На выходе меня попросил задержаться Александр Николаевич, который каким-то образом уже знал о принятых у него за спиной решениях или у них есть какой-то условный сигнал об этом. Через, буквально, 15 минут мне принесли подписанные приказы о присвоении нового звания и о переводе меня в распоряжение Государственного комитета обороны. Кроме того, мне было предоставлено право собственноручно внести звание, фамилию и инициалы моего преемника, правда, с «маленькой» поправкой: «и.о.», а утверждать будут три Военных совета: флотилии, флота и ГШФ. А «друзей» у меня там накопилось! Не пересчитать! Иосиф Виссарионович еще их подбросил: Указом Президиума Верховного Совета СССР, закрытым, наградил обоих командиров лодок и меня «полководческими» орденами Суворова второй и первой степени, сразу выполнив свое обещание «отметить». Все три штуки выдали мне, с поручением вручить от имени Верховного Совета.
На выходе из тех самых ворот меня поджидал капитан I ранга Кулаков, бывший дивизионный комиссар, бывший контр-адмирал, бывший начальник политического управления КЧФ, находящийся в распоряжении Главного политического управления РККФ за героическое утопление лидеров «Ташкент» и «Харьков», двух эсминцев: «Беспощадный» и «Способный» и части отряда торпедных катеров. Одновременно вышли из строя все крейсера, кроме одного. Именно из-за этого Кузнецов и «сватал» меня на крейсера ЧФ совсем недавно. Сталин поснимал с должностей там всех. ГПУ флота по этому поводу молчало, как партизан на допросе! А меня желает видеть и немедленно.
– К сожалению, не имею времени для пустых разговоров. Сдаю дела и имею поручение Верховного Совета. – я сунул под нос, оторопевшему от моей наглости, капразу удостоверение члена ГКО СССР, и сел в, предоставленный секретариатом Сталина, автомобиль. Через полчаса штабной самолет Ильи Котова уже начал набирать высоту. Ну его к черту этот Военный Совет! Теперь у меня несколько другое положение, я буду курировать весь военно-морской флот со стороны Комитета Обороны. Полномочий у меня – хоть отбавляй, крутись, как хочешь! В любом направлении! Шесть степеней свободы. Одно маленькое «но»: результатом должен быть «результат», иначе и до Колымы можешь не доехать.
– Куда так торопимся, тащ контр-адмирал? – спросил, вышедший из кабины после набора высоты, Илья.
– Домой, Спиридоныч, домой. Правда, ненадолго, и где будет этот дом пока неясно. А обращаться ко мне теперь надо «товарищ вице-адмирал».
– Не зря слетали! Поздравляю! Что, переводят? И куда?
– В Москву, говорят, что ходить в море теперь не для меня.
– Это плохо! Человек должен заниматься любимым делом.
– Так-то оно так, с флота меня не снимают, просто решили поручить мне заняться его дальнейшим развитием, убрать причины поражений сорок третьего.
– Так мы, вроде, наступали, и успешно, тащ адмирал.
– Наступали, успешно, Спиридоныч. Вот только не везде. Черноморский флот полностью отведен с линии соприкосновения, приказом Верховного. Запрещены любые операции из-за высокого уровня потерь. Противник перебросил в Крым 8-й авиакорпус, нанес серьезные потери и повреждения действующим кораблям, сумел остановить наступление на Тамани. Чуть не сбросил в воду десант под Новороссийском. В общем, Сталин рвет и мечет, а тут у нас потеря образовалась, вот Военный Совет флота и решил меня в качестве козла отпущения выставить, лодку-то нам утопить пришлось! Знаешь?
– Про «127-ю»? Знаю, конечно. Обидно получилось…
– Обидно! Не то слово. Мы ее захватили, из Белушьей губы через стамухи в Маточкином Шаре протащили, две лодки по пути утопили, но довели. Переоборудовали, холили-лелеяли, а американцы по ней бомбами прошлись, чисто из-за то, что мы их сразу сбивать не стали. «Союзнички», мать их за ногу! Такие друзья, что врагов иметь не надо!
