Большущая труба валялась на дворе, и мы на неё с Вовкой сели. Мы посидели на этой трубе, а потом я сказал:
– Давай-ка в трубу полезем. В один конец влезем, а выйдем с другого. Кто быстрей вылезет.
Вовка сказал:
– А вдруг мы там задохнёмся.
– В трубе два окошка, сказал я, как в комнате. Ты же в комнате дышишь?
Вовка сказал:
– Какая же это комната. Раз это труба. – Он всегда спорит.
Я полез первым, а Вовка считал. Он досчитал до тринадцати, когда я вылез.
– А ну-ка я, – сказал Вовка.
Он полез в трубу, а я считал. Я досчитал до шестнадцати.
– Ты быстро считаешь, – сказал он, – а ну-ка ещё! И он снова полез в трубу.
Я сосчитал до пятнадцати.
– Совсем там не душно, – сказал он, – там очень прохладно.
Потом к нам подошёл Петька Ящиков.
– А мы, – говорю, – в трубу лазаем! Я на счёте тринадцать вылез, а он на пятнадцати.
– А ну-ка я, – сказал Петя.
И он тоже полез в трубу.
Он вылез на восемнадцати.
Мы стали смеяться.
Он снова полез.
Вылез он очень потный.
– Ну как? – спросил он.
– Извини, – сказал я, – мы сейчас не считали.
– Что же, значит, я даром полз? Он обиделся, но полез снова.
Я сосчитал до шестнадцати.
– Ну вот, – сказал он, – постепенно получится! – И он снова полез в трубу.
В этот раз он там долго полз. Чуть не до двадцати. Он разозлился, хотел опять лезть, но я сказал:
– Дай другим полезть, – оттолкнул его и полез сам. Я набил себе шишку и долго полз. Мне было очень больно.
Я вылез на счёте тридцать.
– Мы думали, что ты пропал, – сказал Петя.
Потом полез Вовка. Я уже до сорока сосчитал, а он всё не вылезает. Гляжу в трубу – там темно. И другого конца не видно.
Вдруг он вылезает. С того конца, в который влез. Но вылез он головой вперёд. А не ногами. Вот что нас удивило!
– Ух, – говорит Вовка, – чуть не застрял Как это ты повернулся там?
– С трудом, – говорит Вовка, – чуть не застрял.
Мы здорово удивились!
Тут подошёл Мишка Меньшиков.
– Чем вы тут, – говорит, – занимаетесь?
– Да вот, – говорю, – в трубу лазаем. Хочешь полезть?
– Нет, – говорит, – не хочу. Зачем мне туда лазать?
– А мы, – говорю, – туда лазаем.
– Это видно, – он говорит.
– Чего видно?
– Что вы туда лазали.
Глядим мы друг на друга. И вправду видно. Мы все как есть в красной ржавчине. Все как будто заржавели. Просто жуть!
– Ну, я пошёл, – говорит Мишка Меньшиков. И он пошёл.
А мы больше в трубу не полезли. Хотя мы уже все были ржавые. Нам всё равно уже было. Лезть можно было. Но мы всё равно не полезли.
Миша выучил наизусть два стихотворения, и не стало от него покоя. Он залезал на табуретки, на диваны, даже на столы и, мотнув головой, начинал сразу читать одно стихотворение за другим.
Один раз он пошёл на ёлку к девочке Маше, не снимая пальто, влез на стул и стал читать одно стихотворение за другим.
Маша даже сказала ему: «Миша, ты же не артист!»
Но он не слышал, дочитал всё до конца, слез со стула и был такой довольный, что даже удивительно!
А летом он поехал в деревню. В саду у бабушки был большой пень. Миша залезал на пень и начинал читать бабушке одно стихотворение за другим.
Надо думать, как он надоел своей бабушке!
Тогда бабушка взяла Мишу в лес. А в лесу была вырубка. И тут Миша увидел такое количество пней, что у него глаза разбежались.
На какой пень становиться?
Он здорово растерялся!
И вот такого растерянного бабушка его привела обратно. И с тех пор он не читал стихотворений, если у него не просили.
