– Сядь вон там, пожалуйста, – заметил пастор. – Это кресло мне не нравится, не жалко, если промокнет.
Кира послушно села в кресло с пестрой обивкой в турецких огурцах. Уютная гостиная пасторского дома тоже была заставлена странной мебелью – и современной, и антикварной. В камине гудел огонь, тепло проникало под вымокшие джинсы и футболку. Киру перестало так трясти. Пастор забрал у нее куртку и повесил у камина сушиться.
– Джон Эдидж, – представился он, – но все зовут меня просто Эдидж. Где-то тут была аптечка. Посиди минутку спокойно.
С этими словами он вышел в дверь на противоположном конце комнаты.
– Спасибо, – сказала Кира, глядя ему в спину. Она уже поблагодарила пастора, когда он выпустил ее из шкафа, но ей все казалось, что этого мало. – И мне жаль, что вам пришлось солгать из-за меня.
– О, об этом не переживай. – Судя по звяканью тарелок, ее спаситель находился на кухне. – Даже если мы закроем глаза на то, что предательство – куда больший грех, я не солгал. Я лишь сказал, что никого не видел между тем, как вернулся домой, и тем, как открыл дверь.
Он вернулся с дымящейся миской в одной руке и белым ящичком в другой. Миску он сунул Кире, и она поняла, что это и был источник пряного аромата, пропитавшего весь дом. Это было нечто вроде жаркого, и Кира вдруг поняла, что голодна как волк. Она отправила в рот полную ложку обожглась, и тут же зачерпнула следующую.
– Удачно, что ты зашла именно сегодня. – Эдидж подтащил к ней деревянный стул и открыл белый ящичек. – Обычно я готовлю жаркое только раз в неделю. Если бы ты пришла вчера, на ужин были бы разогретые полуфабрикаты.
Кира застыла, не донеся ложку до рта.
– Я не хотела лишать вас еды…
– Не говори глупостей. – Пастор поправил очки и прищурился, пытаясь разобрать инструкцию на флакончике антисептика. – В мои должностные обязанности входит кормить бедняков, а в нашем городе вряд ли найдется кто-нибудь достаточно нищий для этого. Так что сойдешь ты.
Кира засмеялась. Она чувствовала себя неловко и не понимала, как пастор может оставаться таким благодушным и веселым.
– Ну-с, приступим. – Он вытряхнул из упаковки ватный шарик и плеснул на него антисептик. – Наверное, будет больно. Опыт подсказывает мне, что от всяких медицинских штук всегда так бывает. Тот человек говорил неправду, верно?
Когда пастор прижал вату к ее коже, чуть ниже линии роста волос, Кира постаралась не дернуться.
– Да. По крайней мере я так думаю. Я ничего не помню.
– У тебя потеря памяти?
– Видимо.
– Хм-м. – Промокнув ссадину несколько раз, пастор бросил ватный шарик в огонь и начал искать в аптечке бинты. – Что ж, я тебя никогда не видел, значит, ты не из Блайти. Городок крошечный, в таком не скроешься, все друг друга знают. И это может быть как проклятием, так и благом. Может, ты из Бродмедоу? Это в двадцати минутах езды отсюда.
Кира пожала плечами.
– Это название ничего мне не говорит.
Эдидж нахмурился, разматывая бинт.
– Боюсь, я понятия не имею, что делаю. Наверное, стоит вызвать доктора.
– Нет, у вас прекрасно получается, – эти слова вырвались у Киры сами собой. Импульсивная, бессознательная ее часть была уверена, что следует избегать больниц и всего с ними связанного. – Уже и не болит. Просто забинтуйте, и все будет в порядке.
– М-м… – Кажется, Эдидж ей не поверил, но все-таки наклонился и стал бинтовать ей голову. – Не могу сказать, что расстроен. Доктор Келси немного… Кхм, в Писании сказано, что врагов следует возлюбить. Ну, я уверен, что никого не люблю больше, чем доктора Келси.
Он закончил перевязку.
– Как ощущения?
– Отлично.
Бинт отсырел из-за влажных волос, повязка едва держалась, но Кира не собиралась жаловаться.
– Что ж, полагаю, теперь нужно понять, что с тобой делать. – Эдидж закрыл аптечку и указал на миску в руках Киры, напоминая о том, что ей нужно поесть. – Ты хоть что-нибудь помнишь? Свою фамилию или, может быть, имя друга?
