Варламов, приподняв бровки, смотрел на молодого человека и молчал.
– Ну как? Похожа? – не утерпел Шахов, подтолкнув Левона поближе к режиссеру. Парень одернул свитер, пригладил волосы и чуть приподнял подбородок, замерев в позе статуи Зои Космодемьянской, что в деревне Петрищево. Иван Аркадьевич откашлялся, снял очечки, протер и снова нацепил на нос.
– Он – не женщина, – тактично намекнул Варламов.
– Женщина, не женщина, – разозлился Шахов. – Какая, на фиг, разница? Подключите уже ваше хваленое креативное воображение! Смотрите внимательнее! Он – просто копия Сю! – Шахов схватил Левона за подбородок и повернул его влево, потом вправо, чтобы режиссер смог как следует рассмотреть его профиль.
– Действительно похож, только…
– Не занудничайте, – оборвал режиссера Шахов. – А ну, Левон, пройдись! Покажи дяде-режиссеру, на что ты способен. – Так как Левон продолжал изображать монумент, Сергей отпихнул парня от себя, и тот неуклюже засеменил по комнате, неприлично вихляя бедрами.
– Кошмар, – заключил Варламов.
– Научим! – оптимистично заявил Сергей. – А по поводу лица не волнуйтесь. В лице ведь что главное – нос! Остальное доведем до совершенства. Пара уколов в губы… Все рассосется потом! – успокоил он Левона, вознамерившегося хлопнуться в обморок. – Легкий татуаж, брови пощиплем, эпиляцию сделаем… – доктор скользнул по своему протеже взглядом и уточнил: – Везде. – Левон снова покачнулся, Сергей его придержал. – Ну, и химическую завивку, у Сю волосы вьются, у него прямые, не крутить же ему космы на бигуди каждый день? Правда, Левон? Зачем нам трепанатор? Не нужен нам никакой трепанатор, обойдемся, – обратился он к парню, и тот обреченно кивнул. Загадочное слово действовало на Левона магическим образом. Женщиной горячему армянскому парню быть претило, о чем он заявил Шахову еще в клинике, но вступать в контакт с инструментом, которого в природе не существовало, пугало Леву гораздо больше.
Варламов молчал.
– Грудь сделать – тоже не проблема, – радостно продолжил уговоры Шахов. – У меня клинике отличные имплантаты…
– Нет! – закричал Левон, и крик его разнесся по дому эхом.
– В лифчик их вставим! – успокоил Сергей, похлопав Леву по плечу.
– В лифчик?.. – Левон беспомощно посмотрел на свою грудь, приложил к ней ладони, застонал и выругался по-армянски.
– Непрофессиональный актер! Мужик! Тьфу! – Иван Аркадьевич выругался по матери и скривил такую рожу, что Шахова тоже непроизвольно передернуло. – Никогда принципиально не снимал мужиков в роли баб, – пробурчал он. – Все гениальные фильмы на эту тему уже сняли, ловить здесь совершенно нечего.
– При чем тут фильмы? – Шахов закатил глаза к потолку. – Мы же не голливудскую комедию «В джазе только девушки!» снимаем! Нам клон Ксении Копыловой нужен, а не Дастин Хоффман!
– Дастин Хоффман снимался в фильме «Тутси», – влез в беседу Левон.
– Заткнись! – хором попросили мужчины. Левон обиженно засопел и потопал к окну.
– Видели! – оживился Шахов, невежливо тыча пальцем в сторону Левона. – Он даже ходит и двигается, как Сю, когда задницей не крутит. Рост, фигура, телосложение. Ну совершенно такая же клюшка, как и Копылова.
– Попрошу не оскорблять! – вякнул Лева, споткнувшись на ровном месте и размахивая руками для равновесия.
– Во! – поднял указательный палец Шахов. – Манеры – один в один. Да что я вас уговариваю! – махнул он рукой и уселся на диван рядом с Варламовым.
– Еще раз пройдись, – попросил режиссер. Выглядел он все еще недовольным, но в глазах появился проблеск интереса. Левон неуверенно вышел на середину гостиной и застыл. – Подобралась и пошла, – скомандовал режиссер.
– Тебе еще надо ноги во время ходьбы чуть кривить, – дополнил комментарии Варламова Сергей. – У Сю такие ноги, что… Боюсь, даже лыжный костюм положение не спасет.
– Ну, двигай ластами, – поторопил Варламов. Левон состроил недовольную физиономию и поплыл в сторону выхода из комнаты.