Оригинальные мы смастерили костюмы – ни у кого таких не будет! Я буду лошадью, а Вовка рыцарем. Только плохо, что он должен ездить на мне, а не я на нём. И всё потому, что я чуть младше. Видите, что получается! Но ничего не поделаешь. Мы, правда, с ним договорились: он не будет на мне всё время ездить. Он немножко на мне поездит, а потом слезет и будет меня за собой водить, как лошадей за уздечку водят.
И вот мы отправились на карнавал.
Пришли в клуб в обычных костюмах, а потом переодели и вышли в зал. То есть мы въехали. Я полз на четвереньках. А Вовка сидел на моей спине. Правда, Вовка мне помогал по полу перебирать ногами. Но всё равно мне было нелегко.
К тому же я ничего не видел. Я был в лошадиной маске. Я ничего совершенно не видел, хотя в маске и были дырки для глаз. Но они были где-то на лбу. Я полз в темноте. Натыкался на чьи-то ноги. Раза два налетал на колонну. Да что и говорить! Иногда я встряхивал головой, тогда маска съезжала, и я видел свет. Но на какой-то миг. А потом снова сплошная темень. Ведь не мог я всё время трясти головой!
Я хоть на миг видел свет. Зато Вовка совсем ничего не видел. И всё меня спрашивал, что впереди. И просил ползти осторожнее. Я и так полз осторожно. Сам-то я ничего не видел. Откуда я мог знать, что там впереди! Кто-то ногой наступил мне на руку. Я сейчас же остановился. И отказался дальше ползти. Я сказал Вовке:
– Хватит. Слезай.
Вовке, наверное, понравилось ездить, и он не хотел слезать Говорил, что ещё рано. Но всё же он слез, взял меня за уздечку, и я пополз дальше. Теперь мне уже было легче ползти, хотя я всё равно ничего не видел. Я предложил снять маски и взглянуть на карнавал, а потом надеть маски снова. Но Вовка сказал:
– Тогда нас узнают.
Я вздохнул и пополз дальше.
– Наверное, весело здесь, – сказал я. – Только мы ничего не видим…
Но Вовка шёл молча. Он твёрдо решил терпеть до конца и получить первую премию. Мне стало больно коленкам. Я сказал:
– Я сейчас сяду на пол.
– Разве лошади могут сидеть? – сказал Вовка. Ты с ума сошёл! Ты же лошадь!
– Я не лошадь, – сказал я. – Ты сам лошадь.
– Нет, ты лошадь, – ответил Вовка. – И ты знаешь прекрасно, что ты лошадь, Мы не получим премии
– Ну и пусть, – сказал я. – Мне надоело.
– Не делай глупостей, – сказал Вовка. – Потерпи.
Я подполз к стене, прислонился к ней и сел на пол.
– Ты сидишь? – спросил Вовка.
– Сижу, – сказал я.
– Ну ладно уж, – согласился Вовка. – На полу ещё можно сидеть. Только смотри не сядь на стул. Тогда всё пропало. Ты понял? Лошадь – и вдруг на стуле!..
Кругом гремела музыка, смеялись.
Я спросил:
– Скоро кончится?
– Потерпи, – сказал Вовка, – наверное, скоро… Вовка тоже не выдержал. Сел на диван. Я сел рядом с ним. Потом Вовка заснул на диване. И я заснул тоже. Потом нас разбудили и дали нам премию.
Мама куда-то ушла из дому. И мы остались одни. И нам стало скучно. Мы перевернули стол. Натянули на ножки стола одеяло. И получилась палатка. Словно мы в Антарктиде. Там, где сейчас наш папа.
Мы с Витькой влезли в палатку.
Мы были очень довольны, что вот мы с Витькой сидим В палатке, хотя и не в Антарктиде, но как будто бы в Антарктиде, и вокруг нас льды и ветер. Но нам надоело сидеть в палатке.
Витька сказал:
– Зимовщики не сидят так всё время в палатке. Они, наверное, что-нибудь делают.
– Наверняка, – сказал я, – они ловят китов, тюленей и что-нибудь ещё делают. Конечно, они не сидят так всё время!
Вдруг я увидел нашу кошку. Я закричал:
– Вот тюлень!
– Ура! – крикнул Витька. – Хватай его! – Он тоже увидел кошку.
