой. Уже в прихожей она вдруг попросила:
– Машк, а можно я в твоей шляпе сфотографируюсь?
– Конечно, – протянула я шляпу.
Ларка нахлобучила ее и повернулась к зеркалу.
– А мне идет, – с удовлетворением отметила она, – Знаешь, на следующей неделе мы с родителями летим в Лондон. Обязательно куплю себе такую. Ты не против?
– Да нет…
– Ну, что же ты? Сфотай меня! – Ларка протянула мне свою «восьмерку» и приняла точно такую же позу, как Анжелина Джоли на фото к интервью. – Жаль, конечно, от тебя уходить, – со вздохом сказала она, продолжая вертеться перед зеркалом, – но…
– Так посиди еще…
– Да нет. Мы сегодня с родителями идем на прием в Американское посольство. Через полчаса мама за мной должна заехать, а мне еще собираться…
– Тогда конечно… – с облегчением вздохнула я, с непривычки уставшая от общения с Ларкой.
– Ну, заходи… – сказала Ларка и, с сожалением расставшись со шляпой, потопала домой.
Закрыв за Ларкой дверь, я побежала на кухню убирать со стола, иначе пришлось бы врать родителям, откуда у нас появились столь изысканные яства, а врать я уже боялась… Выбрасывать остатки эклеров и печенья было жаль, но запихнуть их в себя я уже никак не могла. Загрузив последствия нашего с Ларкой пира в полиэтиленовый пакет, пошла выносить мусор. До возвращения родителей оставалось приблизительно полчаса. Выйдя во двор, я нос к носу столкнулась с мамой моего одноклассника Витьки Петюнина.
– Маш, ты не знаешь, куда Витька после школы пошел? Не могу до него дозвониться, трубку не берет.
– Сейчас, тетя Свет! Подождите секундочку… я, кажется, плиту выключить забыла… только никуда не уходите!
Сломя голову, я побежала домой за шляпой. Я специально оставила ее дома, так как больше не хотела врать, но… вспомнила, что Витька сегодня поспорил с ребятами, что после уроков, забравшись по строительным лесам на самый верх строящегося напротив школы дома, пройдет по узкому выступу на уровне седьмого этажа. Нет, я не Витьку пожалела, мне и в голову бы не пришло его жалеть, он был, что называется, «отмороженный» и жалеть его было бессмысленно… Я просто на мгновение представила, что будет с тетей Светой, когда ей скажут, что Витька сорвался с карниза.
Быстро открыв дверь, я побежала в свою комнату, вытащила пыльную шляпу, которую от греха подальше швырнула под кровать и выбежала на улицу. Витькина мама стояла у подъезда.
– Все в порядке, тетя Света! Витьку сегодня отправили на районную олимпиаду, – как можно беспечнее прощебетала я первое, что пришло на ум – видимо, он еще там, – там ведь телефоны отбирают, вот он и не может вам ответить.
– На какую еще олимпиаду? – опешила Витькина мама, – он ведь из троек не вылезает…
– Вы знаете, теть Свет, – начала выворачиваться я, – у нас учитель химии поменялся, так он говорит, что ваш Витька прирожденный химик, прямо Менделеев какой-то…
– Да ну? – обрадовалась тетя Света, – Ну вот хоть что-то у него хорошо! Ой, Маш, спасибо тебе! У меня прямо от сердца отлегло… Пойду чего-нибудь вкусненького ему на ужин приготовлю, все-таки на олимпиаду попал!
Тетя Света потопала к подъезду, а я побежала к помойке, стараясь никому не попасться на глаза, чтобы не нарываться на новое вранье. Возвращаясь, я лицом к лицу столкнулась с мамой.
– Маш! Что ты на себя напялила?
– Да это я репетирую… привыкаю к костюму… – пролепетала я, – мы в школе мюзикл ставим… про прекрасную леди.
– А-а-а… – удивленно протянула мама, – а что лучше никого не нашлось?
– Меня режиссер выбрал, – обиженно соврала я, – к нам режиссера пригласили из профессионального театра, так вот он сказал, что эта самая Элиза должна быть рыжей. Меня и взяли…
– Ну, дела…
Мы вошли в подъезд и зашли в стоявший на первом этаже лифт. Всю дорогу мама молчала и, не отрываясь, смотрела на меня, словно пыталась отыскать то, что другие разглядели, а она не заметила. Время, которое мы ехали от первого до нашего пятого этажа показалось мне вечностью. Наконец, двери открылись, и я поспешила выйти из лифта.
– Надеюсь, ты собрала свои вещи? – спросила вдруг мама.