– Опять задницей крутишь, как шалава! Подобралась, я сказал! – заорал Варламов.
– Ноги скриви, идиот! – завопил Шахов. – Криви ноги, я сказал!
Левон попытался сделать из ног колесо, прошел пару шагов, запутался и чуть не рухнул на пол. Похож он был при этом на пьяного орангутанга, а вовсе не на бизнес-леди.
– Подберись, зад не отклячивай! Пузо в себя!
– Ноги колесом сделай!
– Плечи опусти!
– Да не смотри ты на ноги, подбородок выше!
– Зачем губу отвесил? Все подбери! – Иван Аркадьевич не сдержался и запулил в Левона подушкой с дивана.
– Сами ходите! – завопил Левон, пнув подушку ногой в сторону Ивана Аркадьевича.
– Наконец-то! Садись, пять, – улыбнулся Варламов. – Запомни, женщина, которую ты будешь изображать, – это мужик в юбке, а не кисейная барышня. Она харизматичная личность, у нее в подчинении тысячи человек, большинство – мужчины, и она всех их строит. А ты размазался соплей по паркету. Так дело не пойдет, чтобы изобразить достоверно эту женщину, тебе надо изнутри стать сильнее. Она только с виду неловкая, а внутри – кремень. Понял? – Левон коротко кивнул. – Ладно, завтра купим тебе бабские шмотки, обувь и аксессуары, так легче будет в образ вжиться. А сейчас, Левон, садись в кресло перед телевизором. Кино смотреть будешь, – распорядился Иван Аркадьевич и нажал на пульт. Шахов почему-то вздрогнул, глядя на экран. Вот, оказывается, чем Иван Аркадьевич занимался, пока Сергей пропадал на работе: он пас Сю и снимал ее на видео. Надо заметить, что кадры вышли очень профессиональные. Сю выходит из дома, садится за руль машины, крупным планом видно ее лицо, мимика. Сю едет на работу, пакуется у своего офиса, выходит из машины, разговаривает с каким-то мужчиной на стоянке, судя по мимике, ругает его. Сю в магазине, примеряет обувь, прохаживается у зеркала, садится на пуф, вытянув ножку, разглядывает туфельку. Сю в кафе, задумчиво пьет кофе, курит дамскую трубку и пролистывает журнал. Снято через окно, сквозь приоткрытые жалюзи. Сю в офисе, сидит за столом, видно только ее профиль, на носу очки, она то грызет карандаш, то чешет им голову, то пометки какие-то делает. Кажется, он погорячился, притащив Левона домой. Такое неповторимое создание, как Сю, изобразить невозможно. Сергей посмотрел на парня, тот снова, отвесив губу, пялился в экран, пожирая Ксюшу глазами.
– Мы и правда с ней очень похожи, – с удивлением отметил Левон. – Только она такая… Такая… необычная. Не, мне никогда не стать такой же, как она, – добавил он с сожалением.
– Придется, – жестко сказал Варламов.
– Мы тебе поможем, – мягко сказал Сергей, а сам подумал, что так и есть: такой, как Сю стать невозможно, как ни старайся, она уникальна.
Кассету с кадрами из жизни Сю прокрутили раз тридцать, Варламов дал отбой, но Левон так увлекся, что забрал у него пульт и упрямо гонял эпизоды, делал паузы, шевелил мускулатурой лица, пытаясь воссоздать мимику Копыловой, вставал и репетировал походку. Выглядело это со стороны ужасно. Иван Аркадьевич долго морщился, не выдержал и направился в кухню. Сергей потянулся следом, прикидывая, что сварганить на ужин из замороженных полуфабрикатов. В супермаркет по дороге с работы Шахов, конечно же, забыл заехать, и ему даже стыдно стало перед гением кинематографа – заморил его голодом, болезного. Оказалось, Варламов сам позаботился о провианте. Когда Сергей вошел в кухню, Иван Аркадьевич деловито метал из холодильника на стол какие-то свертки. От аппетитных запахов у Шахова закружилась голова: окорок, буженинка, сыр, колбаска, рыбка по имени севрюжка, севрюжечка любимая, сосиски венские, сосиски баварские, хлеб, свежий, с хрустящей корочкой, масло сливочное… Варламов грохнул в раковину кастрюльку, налил воды и поставил ее на огонь. Засуетился у разделочного стола, грамотно нарезая деликатесы и хлеб и раскладывая их на тарелки. Какой же славный, оказывается, он – режиссер, просто гений, подумал Шахов и сглотнул слюну.