– И куда вас направляют? На Черноморский?
– Нет, в Москву, в Государственный Комитет Обороны.
– Ого! Поздравляю, товарищ вице-адмирал! Очень высокая оценка ваших усилий!
– Наших, наших усилий. Вся дивизия старалась, каждый на своем месте.
– Но руководили нашими усилиями вы. Большинство придумок – ваши. Я, когда узнал, что вы начали подготовку людей к полетам в высоких широтах, специально слетал в Иокангу, заглянул в штурманский класс и понял, что мне самому требуется пройти через такой, хотя я к тому времени уже десять лет командиром корабля на Севере летал. Отличное оборудование и очень нужное в этих местах! И свою «Василису Петровну» – Илья любовно похлопал по переборке кабины, – сразу поставил на переоборудование, чтобы расположить все приемоиндикаторы, а в носовой обтекатель установили Гнейс-2. Говорят, точно не знаю, что это вы потребовали от промышленности их выпуска.
– Было такое. Приходилось и этим заниматься, Илья. У нас же ничего не было, с чем надо летать в этих широтах. Сам же помнишь, чем был оборудован «АНТ-35».
– Да, летали путем опроса местных жителей: медведей и моржей. – улыбнулся «старый» полярный летчик. – Теперь – красота! Я, вон, на автопилот машину поставил, второй только следит за приборами. А мы с вами бол… беседуем. Шипит, конечно, но курс и высоту держит![3] Чайку?
– Нет, спасибо. Пару часиков требуется придавить. Поспать в Архаре не удастся, слишком много дел.
– Тогда я пойду, отдыхайте, Сергей Иванович.
Но в Архангельске я приказал водителю отвезти меня «домой». Несмотря на мои попытки войти максимально тихо и не разбудить Елену, мне это не удалось. Едва я повернул ключ в замке, открылась внутренняя дверь и у меня на шее повисла подруга.
– Осторожно, упадем! – шепнул я ей, в перерывах между поцелуями.
– Я машину услышала. – Хотя я остановил ее в двух домах от дверей, – Потом калитка скрипнула, а затем ты вставил ключ в замок.
– Ты у меня разведчица! Тебя не проведешь! Сделай мне кофейку, я из Москвы привез. «Мокко», настоящий, в «Национале» в «ИнТорге» купил.
– Сереженька, я – мигом!
Я поднялся на второй этаж, снял с себя все, и в одних трусах вышел во двор в душ: деревянную постройку с большой черной бочкой на крыше. Пока я споласкивался, на дверях появился крючок вешалки. Лена принесла мой комбинезон.
Мы уселись на кухне, где под бутерброды и кофе я рассказал ей вкратце: что произошло в Москве. Неожиданно это вызвало слезы на ее лице.
– Ты чего ревешь?
– Ты только что сказал, что через три недели уезжаешь в Москву.
– Да, но уезжаем мы вместе.
– Правда?
– Правда. ЗАГСы когда открываются?
– В восемь.
– У нас есть два часа, мы еще успеем это отметить в другом месте, в спальне. Ты согласна стать моей женой?
Ответа не последовало, она просто перебралась ко мне на колени, и завтрак пришлось заканчивать. В 08.10 15 августа 1943 года отдел ЗАГС Ломоносовского района на улице Сталинских Ударников (набережной Северной Двины), напротив ресторана, в котором работала Лена, зарегистрировал наш брак.
– Подожди! – сказала супруга, выйдя из ЗАГСа, перебежала через улицу, постучалась в закрытую дверь ресторана, что-то сказала выглянувшему сторожу, чмокнула его в щеку, и побежала обратно.
– Я сказала, что не приду сегодня и заказала нам столик на восемь часов.
– Тебя уволят за прогул. – рассмеялся я.
