Перед уходом я установила жучки в квартире Насти – на случай, если за время нашего отсутствия неведомый преступник снова наведается в квартиру Ленской. Настя не видела моих манипуляций – она была в своей комнате, собиралась. Когда она вышла в коридор, я зашла к ней в комнату и быстро установила прослушку так, чтобы устройство фиксировало, что происходит в помещении.
До научно-исследовательского института мы добрались довольно быстро – сейчас пробок на улице было гораздо меньше, чем утром. Успели приехать заранее, часы показывали пятнадцать минут первого.
Пока мы ехали, Насте написала ее подруга Маша. Она сообщила, что сможет приехать к Насте в пять часов вечера, до этого будет занята на работе. Маше нужно было заполнять документацию, а, по словам Загорной, дело это весьма хлопотное и нудное, занимает много времени. Про себя я подумала, что пока все складывается как нельзя лучше – мы успеем и с Егором поговорить, и с Марией встретиться.
Нижневолжский научно-исследовательский институт геологии и геофизики находился напротив Театральной площади. Здание было четырехэтажным и вытянутым в длину.
Я припарковала машину на стоянке неподалеку, и вместе с Настей мы прошли к центральному входу института.
На входе дежурил охранник, который потребовал предъявить документы и записал в журнал цель нашего визита. Видимо, его уже предупредили о том, что в научно-исследовательский институт приедут журналисты. Охранник сказал нам подняться на четвертый этаж, где в четыреста третьей лаборатории трудился Косенкин.
В здании имелся лифт, которым мы и воспользовались. Стены в научно-исследовательском институте были выкрашены в белый цвет, из-за чего коридор казался стерильным и очень просторным. По пути к лаборатории мы не встретили ни одного человека, создавалось впечатление, что институт совершенно пуст.
– Какое-то странное здание, – тихо проговорила Настя. – Я думала, что в научно-исследовательском институте полно людей в белых халатах, которые в коридоре обсуждают свои научные разработки…
– Скорее всего, все эти люди в белых халатах сидят в своих лабораториях и проводят исследования, – поделилась я своими соображениями. – Наверняка они одержимы своими разработками, вот и корпят целыми днями над ними…
– У нас в редакции обычно гвалт стоит, – заметила Настя. – Все разговаривают, пьют кофе с пирожными, бегают на перекур. Но мы не бездельничаем, просто многие любят отвлекаться…
– Ну, художественные редакторы, судя по всему, народ творческий, вот им и не сидится на одном месте, – произнесла я. – Другое дело – ученые. Мне как-то приходилось общаться со светилами науки, могу сказать, они целиком погружены в свой научный мир и совершенно не хотят из него выныривать в реальную жизнь.
Мы подошли к двери, на которой висела табличка: «Лаборатория 403». Я посмотрела на часы – двадцать пять минут первого. Надеюсь, Косенкин не станет возражать, если мы зайдем на пять минут раньше условленного времени.
Я постучала в дверь, но ответа не последовало. Лаборатория была не заперта; я толкнула дверь, и мы с Настей зашли в помещение.
Лаборатория оказалась светлой, с белыми стенами. Похоже, тут все было выкрашено в белый цвет, прямо не научно-исследовательский институт, а какая-то операционная. На окне висели белые жалюзи, рядом с окном располагался стол с огромным количеством разнообразных приборов, из которых я смогла узнать только микроскоп.
Глядя в этот самый микроскоп, за столом сидел седоволосый человек в белом халате. Мужчина даже не посмотрел на нас – он был полностью поглощен своим занятием. В микроскоп он разглядывал какой-то камень, с виду не представляющий ничего особенного. Чем невзрачный булыжник так заинтересовал мужчину, оказалось загадкой. Видимо, артефакт все-таки представлял для геолога определенную ценность, раз он так пристально изучал его.
– Егор Иннокентьевич? – нарушила я молчание. – Простите, что отрываю вас от важного дела, но мы с вами договаривались об интервью…
– Да-да, подождите, – не оборачиваясь, проговорил Косенкин.
Делать нечего – пришлось нам с Настей стоять и ждать, пока ученый не налюбуется на свой камень.
Наконец Егор Иннокентьевич соизволил оторваться от своего чрезвычайно важного занятия и повернулся к нам. Это был худощавый человек с лицом, покрытым морщинами, выглядел он гораздо старше своего возраста. Только синие глаза за очками казались молодыми и выдавали умного, внимательного человека.
