Стюарт Брэк – высокий и худой, как палка. Когда он шагает, то почти не размахивает руками; при нем нет ни рюкзака, ни сумки, чтобы зрительно разбить ту длинную вертикальную плоскость, которую он занимает в пространстве. Такие вещи невольно замечаешь, когда идешь позади, а я немало за ним нашагалась, потому что его маршрут охватывает несколько городских кварталов. Хоть он и приятный и харизматичный мужчина, поведение его отличается той же сдержанностью. За весь день, что я провела с ним, Брэк ни разу не повысил голоса, почти не жестикулировал и не позволил себе ни одного резкого словца. Он невозмутим, уравновешен и рассудителен. Я вам это все рассказываю, чтобы вы поняли, как я была потрясена, когда секунду назад Стюарт Брэк заорал: «Да вы надо мной издеваетесь, что ли» – и воздел руки в универсальном жесте раздражения.
Я опять отстала и сперва не увидела того, что заметил Брэк. Теперь я тоже вижу: по всему тротуару рассыпаны объедки, вывалившиеся из двух разорванных мусорных мешков. Сейчас 3:30 утра – на задворках компактного, напичканного ресторанами центра города Аспен в штате Колорадо наступило медвежье время. Должно быть, мотор нашего внедорожника спугнул зверя, рывшегося в мусоре. На языке конфликта медведей и людей компост и мусор называют «аттрактантами» – по сути, приманкой. Муниципальный кодекс Аспена предписывает держать и то и другое в контейнерах, которые медведи не могут вскрыть.
«Да сколько ж можно, – говорит Брэк тише и опускает руки. – Мы потратили на это сотни тысяч долларов». Под «этим» он имеет в виду многолетнее исследование, которое проводилось в нескольких городах с целью ответить на вопросы: как заставить людей, живущих в местах обитания медведей, надежно запирать аттрактанты и что меняется, когда они так поступают? Исследование финансировали Департамент парков и дикой фауны Колорадо – именно туда поступают звонки граждан, чье имущество медведи портят в поисках человеческой пищи; Университет Колорадо, где Брэк читает курс, посвященный конфликтам человека и диких животных; а также работодатель Брэка – Национальный научно-исследовательский центр дикой природы (NWRC), головной офис которого расположен в Форт-Коллинсе (штат Колорадо).
NWRC – это исследовательское подразделение Службы контроля дикой природы, которая в свою очередь входит в структуру Министерства сельского хозяйства США (USDA). Служба оказывает услуги в первую очередь фермерам и владельцам ранчо, которым дикие животные доставляют проблемы, лишая их средств к существованию; зачастую ее услуги сводятся к убийству этих самых диких животных. NWRC нанял Брэка, чтобы тот изыскал какие-нибудь менее радикальные альтернативы. Работа предоставляет Брэку массу возможностей найти применение своему замечательному самообладанию. Некоторые ветераны Службы контроля дикой природы не любят его за то, что он раскачивает лодку, а некоторые активисты-зоозащитники – за то, что он раскачивает ее недостаточно сильно. А вот мне он нравится, потому что, как это ни было бы трудно, пытается нащупать золотую середину.
Изучение мусорного вопроса показало, что усиленные, запирающиеся противомедвежьи контейнеры способны изменить ситуацию к лучшему – при условии, что люди не забывают как следует их запирать. В местности, где 80 % имеющихся контейнеров использовались так, как было задумано, число конфликтов между людьми и медведями за время исследования снизилось до 45; в похожей местности, где запирались только 10 % контейнеров, было зарегистрировано 272 таких случая. Вывод: одних контейнеров недостаточно. Нужны еще законы, обязывающие население пользоваться ими, и штрафы для тех, кто игнорирует правила. В Аспене есть и то и другое, однако до штрафов дело часто не доходит. Особенно здесь, в центре города. Однако Брэка уверяли, что в последние годы ситуация улучшилась.