– Не уволят, по закону не имеют права. Сегодня – мой день. – она подхватила меня под руку, и мы пошли в штаб, где сообщили о случившемся. Судя по всему, ресторан сегодня будет работать только на личный состав дивизии. Отправив супругу домой, я приступил к своим обязанностям. Мой выбор пал на капитана II ранга Сея, командира дивизиона эскадренных миноносцев. Именно ему я решил передать, пусть и в должности «И.О.», командование дивизией. Мне этот человек нравился своим серьезным отношением к подготовке личного состава. Плюс абсолютно уверенным командованием, как на переходах, так и в бою. На счету эсминцев дивизии 14 потопленных подводных лодок противника, четыре эсминца, и 18 «стотонников». Кроме того, они захватили 2 транспорта. На абордаж взяли. Я Сея выделил давно, еще во время второго похода в Маточкин Шар, да и во время проведения десанта в Коббхолмене его «Осмотрительный» действовал великолепно. Сразу после боя в квадрате 70–31, он и получил дивизион под свое командование. Так что руки вполне надежные, к тому же Герой Советского Союза, так что, скорее всего, сможет удержаться на должности.
– Виталий Алексеевич, зайдите ко мне, пожалуйста. – по телефону я приказал начальнику штаба.
– Разрешите, тащ вице-адмирал? – я уже успел сменить погоны, и принять кучу поздравлений из-за этого.
– Проходите, Виталий Алексеевич. Ознакомьтесь. – я протянул ему приказ, подписанный Сталиным, куда я вписал имя капитана 2-го ранга Сея Александра Борисовича. Фокин, прочитав это, несколько удивленно взглянул на меня, видимо считал, что дивизию передадут ему.
– А почему именно он? Мы же вместе с вами формировали дивизию.
– Именно поэтому, Виталий Алексеевич. Организационными вопросами вы владеете значительно лучше Сея, а в бою я вас не видел, вам же запрещены выходы в море по состоянию здоровья. Вы уже переросли должность командира дивизии. Ваш уровень – минимум эскадра или флотилия. А молодежь пусть растет. Вызовите его из Молотовска, и начнем передачу дел. Меня уже загрузили по линии ГКО, требуется подготовить довольно большой и серьезный документ за эти три недели. Времени у меня в обрез. Так что, сегодня отгуляем, отпразднуем свадьбу, звание и награды, и за работу! Кроме того, в обед состоится награждение командиров ПЛ «К-3» и «С-127», вызовите их, вместе с экипажами на построение у здания штаба флотилии. Вручать поручено мне, присутствовать будет адмирал Кучеров, наш штаб и штаб флотилии. Прошу Вас обеспечить это мероприятие.
– Есть! И куда Вас переводят?
– В Москву, в распоряжение Государственного Комитета Обороны.
– Надо же! Ничего себе: «шажок»! Тут из Москвы пришло сообщение, что к нам вылетает нарком. Именно к нам.
– Когда будет?
– В 15 часов.
– Черт возьми, как «вовремя».
– Что-нибудь не так?
– Есть маленько! Поругались мы с ним в кабинете Сталина.
– Это Вы напрасно сделали.
– Выхода не было. Нас с Вами обвинили в том, что мы провели операцию под Нарвиком без согласования со штабом флота и ГШФ.
– Они что, с дуба рухнули?
– Вот именно. Нам теперь каждый чих требуется предварительно согласовывать с ГШФ. Ну, а я задал вопрос о том: на каком основании Кузнецов привел на секретные корабли адмирала Фрейзера, и кто передал американцам данные о районе ожидания.
– Ой, что будет!
– А ничего не будет, мне поручили разработку концепции развития флота.
– Кто?
– Я, кроме Сталина, ни с кем в Москве не встречался. И отказался прибыть в Главный Штаб на заседание Военного Совета. Так Сталин приказал: разбираться без меня.
– Я Вас понял, Сергей Иванович, но документы по этой операции я все подготовлю, на всякий случай. Разрешите идти?
– Да, пожалуйста! И… – Виталий Алексеевич положил руку на сердце и указательный палец другой руки поперек губ. Он прекрасно понимал, во что мы вляпались.
