Наконец наступил день показа. Стоя за кулисами в светло-зеленом строгом костюме-тройке, я с замиранием сердца ждала своей очереди. Эмоции буквально переполняли меня, ведь в подобном мероприятии я участвовала впервые. Да и шутка ли: попала в число самых известных и богатых женщин Тарасова, а попробуй-ка пролезь в их ряды. Тут тебе и жены бизнесменов и банкиров, и бизнес-леди, начальницы и директрисы – всех и не перечислишь.
Видимо, не такая уж я и дремучая, коль обо мне не только вспомнили, но еще и пригласили в качестве участницы. Денег, правда, мне никто не предложил, да этого и не требовалось, учитывая то, что нам дали возможность почувствовать себя настоящими королевами, от которых не в состоянии оторвать взгляд не только мужчины, но и женщины.
На сцену вышла Прокопчук в длинном, облегающем фигуру платье цвета морской волны, украшенном на уровне лифа бисерной вышивкой. Ей навстречу должна была идти я. Набрав побольше воздуха в легкие, я выпрямила спину и, как меня учили, от бедра, последовала к центру подиума.
Оказавшись в поле зрения целого зала, ощутив на себе массу оценивающих взглядов и вспышки фотоаппаратов, я почему-то вдруг разволновалась: ладони вспотели, ноги стали ватными. Казалось, что вот-вот потеряю контроль над своим телом и выкину какую-нибудь глупость. Испугавшись своих ощущений, я заставила себя растянуть губы в очаровательной улыбке и поднять взгляд выше незнакомых лиц. Теперь, когда я видела лишь стены, стало чуточку легче. Дыхание нормализовалось, мысли пришли в порядок, а через секунду я и вовсе вжилась в роль, думая только о том, что в роли королевы мне смущаться не пристало.
А дальше все пошло как по маслу. Демонстрируя новые модели, я уже не нервничала и двигалась по сцене уверенно и красиво. Причем мне даже начинало нравиться, что я нахожусь в центре внимания. Видимо, Алена Алексеевна была права, когда говорила, что женщина – это драгоценный камень, которому жизненно необходимы дорогая оправа и восхищение созерцающих. Ничто и никогда не сможет победить извечную тягу женщины к красоте.
А между тем показ, длящийся больше часа, стал подходить к своему логическому завершению. Вскоре все мы должны были выйти на сцену. Инна Прокопчук завершала показ – она представляла последнее, коронное платье, расшитое перьями какой-то зелено-желтой птицы. Зазвучала торжественная музыка, и участницы поочередно стали выходить на подиум, останавливаясь на положенном месте. Вместе с остальными вышла и я. На сцене образовалась своеобразная радуга оттенков зеленого цвета – от бледно-изумрудных до насыщенных сине-зеленых. Зал зааплодировал. Участницы повернулись к зрителям боком, сосредоточив взгляды на центральной кулисе, украшенной живыми цветами, из-за которой вот-вот должна была появиться «райская птица». Музыка усиливалась, напряжение росло, но девушка так и не появлялась.
Музыканты с трудом удерживали взятый аккорд, но ничего не происходило. Я невольно напряглась и, почувствовав что-то неладное, убрала с лица дежурную улыбку. Самые страшные мысли стали лезть в голову: «С ней что-то случилось. Или с платьем. Вдруг его случайно порвали, и теперь его нельзя показывать? Да, но тогда следовало бы выйти самому модельеру. Почему его нет? Видно, случилось что-то еще более страшное».
Но нет, мои страхи не оправдались: приоткрывшаяся кулиса представила публике шедевр творения Алены Мельник. Прокопчук Инна Геннадьевна в шляпке с широкими полями, отделанной натуральными птичьими перьями, и в платье из легкой полупрозрачной ткани с такой же отделкой предстала на суд публики. Она шла к центру сцены, как-то загадочно и неестественно улыбаясь. Все еще испытывая какой-то внутренний страх, но не находя более для него причины, я заставила себя сосредоточиться на девушке.
Вот она идет, медленно ступая в нашу сторону. Она напряжена, взволнованна. Улыбка то появляется, то исчезает с ее лица, на мгновение сменяясь неприятной болезненной гримасой. Такое ощущение, что жмут туфли и она лишь усилием воли не позволяет себе их скинуть. Подумав так, я невольно скользнула к ногам «райской птицы» и еще больше насторожилась – Прокопчук явно шатало из стороны в сторону. Хорошо еще, что платье было достаточно длинным и скрывало ноги новоиспеченной модели.