Кошка шла нам навстречу. Потом остановилась. Внимательно посмотрела на нас. И побежала обратно. Ей не хотелось быть тюленем. Она хотела быть кошкой. Я это сразу понял. Но что мы могли поделать! Мы ничего не могли поделать. Надо же нам ловить кого-то! Я побежал, споткнулся, упал, поднялся, но кошки уже нигде не было.
– Она здесь! – орал Витька. – Беги сюда!
Из-под кровати торчали Витькины ноги.
Я полез под кровать. Там было темно и пыльно. Но кошки там не было.
– Я вылезаю, – сказал я. – Здесь кошки нет.
– Здесь она, – доказывал Витька. – Я видел, она побежала сюда.
Я вылез весь пыльный и стал чихать. Витька всё под кроватью возился.
– Она там, – твердил Витька.
– Ну и пусть, – сказал я. – Я туда не полезу. Я час там сидел. С меня хватит.
– Подумаешь! – сказал Витька. – А я?! Я больше тебя здесь лазаю.
Наконец Витька тоже вылез.
– Вот она! – крикнул я.
Кошка сидела на кровати.
Я чуть было её не схватил за хвост, но Витька толкнул меня, кошка прыг – и на шкаф! Попробуй её достань со шкафа!
– Какой же это тюлень, – сказал я. – Тюлень разве может сидеть на шкафу?
– Пусть это будет пингвин, – сказал Витька. – Как будто бы он сидит на льдине. Давай будем свистеть и кричать. Он тогда испугается. И со шкафа прыгнет. На этот раз мы пингвина схватим.
Мы стали орать и свистеть что есть мочи. Я, правда, свистеть не умею. Свистел только Витька. Зато я орал во всё горло. Чуть не охрип.
А пингвин будто не слышит. Очень хитрый пингвин. Притаился там и сидит.
– Давай, – говорю, – в него что-нибудь кинем. Ну, хотя бы подушку кинем.
Кинули мы на шкаф подушку. А кошка оттуда не прыгнула.
Тогда мы на шкаф закинули ещё три подушки, мамино пальто, все мамины платья, папины лыжи, кастрюльку, папины и мамины домашние туфли, много книг и ещё много всего. А кошка оттуда не прыгнула.
– Может быть, её нет на шкафу? – сказал я.
– Там она, – сказал Витька.
– Как же там, раз её там нет?
– Не знаю! – говорит Витька.
Витька принёс таз с водой и поставил его у шкафа. Если вздумает кошка со шкафа прыгнуть, пусть прямо в таз прыгает. Пингвины любят в воду нырять.
Мы ещё кое-что покидали на шкаф. Подождали – не прыгнет ли? Потом подставили к шкафу стол, на стол стул, на стул чемодан и на шкаф полезли.
А там кошки нет.
Исчезла кошка. Неизвестно куда.
Стал Витька со шкафа слезать и прямо в таз плюхнулся. Воду разлил по всей комнате.
Тут мама входит. А за ней наша кошка. Она, видимо, в форточку прыгнула.
Мама всплеснула руками и говорит:
– Что здесь происходит?
Витька так и остался в тазу сидеть. До того напугался.
– До чего же удивительно, – говорит мама, – что нельзя их оставить одних на минутку. Нужно же натворить такое!
Нам, конечно, пришлось убирать всё самим. И даже пол мыть. А кошка важно ходила вокруг. И посматривала на нас с таким видом, как будто бы собиралась сказать: «Вот, будете знать, что я кошка. А не тюлень и не пингвин».
Через месяц приехал наш папа. Он рассказал нам про Антарктиду, про смелых полярников, про их большую работу, и нам было очень смешно, что мы думали, будто зимовщики только и делают, что ловят там разных китов и тюленей…
Но мы никому не сказали о том, что мы думали.
Наши шефы, шестой «А», соревновались с шестым «Б» – кто лучше и быстрее поможет одеться в раздевалке своим подшефным. И вот после звонка мы помчались в раздевалку, и тут началось это одевалочное соревнование. Два шестых уже ждали своих первоклассников. Очень строгое жюри устроилось на подоконнике, чтобы лучше видеть. Пятисотсвечовые лампочки вкрутили дополнительно к дневному свету. Самодеятельный школьный струнный оркестр расположился невдалеке. Оркестр грянул – и пошло! Ох, что тут было!