В тот день события просто галопировали и мелькали, как в калейдоскопе. Едва успел немного поговорить с Сеем, его требовалось настроить на взаимодействие всех сил и самое серьезное обучение личного состава: все орудия на всех кораблях становились «универсальными», что значительно повышало плотность зенитного огня при атаках авиации противника, но повышало расход боезапаса, а, следовательно, требовались корабли снабжения и перегрузка его в море. Соответственно, требовалось упаковывать все для этой операции. А промышленность еще не готова к выпуску такой продукции, и кораблей такого типа корабелы СССР еще не строят. Жаль, конечно, все это передавать в другие руки, но с этим уже ничего не сделать. Мы еще не закончили, когда поступила команда выходить на построение. Весь личный состав штаба, за исключением вахты, на автомашинах направился к штабу флотилии. Не каждый день командиры лодок награждаются такими орденами! Вторая степень Суворова предназначалась для командиров корпусов, дивизий и бригад, то есть нас всех троих наградили на степень выше. Даже если считать обе субмарины кораблями I ранга, тогда как «С-127» крейсером не считалась. А мне так дали «армейского», «флотского» масштаба.[4] Так что, ценного «гуся» доставили и сорвали строительство завода, и термоядерной «слойки». Интересно, как наградят разведчиков, Флейшера и Щербакова? Думаю, что не обидят!
После награждения контр-адмирал Кучеров и я, со своим преемником, начальниками штабов флотилии и дивизии переместились в Талаги, куда прилетал нарком флота. Он, кстати, местный, архангельский. Встречу организовали отлично! Оркестр, почетный караул, салютная пушка. Все четко по правилам, это – флотские традиции. Я, как назло, самый старший по званию. А нарком прилетел не один, село сразу три самолета, так что трясти будут дивизию, мама-не-горюй. Но Кучеров, как старший по должности, взял на себя встречу дорогого гостя. Протопала рота Почетного караула, 65 старших офицеров прибыло вместе с наркомом. Как только оркестр прошел вслед за караулом, нарком направился ко мне. Нас в шеренге не так много, всего семь человек, включая Малафеева и Столбова. Первым подошел ко мне, выслушал мой доклад, опустил руку и протянул ее для рукопожатия. Пришлось рывком стягивать белую перчатку с руки, слава богу, она не застряла на руке.
– Здравия желаю, Николай Герасимович.
– Кому передаёте дивизию?
– Командиру дивизиона эскадренных миноносцев капитану II ранга Сею. Кап-два Сей, выйти из строя!
– Есть! – он стоял четвертым, – Товарищ адмирал флота! Капитан второго ранга Сей, представляюсь по поводу назначения исполняющим обязанности командира 1-й гвардейской дивизии ПЛО.
– Как зовут?
– Александр Борисович.
– За что получили? – нарком глазами показал на «звезду Героя».
– За потопление двух эсминцев типа «Z» в сентябре прошлого года.
– Припоминаю. Отличная кандидатура, товарищ вице-адмирал. Вы же «Артёмом» командовали? – спросил нарком у Сея.
– Так точно. Был его последним командиром.
– Сидоров вас тоже хвалил.
Начальнику штаба нарком просто пожал руку, Демидов, начПО, интереса у наркома не вызвал, а наших «крутых» орденоносцев нарком поздравлял довольно долго. Столбов, по простоте душевной, и слил информацию о том, что сегодня ресторан «Двина» будет местом базирования всего офицерского состава дивизии. И про поводы для этого.
– Ну, это если ваш командир меня пригласит на эти торжества. – уклончиво сказал Кузнецов.
– Почему нет? Милости прошу. – ответил я.
Нарком отказался ехать в штаб флотилии, известив нас всех, что в первую очередь хочет посетить Молотовск и ремонтирующиеся корабли. Сел в автомобиль и довольно быстро мы очутились в Двинском поселке, где шло строительство моста через Кузнечиху и туда мог пристать автомобильный паром флотилии. Нет, чтобы сесть в Васьково! На пароме Кузнецов выгнал из машины всех, и подозвал меня.