Присмотревшись, я заметила, что у Инны слезились глаза и она периодически шмыгала носом.
«Аллергия? – предположила я. – Но тогда почему Прокопчук едва на ногах держится? Что с ней происходит? – с ужасом спрашивала себя я, мысленно представив, какой кошмар случится, если девушка сейчас упадет или споткнется. Тогда завтра только об этом и будут кричать местные газеты, умолчав о труде модельера. – Может, у нее резко упало давление? Тогда почему она не сказала об этом Алене? Поставила под угрозу весь показ».
Заметив, что девушка с каждой секундой чувствует себя все хуже и хуже, я лихорадочно соображала, как ей помочь. Как назло, в голову ничего не приходило. Меня уже и саму начало трясти, как Прокопчук, да и остальные девушки тоже посерьезнели, заметив, что происходит. Зал, словно намеренно нагнетая обстановку, замер и не производил ни малейшего шума. Напряжение нарастало, и в конце концов произошло то, чего все так боялись. Прокопчук пошатнулась, с ее лица окончательно сошла та натянутая улыбка, которую ей удавалось удерживать какое-то время, и девушка с грохотом рухнула на пол. Гулкое «а-а-а» прокатилось по залу.
Я кинулась к Инне. Присев рядом, нащупала пульс на шее. Он был едва различим. На обморок такое состояние было не похоже, это скорее напоминало сердечный приступ. Не зная, что и думать, я бегло осмотрела тело девушки и почти сразу наткнулась на нечто странное: запястья Инны сплошь покрылись какими-то неприятными красными язвочками. Испугавшись ранок непонятного происхождения, я инстинктивно отшатнулась и непроизвольно посмотрела на свои руки. Но нет, у меня все было в порядке.
Теперь уже, повернувшись к остальным и не обращая внимания на гул в зале, я громко крикнула:
– Врача! Быстрее!
Сцена ожила, участницы недавнего шоу засуетились. Через несколько секунд ко мне подбежала Алена Алексеевна и с ужасом в глазах спросила:
– Что с ней стряслось?
– Не знаю, – ответила я, затем указала пальцем на руки Прокопчук и добавила: – Вон, видите, язвы. Такие нарывы характерны при отравлении.
Никак не ожидая такого ответа, Алена Алексеевна торопливо зажала рот рукой, не позволяя вырваться крику или стону, и, всплеснув руками, поспешила куда-то за сцену. Все еще продолжая держать в поле зрения Прокопчук, я все же отошла на приличное расстояние и окинула зал беглым взглядом. Большая часть зрителей уже поднялась со своих мест и теперь шумела, подобно растревоженному улью. Журналисты, вконец обнаглев, пытались подняться на сцену, чтобы запечатлеть происшедшее. Желая помешать этому, я метнулась к краю сцены и громко объявила:
– Никому не подходить близко – это может быть опасно! Молодой человек, немедленно спуститесь вниз! – видя, что один особо нахальный все же вскарабкался наверх и теперь поднимается на ноги, приказала я.
Проклятый журналюга никак не прореагировал на мои слова. Он невозмутимо направлялся к телу упавшей Прокопчук, на ходу настраивая свой фотоаппарат.
– Наташа! Нина! Аля! – поняв, что одной мне не справиться, громко позвала я. – Идите сюда. Нужна ваша помощь.
Опасливо поглядывающие из-за кулис на сцену девушки вопросительно переглянулись, не зная, как отреагировать на мой призыв. С одной стороны, и отказывать нехорошо, с другой – не царское это дело: светиться на сцене после всего случившегося и давать прессе дополнительный повод для сплетен. И все же один благородный человек среди них нашелся. Моя новая подруга Наталья выбежала на сцену и, поняв, что от нее требуется, подскочила к неугомонному журналюге и преградила дальнейший путь своим телом.
– Сделаешь еще шаг, дальнейшую писанину придется вести в палате, – пригрозила она.
– А ты куда прешься? – окончательно забыв про хорошие манеры, воскликнула я, заметив другую «акулу пера». – А ну, кыш отсюда, воронье проклятое. Разве непонятно, человеку плохо? Совсем совесть потеряли, никакого уважения к людям…
– Я – ее муж, – торопливо отозвался мужчина, продолжая лезть на подиум. – Муж я ее.
– Все равно нельзя, – понимая, что это может быть для него опасно, чуть тише возразила я. – Пожалуйста, подождите, пока прибудут медики.