– Жениться вам надо. Живете, как беспризорник, – с усмешкой сказал Иван Аркадьевич.
– Обойдусь как-нибудь без ваших советов, – буркнул Сергей. – В наше время жена вовсе не обязательна, достаточно иметь помощницу по хозяйству, она обходится дешевле.
– Что ж не заведете? – полюбопытствовал Варламов.
– Почему это? Есть у меня помощница, она просто в отпуске, – соврал Шахов, чтобы наглый Варламов от него отвязался. Не объяснять же ему, что у Сергея с некоторых пор аллергия на женщин, а на тружениц этой профессии – вдвойне. Катенька, первая его помощница, статная брюнетка с горячим взором, приехавшая когда-то покорять столицу из Молдовы, в дом к Сергею попала по рекомендации знакомых, которые уезжали за рубеж. За дело она взялась с азартом, холостяцкое жилище засияло чистотой и заблагоухало аппетитными ароматами домашней выпечки. Шахов балдел, наслаждаясь уютом, вкусными домашними обедами, выглаженными рубашками и хрустящим постельным бельем. Освоившись, Катенька вдруг переключилась на него, решив Сергея захомутать. Забавно было наблюдать, как она пытается поймать его в ловушку. Наивная искусительница не предполагала, что все эти женские штучки он выучил уже наизусть и видит представительниц слабого пола насквозь. Катенька к тому же работала топорно, с каждым днем ее макияж становился ярче, укорачивалась длина юбки, углублялось декольте и взгляд приобретал призывную томность. Наблюдать за ее перевоплощениями можно было бы и дольше, если бы Катя не забыла о главном: оплетая его своей паутиной, она уже не утруждала себя снимать реальную паутину со стен. В общем, хорошей была Катя девочкой, но пришлось с ней расстаться.
Потом была Анна Вениаминовна, строгая, как училка французского, предмет, который Сергей в школе так и не одолел: оторопь брала от одного вида преподавательницы, и все выученные слова вылетали из головы. Анна Вениаминовна походила на училку не только по характеру, но и внешне: очкастая, худая, с балетной осанкой, лебединой шеей и аккуратным пучком – классический образец домработницы из хороших домов Лондона. На ее чопорность Сергей и повелся. После возомнившей о себе Катерины, донимавшей его своими приставаниями, Анна Владимировна казалась ему идеалом домработницы. Он решил, что такая мамзель исправно будет выполнять свои обязанности и не станет лезть к нему в койку. Так и вышло, охмурить его Анна Вениаминовна не пыталась, у нее, кажется, и органа такого, отвечающего за женское начало, не имелось. Все вышло гораздо хуже: не успев смахнуть пыль и паутину с мебелей, оставленную Катенькой на прощанье, она начала учить Сергея хорошим манерам и превратила его жизнь в кошмар. «Стакан следует ставить на подстаканник. Грязные носки не следует разбрасывать по квартире, тем более в гостиной. Я не слышала, чтобы вы вымыли руки после туалета, вымойте немедленно. Кухня предназначена для приготовления еды, принимать пищу следует в столовой», – ровным, убийственно-холодным голосом наставляла она несчастного Шахова. И он почему-то терпел! Анна Вениаминовна сумела каким-то немыслимым образом подчинить его свой власти, в ее присутствии он робел и безропотно выполнял все команды. С каждым днем Анна Вениаминовна все больше и больше наседала на него со своими наставлениями, она повелевала надевать к ужину рубашку, а по утрам галстук, напоминала ненавязчиво, что всегда следует говорить «спасибо», «пожалуйста», «будьте добры», «приятного аппетита», «очень вкусно», «спокойной ночи» и «доброе утро». В одно такое доброе-предоброе утро, солнечное и благостное, когда в саду пели птички и жужжали пчелки, Сергей Владимирович снял со своей шеи галстук, надел его на лебединую шею Анны Вениаминовны и крепко затянул. Боже, как она визжала, не без удовольствия вспомнил Шахов и покосился на Варламова. Галстука у него при себе не было, но с каким наслаждением он сейчас придушил бы режиссера! У Ивана Аркадьевича была поразительная способность портить ему настроение. Одно радовало, что режиссер решил поесть перед сном. Может, не будет шляться ночью по дому и мешать ему спать, с надеждой подумал Сергей.