– Сергей Иванович, вы не могли бы мне объяснить: мы, вроде, никогда с вами не ссорились, чем вызвана ваша бурная реакция в Кремле? Испытываете ко мне личную неприязнь? Вы же понимаете, что наговорили такого, что хоть снимай погоны и сам иди в трибунал.
– Никакой личной неприязни, Николай Герасимович, не было и нет. Мы с вами прекрасно ладили и работали, но за секретность производства нового вооружения и его испытаний персонально отвечаю я. Да, это сильно интересует англо-американскую, и не только, разведки. Зимой прошлого года Фрейзер пытался попасть на «Иокангу», я ему этой возможности не предоставил, хотя командующий флотом и ГШФ почему-то разрешили этот визит. Выкручиваться пришлось мне одному. Англо-американцы на этом не успокоились, и кто-то дал нам команду прийти в Гамерфест, и туда же прислали «Кинг Джорджа», откуда прибыли вы, Головко и адмирал Фрейзер со своими «специалистами». Я что, должен был поперек трапа ложиться и открывать огонь на поражение? Мне пришлось вас пустить на корабль! Не было бы с вами Фрейзера, да заходите и смотрите, спрашивайте обо всем. У вас все допуски есть.
– Они наши союзники и делятся с нами всем. У меня приказ Верховного: не допускать недовольства нами командованием флота Метрополии и представителей Соединенных Штатов.
– Но вы же слышали, что сказал «сам» по этому поводу? Соединенные Штаты в тайне от нас, и даже англичан, изготавливают новое оружие огромной разрушительной силы. Такие же работы ведет Германия. И мы начали подготовку к этим работам. Поэтому я вынужден оставить все, что сделано здесь, и приступить к работе в Москве, в составе ГКО.
– И какие функции вы будете исполнять в составе ГКО?
– Я пока не знаю: имею ли я право кому-нибудь что-то говорить по этому поводу.
– Это будет иметь отношение к флоту?
– Да, конечно. Все мои работы, так или иначе, связаны с флотом. В данный момент меня просили подготовить свои предложения по развитию флота. Пока только это.
– Этим у нас занимается адмирал Галлер.
– Я знаю, но мне приказал Верховный, и уточнил, на что необходимо обратить особое внимание. Планы ГШФ его не слишком устраивают. Пока от меня хотят увидеть и услышать именно мою концепцию дальнейшего развития флота.
– Я надеюсь, что вы согласуете с отделом строительства новых кораблей свои предложения?
– Только в случае их утверждения. Кто будет утверждать – мне пока неизвестно. Возможно, что это будет отдел Главного штаба, но вполне может быть, что Иосиф Виссарионович подберет для этого других людей. Мне сказали, что есть какой-то комитет. Ни как он называется, ни: кто в нем состоит, мне неведомо.
– Трудный вы человек, Сергей Иванович.
– В данный момент времени это – самый большой секрет государства, Николай Герасимович, если даже вы, нарком, об этом ничего не знаете. Меня пригласили только потому, что я узнал кое-что об этом проекте, возможно для того, чтобы я раньше времени об этом никому не рассказал. Увы, мне известно только о том, что происходит на той стороне линии фронта и за океаном. Ну, а так как у меня получилось в кратчайшие сроки создать лучшую в мире систему противолодочной обороны, то и последовало предложение попробовать себя в новом качестве. Единственное «но», таким темпом я опоздаю на собственную свадьбу. До Молотовска мы будем добираться три часа, и три часа обратно. Плюс там стоят двадцать четыре корабля дивизии, еще двенадцать в разных местах Архангельска, может быть, начнем осмотр с этих кораблей?
– Хорошо, командуйте.
Я вышел из машины и поднялся в рубку. Паром изменил курс, и мы направились вниз по реке на Соломбальскую верфь. По всей видимости нарком приехал только за этим, но инспекционная команда еще долго находилась здесь, проверяя дивизию полностью. Сам нарком через двое суток улетел в Геленджик, где заканчивалась подготовка к очередному десанту.