– Мне сказали, что журналисты хотят взять у меня интервью, – проговорил Егор Иннокентьевич. – Признаюсь, я был удивлен, в научно-исследовательский институт пресса не заходит. Другое дело – полевые работы, там журналистов пруд пруди… Я даже не знаю, о чем вам рассказывать, могу, конечно, рассказать про свои исследования, но мои изыскания интересны лишь узкому кругу читателей.
– Вы правы, научные термины обычный человек вряд ли поймет, – кивнула я. – Я собираюсь написать статью о том, чем занимается научно-исследовательский институт, а также рассказать о сотрудниках, которые здесь работают. Читателям интересен прежде всего рассказ о конкретном человеке – что его интересует, почему он выбрал занятие геологией, в чем, если можно так выразиться, он черпает вдохновение…
– Ну да, примерно так я и представлял нашу беседу, – согласился Косенкин. – Вы будете допытываться от меня, как я провожу свое время, сколько у меня было романов на стороне и как я развлекаюсь в экспедициях. Увы, вынужден вас разочаровать, милые барышни, жизнь я веду чрезвычайно скучную, семья у меня обычная, интриг на стороне никогда не заводил, а в экспедициях занимаюсь исключительно своими прямыми обязанностями – добываю образцы, которые имеют ценность с точки зрения науки. Возможно, вы выбрали не того человека для интервьюирования, на вашем месте я расспрашивал бы кого-нибудь помоложе…
– Нет-нет, вы нас вполне устраиваете! – заверила я Косенкина. – Вы не будете возражать, если моя коллега будет фотографировать?
– Нет, снимайте, сколько душе угодно, – милостиво разрешил мужчина. – Позвольте узнать, как к вам обращаться, милые барышни!
– Меня зовут Евгения, а фотографа Анастасия, – проговорила я. – Мы являемся корреспондентами газеты «Тарасовские известия», как только выйдет статья о научно-исследовательском институте, мы непременно отдадим вам несколько экземпляров номера! Егор Иннокентьевич, расскажите вкратце о вашей деятельности!
– Что ж, с чего бы начать… – задумался Косенкин. – Вы наверняка знаете, что в нашей стране в течение долгого времени усилиями геологической службы были выявлены почти все рудные месторождения, залегающие на поверхности или на большой глубине. В настоящее время геологи решают задачу поисков руд на больших глубинах, а также под мощным чехлом перекрывающих отложений, и поэтому поверхностное геохимическое опробование по вторичным и первичным ореолам…
Минут пятнадцать светило науки грузил нас всевозможными терминами и замысловатыми фразами, а мы с Настей усиленно изображали журналистскую деятельность. То есть я делала пометки в своем блокноте (я решила «по старинке» записывать за Косенкиным его речь, чтобы геолог наверняка поверил в нашу легенду), а Ленская фотографировала Егора на свой телефон. Вскоре наши головы окончательно разболелись от малопонятных фраз, я поняла, что пора бы остановить Косенкина, иначе мы так и не узнаем ничего полезного для расследования.
Дождавшись, когда мужчина на секунду прервет свой монолог, я быстро проговорила:
– Егор Иннокентьевич, несомненно, вы проделали огромную работу! Ваши исследования очень важны для науки, но мне очень интересно, как вы умудряетесь совмещать работу и личную жизнь. У вас наверняка есть семья, дети?
– Да, я счастливо женат на моей обожаемой супруге Людмиле. У нас двое взрослых детей, Петр и Жанна. Жанна оканчивает последний курс Тарасовского государственного университета, отличница, идет на красный диплом. Словом, у меня замечательная семья, можно сказать жизнь сложилась…
– Ваш брат Александр тоже геолог? – задала я новый вопрос.
– Нет, мой брат, царствие ему небесное, занимался бизнесом. Мы мало с ним общались – сказывалось отсутствие общих интересов и целей в жизни. Увы, когда Саша погиб, я даже не смог попасть к нему на похороны – находился в экспедиции.
– Вы совсем не поддерживали отношения с братом? – удивилась я.
– Говорю же вам, когда мы окончили школу, то поступили в разные учебные заведения, – проговорил Косенкин. – Я – на геологический, Саша – на юридический. В восемнадцать лет брат стал жить отдельно, снимал квартиру. Ему так было удобно. Потом наши родители умерли, и наше общение с Сашей окончательно прекратилось. Брат женился, я тоже завел семью… Вот, собственно, и все.