– Вещи? Зачем? – спросила я, ковыряя ключом замочную скважину.
– Мы ведь завтра переезжаем.
Я чуть было не спросила: «Куда?», но вовремя вспомнила про очередное свое вранье. Честно говоря, мне совсем не хотелось никуда переезжать, и соврала-то я просто так, «для красного словца», чтобы Ларка не слишком уж задавалась… Но слово, как воробей, вылетит – сами знаете, что… Мы вошли в квартиру, и я пошла в свою комнату – собирать вещи, их у меня теперь было много. «Навранные» шмотки я нарочно перемешивала со старыми, я ведь врала о них Ларке и не знала знает ли мама, что «подарила» мне все это барахло. Шляпу я засунула в карман большого спортивного рюкзака, который был куплен, когда мы с классом собирались в поход. Поход так и не состоялся, поэтому рюкзак потихоньку пылился без дела, ожидая своего часа, который наконец-то наступил – теперь я сложила в него свои вещи.
– Да, кстати, Маша, что у тебя с пальцем и как твой живот? – раздался мамин голос со стороны кухни. Видимо известие о моих театральных успехах повергло маму в такой шок, что она не сразу вспомнила про расстройство желудка и травмированный палец, о наличии которого ей видимо сообщила учительница музыки.
– Уже все в порядке! Живот прошел, палец не болит. – крикнула я. И стала вспоминать, что же я еще наврала за сегодняшний день.
«Нужно записывать, иначе запутаюсь», – подумала я и, достав из ящика письменного стола чистый блокнотик, начала записывать. Писать пришлось долго. Вышло, что за четыре часа, прошедшие после окончания школьных уроков я соврала шестьдесят четыре раза, то есть врала со скоростью шестнадцать неправд в час. То есть каждые три с чем-то минуты… «Словом, если дальше так пойдет…», – ужаснулась я. Но подумать о том, что будет, если дальше так пойдет я не успела, потому что вернулся с работы папа.
Услышав, как поворачивается в замочной скважине ключ, я выбежала в прихожую. Я всегда любила встречать папу, потому что входя в квартиру он, словно на какое-то время забывал о том, что он взрослый и солидный человек, преподаватель ВУЗа и т.д. и ненадолго превращался для меня в мальчишку-ровесника, готового «похохмить» и объединиться со мной, чтобы каким-либо образом разыграть маму, которая, впрочем, всегда рада была нам «подыграть». Но в этот раз папа был серьезен и даже несколько грустен. Он, против обыкновения, не бросил свой портфель на пол, а аккуратно положил его на полочку, так же аккуратно разулся, и уже вставляя ноги в шлепанцы, заметив меня, как бы невзначай бросил:
– Привет, Маша.
– Па-а-а, ты чего? – разочарованно протянула я, – в университете что-нибудь не так?
– Да нет, все в порядке… – ответил он, и я поняла, что все совсем не в порядке.
Дальше все тоже пошло «не по плану». Вместо того, чтобы пройти на кухню и поцеловать в затылок маму, хлопотавшую у плиты, папа прошел в комнату и закрыл за собой дверь. Удивленная мама, не дождавшись, выглянула в прихожую, и, не увидев там папы, тоже прошла в комнату и закрыла за собой дверь. Я вся обратилась в слух, благо звукоизоляция в нашей квартире была «не очень», и тонкая стенка, отделяющая мою комнату от родительской, никогда не мешала мне получать информацию, для моих ушей совсем не предназначенную.
– Гоша, что случилось?
– Да, в общем-то ничего… ничего хорошего.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты совсем забросила свою диссертацию, статью вон до сих пор не сдала. Опять из издательства звонили… Не слишком ли расточительно тратить время на обучение русскому языку брунейского барчука, когда твоя основная работа стоит на месте?
– Саш, но он же деньги платит, и какие! Мне в университете таких денег ни с кандидатской, ни с докторской не заработать.
– А нужны ли нам эти деньги?
– Конечно, нужны… В квартиру вот новую переезжаем…
– А зачем нам новая квартира, когда нам и в этой хорошо?
– Гош… я тебя не понимаю…
– А я не понимаю, как ты можешь разменивать себя в погоне за материальными благами.
– Давай потом поговорим, а то у меня на плите ужин подгорает, и Машка, небось, в своей комнате «уши греет». Сейчас поужинаем и будем вещи собирать.
