Посвящается всем, кого травили.
Всем, кто дал отпор обидчикам.
Эта книга – вам.
От палки или камня тело заболит, а слово не заденет и мимо пролетит.
Она еще долго кричала, после того как они ее бросили – вкладывая в крик все свои силы, все, что у нее было, – но это не помогло. Ведь как можно кричать, когда вам в рот запихнули полотенце и обмотали его вокруг головы. У полотенца был затхлый привкус, как будто оно пролежало в ящике комода целый год. Она представила себе, как Маккензи, Элиза или кто-то еще из девочек нашли его в бунгало и засунули в ярко-розовый рюкзак. Вместе с веревками, которыми она теперь была привязана к дереву.
Она отчаянно пыталась освободиться от пут, но девочки связали ее крепко, чтобы не дать сдвинуться с места. Одна веревка была крепко затянута у нее под грудью. Другая – туго давила на голые бедра, больно впиваясь в мягкую бледную кожу.
Слезы прекратились, но лицо все еще было мокрым и зябло в весеннем ночном воздухе. Болел затылок – в том месте, где она ударилась им о дерево. Она знала, что разбила его до крови, потому что волосы уже слиплись коркой.
Сколько бы раз она ни билась головой о дерево, сколько бы ни плакала, девочки не знали жалости. Осыпали ее оскорблениями. Хохотали над ней. Даже плевали в нее.
Она на миг умолкла и прислушалась. Помимо звуков леса – стрекота насекомых и уханья далекой совы, – вокруг царила тишина. Даже приглушенные шаги девочек по тропинке, ведущей к домику, стихли.
До полуночи оставался еще час, и она понятия не имела, как долго они продержат ее здесь. Маккензи, конечно же, не сказала, как и остальные девочки. И поскольку ей не оставалось ничего другого – и горло еще не осипло, – она сделала единственное, на что была способна.
Она закричала.