Кира напрягла память – дошла до момента, когда очнулась на поляне, но дальше была только пустота.
«Мозг, ну давай. У тебя же всего одна задача».
– Простите…
Пастор пожал плечами, словно не видел в этом никакой проблемы.
– Что ж, можешь переночевать здесь, только пообещай не обокрасть меня и не убить во сне. Постелим тебе на диване. Завтра, если ты ничего не вспомнишь, я попробую что-нибудь узнать в городе.
Кира перевела взгляд с миски жаркого на теплый камин, затем на пастора. Он был невероятно щедр по отношению к ней, и простой благодарности за это казалось мало, однако у Киры больше ничего не было.
– Большое спасибо, – снова сказала она.
Пастор лишь отмахнулся, выходя из комнаты.
– Вечер оказался таким захватывающим. Приятное разнообразие. Я поищу запасные одеяла.
За стенами дома гремел гром. Стояла темная ночь, отражения далеких огней города складывались в сияющую мозаику на мокром стекле. Сердце Киры сжалось от тревоги.
У нее не было никаких воспоминаний о своей жизни, но подсознание продолжало подбрасывать крошечные подсказки.
«Дождь – это хорошо, – говорило оно. – Дождь смоет следы. Если тебя найдут, будет плохо. Ты не хочешь знать, на что способны эти люди».
Она повернулась к пастору. Тот рылся в шкафу, вполголоса ругаясь, когда из одеял выпадала очередная мертвая моль.
«Они убьют его, если найдут меня здесь».
Аппетит тут же пропал, Кира уронила ложку. Эдидж проявил к ней больше доброты, чем она могла надеяться. Она не простит себе, если он пострадает из-за нее. Или если с ним произойдет что-нибудь еще хуже.
– М-м… А нет ли другого места, где я могла бы переночевать? Сарай или что-нибудь в этом роде, подальше отсюда?
Пастор обернулся и вопросительно поднял брови.
– Вдруг они вернутся. Мне будет спокойнее, если я спрячусь получше. – Кира старалась говорить правду, но так, чтобы пастор не догадался, насколько мрачный оборот приняли ее мысли.
Он задумался.
– Стены в церкви совсем не держат тепло. Ты там замерзнешь насмерть… О, придумал. За кладбищем есть домик смотрителя. Пустует с тех пор, как в прошлом году скончался Петерсон, благослови Господь его душу… Но там есть кровать и камин. И крыс, думаю, не больше обычного. Подойдет?
Кире очень хотелось узнать, сколько именно крыс подразумевало «не больше обычного», но привередничать не приходилось.
– Идеально!
– Тогда доедай, и я тебя отведу.
Она принялась доедать жаркое, Эдидж вернулся на кухню. Кира слышала, как он роется в ящиках. Он вернулся с большим ржавым кольцом, на котором болтался ключ.
– Я все. – Кира отставила миску и схватила со стула все еще мокрую куртку.
Мысль, что ее присутствие подвергает старика опасности, засела в ее голове. Что-то подсказывало ей: странные незнакомцы быстро обыщут окрестности и просто так не сдадутся.
Эдидж снова подвел ее к шкафу в прихожей и вытащил оттуда пару плотных плащей и два зонтика.
– Люди постоянно забывают их в церкви, – пояснил он, протягивая Кире плащ и зонт. – Я храню их, но эти вещи ждут своих хозяев уже почти год, так что, думаю, ничего страшного не случится, если мы их позаимствуем. Готова?
Странно было надевать плащ поверх мокрой одежды, но Кира ответила:
– Готова.
Толстые стены пасторского дома заглушали все звуки, но как только дверь открылась, шторм снова обрушился на них. Ливень будто смеялся над якобы непромокаемыми плащами. Ожидая, пока пастор закроет дверь, Кира огляделась. Она высматривала любое, самое незаметное движение, ожидала в любую секунду увидеть наблюдателей, но сквозь стену дождя ничего не было видно.
– Сюда! – Эдиджу пришлось перекрикивать дождь.