Прямо сейчас этого не скажешь. По переулку неторопливо, в своей очаровательной косолапой манере топает взрослый черный медведь. Мы с Брэком стоим возле нашего автомобиля, который припаркован в нескольких метрах от помойки. Медведь подходит к мешкам, которые до этого момента полностью захватывали его внимание, и тут видит нас. Зверь щелкает зубами – похоже, он нервничает. На него уставились два человеческих существа, одно из которых не уступает ему ростом, а в это время ночи люди здесь нечасто встречаются. Но, с другой стороны, это же кухонные объедки итальянского ресторана «Кампо де Фиори»! Немного подумав, медведь опускает голову и принимается за еду.
Съесть медведю нужно много. Стоит ранняя осень, а в это время года черные медведи едят целенаправленно и самозабвенно, запасая жир, который будет поддерживать их всю долгую зиму в берлоге[6]. Черный медведь в состоянии гиперфагии удваивает или даже утраивает суточную дозу калорий, съедая до 20 000 калорий в день. Медведи всеядны и с удовольствием поглощают самую разнообразную пищу; в период жора их сильнее всего привлекает максимально калорийная еда. Они хотят получить как можно больше калорий и при этом потратить как можно меньше энергии на их поиск. Горы вокруг Аспена всегда в изобилии снабжали их пищей: дубы, устилающие землю желудями, ирга и черемуха, дикие яблони, которые плодоносят как сумасшедшие. Но пришли 1950-е и 1960-е годы, и в горы стали приезжать лыжники. Медведи оторвались от своих ягод и орехов и подумали: «Что? Кормушка для птиц на дереве? Мешок собачьего корма на крыльце? Не откажусь!» Вскоре медведи стали забредать в города – они шли за людьми, потому что люди снабжали их пищей. Переулки позади многочисленных ресторанов Аспена – это концентрированно-калорийный рай.
Брэк слегка толкает меня локтем. По переулку идет еще один медведь; этот немного поменьше и потемнее. Светлый, доминантный медведь переключает на него свое внимание и издает низкий раскатистый рык. Можешь взять кочерыжку от салата и ньокки со шпинатом, но к моему лососю на гриле с экофермы в Скуна-бей даже не приближайся.
Брэк поднимает телефон, чтобы сделать фото, и это меня удивляет. Этот человек использовал слово «рутина», рассказывая, как собственными руками вонзил в черного медведя в берлоге дротик со снотворным, чтобы поменять на нем радиоошейник. Но оказалось, что он фотографировал не медведя – он хотел запечатлеть иронию ситуации. «Посмотрите на крышку». Брэк направляет луч фонарика на открытый и перевернутый бак для компоста. На крышке из формованного пластика – медвежья морда, а в нескольких дюймах от декоративного медведя – морда медведя настоящего, с удовольствием пожирающего содержимое этого сертифицированного противомедвежьего контейнера, который не справился со своей миссией.
«Они на них прыгают, – говорит Брэк, – и крышки открываются».
Или же запорный механизм может быть сломан, как у другого компостного бака той же модели, который мы видели чуть дальше по переулку. Брэк подошел к нему, поднял крышку и увидел гору гнилых бананов. «Убедитесь, что крышка заперта, – взывала наклейка. – От этого зависит жизнь медведя». На соседней улочке Брэк показал мне открытую бочку отработанного фритюрного масла. Бочка была огромная и высоченная, словно питьевой фонтан; именно так медведи иногда ее и используют. Брэк видел жирные отпечатки лап, удаляющиеся вниз по переулку.
Пункт 12.08 кодекса Аспена по обращению с бытовыми отходами озаглавлен «Защита диких животных» и списан с кодекса горнолыжного курортного поселка Сноумасс, расположенного неподалеку. На этом сходство заканчивается. Департамент ветеринарного контроля (а заодно и дорожного движения) Сноумасса – это два человека: Тина Уайт и Лорен Мартенсон, и они от своего не отступятся. «Мы штрафуем всех», – сказала мне Уайт на вчерашней встрече. Она только что составила презентацию на испанском языке для работников кухни, многие из которых не задумываются, что происходит с медведями, которые начинают совершать налеты на мусорные баки, если люди их не запирают. Ее усилия оправдываются. Прошло уже несколько лет с тех пор, как последнего медведя, создававшего проблемы жителям Сноумасса, «вывели из игры», как сказала Уайт. К моменту моего приезда таких медведей в Аспене бывало до девяти в год. Но опять же, в Аспене народу больше в три раза, а ресторанов – в четыре.