Я терпеть не могла, когда родители ссорились. Эти «тихие интеллигентские ссоры» повергали меня в панику, и казалось, что земля уходит из-под ног. «Уж лучше бы кричали друг на друга и били посуду, как соседи сверху!» – думала я. Больше всего на свете я боялась, что родители разойдутся. Они составляли для меня единое целое, и я не представляла, вернее, даже не хотела представлять, как можно любить их порознь. Сейчас же к моему расстройству от ссоры родителей примешивалось чувство вины, ведь это я своим враньем создала эту проблему. Зачем придумала маме это репетиторство? Лучше бы наврала, что папа получил какую-нибудь престижную премию в области науки. А так ему, как всякому мужчине, обидно, что жена зарабатывает, а он… Судорожно соображая, как выйти из этой дурацкой ситуации, я перебирала различные варианты, да так и не успела ничего придумать, так как мама позвала меня ужинать.
После тихого семейного ужина, во время которого за столом, вместо интересной беседы родителей об увиденном и прочитанном за день, царила зловещая тишина, мы начали упаковывать вещи. Поскольку мама и папа посвятили себя филологии, основным содержимым нашей квартиры были книги: книги новые, недавно изданные, книги, перекочевавшие к нам из квартир моих бабушек и дедушек и книги антикварные, купленные за большие деньги у букинистов. Честно говоря, я не понимаю, зачем хранить такое количество бумаги, когда сейчас все можно найти в интернете, но мои родители думают иначе и трясутся над своим книжным хозяйством, как, наверное, Кощей «чах над златом».
Родители складывали книги в специально купленные коробки, а мне было
поручено протирать запыленные фолианты специальной мягкой тряпочкой. Я проклинала себя за свое вранье: вместо приятного семейного вечера – эти дурацкие сборы, да еще родители поссорились…
Прошло добрых полтора часа, а родители так и не начали разговаривать друг с другом, да и количество книг словно не убывало.
– Мам, смотри, какая старая книжка, в руках разваливается… Может не нужно ее перевозить? – спросила я, чтобы хоть как-то разрядить обстановку.
– Что ты, Маша! – встрепенулась мама. – Это же прижизненное издание Пушкина, книга из библиотеки твоего прадеда! Она стоит целое состояние!
– Теперь, наша мама все меряет на деньги, – язвительно заметил папа. – Дело не в том, сколько стоит эта книга, а в том, сколько она несет информации об эпохе, об особенностях книгоиздания и книгопечатания, а в добавок к этому, только представь, Маш, что эту книгу мог держать в руках сам Александр Сергеевич!
Мне стало жалко маму, у которой слезы выступили на глазах от папиного замечания, и я, держа в руках следующий томик, опять обратилась к ней:
– Мам, а это что за шедевр?
Мама взяла из моих рук старенькую книгу в кожаном переплете, пролистала ее и небрежно отбросила в сторону.
– А вот это, Маша, форменная ерунда, даже не знаю как она у нас появилась, наверно случайно у букиниста прихватили. Может быть, папе просто переплет понравился… – мама нередко посмеивалась над любовью папы к старинным переплетам.
Папа отошел от очередной коробки и поднял с пола брошенную мамой книгу:
– Переплет, кстати, довольно ординарный… А уж содержание… Скорее всего это подарок тетушки Аглаи, – прокомментировал папа, бросил книжку обратно и вернулся к своим коробкам.
Аглая была младшей сестрой маминой мамы, Ариадны Сергеевны, то есть моей двоюродной бабушкой. Впрочем, бабушкой ее назвать язык не поворачивался. Да и тетушкой папа ее называл с иронией. На вид Аглаю можно было принять за студентку. Даже мама говорила, что если бы Аглая не была одним из действующих лиц ее, маминого, детства, то она никогда бы не поверила, что они с бабушкой появились на свет у одних и тех же родителей с разницей всего в полтора года. Очень уж непохожи были сестры. Бабушка Ариадна Сергеевна с ее кипенно-белой сединой, уложенной в салоне, строгими английскими костюмами, безупречным порядком в квартире и неизменными туфлями-лодочками, которые она даже дома носила вместо тапочек, была полным контрастом патлатой, словно хиппи Аглае, предпочитавшей рваные джинсы, какие-то сумасшедшие накидки в стиле индейских пончо и обувь на огромной платформе. Несмотря на консервативность взглядов, Ариадна Сергеевна не представляла себе жизни без компьютера, часто «засиживалась» в соцсетях, не расставалась с мобильником и с удовольствием ходила со мной в «Макдональдс», где не отказывала себе в бигмаке. Аглая же была вегетарианкой, интересовалась изотерикой, совсем не пользовалась компьютером, гаджетами и только по величайшей необходимости прибегала к помощи мобильного телефона. Проявлялась она в жизни нашей семьи редко и неожиданно, часто надолго уезжала куда-нибудь на Памир и, вернувшись, рассказывала необычайно интересные истории о буддийских монастырях и их обитателях. Понятно, что с бабушкой Ариадной Сергеевной Аглая не дружила, встречались они только на семейных торжествах, где все подшучивали над моложавым видом Аглаи и ее вегетарианством. Чем занималась Аглая никто толком не знал, она называла себя «фрилансером», а больше о своей работе ничего не говорила. Для меня она была особой таинственной, а потому весьма привлекательной. Поэтому информация о появлении этой книжки в нашей библиотеке немедленно подняла ее цену в моих глазах и я решила во что бы то ни стало, с ней ознакомиться. Улучив момент, когда папа оттаскивал очередную коробку в прихожую, а мама отвечала на телефонный звонок, я подняла книжку с пола и отнесла ее к себе в комнату, чтобы изучить на досуге. Чтобы у родителей не возникло лишних вопросов, фолиант предусмотрительно был засунут под одеяло.