– Вы не имеете права, – принялся возмущаться мужчина, все же взгромоздившись на сцену. Затем он встал на ноги и, так как я сразу преградила путь, недовольно спросил: – Кто вы, вообще, такая?
– Работник милиции, – не нашла, что еще сказать, я. – Поэтому прошу вас не сеять панику. Ведите себя спокойно. С вашей женой все будет в порядке. Я надеюсь.
Не знаю, долго ли еще удавалось бы сдерживать напор прессы мне и Наталье, но, на наше счастье, примчались «Скорая» и группа оперативников. Медики переложили Прокопчук на носилки и увезли ее в больницу.
Не успела машина «Скорой помощи» отъехать, а зрители и персонал разойтись, как ко мне подбежал все тот же нарушитель порядка, назвавшийся мужем пострадавшей. Он бесцеремонно потряс меня за плечо, обрушив целый поток слов:
– Это вы из милиции? Да, вы, – как только я повернулась, сам же себе ответил он. – Узнаю. Я – муж Инны, Тимофей Владимирович. Я только что проводил «Скорую». Мне, к сожалению, поехать не разрешили… – Мужчина растерянно потоптался на месте, а затем сказал: – В общем, я хочу знать, кто это сделал. Даже согласен дать денег вашему руководству, только не закрывайте дело. Выясните, кто отравил мою жену. Вы должны это сделать, ведь Инна была вашей коллегой.
– Извините, что не сказала вам всей правды сразу, но я не работаю в милиции, я – частный детектив, – разведя руками, призналась я.
– Пусть. Может, это даже и лучше, – ничуть не смутившись, выдал Тимофей. – Хоть кто-то докопается до истины. Я нанимаю вас, – заявил он уверенно.
Я растерянно открыла рот, не зная даже, как расценивать такую активность нанимателя. Для меня куда более привычными казались долгие путаные объяснения клиентов, их обращение ко мне только в случае неудачи милиции.
– Займитесь этим делом, а о гонораре поговорим позже. Впрочем… – Мужчина трясущимися от нервного напряжения руками извлек из внутреннего кармана дорогого пиджака кошелек. Раскрыл его и, не глядя на купюры, вытащил половину и протянул ее мне со словами: – Это на первое время.
Растерянно глядя на этого невысокого мужчину средних лет с забавными усиками и волнистыми светлыми волосами, я приняла деньги. Видимо, посчитав, что больше нам говорить не о чем, Тимофей пробежался карими глазками по моей одежде, пожевал нижнюю губу и, резко развернувшись, зашагал прочь. Я не стала его останавливать, понимая, что человек сейчас находится вовсе не в том состоянии, чтобы его о чем-то спрашивать.
«Что ж, я бы все равно умудрилась ввязаться в это дело, даже если бы меня никто и не попросил, – призналась я самой себе спустя минуту. – Зато теперь, по крайней мере, у меня есть более веские основания для того, чтобы сунуть свой прелестный носик в это дельце. Вот только нужно переодеться, а потом можно браться за расследование».
Вспомнив, где сегодня переодевалась, я прошла за кулисы и отыскала дверь в костюмерную. Комната встретила меня полнейшим беспорядком. Очевидно, участницы переодевались в собственные одежды очень торопливо, желая поскорее стянуть с себя модельные вещи, возможно, также пропитанные ядом. Сами творения модельера теперь собирали с пола и стульев две девицы, нервничая и злясь, что все вещи теперь находятся в самом плачевном состоянии: богатенькие леди не слишком церемонились, расстегивая сложные застежки и расшнуровывая корсеты.
Я подошла к шкафу, где участницы повесили свою одежду. Открыла его и с облегчением обнаружила, что мои вещи на месте – они одиноко висели в самом центре. Быстро сняв с себя модельный костюм и с удовольствием сбросив туфли на высоком каблуке, я принялась выуживать из волос цепкие шпильки с цветами и бусинками. На это у меня ушло минут десять.
Передав модель на руки гардеробщицам, покосившимся на меня как-то недружелюбно, я покинула костюмерную и отправилась на поиски Мельник. С ней я решила переговорить в первую очередь, дабы узнать, подозревает ли она кого-нибудь. А возможно, выяснится, что она сама имела какие-то претензии к Инне. Чего только не бывает в нашей жизни!