В Аспене за соблюдением мусорного кодекса следят офицеры городской службы реагирования в количестве пяти человек. Мы с Брэком встречались с их представителем Чарли Мартином вчера утром в конференц-зале полицейского участка Аспена. На Чарли была черно-желтая униформа и носки, на которых единороги перемежались радугами. «Сейчас не пятница, и я не участвую в велопатруле», – сказал он загадочно, когда я отпустила замечание насчет его носков. Чарли перечислил проблемы, с которыми его команда и так еле справлялась, когда к списку добавилось несоблюдение связанных с медведями правил обращения с мусором: нарушения ПДД, лающие собаки, строительная техника с незаглушенным двигателем, звонки 911, зараженные бешенством летучие мыши, потерянные и найденные вещи, нечищеные тротуары, автомобили, которые нужно «прикурить» или отпереть, городские пикники и уборка сбитых оленей с проезжей части.
Когда мы заговорили о состоянии переулков, Чарли принялся оправдываться: «Мы в этом году штрафов выписали почти на десять тысяч долларов». Штраф за незакрытый мусорный или компостный бак составляет от 250 до 1000 долларов. Мы с Брэком могли бы выполнить их годовую норму за день. А кроме того, подчеркнул Чарли, люди отказываются платить штрафы. «Одним и тем же мусорным баком пользуются несколько собственников, – объяснял Чарли, имея в виду контейнеры в кондоминиумах и в переулках позади ресторанов. – Выписываешь кому-нибудь квитанцию, а он говорит: "Это не мы. Мы уходили в десять вечера, и контейнер мы заперли. Докажите, что он был не заперт, когда мы уходили"».
По закону мусорные компании Аспена должны присваивать каждому контейнеру для мусора и компоста уникальный номер и вести базу данных, где указывалось бы, какое лицо или предприятие несет ответственность за надлежащее использование этих контейнеров и кто будет платить штраф в противном случае. В Аспене работают пять предприятий по утилизации отходов, и ни одно из них такой базы данных не ведет. (Сноумасс вывозит мусор самостоятельно. Кроме того, Тина Уайт не побрезгует залезть в контейнер и перетряхнуть мусорные мешки на предмет конвертов с именами и адресами. Она слышала, как люди называют их с Лорен «медвежьими сучками».)
О таких вещах читаешь снова и снова, когда речь заходит о поселениях, пытающихся перейти на противомедвежьи контейнеры. Вообще говоря, мусорные компании крайне озабочены собственной прибылью, а вот благополучием медведей интересуются очень мало. Контейнеры должны подходить к подъемникам мусоровозов, а это значит, что кроме стоимости самого контейнера придется потратиться еще и на покупку новых мусоровозов или на переоборудование старых, и в любом случае это деньги, которые компании предпочли бы сэкономить. Кроме того, на вызовы встревоженных граждан отвечают одни люди, законы пишут другие, а мусорными компаниями руководят третьи. Это одна большая вонючая помойка.
Прочесывая переулки днем, Брэк заглянул под крышку мусорного бака, на котором красовалась надпись: Только картон. На дне валялись картошка фри, оливка и несколько выжатых половинок лимона. Согласно муниципальному кодексу, баки для перерабатываемого мусора необязательно должны быть противомедвежьими, запираться на замок или вообще закрываться, и люди часто выбрасывают туда пакеты с пищевыми отходами. Дополнительные проблемы возникают, когда собственники сдают жилье отдыхающим, которых либо не просветили насчет мусорного закона, либо они ничего не запомнили, либо им все равно.