Алессандро: Я страдаю от шизофрении. Длительное, более чем десятилетнее, лечение привело к некоторым положительным результатам, например к постоянному творчеству. Однако даже до относительного здоровья мне ещё далековато, несмотря на то, что форма болезни у меня не самая тяжёлая. По-прежнему многое не могу делать в жизни, а к чему-то и вовсе перестал стремиться.
Я хочу, чтобы моё расстройство стало понятнее широкой публике, и собираюсь рассказать о нём ещё более прямо и откровенно, чем в автобиографии «Я сделал это! От шизофрении к оранжевым шнуркам» и «Я сделал это – 2! Всё дело в оранжевых шнурках».
Взгляд на шизофрению от первого лица может быть очень ценным, ведь я помню многое даже из самых тяжёлых её периодов.
Также хочется раскрыть особенности работы психиатров и психотерапевтов. Как именно они определяют и лечат эту болезнь, как корректируют свои назначения и занимаются реабилитацией? Легко ли понять в самом начале, что у пациента «всё плохо», и что они чувствуют, когда видят постепенные улучшения?
Об этом на страницах «Шизофрен и Я» рассказывает врач-психиатр, психотерапевт, профессор, заведующий кафедрой из Санкт-Петербурга. Мы решили неспешно беседовать от страницы к странице, чтобы каждый из нас приоткрыл свои секреты.
Я понимал, что книга, написанная в соавторстве с профессором, будет интересна более широкому кругу людей, которые увидят, что их мнение о шизофрении и психиатрии в целом давно устарело. Раскрытие учёным профессиональных секретов психиатров и психотерапевтов, а также своих переживаний и даже моральных терзаний по поводу работы с пациентом – всё это может снизить страх читателей перед психиатрией.
Небольшой художественный вымысел в этой книге заключается в том, что на самом деле я никогда не был на личном приёме у Доктора Чарва, поскольку мы живём в разных городах.
Профессор, что руководило вами, когда вы приняли решение согласиться на соавторство?
Доктор Чарв: Дело в том, что проблема социальной стигмы в нашем обществе очень велика: люди опасаются тех, кто лечился у психиатра. А уж если человеку поставлен диагноз «шизофрения», то якобы лучше вообще не иметь с ним дела. Это при том, что у многих великих личностей было данное расстройство. Кстати, они не всегда «страдали» от него.
Да и самих психиатров многие воспринимают как чудаковатых. Ведь каким ещё можно быть, если постоянно общаешься с теми, кто по своему мышлению отличается от большинства, – со временем наверняка должен заразиться. Эти нелепые стереотипы очень хочется разрушить. Они мешают всем: и пациентам, и их родственникам, и врачам, и нашему обществу, которое отгораживается от больных шизофренией.
Консервативные взгляды меняются очень медленно, но вода точит камень. Поэтому, когда от вас поступило предложение написать эту книгу, я практически сразу согласился. Особенно важно, что заказывает музыку сам пациент: такие произведения, как правило, отличаются особой искренностью.
На страницах я описываю свои наблюдения за пациентами и собственные переживания в разные периоды практики, а также те мысли, которыми со мной делились коллеги. Поэтому я подписал книгу не своим настоящим именем, а творческим псевдонимом, ведь произведение всё-таки художественное.
То имя, которое я взял себе, – это своего рода ключ к моему настоящему имени, зашифрованному в псевдониме на обложке. Люблю играть с анонимами. Психиатров ведь считают чудаковатыми – значит, надо соответствовать.
А вы почему решили написать эту книгу?
Алессандро: Мной руководила забота о самом себе, конечно. Я совсем не соответствую тем представлениям о шизофрении, которые господствуют в обществе. На самом деле я достаточно спокойный, очень добрый и искренний человек, да и вдумчивый вдобавок. Захотелось победить застарелые стереотипы.
Знаете, когда вы идёте по улице и просто слушаете музыку, а на вас смотрят как на странного – да что там! – асоциального и опасного человека, – это не очень приятно. Это незаслуженно и потому обидно.
Доктор Чарв: Да, как я уже отметил, наше общество очень настороженно относится к людям с психическими особенностями. Даже к тем, у кого обращение за психиатрической помощью уже давно в прошлом. Многие считают, что лучше не брать такого человека на работу («а вдруг он поведёт себя неадекватно?!»), не вступать с ним в брак («детям же могут передаться гены болезни!») и вообще стоит держаться от него на расстоянии.
Нелепые стереотипы подчас заставляют усомниться в адекватности тех, кто их высказывает. Чего стоят только многочисленные ограничения, практически не учитывающие индивидуальные особенности. У меня, например, есть пациент с параноидной шизофренией, который очень любит технику и продолжает ездить за рулём вне обострения. Машина для него не только способ передвижения, но и хобби, и возможность прокормить себя, ведь он работает на строительной технике. Запретить ему садиться за руль – значит практически лишить его возможности существования.