Кира осторожно шла за ним, стараясь не слишком отставать – боялась потерять пастора из виду. Размокшая земля с чавканьем засасывала ботинки, ветер сбивал с ног, пока они брели к кладбищу, через которое Кира шла меньше часа назад. Из тумана выступали темные от влаги надгробия. На кладбище, казалось, властвовал хаос, традиционные могильные камни не хотели уступать место замысловатым скульптурам ангелов и высоким фигурам в капюшонах. Кира настороженно вглядывалась, готовая увидеть блеск в их глазах. Туман, танцуя под дождем, клубился вокруг надгробий. Он коснулся щек Киры, и по коже у нее побежали мурашки.
– Вон там, впереди! – крикнул Эдидж, и перед ними действительно показалась небольшая постройка на краю леса. Кира подумала, что наверняка промчалась мимо нее, когда бежала к дому пастора.
В домике было всего две или три комнаты. Остроконечная крыша была покрыта темными неровными пластинами шифера, одну стену целиком заплела виноградная лоза. Окна были слепые, холодные, дом выглядел заброшенным – одинокая лачуга вдали от цивилизации, окруженная с одной стороны лесом, с другой – кладбищенским садом.
Эдидж навалился на дверь, вставил ключ в замок и с трудом его повернул. Дверные петли заскрежетали, и они ввалились в сухую комнату, которая даже казалась уютной по сравнению с бушевавшей снаружи непогодой.
– Как я уже сказал, захватывающий вечерок! – Эдидж захлопнул дверь и снял плащ. Кира невольно восхитилась тем, что пастор все еще сохранял согревающий все вокруг оптимизм. – Посмотрим… Здесь должно быть электричество… Ага.
Он повернул выключатель, вспыхнул золотистый свет. Кира тоже сняла плащ и огляделась. Внутри оказалась только одна комната, выполнявшая функции спальни, кухни, столовой и гостиной. Дверь в задней части дома вела, судя по всему, в ванную.
Хватило бы десяти шагов, чтобы пройти из конца в конец комнаты, однако Кира неожиданно почувствовала, что ей здесь уютно. Узкая кровать у левой стены была застелена лоскутным одеялом, в кухонном уголке она увидела плиту и чайник.
– Разведем огонь, чтобы ты не околела тут до смерти. – Эдидж обогнул кресло и подошел к камину. – Обогревателя, боюсь, нет, но в шкафу, вон там, должны лежать запасные одеяла.
– Тут я уже сама справлюсь. – Кира взяла ведро с растопкой из рук пастора. Дождевая вода стекала с ее плеч на большой ковер посреди комнаты, и Кира отступила назад, на дощатый пол. – Спасибо вам огромное. За все.
– Я помогу тебе устроиться, – с энтузиазмом объявил пастор. – Мне не трудно, правда.
Кира заставила себя улыбнуться.
– Честно говоря, мне бы очень хотелось снять мокрую одежду…
Это было правдой лишь наполовину. Кира дрожала от холода, но гораздо важнее было убедиться, что обман пастора не будет раскрыт. Если Эдидж уйдет прямо сейчас, гроза смоет его следы. И лучше бы ему поторопиться, ведь неизвестно, сколько еще она продлится.
– О! О, конечно. Тогда я тебя оставлю. – Эдидж снял плащ с крючка, стряхнул с него воду. – Если что-то понадобится, ты помнишь, где меня найти. А завтра посмотрим, смогу ли я узнать что-нибудь в городе. Доброй ночи, Кира.
– Спасибо, отче.
– Не отче, а отец или преподобный. Ты промахнулась с конфессией[1], – бодро отозвался тот и вышел.
Дождь тут же хлынул на порог и словно обнял пастора. Кира шагнула к окну, прижалась лбом к холодному стеклу и стала смотреть, как ее неожиданно обретенный друг идет через кладбище. Клочья тумана цеплялись за его сутулую фигуру, словно призраки, хватали его за плащ. Пять шагов – и он растворился в ночи.
«Что ж, надеюсь, теперь он в безопасности…»
Оставшись одна, Кира заметила, как тихо в домике. Дождь все барабанил по крыше, деревянные столбы скрипели, но стены комнаты надежно защищали ее от бури, бушевавшей снаружи.
Кира отошла от окна и посмотрела на свои руки. Как и в лесу, они казались ей очень знакомыми и совершенно неузнаваемыми. Кира глубоко вздохнула и сжала кулаки.
– Ладно. Время выяснить, кто ты, черт возьми, такая.