Глава девятая

Придя в чувство, я попыталась встать, но госпожа Дайнань снова ударила меня по голове.

– Лучше бы ты покинула остров вплавь, девочка. Это корыто не годится даже для ловли креветок.

Она толкнула меня к серым волнам, разбивающимся о причал, как бы провоцируя на прыжок. Когда я воспротивилась, женщина хмыкнула, взяла меня за подбородок и окинула взглядом мои впавшие щеки, испачканные в саже.

– Так и думала. Не бывает таких жалких демонов.

Она швырнула мне свой передник.

– Отныне будешь работать на меня. Что-нибудь учудишь, и я попрошу магистрата отрезать тебе руки за попытку украсть мою лодку. Поняла?

Я сжала передник в кулаке, изнывая от голода. Его покрывали пятна от масла и коричневого соуса, к ткани прилипли засохшие рисовые зерна, которые так и подмывало слизнуть.

«Всего на один день, – пообещала я себе, плетясь за госпожой Дайнань. Затем взглянула на пустое небо, представляя шестерых журавлей, паривших среди облаков. – Всего на один день».

Вскоре я потеряла счет тому, сколько раз это обещание было нарушено.



– Лина! Лина, живо сюда, глупая девчонка!

Лина. Прошло уже два месяца, а я до сих пор не привыкла к имени, которым нарекла меня госпожа Дайнань. Но ничего, это всяко лучше, чем «воровка», «горшок ходячий» или «демон». Хотя подобные прозвища, вероятно, плохо отразились бы на торговле.

– Лина! Я жду.

Невысокий рост госпожа Дайнань с лихвой компенсировала громким, злобным голосом. Когда она гневалась, даже землетрясение не могло переплюнуть ее громогласных криков. В последнее время владелица таверны была не в духе; от осенних сквозняков у нее болели кости, и она срывала злость на мне.

Мне же оставалось только гадать, что я сделала на этот раз.

Я отставила метлу и пошла к ней, готовясь к публичному выговору. И щеку закусила, чтобы боль напоминала о моем обете молчания.

– Господин Насава заказывал чашу рисового вина, а не сливового, – проворчала госпожа Дайнань. – Ты уже трижды перепутала заказы за последний час!

Наглая ложь! Господин Насава – рыбак и частый гость в таверне «Воробей», – определенно просил принести сливовое вино. Я злобно на него покосилась, но мужчина отвел взгляд. Он любил доставлять мне неприятности, но я подозревала, что он втайне боялся меня.

– Ну?

Еще месяц назад я бы стиснула зубы и показала жестами, что она ошиблась. И в итоге получила бы затрещину и осталась бы без ужина.

Но я быстро училась и теперь проявляла неповиновение другими способами.

«Простите», – показала я, потупившись, и начала забирать чашу со сливовым вином, как вдруг госпожа Дайнань ударила тыльной стороной ладони по горшочку.

Тот загудел у меня на голове, и я попятилась. Чаша разбилась о пол, вино забрызгало мне юбку.

Стоило восстановить равновесие, как госпожа Дайнань подошла вплотную и потрясла метлой у меня перед лицом.

– Никчемная девчонка! Быстро убирай!

– Зачем вы вообще ее держите? – протянул господин Насава. – Только взгляните на этот горшок на ее голове! В жизни не видел ничего более зловещего.

– Оставьте ее, госпожа Дайнань, – пробормотал другой рыбак. – Она хороший повар, лучший, что у вас был.

– Да, пускай возвращается к работе. Старик Насава действительно заказывал сливовое вино. Даже я слышал!

Не желая скандалить с посетителями, я взяла метлу и смела осколки разбитой чаши из-под вина.

Путь от воровки к повару прошел как в тумане. Еще удивительнее было то, что уже наступила середина осени; темнеющие клены за таверной постоянно напоминали о моем нарушенном обещании.

Я сглотнула, мучаясь от чувства вины. В мои планы не входило задерживаться так надолго, но госпожа Дайнань усердно нагружала меня работой. Я еженощно падала на койку, не находя в себе ни сил, ни энергии, чтобы хотя бы придумать, как сбежать. А утром все повторялось. Кроме того, куда мне идти без денег?

«Ты могла бы попросить кого-то из рыбаков одолжить тебе лодку, Сиори, – сказала Кики, прочитав мои мысли. – Большинству из них ты нравишься».

Птичка встрепенулась в кармане. Как бы мне ни хотелось ее выпустить, я не могла оставить Кики одну в комнате – госпожа Дайнань взяла за правило обыскивать ее без предупреждений каждую пару дней.

Кики ежедневно искала моих братьев, но не добилась успехов даже в том, чтобы передать отцу весточку. Деревня Тяньи находилась так далеко от материка, что новости сюда почти не доходили.