Мы провозились до позднего вечера, пакуя книги, различную кухонную утварь и прочие, необходимые на первых порах, вещи. Что-то решено было оставить, что-то – перевезти позже. Папа по-прежнему дулся на маму, мама делала вид, что не обращает на это внимание, хотя по ней было заметно, что обращает, да еще как. Я мучилась от сознания собственной вины. «Ну, кто тянул меня за язык врать про новую квартиру?», – ругалась я сама с собой.
Уже в первом часу ночи, смыв с себя книжную и прочую пыль, я добралась до кровати и, достав из кармана свою «десятку», положила ее на тумбочку. Айфон уведомлял меня о непросмотренном сообщении от Ларки: «Срочно позвони. В любое время». Я послушно набрала Ларкин номер, она тут же ответила. По голосу слышно было, что Ларка еще не ложилась.
– Привет! Ты не спишь?
– Заснешь тут…
– Что-то случилось? – поинтересовалась я.
– Это я у тебя хотела спросить.
– В смысле?
– Колись, что за шляпа?
– Обыкновенная шляпа… дядя Володя из Лондона… – начала выворачиваться я.
– Эту версию я уже слышала. Ты мне лучше расскажи, как она работает.
– Ты чего, Гарри Поттера обсмотрелась?
– Колись, Маша. Я ведь кое о чем догадываюсь. Ни в какое посольство мы идти не собирались, я просто так соврала тебе, чтобы ты не очень задавалась. И вдруг, мама приезжает с работы и срочно тянет меня на прием к послу. Понимаешь?
– Понимаю… Совпадение, наверно…
– Не могло быть такого совпадения. Никак не могло. Я твою шляпу надела, когда врала. Помнишь? Ты еще меня сфотала.
– Обыкновенное совпадение, – как можно естественней настаивала я на своей версии.
– А про Лондон?
– Что про Лондон?
– Я тебе еще соврала, что мы в Лондон на следующей неделе летим.
– Помню.
– Так вот, ни в какой Лондон мы не собирались!!!
– Ну и что?
– А то, что я в свой загранпаспорт посмотрела, а там виза британская стоит. А я точно знаю, что родаки документы мне на визу не подавали, паспорт еще с прошлого лета у меня в ящике стола лежал.
– Бывает…
– Ты, Маш, мне зубы не заговаривай! Или давай вместе этой шляпой пользоваться или…
– Что или?
– Или я все всем расскажу.
– Кому всем?
– Вообще всем!
– И кто же тебе поверит? – как можно равнодушней проговорила я, хотя меня уже порядком «колбасило».
– Значит, война? – в голосе Ларки звучала явная угроза.
– На тебя, Лар, видимо прием в посольстве так странно подействовал. Видимо, коктейля с психотропной добавочкой хлебнула или обкурили тебя там чем-то… – я старалась говорить миролюбиво и спокойно, но видимо именно это и «выбешивало» Лару.
– Ну, держись, Махрюта! – вспомнила она мое старое прозвище, известное только нашей дошкольной дворовой компании.
– Да погоди ты, Ларка… – попыталась я остановить «вышедшую на тропу войны» подругу, но в трубке уже раздавались частые гудки.
«Ладно, утро вечера мудренее», – решила я и нырнула под одеяло. Но что-то твердое уперлось мне в ребра. Я не сразу поняла, что это книжка, подаренная тетушкой Аглаей. Решив, что разгляжу фолиант завтра, вынула его из-под одеяла и положила на тумбочку рядом с айфоном. Но. то ли айфон отреагировал на удар книги о тумбочку, то ли в дело включились какие-то таинственные силы, только экран айфона «ожил» и осветил книжку, на кожаном переплете которой стало видны тисненные буквы, образовывавшие заглавие «О вреде магического вранья». Желание спать резко отступило перед любопытством. Я открыла книгу и, подсвечивая себе фонариком от айфона, стала читать.