Но на свадьбу он пришел. Встретили его офицеры овациями. Ему еще и сорока нет, официально он 1902 года, но на самом деле – 1904. Труса не празднует, вместе с Буденным прорывался в Крым по над самой водой в момент Крымской катастрофы 1942-го. Сумел организовать какую-никакую эвакуацию с Керченского полуострова остатков 44-й, 47-й и 51-й армий в количестве 140 тысяч человек, с четырьмя дивизионами «катюш» и шестью артиллерийскими батареями. Это, конечно, крохи. Тяжелое вооружение, в основном, было потеряно, во многом благодаря тому, что удержать небо над Керченским проливом ни флотская, ни армейская авиация не смогли. Флот понес просто неприличные потери. Снабжение трех армий, находящихся в Крыму, было сорвано. В общем, «потому, что в кузнице не было гвоздя!». А присвоить себе успехи на Севере не удалось. Да, именно он поддержал меня в моем «диалоге» с авиаторами. Но класс в Иоканге он ведь так и не посетил. Нет ни на одном из флотов таких классов. Флотская авиация получает пополнение из обычных летных училищ, а полков, где в большом количестве остался довоенный личный состав очень и очень немного. Вот и страдает взаимодействие. Требуется летать днем и ночью, создавать навигационные системы, приводы, и учить, учить и еще раз учить людей. На поток у них поставлена только взлет-посадка. С этим – проблем особых нет, а навигации и целенаведению там не учат. Флотские училища сейчас практически не работают. Освоен другой способ получения необходимых кадров: корабли поступают в основном по ленд-лизу. Учат на них в Колдбей, оттуда на ТОФ, а с ТОФа – по флотам. В Ахтубинске и в Баку готовят, в основном, командиров взводов в морскую пехоту. Только со второй половины следующего года об этом вспомнят, и создадут несколько училищ, в том числе, и мою «альма-матер»: Ленинградское военно-морское подготовительное. Мне же, с должности комдива, этот узелок не развязать, вот и пришлось рубить. И вообще, мне сейчас требуется сидеть не за праздничным столом, а у секретчиков стучать по клавишам «Ремингтона». Дома с этим работать нельзя. Не будем забывать о том, что Архангельск свободно посещают военнослужащие иностранных флотов и армий. И нарком привез с собой целую шоблу проверяющих. Вполне вероятен вариант, что кто-то из них и сливает все куда надо. В то, что Кузнецов – «агент ЦРУ», я не верю. Это, скорее всего, кто-то из его адъютантов. А «церберов» у меня в дивизии нет. Мы сейчас с Еленой отсутствуем, целуемся под хмельное «Горько», запросто могут нанести визит и прошерстить дом. Успехов! Там ничего нет.
С утра я уже был в штабе, заперся в комнате «особого отдела», и 18 дней занимался только тем, что строчил на машинке, чертил схемы, рисовал общие виды и разрезы. Затем упаковывал все бумаги, уничтожал «копирки», в присутствии начальника отдела или его дежурных, опечатывал это личной печатью и запирал в несгораемый шкаф, который тоже опечатывал. Так серьезно я к этому делу никогда не относился, хотя работал и с более серьезными документами, но в другое время. Там с меня требовали соблюдать секретность. Через 18 дней, с тем, чтобы иметь хоть немного времени обустроиться в Москве, я воспользовался тем же самолетом, чтобы вывезти эти бумаги, личные вещи, и то, что захватила с собой супруга на первое время из Архангельска. В основном все осталось в доме, его опечатали и вычеркнули из списков под заселение. Это – «наша крепость», если все пойдет криво, а это запросто может быть, чтобы было куда вернуться, если жив останусь. Ну или Елене было бы куда вернуться. Кроме нас, дом могут вскрыть ее родители, тоже если будут живы. Скорее всего с ними ничего не случится: активность боевых действий в советском секторе Арктики нулевая. Немцев мы оттуда выбили и выжали.