Отыскав Алену Алексеевну в выделенном ей на время кабинете, я увидела ее в самом удручающем состоянии, граничащем с полной депрессией. И все же рискнула побеспокоить. Очень тихо войдя в комнату, я присела на соседний стул и, положив руку на плечо женщины, сказала:
– Не переживайте вы так. Возможно, что все еще образуется. Инне дадут противоядие, и вы очень скоро ее снова увидите.
– Боюсь, что уже нет, – не убирая ладоней от лица, тихо откликнулась Мельник. – Я только что звонила в больницу. Все кончено: Прокопчук умерла.
– Ее мужу уже сообщили?
– Да, он уже знает. Боже, – воскликнула Мельник, всхлипнув, – за что мне такое наказание? Что я сделала не так? Теперь моя репутация будет запятнана: журналисты завтра уже раструбят, что за приятной внешностью модельера Алены Мельник скрывается жестокий убийца. Они все поставят с ног на голову.
– Знаю, – сочувственно вздохнула я. – Пресса не слишком много внимания обращает на мораль и этику. Журналисты нацелены на то, чтобы создать шумиху, из мухи сделать слона. Какое им дело до человеческих чувств? Но только слезами вы все равно ничего не измените, – плавно перевела я беседу в нужное русло. – Здесь нужны радикальные меры.
– Меры? – усмехнулась Алена, впервые за это время повернув ко мне голову. – Какие? Сделать заявление прессе и тем самым дать ей шанс переиграть мои собственные слова? Или, может, попробовать уговорить их молчать о случившемся? Да я более чем уверена, что через час обо всем будет знать половина города. – Алена вздохнула. – Впрочем, незачем расстраиваться, рано или поздно об этом все равно забудут. Главное – суметь пережить это время, а может, и воспользоваться шумихой – «раскрутить» себя и свою коллекцию.
Такой резкий переход от одного состояния к другому, умение сопереживать, но при этом не раскисать, просто не могли не вызвать восхищения. Но я не торопилась с выводами, прекрасно зная, что к убийству запросто могла приложить руку и сама Алена Алексеевна. Нет, утверждать этого я не торопилась, но и как возможный вариант тоже не отрицала. Необходимо все тщательно проверить.
– Скажите, Алена Алексеевна, а вы с Прокопчук близко были знакомы? – как бы невзначай поинтересовалась я.
– Совсем не была, – приводя заплаканное лицо в порядок, ответила женщина. – Я познакомилась с ней на репетиции, как и с вами. Как видно, – без паузы продолжила она, – вы решили, что в случившемся есть моя вина. Что ж, права так думать вас никто не лишал. Только я действительно не была с ней знакома до конкурса.
– А почему тогда вы пригласили ее принять участие в показе? – не отступала я.
– Потому же, почему пригласила и вас. Для показа мне понадобились женщины известные, имена которых на слуху у всех горожан. Но этот список составляла не я, а спонсор вместе с моим менеджером. Они в этом больше понимают, а мое дело – придумать и сшить вещь. Подождите-ка, – словно что-то вспомнив, повернулась ко мне Алена. – Вы ведь у нас, кажется, частный детектив. Я не ошибаюсь?
– Совершенно верно, детектив, – согласно кивнула я на это.
– То-то я думаю, что это вы мне такие вопросы задаете. Тоже решили подтвердить свой статус лучшей из лучших?
Я поняла, что Алена Алексеевна упрекает меня в сходстве с журналистами, а потому поспешила ее разубедить:
– Нет, нисколько. Но и не предложить свою помощь я не могу. Не скрою, что мне ваши модели, да и вы сами пришлись по душе, и я искренне хотела бы что-то предпринять, чтобы избавить вас от грязных сплетен.
– Помочь? – Алена сначала усмехнулась, но потом сразу же стала серьезной и, мельком взглянув на меня, со вздохом продолжила: – Впрочем, спасибо! Только я все равно не вижу, что вы можете для меня сделать.
– Предлагаю бартер, – немного подумав, произнесла я. И, видя, как вопросительно вытянулось лицо Алены Алексеевны, сразу пояснила: – Вы объявляете прессе, что наняли частного детектива для расследования, и тем самым предстаете перед общественностью в лучшем свете, а взамен помогаете мне с информацией. А виновного я постараюсь найти.
– Гм. Не понимаю, для чего вам все это нужно. Напрашиваетесь на хороший гонорар? – настороженно прищурилась Мельник.
Я отрицательно покачала головой:
– Только на помощь. Я в любом случае займусь этим делом, потому что не далее как несколько минут назад меня нанял муж убитой.