Книга была издана в 1907 году, следовательно изобиловала «ятями» и твердыми знаками, стоящими в конце почти каждого слова. С трудом, словно сквозь какие-то дебри, «пробиралась» я к сути написанного. После длинного предисловия, в котором долго и муторно рассказывалось о вреде вранья вообще, шел подробный разбор магических приспособлений, которые могут быть использованы для того, чтобы совранное осуществилось на самом деле. Оказалось, что превращать вранье в действительность можно было не только с помощью шляпы. Для этого использовались волшебные башмаки, волшебный плащ, волшебные очки, волшебный ридикюль и прочие аксессуары. Действие этих предметов отличалось друг от друга. Ридикюль, например, использовался следующим образом: нужно соврать, что там лежит какой-то предмет, и, если тебе поверят, он там появится. Плащ помогал мгновенно менять одежду под ним , а башмаки каким-то образом способствовали перемещению во времени, но вот каким образом, я так и не поняла, уж больно мудрено все было описано. Поняла я одно: шляпа являлась самым мощным средством для магического вранья, так как обладала самым широким спектром действия. В общем, это был довольно серьезный научный труд, написанный каким-то волшебником, имя которого странным образом стерлось на титульном листе, так что мои родители зря с такой иронией отнеслись к подарку тетушки Аглаи. Желая скорее добраться до описания «моего случая», я заглянула в оглавление и нашла раздел «Вранье с помощью волшебной шляпы», который был размещен на странице 177. Пробежав глазами правила пользования волшебной шляпой, о которых я уже сама догадалась, я наткнулась на заголовок «Необратимые последствия вранья с помощью волшебной шляпы», и тут мне, честно говоря, стало нехорошо. Так бывает, когда подтверждаются худшие опасения, в которых ты сам себе боялся признаться. На двадцати страницах рассказывалось, почему нельзя врать с помощью волшебной шляпы и описывались ужасные последствия такого вранья: вранье это, как оказалось, влияло не только на врущего человека, но и на его близких, превращая их постепенно в существ наподобие зомби, не имеющих своей воли. Врущий же «подсаживался» на вранье, как наркоман на наркотики. Но самое страшное было в том, что шляпа была не безразмерна, количество вранья было лимитировано, и когда шляпа переполнялась, владельца ждали крупные неприятности. Впрочем, узнать, что именно ждет «перевравшего» узнать было невозможно, потому что в книге не хватало нескольких страниц. На этих страницах, судя по оглавлению, также было описание того, каким образом можно было устранить последствия вранья с помощью шляпы. Единственная ценная информация, доступная на оставшейся странице, тоже не была радостной: оказывается, на внутреннем шве шляпы была специальная шкала, которая показывала наполненность шляпы враньем. Я тут же, потихоньку достала шляпу из старого рюкзака и, посветив фонариком айфона, нашла эту самую шкалу – шляпа была полна ровно на три четверти… Я тут же засунула шляпу обратно и пообещала себе, что больше не совру ни слова. Я совсем не хотела, чтобы мама и папа становились безвольными существами, зомбированными моим враньем. Но что делать, чтобы их спасти? Где найти информацию о «противоядии»? Вариант был один – рассказать все тетушке Аглае и попросить у нее помощи. Разумеется, звонить ей среди ночи было неудобно, поэтому я решила дождаться утра. «Только бы она не была в отъезде», – подумала я и, несмотря на все мои тревоги, провалилась в сон.
Мне снилось какое-то странное помещение, похожее на мою школу. Я стояла перед дверью в какой-то кабинет, находившийся там, где в нашей школе расположен кабинет биологии. На этой двери была табличка «ЗАЛ ОБВИНИТЕЛЬНЫХ ЗАКЛЮЧЕНИЙ». Здесь же выстроилось некое подобие очереди: впереди меня стояли рыжий низкорослый мужчина в клетчатом пиджаке и голубоглазая блондинка в полупрозрачном платье из какой-то необыкновенной ткани. Блондинка стояла первой и, приложив ухо к двери, старалась расслышать, что там происходило. И она, и мужчина в клетчатом пиджаке заметно нервничали. Я попыталась спросить у них, что значит «ЗАЛ ОБВИНИТЕЛЬНЫХ ЗАКЛЮЧЕНИЙ», но как только я открыла рот, блондинка зашикала на меня и замахала рукой, давая понять, что я мешаю ей в получении какой-то важной для нее информации.