Однако общество в один голос заявляет, что за руль больным шизофренией категорически нельзя! Вдруг «голоса» заставят такого человека совершить аварию или ещё что-нибудь такое? Потому-то и боятся идти к психиатрам и до последнего не обращаются за помощью. («Меня же на учёт поставят! Потом ни на одну нормальную работу не возьмут и водительские права не дадут!»)
В лучшем случае идут к частным специалистам, а что делать, если денег на это нет?
А вы как обратились к психиатру?
Алессандро: Это было около двенадцати лет назад. Поначалу я испытывал страх, конечно, – наслушался не самых приятных рассказов. «К какому ещё психиатру?!» – эмоционально спросил я, когда мне настоятельно рекомендовали к нему обратиться.
Мой первый психиатр в государственной медицине, «матёрый докторище» старых взглядов, доверия совсем не добавил. Он был прямо как из советского фильма: заносчив, даже груб и подозрительно смотрел на меня. Он сказал тогда, что ставить диагноз не будет и я ему за это должен быть благодарен. Медвежья услуга.
Однако мне повезло с психотерапевтом, к которому направил тот врач. Это был интеллигентный мужчина средних лет, хорошо знавший своё дело. С ним было куда комфортнее общаться. Особых результатов его работы я не вижу, и всё же – он-то и сформировал образ специалиста, перед которым можно приоткрыться. Он и сейчас интересуется моим состоянием.
С тех пор я побывал на приёме у пары десятков (если не больше) психиатров и психотерапевтов. В диспансере почти никто не понимал, что со мной. В какой-то момент я решил обратиться в частную медицину. Как оказалось, совсем не зря. Теперь я хотя бы пишу книги.
С течением лет я заметил, что отношение врачей к психически больным улучшается. А вы что скажете об этом?
Доктор Чарв: К счастью, это действительно происходит, хотя и не так быстро, как хотелось бы. Кстати, мне очень не нравится слово «болезнь», и я стараюсь использовать его как можно реже. Предпочитаю слово «расстройство» – что-то расстроилось в психике, и нужно настроить, как музыкальный инструмент.
Однажды я услышал от одной из коллег выражение «не психиатрически», – прозвучавшее в разговоре о том, нужно ли давать пациентам номер своего мобильного телефона. Она была категорически против, хотя и не могла толком объяснить почему. Мол, будут звонить в любое время и тому подобное. Да, бывают бесцеремонные люди, и далеко не всегда это связано с наличием психической патологии – иногда приходится ограничивать в назойливости формально здоровых личностей. Справедливости ради отмечу, что сейчас эта моя коллега уже даёт свой номер пациентам, но тогда она называла это «не психиатрически».
Не стоит путать традиции и стереотипы. Бывает, мне говорят на консультациях, что я не похож на психиатра по сравнению с теми угрюмыми врачами, с которыми пациенты и их родственники встречались прежде. Слышать это и приятно, и грустно одновременно.
Я учу своих студентов тому, чтобы они не возвышали себя над пациентами и ни в коем случае не проявляли пренебрежения, особенно в тех случаях, когда приходится использовать силу для обеспечения безопасности самого больного и его окружения (речь идёт о временной фиксации агрессивного пациента, пока не подействовали лекарства). Если всё выполнено деликатно и с уважением к достоинству, то в большинстве случаев больные не высказывают претензии в дальнейшем, а после выхода из болезненного состояния, как правило, соглашаются с тем, что это было необходимо.
Переживания пациентов и врачей по поводу психических расстройств совершенно разные, и в этом основная идея книги: показать внутренний мир каждого участника терапевтического процесса. Не случайно вы предложили назвать книгу «Шизофрен и Я».
Алессандро: Надеюсь, название оправдает себя. Профессор, вот что хочу отметить, завершая предисловие. У нас с вами различается стиль письма, и это было понятно сразу. В моих текстах больше непосредственности и куда меньше дипломатии. Ваш же стиль помимо продуманности каждого слова отличается особым спокойствием, кому бы ни было адресовано то, что вы пишете. А ведь нужно учесть ещё и некоторую разницу в возрасте, в жизненном опыте, во взглядах на жизнь. Считаю, что для книги такие противоположности очень важны – на страницах мы с вами «звучим» на контрасте, создавая текст, который не получился бы у нас по отдельности.
Давайте же посмотрим на наше совместное «звучание» ближе к середине и концу текста, где будут самые драматичные и трогательные моменты, которые пока не хочется раскрывать. Чем дальше, тем насыщеннее и искреннее будут наши беседы…
Ну что же! Читатели, устраивайтесь поудобнее. Уже достаточно много людей написали книги о своей шизофрении, а врачи и учёные издали ещё больше – в том числе и о секретах своей работы, и о переживаниях. В нашем же творчестве всё это переплетается воедино. Мне хочется верить, что это первая подобная книга в мире.
Доктор Чарв: Надеюсь, наше произведение не только будет интересно читателям, но и уменьшит страх по отношению ко всему, что связано с психиатрией.
Приятного чтения, дорогие читатели!