Я зашла на кухню и заглянула в большой котелок, кипящий на огне.

В мои основные обязанности входило приготовление супа – именно благодаря ему госпожа Дайнань до сих пор не выставила меня за дверь. Он привлекал много посетителей.

Рецепт придумала мама. Она умерла, когда мне было три года, но я на всю жизнь запомнила тепло и вкус ее супа. А еще как вылавливала из котелка куски мяса и вынимала рыбьи хребты. Или нанизывала на ложку луковые кольца и наслаждалась хрустом редиса и ярко-оранжевой моркови. Но больше всего мне запомнились ее песенки, которые она сочиняла, пока мы трудились на кухне.

Тяннари жила у моря,

И разводила огонь для котла и ложки.

Варись, варись, суп для гладкой кожи.

Тушись, тушись, рагу для густых волос.

А что она делала для счастливой улыбки?

Пироги, пироги, со сладкими бобами

и сахарным тростником!

После маминой смерти я продолжала наведываться на кухню, чтобы помочь поварам сварить ее суп. Это единственное блюдо, которое мне разрешали готовить – и то, вероятно, из жалости, – зато я набила на нем руку. Братья просили о супе всякий раз, когда плохо себя чувствовали, и хоть они сильные, крепкие и редко болели, их было шестеро. Их уязвленное эго и поцарапанные коленки служили мне поводом отточить мамин рецепт.

Во время готовки я чувствовала себя ближе к ней – и счастливой. Почти. Хотя о чем еще можно нынче просить? Только тогда я забывала о проклятом горшочке на голове и о проклятье, лишившем меня голоса. Или о том, что мои братья находились непонятно где, запертые в теле журавлей, потерянные для меня.

Кроме того, когда я не готовила, на кухню заступала госпожа Дайнань. Ее стряпня была на вкус как бумага – безвкусная и практически несъедобная. Она бы подала и ослиный навоз, если бы это сберегло ей деньги, но в основном владелица таверны повторно кипятила остатки костей с полусгнившими овощами и, как я подозревала, помоями.

Естественно, она пришла в ярость, увидев, что я не скупясь добавляла морковь в суп и заправляла рис рыбным бульоном. Но рыбаки отметили, что ее еда стала вкуснее, рис – рассыпчатым вместо переваренного, а овощи хрустели на зубах и освежали дыхание. Ее дело процветало, и госпожа Дайнань перестала читать мне нотации о том, что я выбрасываю ее продукты на ветер. Вместо этого она подняла цены.

Она мне не нравилась, но, полагаю, одинокой вдове нелегко управлять целой таверной. Ее тяготы отражались в глубоких морщинах на лице, из-за которых она выглядела намного старше своего возраста. Госпожа Дайнань не отличалась добротой, но все равно по-своему защищала меня – по крайней мере, от своих посетителей.

Я вышла из кухни, и какой-то солдат схватил меня за юбку и притянул к себе.

– Ну-ка, и что тут у нас скрывается под этим горшком?

Я помахала метлой у него перед лицом. «Не трогай меня!»

– Ах ты… – он сердито встал, но от выпитого не смог удержать равновесия и покачнулся. Затем попытался плеснуть в меня вином, но промахнулся. – Демон! Демон!

– Оставь ее в покое, – подала голос госпожа Дайнань. – Моя прошлая девчонка и то была больше похожа на демона, чем эта мелкая креветка. Она глуповата, но зато умеет готовить. Тебе же понравился твой суп, не так ли?

– Тогда зачем этот горшок? – спросил солдат заплетающимся языком.

– Она просто уродливая, – ответил господин Насава. – Такая страшила, что мать приклеила горшок к ее голове, чтобы уберечь нас от этого безобразия.

Все рассмеялись, а я перестала подметать пол и гневно воззрилась на них. Перед глазами все расплывалось от злости. Это сделала мачеха, а не моя мать! Мне было тошно от одной мысли, что это чудовище Райкама по-прежнему замужем за моим отцом, по-прежнему почтенная супруга императора. Мои ногти впились в деревянную рукоятку.

В последнее время такие солдаты все чаще наведывались в таверну. Пьяные и воинственные, они путешествовали через Тяньи, направляясь защищать Север. Каждый раз, когда приходил новенький, меня охватывала тревога. Боги, лишь бы отец не готовил нас к войне…

Будто почувствовав, что я отвлеклась от дела, госпожа Дайнань резко обернулась и погрозила мне костлявым пальцем.

– Хватит подслушивать, Лина! – рявкнула она. – У нас заканчиваются дрова, так что принеси-ка еще.

Я взяла плащ у двери и променяла метлу на топор.