– Что ж, это уже другой разговор, – поняв, что деньги из нее тянуть я вовсе не собираюсь, призналась Алена. – Тогда постараюсь помочь и, если из этого что-то действительно получится, обещаю подарить вам любое из понравившихся платьев. Так что именно вы хотели узнать?
Теперь уже пришло мое время вздыхать. Вопросов в голове было столько, что я даже не знала, с какого начать. Пришлось спрашивать обо всем и сразу:
– Кто имел доступ к тому платью? Кто находился возле него до того, как Прокопчук его надела? Кто знал, что именно это платье будет на Прокопчук?
– Господи, как тут не запутаться, – посетовала Мельник. – Да кто угодно. Вещи и в гладилке были – там их должны были погладить перед показом, – и сюда их на машине везли в полиэтиленовых пакетах, а уж про то, сколько людей тут прошло, даже говорить не приходится. Я не знаю, кто это мог сделать. По-моему, любой.
– Ладно, давайте попробуем разобраться по порядку, – поняв, что и в самом деле немного переборщила, предложила я. – Для начала скажите: после последней примерки платья находились здесь или в ателье? Когда именно их привезли?
– Примерно в середине дня, перед генеральной репетицией. Вы же их надевали, – напомнила мне Алена.
«Верно, надевали, – припомнила я. – Стало быть, в тот момент с нарядом все было в порядке, иначе бы яд подействовал уже тогда. Следовательно, водитель под подозрение не попадает».
– А гладили после генеральной репетиции вещи здесь?
– Нет, еще в ателье. За одну репетицию ведь все равно ничего не должно было помяться. И потом, мини-утюжок у нас всегда с собой, если где-то вдруг образовалась складка, все исправим прямо на модели.
– А после генеральной репетиции кто-то мог войти в костюмерную и пропитать платье ядом?
– Наверное. И даже если и не проходил, наверняка успел бы это сделать утром. Здесь как раз такая толкотня была, девушки приезжали, переодевались, красились. Комната была открыта, а какую модель следует надеть, вы все и так знали.
– Действительно, знали, – вздохнула я, понимая, что про то, что коронное платье наденет именно Прокопчук, было известно всем участницам показа. Как знать, кто из них имел на Инну зуб. Видели ее на генеральной репетиции в том наряде и работники сцены, и осветители, в общем, куча народа. Попробуй-ка выясни, кто убийца.
«Что ж, видимо, придется проверять всех по очереди, – вынуждена была признать я. – Иначе я никак не выясню, кому из них помешала эта мисс МВД. У нее ведь и работа еще такая, что врагов полгорода, может быть, кто-то подкупил одну из участниц или работников сцены. Вот тебе и мотив».
– Теряетесь в догадках? – видя, как я глубоко погрузилась в свои размышления, спросила Алена Алексеевна.
Я кивнула:
– Да. Тут есть над чем подумать. К тому же я пока даже не знаю, что это за яд и каковы его свойства, а ведь это может чем-то помочь. Пожалуй, наведаюсь-ка я к медэкспертам, послушаю, что они скажут.
Алена Алексеевна не стала меня задерживать и, пожелав удачи, протянула свою визитку:
– Вдруг вам понадобится мой телефон или вы захотите заехать в ателье.
Я поблагодарила Мельник за помощь и, попрощавшись с ней, поспешила покинуть территорию Дворца культуры.
Оказавшись на улице, я сразу ощутила, как прохладно и свежо было в помещении и как душно вокруг. Моя машина стояла у бокового входа. Это была старенькая, но очень удобная «девяточка», без которой я бы никуда не успевала.
По дороге к моргу, куда должны доставить для вскрытия тело Прокопчук, я размышляла над тем, как бы выведать подробности об отравляющем веществе. Задача была не из легких, так как новый главный медэксперт Василий Иванович Стреганков никогда не делился информацией о результатах вскрытия, считая ее конфиденциальной. Да к тому же требовал документ, подтверждающий, что именно мне поручено забрать результаты и доставить их в отделение.
Взять эту бумажку мне неоткуда, а верить на слово второй раз он мне вряд ли станет. Видимо, придется идти на обман.
Вскоре впереди показалось серое здание морга. Я остановила машину в сторонке и, заглушив мотор, попыталась собраться с мыслями и настроиться на предстоящую беседу. Но так ничего и не придумав, я решила довериться судьбе и отправилась к моргу.