Ужинали в кухне, за небольшим столом, без всяких церемоний, накрахмаленных скатерок и особой сервировки – с тех пор как Шахов простился с последней домработницей, он принципиально не желал есть в столовой. Варламов тоже не утруждался этикетом. Из гостиной подтянулся Левон, смотреть на него было неудобно, он, не переставая, гримасничал, репетируя роль, и Сергею приходилось себя постоянно одергивать, потому что он несколько раз поймал себя на том, что непроизвольно копирует рожи Левона. И у Варламова тот же рефлекс срабатывал. Если бы сейчас их снимали на пленку, то кадры получились бы феерические – трое дебилов за одним столом.
Сосисок Варламов не пожалел, все, что купил, сварил, и теперь они дымились в большом блюде на столе, посыпанные за каким– то хреном укропом. Эстет, блин, выругался Шахов. Укроп Сергей терпеть не мог, приходилось теперь тщательно счищать ножом ненавистную траву с каждой сосиски перед тем, как отправить ее в рот. Главное, сам Варламов к сосискам даже не притронулся! Режиссер гонял по тарелки помидорчик черри и ковырял вилкой кусок ветчины.
– А что вы так мало кушаете? Ешьте, Иван Аркадьевич, – обеспокоено подбадривал Сергей Варламова, подлец лишь кивал и продолжал с маниакальной увлеченностью волтузить томат по тарелке. Левон, напротив, с аппетитом наворачивал одну сосиску за другой и трескал их с такой скоростью, что Шахов за ним не поспевал.
– Когда нервничаю, ем много, – поймав взгляд Сергея, объяснил Лева, и воткнул вилку в последнюю сосиску. Сосиска брызнула соком в физиономию Шахова. Сережа вытер лицо салфеткой и поспешно вылетел из-за стола, чтобы избежать искушения воткнуть нож в жадную руку Левона.
Спать Сергей отправился в подавленном состоянии: мало того, что сам толком не поел, накормить до отвала гадкого режиссера и уложить его баиньки не получилось, Варламов лишь перекусил, выпил крепкий кофе и уселся в гостиной смотреть телевизор. Левона он определил на втором этаже, в комнате для гостей, рядом со своей спальней. Варламов гостевал на первом, в комнатушке, которую Шахов предназначал для прислуги. Гостевые помещения Ивану Аркадьевичу не приглянулись.
В окно заглядывала полная луна. Полнолуние на мозги Шахова действовало не самым лучшим образом. В это время Сергей всегда чувствовал необъяснимую тревогу и в то же время душевный подъем. Он даже стихи пытался писать однажды, нелепые…
Скоро осень, Листья бросил Давно уж дворник подметать, Они желтеют и опять Летят, С деревьев опадая. Листва седая…
Это он сочинил, когда лень дорожки было мести, сидел в беседке с метлой, смотрел на луну и фигней страдал. Сегодня луна вновь пробивала его на стихоплетство. Рифмы какие-то дурацкие лезли в голову:»кровь – любовь – морковь», но закрывать гардины было лень, так и смотрел он на желтый насмешливый диск, отражавшийся в зеркале шкафа. В памяти снова всплыла Сю, та далекая и недоступная Сю из прошлого, ее загадочные поцелуи со шкафом, разноцветные зайчики на ее лице во время дискотеки на выпускном балу, сладкий запах ее волос. Шахов уже пожалел, что ввязался в эту авантюру. Что он знал об этом мальчишке, который явился к нему в клинику, – ничего не знал, кроме имени. В нелепый рассказ о долгах он категорически не верил, но возврата назад не было, не мог он подвести Сю. Сергею хотелось вернуть Сю молодость. Конечно, он не волшебник, но сделает все возможное, чтобы продлить этому необыкновенному экзотическому цветку жизнь. Операцию он проведет перед Новым годом и бесплатно – это будет подарком Ксюше. Настроение улучшилось, на душе стало легко, и Сергей Владимирович не заметил, как провалился в глубокий сон. Проснулся он странного шороха: кто-то дергал ручку двери в его комнату. Сергей сел на постели – дверь распахнулась, и пороге возник Левон. Лицо его было отрешенным, глаза в серебристом свете луны казались стеклянными.
– Парень, ты, кажется, дверью слегка ошибся, – попытался пошутить Шахов. Выражение лица Левона не изменилось, он молча вошел в комнату и направился прямиком к кровати Сергея, в левой руке его что-то блеснуло.
– А что это у нас в руке, Левушка? – откашлялся Сергей Владимирович.
– Трепанатор, – прошептал Левон и поднял над головой столовый нож.