Не переставая злиться, встала перед ближайшей поленницей. Раньше я быстро утомлялась, топор был таким тяжелым, что приходилось поднимать его обеими руками. Теперь же я с легкостью держала его в одной.

С каждым ударом мой гнев частично испарялся.

Вряд ли Райкама случайно закинула меня в самую изолированную часть Кияты, откуда невозможно вернуться домой.

Интересно, она всегда использовала магию, чтобы помыкать нами? Так она обольстила отца и заставила жениться на ней? На чужой-то женщине, с далеких земель, без денег и титула…

Мне, конечно, хотелось в это верить, но в глубине души я знала, что это неправда.

Я бы заметила, что ее глаза меняли цвет при использовании магии – становились желтыми, как хризантемы, цветущие летом в наших садах. Я бы заметила камень в ее сердце, мерцавший как обсидиан в лунном свете.

И уж точно заметила бы ее лицо – то, настоящее. Шероховатое, отвратительное, с белыми чешуйками… как у змеи.

Ветер насмешливо хлестал меня по горшочку на голове. Я ничего не могла сделать. Меня заперли здесь одну, без голоса, без лица и без магии.

Я сотню раз пробовала озеленить засохшую траву или сделать гнилые мандарины, купленные на рынке госпожой Дайнань, снова упругими и сочными. Пробовала сложить птичек, рыбок и обезьянок из всего, что попадалось под руку, и затем оживить их. Когда-то это было так просто… от меня требовалось только одно слово, мысль, желание. Каждый день я предпринимала новые попытки, отказываясь сдаваться.

Но моя магия исчезла. Стала не более чем сном.

Я замахнулась в последний раз, и полено со стоном треснуло пополам, разлетаясь в разные стороны. Затем отошла и вытерла пот со лба.

Может, решение кроется не в магии. Может, есть другой способ.

Я подняла топор, чтобы нарубить следующую партию дров, и собралась с силами.



Я свернулась калачиком на соломенной койке, Кики устроилась на сгибе моей руки. Каждую ночь мне снились братья: Андахай, Бэнкай, Рэйдзи, Вандэй, Ётан и Хасё. Шесть журавлей с алыми «коронами».

Иногда я звала их, и они один за другим падали с неба в багряном вихре – со змеиными укусами на шеях, покрытых черным оперением. Тогда я просыпалась в холодном поту, содрогаясь всем телом. Порой снилось, что они искали меня, пролетая над незнакомыми землями. Эти сны обладали удивительной четкостью, и я молилась, чтобы они были видениями. Чтобы мои братья были живы, в безопасности, и не забыли, кто они… или я.

Сегодня мне приснилась Райкама.

Деревья в нашем саду озолотились, их листья опалил красный румянец.

День за днем мои братья прилетали ко дворцу и издавали пронзительные крики, отдаленно напоминавшие мое имя.

«Сиори! Сиори!»

Убивать журавлей на императорской территории было незаконно, но солдат так встревожили их ежедневные визиты, что они начали закидывать птиц камнями, когда те пытались приземлиться в саду. Однако мои братья оставались непоколебимыми.

Наконец одним днем их крики стали настолько громкими, что отец решил сам взглянуть на шестерых журавлей, парящих над его дворцом.

– Странно, – задумчиво произнес он. – Обычно журавли прилетают только зимой. Ну-ка, взгляни. – К нему присоединилась мачеха. – Они отличаются от обычных птиц.

– Разве? Дорогой, ты научился различать птичьи лица?

– Нет, – отец грустно посмеялся. – Но их глаза… они выглядят как человеческие. Такие печальные. Кажется, будто я видел их раньше…

Мачеха напряглась.

– Они становятся агрессивными. Самый крупный напал сегодня на гвардейца, еще один залетел ко мне в сад. Эти журавли дикие. Если они снова появятся, прикажи гвардейцам их застрелить.

Прежде чем отец успел возразить, в глазах мачехи замерцали крупицы золота, и его лицо лишилось всякого выражения. Он кивнул, будто думая: «Разумеется, ты совершенно права».

Когда братья снова прилетели искать меня, Райкама и их заставила все забыть.

– Летите на юг. Забудьте о сестре и присоединитесь к другим журавлям.

«Нет! – хотелось мне закричать. – Не слушайте ее!»

Но журавли улетели. Что их спугнуло – чары мачехи или стрелки, – я не знала.

Я проснулась с мокрой спиной и затекшими ногами от нервных рывков во сне. Но мой разум еще никогда не был таким ясным, будто наконец пробил пелену страха, навеянного Райкамой, и отточил мою печаль в стальную отвагу.

Я достаточно здесь просидела. Прошло время мачехе поплатиться за содеянное. Пришло время найти моих братьев.

Загрузка...